Форум » » Весеннее обострение 2010 » Ответить
Весеннее обострение 2010
Мавря: Первый в истории форума челлендж торжественно объявляется открытым! С основными правилами можно ещё раз ознакомиться вот здесь. Напоминаю, что на выполнение заявки у вас есть всего 24 часа. Ключевыми словами может служить всё, что угодно: перечень прилагательных, набор существительных, фраза, которую вы хотите услышать в фанфе и тыды. Будьте внимательны при выборе следующего участника феста - по мере выполнения заявок ники из списка будут вычёркиваться, дважды называть одного и того же человека нельзя. Всё выполненное выкладываем сюда. Пожалуйста, обратите внимание на примечания к никам, чтобы избежать дальнейших недоразумений и заминок. [more] 1. Мавря 2. Io 3. Сволочь_ТМ 4. Деймос 5. Melaris 6. Тёмная 7. DarkSu 8. Дж 9. Петра 10. Estel 11. Varg Laiano 12. Хельг 13. Леди Иверна Пристегните ремни, господа, стартуем! Итак, первая заявка для Io: пейринг - ВК/СМ, ключевые слова - "Сделай что-нибудь.." Второй виток. 1. Io 2. Тёмная 3. Петра 4. Леди Иверна 5. Estel 6. DarkSu 7. Melaris [/more] Хотят писать: 1. Estel 2. Melaris 3. Io 4. Тёмная - мучить после 02.06 5. DarkSu- не мурчить с 04.06 по 07.06 6. Amano 7. Петра Все материалы, представленные в данном разделе не подлежат копированию и несанкционированному с авторами распространению. При выявлении подобных случаев, к нарушившим будут применены меры административного характера. Kipelove.borda
Ответов - 60, стр:
1 2 All
Io: почему я почему ты почему небо дома мосты почему дань почему блажь почему ветер дожди кураж почему март почему май почему украл душу мою отдай почему тишь почему ночь почему выгнан за двери прочь почему ты почему я почему реки земля моря почему жизнь почему смерть почему я должен все еще верить? Огонь лениво перебрался из основного костра на поленце, подброшенное Сычом. Вторую ночь мы коротали на открытом воздухе, и он был необычайно свеж и чист. Погода стояла пронзительная, какая бывает обыкновенно лишь в преддверии мая. По ночам еще прихватывает морозец, но дни раскрашиваются замечательным хрустальным блеском, и нет сил, оторвать взгляд от красоты нового мира. Природа быстро отвоевывает у человека покинутые города, пепелища деревень и разрушенные переправы через реки. Еще каких-нибудь двадцать лет и едва ли что-то останется от асфальтированных дорог, железнодорожного полотна, и огромных мостов. Без банального человеческого фактора быстро приходят в упадок здания, ветшают металлоконструкции, ржавеет арматура в железобетонных сооружениях. Иногда мне кажется, что в том, в довоенном времени мы не смогли найти никаких следов высокоразвитых цивилизаций оттого, что плоды их трудов просто рассыпались в пыль. А что найдут археологи после нас? Разве что груды пластиковых бутылок. Сыч греет ладони над костром, ни столько потому, что холодно, скорее, из привычки, из желания показать мне и себе, что вот он очаг. Я улыбаюсь, закуривая самокрутку. Дурной табак нынче в Новом Вавилоне, но куда деваться? Это называется полузабытым словом «бартер». Мы им оружие, они нам медикаменты, табак и ткани. Караваны уходят почти каждую неделю, и с каждым разом путь их становится все опаснее. Если с радиацией, так или иначе, научились справляться, да и следов осталось не так уж и много, можно при желании избегать облучения, то с биологическим оружием все было гораздо хуже. Порожденные им монстры, с зачатками интеллекта, разбрелись по окрестным лесам. Флора с каждым годом наступала на новые города, сжимая оставшихся в живых плотным кольцом безысходности. Если нас и породила природа, она нас и поглотит, третьего не дано. Что заставляло нас все еще трепыхаться? Инстинкт выжить, во что бы то ни стало? Иногда мне казалось, что вовсе нет. Скорее интерес. Интересно же узнать, а что будет дальше? Последняя Война удалась на славу. Что я еще могу сказать? - Мне иногда кажется, что огонь – это все-таки подарок богов, - философствует Сыч, - люди бы явно не додумались до такого. - Может и так, - соглашаюсь я, - где эти чертовы боги? - Ты все еще надеешься, что нас спасут летающие тарелки? - Ну, надо же мне во что-то верить. Я ухмыльнулся, обозревая окрестности. Автомат на коленях, чашка травяного отвара слева. Уже очень скоро на дороги, которую прорубали с таким трудом в этих зарослях, должен появиться караван. Мы встретим его, сопроводим до Нового Вавилона, и снова вернемся на исходные позиции. Но разве мы могли представить, что… - Спасайся, кто может, могильщики напали! – истошный вопль караванщика, прорезал наше относительно спокойствие точно горячий нож масло. В одно движение Сыч оказался на своей позиции, за импровизированным бруствером, припав к прицелу пулемета. Эта схема была отработана до мелочей, я ломанулся вперед, по одному встречая людей, подгоняя торговцев и мирных жителей: - Быстрее, вашу мать! Могильщики передвигались быстро. За один прыжок, эти существа, вероятно, бывшие когда-то людьми, могли преодолеть расстояние до четырех метров. Время дорого, черт побери. За спиной заработал пулемет. Пошла волна… Подхватив поперек туловища какого-то сухонького старичка, я ломанулся обратно. Большего для этого каравана я сделать не мог. Все кто, мог держать оружие в руках -получили его, у некоторых была собственная пневматика. Фигня, на мой взгляд, но лучше уж так, чем совсем ничего. Длинноногие, покрытые жидкой шерстью твари, с уродливыми мордами, и цепкими передними конечностями, рычали и бросались на, не успевших укрыться, людей. Свое прозвище они получили оттого, что использовали теплокровных не только в пищу, но и зарывали в землю, где в этой питательной среде выводили свое потомство. Больше всего им от чего-то нравились люди. Первую волну мы отогнали. Потери каравана были ощутимые, почти тридцать процентов полезного груза и двадцать – людского ресурса. Но жизнь дороже. С разведгруппой мы забрали несколько телег. Мужчинам пришлось самим тащить их, поскольку лошади были убиты, а дизель поврежден. Из одной повозки был извлечен огнемет. Я понимал, как нелегко далось это решение руководителю каравана. Новому Вавилону нелегко отбиваться от стай расплодившихся шакалов и прочей нежити, и огнемет предназначался именно Новому Вавилону, однако, когда жизнь висит на волоске - выбирать не приходится. Вторая волна могильщиков была смятенна стеной огня. Твари отступили, жалобно воя. Сыч поднялся из-за станка пулемета. Пот градом, скулы обожжены пороховыми газами. - Надо снимать точку, - отдышавшись, заключает он, - переносить еще ближе к городу. А сейчас вызывать дизель, там ест раненые. Я кивнул. Это было верное решение. Дизель пришел через полчаса. Людей эвакуировали, а мы остались с комендантом на разбор полетов. Обвинить нас формально было не в чем, да Галицкий и не обвинял, но в глазах его светился упрек, скорее даже не за людей, за дизель и за огнемет. Но он не сказал нам ни одного слова порицания. Добровольцев на рубежи сейчас днем с огнем не сыщешь, а людьми командир не разбрасывался. Пока переносили укрепления, складывали валы из мешков с песком, пока перевозили противотанковые ежи, прошел день. Измотанные в конец мы отправились В хижину на окраине леса. Люди боялись селиться так близко к опасным местам, а мы знали, что хищников отпугивает кислотное озеро в километре отсюда, а, кроме того, заминированные подходы к жилью обеспечивают относительно спокойные ночи. Большинству тварей достаточно запаха пороха и металла. Может, мы просто успокаиваем себя, а может мы выбрали медленное самоубийство, или русскую рулетку. Словом такое вот житие. Конечно, была и другая причина, но мы предпочитали ее не афишировать… Наедине мы могли позволить себе настоящие имена. В государстве двоих… было все так же, как в прежние времена… или почти так же… Армейские комбезы отправлялись на дезактивацию, а проще говоря, в полуавтоматическую стирку. Старый дизель генератор жалобно всхрюкнул и затарахтел, давая нам столь дефицитное электричество. Сыч поставил какую-то пластинку в радиолу. Негромко мурлыкала мелодия из детства. - К чему мы пришли, Сережа? - как обычно вздохнул Кипелов, вытирая грязь и копоть с лица. Я флегматично пожал плечами, растирая затекшие ноги. Валера долго и тщательно приводит себя в порядок, он верит в то, что пока не канули в лету нормы морали и нормы личной гигиены человечество не обречено. Я посмеиваюсь, каждый верит во что-то свое. Я чищу амуницию. Завтра – выходной, при условии, что ничего не случится. Когда я заканчиваю с оружием, Валера насильно запихивает меня в ванну. Громко сказано, конечно. Он смешно ругается, стаскивая с меня пропахший потом и гарью тельник, который немедленно отправляется в стирку, вместе со всем бельем. Жесткая мочалка вгрызается в кожу… и я уже сижу смирный, мурлыкающий, покорно терпя все эти «пытки». Кипелов ругается на меня, и в довершение ко всему протирает мелкие ранки спиртом, приговаривая что-то вроде «сума сошел что ли! Надо было сразу обработать». Он прекрасно понимает, что все это лишь попытка изобразить ту… Прежнюю жизнь. Но, когда мы забираемся под одеяло, чистые и вкусно пахнущие, я обнимаю его, и понимаю, как же я на самом деле устал. Перед глазами кровавая пелена сегодняшнего боя, но я стараюсь прогнать дурное воспоминание. Лера целует меня, шепча: - Сделай что-нибудь… что-нибудь хорошее… волшебное… Я улыбаюсь, приподымаясь на локтях, заглядываю в его серые глаза, похожие на драгоценные камни. - За твою улыбку, можно убить… - шепчет он. Я чувствую, как мои скулы тронул румянец… мне приятно и стыдно. Мне хочется отвести взгляд, но я не отвожу. Одним движением Лера роняет меня на себя, и смеясь, покрывает поцелуями мое лицо. Я отвечаю, целуя его тонкие губы, чувствуя, как искры пробегают по моему хребту…
Io: прошу пардона, тогда у меня заявка для DarkSu пейринг Манякин/Голованов; ключевой предмет - занавески
DarkSu: "Занавески робко колыхались На весеннем влажном сквозняке. Мы друг в друге больше не нуждались, Пистолет я сжал в своей руке..." Валерий читал текст, который принёс ему похмельный Голованов, и брови его всё поднимались. Наконец, он дочитал. Возникла пауза. Гитарист замер в ожидании вердикта и даже перестал распространять вокруг себя перегар. - Слушай, ну ничего так, но вот знаешь... Занавески? Почему занавески? Вообще, причём тут они? - в кипеловском голосе сквозило некоторое недоумение, но ему был более удивителен сам факт, что гулящий гитарюк с надутыми губами избалованного ребёнка внезапно оказался способен к стихосложению. - Лерсаныч, ничего вы не понимаете. Это ж самое главное! - Андрей обречённо махнул рукой и стал нервно шарить по карманам в поисках зажигалки. Он не стал говорить Кипелову, что стихи написаны по следам реальных событий. Да и, спрашивается, как? Признаться, что второй герой истории -- не женщина? В этом уже не было смысла. Накануне они с Маней расстались. И эти чёртовы занавески. Голованов вспомнил, как сквозь них столько раз просвечивал силуэт курящего поутру барабанщика. Как они срывали эти занавески с карниза, неудачно прислоняясь к окну в порыве страсти. Как вместе вешали их обратно, кроя матом ветхую ткань и расшатавшийся стул, на котором приходилось стоять. В конце концов, они и покупали их вместе, ещё тогда, в самом начале. И вот, стоя у этих самых идиотских белых занавесок в красный цветочек, Маня посмел заявить ему, что пора с этим кончать. Это шокировало. И Андрей его чуть не пристрелил, истерично размахивая травматикой, как в дешёвой мелодраме отечественного розлива. Травматика. Травма. Trauma. Лишённое смысла бытие, поставленные под вопрос основы их личного мироздания, нагромождения обидных слов -- целая театральная драма, развернувшаяся на фоне тех самых дебильных ситцевых занавесок. - Надо что-то делать, - пробормотал Голованов, заработав сочувственный взгляд Саныча. - Езжай-ка ты домой, проспись. Никакого толку от тебя сегодня, - заботливо проворчал Кипелов, наливая себе ещё чая. - Вот и поеду, - буркнул Андрей и, что характерно, поехал. Войдя в квартиру, он обнаружил на кухонном столе увесистый свёрток. На этот раз они были синие и шёлковые. "Давай начнём сначала" - гласила записка. Зажав под мышкой новые занавески, Голованов пошёл в комнату, другой рукой ища в мобильном контакт на букву "М". Маня. Мания. So many nights. И стоило, наверное, вставить новое оконное стекло.
Сволочь_ТМ: Володя сидел на пеньке в глухом лесу, с бутылкой "Джеймисона" в руках. Пригревало солнышко, легкий осенний – или весенний - ветерок развевал легкие седоватые Володины кудри, а голубое небо отражалось в таких же голубых очах Холста, и эта голубизна перетекала из неба - в глаза, из глаз – в небо… В Володино бедро тепло и глубоко дышали – рядом с пнем притулился Алик, уложивший голову на ногу Холста и занавесив ее волосами. В руке Алик крепко, несмотря на сон, сжимал еще одну бутылку. Наверное, все же была весна – пели птицы… Глухой лес представлял собой лесополосу между трассой и дачами, донельзя заросшую всякой дрязгой и захламленную остатками жизнедеятельности местного и проезжего населения. Но здесь было тихо, дураков лезть в бурелом не находилось, – и Володя ловил минутки тишины и спокойствия. Вздремнуть бы – но он боялся, что снова вернутся кошмары. А спать хотелось – но как уснуть, если сразу же начнется бесконечное и дурное аниме? И все же он набрался смелости, сделал большой глоток виски, уткнулся в затылок Алика, обняв того, вновь ощутив под рукой тонкие, почти птичьи косточки, и закрыл глаза… И тут же закрутилось сумасшедшее кино, словно он запил вискарем солидную дозу димедрола… *Художественное отступление: далее будет флафф, PWP, ангст, NC-21, мордобития, нецензурщина, розовые сопли в шоколаде, - подумайте, оно вам надо? Ах, да, есчо всяческий антураж – кто не знает, мы фетишисты. Может, лучше взять книжку Джейн Остин "Гордость и предубеждения"? Или почитать произведения сестер Бронте? Так или иначе, я вас предупредил…да и просто – кто же слопает столько Виагры? И еще – не надо напоминать аффтару, что секс в парилке, равно как на пляже, кухонном столе или в стоге сене – это чертовски некомфортно…* И тут же перед глазами Володи закрутилось сумасшедшее кино… "Что же это такое происходит-то, а?” – говорил себе Холст ясным субботним утром, сооружая на завтрак яичницу и надеясь принять пищу в тишине и спокойствии. На Володе был уютный желтый фартук в красную ромашку, белая майка, шлепки и домашние шорты. Он уже успел ликвидировать на кухне последствия вчерашнего разгула и крепко надеялся, что остальные участники встречи еще долго не очухаются. Кухня для Холста была святилищем, которое должно сверкать, радовать порядком и запахами. Сегодняшним утром про порядок следовало забыть, а уж вонища-то.... Но Холсту было не привыкать, поэтому уже через пару часов кафельный пол блестел, вымытая посуда заняла привычные места, запах разлитого спиртного и прокисшей закуси сменился запахом свежемолотого и свежесваренного кофе. Дело было даже и не в этой конкретном дне. А в том, что после тотального примирения всех со всеми уютная дача Холста почему-то вдруг превратилась в проходной двор. Здесь постоянно торчали какие-то родственнички из разросшегося арийского семейства, и было их столько, что даже запоминать было лениво. Половина новоприобретенных родичей едва вышла из младшего дошкольного возраста, и с ними Володя общался с трудом – уж слишком они отличались от него. Он вообще не понимал, чего они здесь делают. “Медом, что ль, у меня намазано? Нет, приезжают, какие-то деликатесы с выпивкой притаскивают. В рот смотрят – будто я чего-нибудь умное скажу.. . Ага, и берут… Охотно так и без комплексов. Все. Что кавказская гурия Мавра, что киповская пионерия. Интересно, а мавровские-то детки, хоть и помельче, пожалуй, поумелее будут. Учитель, однако, еще тот…” …Как говорится, не поминай черта…. Ну, или в данном случае, беса… Только Вова поднес к губам полупрозрачную фарфоровую чашечку крепчайшего кофию с корицей и кардамоном, как на пороге возник Рыжий. Видавший разнообразные виды и ко всему привычный Холст подавился бутербродом.(с красной икрой). Вместо кепки на голове Мавра был тюрбан, скрученный из павлопосадской шали, черной, в красных и зеленых огурцах. Морда синела щетиной, под одним глазом радужно сиял фингал, с другой стороны лица по щеке протянулись три длинные параллельные царапины. Наряду Рыжего мог позавидовать… Нет, не могу придумать народность или социальный слой, представитель которого мог бы носить что-либо подобное. Знаменитая маечка а-ля “возьмите меня семеро” была разорвана почти до пупа, и было видно, что шея и грудь, кроме приевшихся всем татуировок, украшены еще и бесчисленным количеством ссадин и засосов. Джинсы пестрели пятнами всех цветов и размеров. Но и это было еще не самое удивительное. Больше всего шокировало Володю амбре, сопровождавшее Рыжего. Прежде всего, в сложном и трудноразпознаваемом букете ароматов запах алкоголя выделялся лишь слегка. Из чего Холст заключил, что Серега все же за рулем. Остальные компоненты... Он осторожно принюхался… Несомненно, трава, иначе чего ж глазки такие шалые. И, видимо, в большом количестве, неадекватность налицо. Запах дезодоранта пополам с крепким запахом пота и курева. Запах грязных мужицких штанов, которые носят, не снимая, и в которых неделю спят, не раздеваясь. И... Последний запах перебивал все. Запах секса... Крепкий такой… Многократный. - Серега, ты откуда такой? Маврик с размаху уселся на старинный стульчик с выгнутой спинкой, чуть не развалив его. (Холст в сердцах про себя крякнул: “Блять, осторожно, антиквариат ведь!!!). Закурил, трясущимися руками поднеся ко рту сигарету, и захихикал. - Мы с Кипом заебали друг дружку... - В смысле? – не въехал Холст. - За-е-ба-ли…. Вот… - Рыжий не то горделиво, не то обескураженно махнул рукой, показывая на себя. - Я… это… Ищу… Ты моих музыкантов не видел? - Твоих музыкантов? – Холст заржал, несмотря на то, что явление обкуренного Мавра поломало ему весь кайф от утреннего вкушения кофе. – Твои музыканты спят у меня. В гостиной. Будешь будить? Мавр затянулся и начал хавать фразу, сказанную ему Володей. Тот, в свою очередь, тоже поймал за хвост какую-то мысль и решил ее подумать. Получилось следующее: - А где Валерка? Мавр почесал щетину на щеке, попробовал сымитировать мыслительный процесс и внезапно хлопнул себя по лбу. - Точно!!! Он в машине. Голый! - Как голый? – не понял Холст. - Да голый, и все. Мы с ним трахались-трахались… потом я понял, что мне надо… это… ребят найти… я его в простыню завернул, в машину сунул… ну, и поехали… - Так, а он чего – пьяный, что ли? – не понял Холст, представив картину маслом: в центре города один мужык чисто синяковской наружности спускает по лестнице второго, завернутого в простыню. - Не, чего там – пьяный… - возмутился Мавр. – Покурили мы с ним – было дело… Сам я выпил, да… Но – немножко… А Валерка…Че я, чокнутый – его поить. Мне же его гвардия все выд-д-дающиеся.. эти… части тела, да… поотрывает. Я ему пить не дал… А потом - говорю же – заебал я его!!! Холст представил себе степень этого “покурили”, ‘немножко выпил” и “заебал”, тяжко вздохнул, встал со стула и поперся к машине. На заднем сиденье лежало тело, завернутое в пятнистую простыню. - Ты что, его угробил? – встревоженно спросил Володя, протискиваясь в машину и хватая Валерку за руку, чтобы найти пульс. Этого он не сумел сделать – руки Кипа были скованы наручниками. Холст откинул волосы с Киповской шеи и нащупал сосуд. Пульс был слабый, но ровный. Маврик стоял с машиной, покачиваясь и глупо хихикая. - Заебал…. заебал… все-таки я его… - тихо приговаривал он. Володя вылез из машины, по ходу отвесил Мавру оплеуху - то ли пытаясь привести в чувство, то ли в качестве компенсации за заебанного Кипа. - Че стоишь, идиот, – рявкнул он на Сергея. – Хочешь, чтоб Валерка загнулся? Надо его в дом затащить да в себя привести. Подгоняя Мавра затрещинами и пинками, он кое-как выволок Валерку из машины. При этом грязная тряпка, бывшая в прошлой жизни простыней, не один раз свалилась на землю, и то, что при этом открывалось взору Холста, оптимизма не вызывало. Количество синяков и царапин на Кипе было примерно таким же, как и у Мавра, и, так же как и Мавр, он был перепачкан всякой гадостью и отнюдь не благоухал. …- Нет-нет, не надо на кухню, - встревоженно говорил Холст, когда они вдвоем перли Валерку в дом. Он не мог смириться с тем, что благолепие на его пищеблоке щас вновь будет разрушено. - Давай лучше к твоим ребятам, а? Мавр возмутился, гордо выпрямился и чуть не уронил Валерку прямо на ступени. - Ты что!!! Ты что!!! Там же дети, - зашипел он на Володю. – Что они подумают? Холст заржал и, в свою очередь, тоже чуть не уронил Кипа. - Твои детки тренированные. Им даже думать не придется, они все поймут и оценят с первого взгляда… Но, впрочем, што это я… Слушай, а ты ему (он кивнул на Валерку) ничего смертельно не травмировал, а? Чего он у нас в руках, как кукла, болтается? Мавр встревожено поглядел на тело у себя в руках и неуверенно заметил: - Не, он спит…Наверное… Я того… В машину его затаскивал – он меня пидором обзывал… И потом еще… того… матерился….Почти до сюда… Общими усилиями они дотащили Валерку до гостевой комнаты и уложили на большой разложенный диван, с одного края которого виднелась странная кучка с торчащими руками, ногами, головами, волосами и прочими принадлежностями, частично закрытая одеялами. Уложив Валерку, Холст попытался сосчитать конечности, но не смог – то у него получалось семь рук, то две головы, то восемь жоп. - Так, Серый, сиди тут, а я пойду баню топись, - тоном, не терпящим возражений, сказал Холст. – Уж больно вы оба засранные. - Мы за-за-за… заебанные, вот, - снова заявил было гордо Мавр, но продолжить фразу не успел - послышались громовые удары в дверь, частично, по всей вероятности, ногами... *** - … где эта сука?!!!!!!!!! Убью, нах, об стену размажу…. – Славка тяжело дышал, словно только что пробежал марафонскую дистанцию. С двух сторон на нем висели Лешка и Андрюшка, тормозя и удерживая гитариста от попадания в тюрягу. - Э-э-э…… Сопснааа….- Холст находился в растерянности. – Тебе, Славик, которую надо? – спросил Володя, как ему показалось, вежливо и доброжелательно. Славик решил, что над ним издеваются. Он резко стряхнул с себя прилипал и ломанулся мимо Холста в гостиную. Но не успел. Потому что Володя подставил ему подножку, и Славка, споткнувшись, влетел головой прямо в дверной косяк, после чего растянулся на полу, слегка не доехав до дивана, на котором, как известно, отдыхали Кип, Мавр и мелкие мавровские дети. Володя посмотрел на натюрморт (а как еще назвать картину, на которой явно живые отсутствуют?), повернулся к нему спиной и воззрился на Леху с Андрюхой. - Так, ребята, у меня дел по горло, - тихим спокойным голосом сказал Володя. – Поэтому живо оба-два – топить баню. Быстра-а-аа!!! Лешка с Андрюшкой от испугу сглотнули слюни, причем Лешка подавился и закашлялся, синхронно повернулись и, слегка застрявши в дверях, потопали к бане. А Холст вернулся в гостиную. С момента его ухода там ничего не изменилось, за исключением того, что сидя рядом с диваном, дрых Мавр, а в нескольких шагах от него валялся Славка. “Ну, вот только трупов мне не хватало, - с досадой подумал Холст. – Неизвестно еще, что с Валеркой, а тут еще вот этот…Валерка!!! Блин!!!” Он опустился на диван рядом с Кипом и начал осматривать его, отыскивая повреждения, опасные для жизни. Таковых вроде не наблюдалось, но вот наручники нужно было снять, и как можно скорее – под ними виднелись кровавые ссадины. И руки начали распухать. Володя опустился на колени рядом с Мавром, приподнял того и похлопал по щекам. Серега открыл глаза, щурясь, хлопая ресницами и глупо улыбаясь. - Где ключи? - Ка-ка-кие к-к-ключи? А, Володька.... Приве-е-е-е-т… - Мавр расплылся в улыбке до ушей. Холст, не долго думая, отвесил ему затрещину покрепче. - Чем наручники на Валерке застегивал? - А, ключи….. – не переставая лыбиться, как будто засветили не ему, протянул Мавр. – Слушай… Они…В машине, на брелке... Холст отшвырнул Мавра, поднялся и торопливо пошел к выходной двери. Вернувшись с ключами, он снял с Валерки наручники и сокрушенно покачал головой. В ближайший месяц Кип не сможет выйти из дома без напульсников. И вообще… До этого момента Володя действовал, действовал и старался не допускать эмоций, но вид истерзанных Валеркиных запястий стал для него последней каплей. Он встал с дивана, осторожно взял Валерку на руки, предварительно замотав все в ту же простынь, и, крепко пнув Мавра, потащил Кипа в баню, в надежде, что там тот придет в себя. … Он тащил Валерку через двор, прижимая к себе его теплое тело... Утыкаясь носом в валеркины волосы… Не обращая внимания на запахи травы, пота и спермы, валеркиной и… этого…, которыми Кип пропитался, казалось, насквозь. Володя думал, что он мог бы так нести Кипа тысячи километров. Лишь бы… лишь бы… Андрюшка выскочил на крыльцо бани и, увидев Володю, распахнул пошире дверь. Холст затащил Валерку сразу в парилку, гаркнул на Лешку – полотенце давай, тормоз! - и аккуратно уложил Кипа на полок. По крайней мере, здесь было уже тепло, и Володя не боялся, что Валерка замерзнет в своей поганой тряпке. “Однако… все спит и спит… Может, у него все-таки что-то серьезно повреждено?” – еще раз подумал про себя Холст. Но нет, особой бледности у Валерки вроде не отмечалось, конечности были теплыми, а пульс - достаточно равномерным. Володя вздохнул, вышел в предбанник, разделся и , вернувшись в парилку, начал намыливать рукавичку, намереваясь отмыть Валерку до блеска. Он перевернул того на живот, провел мыльной рукавичкой по спине, до попы, - и вдруг отшвырнул мочалку, откинулся к стене и сцепил зубы. В голове стучало только одно: "Не мой... Не мой..." "Ну да, не мой..." - передразнил Холст свой внутренний голос. – Конечно, не мой… Что мне, теперь его грязным оставить? Мой, не мой….. Никогда не был моим… Ва-ле-роч-ка…" Подобрал мочалку, сполоснул, вновь намылил и начал осторожно и ласково тереть беззащитное валеркино тело… Проснувшийся Лефлер с удивлением озирал окрестности. Наткнувшись взглядом на Мавра, он просиял: - Шеф, и вы здесь? Что с вами, шеф? …. Невозможно удержаться и не поцеловать вот эту родинку… вот эту ссадинку… вот этот нежный изгиб поясницы. Целовать следы чужих засосов… Пока ты не пришел в себя… Откинув волосы вбок, приникнуть к шее, даже не поцелуем - просто прижаться... Осторожно уложить твою голову набок, полить теплой водой, взбить пену из шампуня – и, ковшик за ковшиком, смывать ее… … Наконец-то ты открыл глаза… - Володя?— одними губами, беззвучно. - Как ты? Живой? – шепотом, нежно гладя по волосам. - А… Где я? – ты скользишь взглядом по доскам, лампе над дверью, закопченной паутинке в углу… - Я не могу пошевелиться…. Что со мной? - Лежи уж… - чуть плещу из ковша на каменку. Вроде нагрелась. – Немножко попарю тебя, ладно? Выдержишь. Ты чуть поворачиваешься и вновь закрываешь глаза от слабости. - Что-то у меня все улетает… Как я сюда попал? Откуда? … Маврик?!!! – восстанавливая провалы в памяти, ты доходишь и до этого. И имя “Маврик” словно вздергивает тебя, усаживая на полок. Впрочем, ненадолго. Потому что твое лицо сразу же заливает синюшняя бледность и ты вновь опускаешься на полотенце. - … тошнит…. – не жалуешься, а так – немного удивленно. – И в глазах темнеет. Что со мной? Где Сережка? Ну что, ЧТО мне ответить тебе?!!! Что вы с Сережкой провели бурную ночь (а, может, и не одну…)? Что после травы и прочего тормозов у вас не осталось, и вы чуть не угробили друг друга (уж он-то тебя, точно, чуть не угробил)? КАК я скажу тебе все это, зная, что не буду услышан, а если и буду – все равно ничего не изменится? Вместо этого я говорю: - Перевернись-ка, спину я тебе уже отмыл, давай займемся животом... ... Родинка, еще одна, засос, две длинных параллельных царапины. Сосок, вокруг него – следы… От зубов? Он тебя укусил? А ты терпел? Или… не терпел, а стонал и бился в экстазе… И просил: еще… еще… Хорошо, что ты так слаб и не можешь приподняться… Не можешь повернуть головы и посмотреть на меня… Но, когда я дохожу до твоего … Я кладу мочалку на тебя и сажусь на скамейку, свешивая голову. - Володя.., - твой слабый голос. - Щас… Валер… подожди…, - сквозь зубы, едва переводя дыхание. - Володя… Если хочешь… Ну, не мучайся…, - шепот, почти шелест, виноватый прозрачный взгляд. - А… Как же Сергей? – это все, на что у меня хватает сил. Вместо ответа ты закрываешь глаза, раздвигаешь ноги, сгибая их в коленях, чуть выгибаешься. Только бы не сделать тебе больно… Ты кажешься таким хрупким в моих объятиях… … Оторвавшись от тебя, обнаруживаю, что в дверях стоит Лешка и… ну да, просто смотрит… Подлетаю к нему, хватаю за майку и издаю шип, как рассерженный Змей Горыныч: “Не дай бог, кому что – тебе не жить… Понял?” Лешка покорно кивает головой и спрашивает: - Одежду Валере принести? - Да! Да, ебтваю!!!... И еще… Кровать у меня в комнате… Постели… … Холст осторожно вытирал Валеру, когда вернулся Лешка с махровым халатом и дрожащим голосом сказал: - Володь… Там… Это… Славка с Серегой разборку устроили… - Так чего ты стоишь, бестолочь? – заорал Холст. – Хватай Андрюху – и бегите, вяжите их обоих, пока друг друга не поубивали… Лешка подхватился и сиганул через двор. А Володя продолжил неторопливо вытирать Кипа, надел на него халат. - Валер, встать сумеешь? - Попробую, - Валера приподнялся, сел. Лицо вновь побелело, но он закусил губу и, видимо, изо всех сил старался заставить себя двигаться. Володя глядел на него и внутренне матерился. “Щас бы уложить тебя в постель… Напоить крепким чаем, а, может, и накормить… Наверное, ты голодный..." - Давай, я донесу тебя до дому? – предложил Володя. И горько усмехнулся, когда Валера закусил губу и отрицательно покачал головой. - Я сам… Только… Помоги, если что… “Итак, главное, что нужно щас сделать – это затолкать Валерку в кровать… А потом будем разбираться с этими бойцовыми рыбками…” … А в доме творился балаган. … Володя таки дотащил Валеру до дому и осуществил свою мечту – уложил его в свою кровать и укрыл ватным одеялом. Правда, сделать это оказалось сложнее, чем он предполагал, - пришлось пробираться через зону боевых действий. Не совсем через нее - за пределы гостиной она не выходила, но все же рядом с ней. Володя даже порадовался, что Валерке настолько плохо, что он ни на что не обращает внимания. Но сам краем глаза заглянул в гостиную и увидел, что обе группы заняты делом – двое держат Славку, трое – Мавра, и все семеро матерятся, жестоко и бесцельно - концентрация нецензурщины в воздухе гостиной уже не позволяла новым словам пробиться до адресатов. … Поэтому Холст спокойно допер Кипа до койки, а потом спустился на кухню. Настроение у него слегка улучшилось, и он даже мурлыкал себе под нос какую-то чукотскую народную песню "сварю я детке какаО… детка выпьет - потолстеет... а эти пусть убьют друг друга… пусть не сразу и не на совсем… но щас сварю я детке какаО… все пусть нахуй пойдут… разберемся с ними потом…”. Правда, через какое-то время громкость разборки в гостиной сравнялась с ревом самолетного двигателя, и Володя, озаботившись тем, что они могут помешать отдыхать его драгоценному Кипу, пошел посмотреть, не пора ли принимать экстренные меры. … Мавр злобно смотрел на весь мир одним глазом. Тем, под которым у него был синяк. На руках у него висели Андрюшка и Ленечка, а Пашка обнимал Серегу за колени. Все вместе напоминало картину проводов на фронт главы семейства. Особенно трогательное впечатление производил Пашка в роли безутешной жены, валяющийся в ногах. … Со Славкой расправились весьма хитроумным способом. Лехе и Андрюхе удалось закатать его в диванное покрывало и как следует связать, так что теперь на диване сидело некое подобие мумии. … Володя вошел в гостиную, держа в одной руке ложку, в другой тряпку, и тихо сказал: - Старших надо слушаться. Поэтому все… все, я сказал, ептьтвоюмать!!! Слава.. Ты, ты!!! Ты тоже – “все”… Так вот, все берут вот ЭТО, - он ткнул рукой в сторону Мавра, - и несут отмывать… Отыметь? Кто сказал “отыметь”? Паша? Это – ваши внутригрупповые разборки… Если у тебя получится - отымей, хм... Но сначала – отмыть… *** … Наконец-то получилось спровадить всю честную компанию в баню и даже проследить, чтобы они не поубивали друг друга по дороге. Вернувшись на кухню, Володя начал создавать уют на небольшом подносе: кофейник, сахар, бутерброды, сливочник… Все это на салфетке…. Холст тихо млел от предоставившейся ему возможности. “Пусть все будет красиво,” – думал он, одновременно умиляясь и подхихикивая над собой. – “Как за барышней ухаживаю… Ну, и ладно... Капелька спокойствия и тишины никому не повредят... Тем более, такому психу, как Валерка…” Он поднялся к себе в комнату, открыл дверь, вошел, поставил поднос на стол… … Валерка сидел на кровати, прижавшись спиной к стене, и взгляд у него был совсем измученный. - Вот, Валер, кофе хочешь? – стараясь сохранять спокойствие и бодрость в голосе, спросил Володя. Валера завороженно смотрел, как тот наливает кофе, добавляет сливки, кладет сахар… - Курить хочу…, - сказал он. - Так кури, - не задумывась, разрешил Холст. - Нет. У тебя в комнате не буду. А вниз, наверное, не дотащусь, - Кип продолжал отслеживать все Володины движения.—А… Серега… Он где? – совсем тихо спросил Валера. Так, что Холст догадался о смысле вопроса только по движению губ. Володя присел на краешек кровати и почувствовал слабое шевеление – Валера инстинктивно сжался, словно отодвигаясь. “Не мой… Никогда не будешь”, – сердце у Холста защемило. Горечь, жалость, любовь... - Ты, это… Валер… Не волнуйся… Я их в баню отправил… Отмоются, сядем, поедим, выпьем… Все будет хорошо, Валер, не беспокойся… Вновь шевеление. Володя почувствовал прикосновение холодных пальцев к плечу, потом – внезапное тепло Валеркиного тела – тот отлепился от стены и прижался к спине Холста. - Ты… Ты чего, Валер? – не веря происходящему, тихо спросил Володя. – Ты с ума сошел? - Не-а… Я просто блядь, - шепнул Валерка ему в ухо, прихватывая губами мочку, скользя языком по завиткам. Холодные пальцы прокрались под кудри к шее и тихо гладили ложбинку вдоль позвоночника. - Да… Ты – действительно блядь, - то ли с усмешкой, то ли с восхищением сказал Холст, поворачиваясь, прижимая к стене, подминая под себя… Перевернуть ничком. Просунуть руки под живот. Приподнять бедра, наталкиваясь на твердую плоть. Заставить тебя приподняться и встать на колени. Одной рукой гладить тебя, обнажая краешек. Торопливо облизать пальцы второй руки и начать раздвигать сжатое колечко, которое сопротивляется... Дождаться, пока ты чуть расслабишься, и вдавиться, напирая, преодолевая преграду. Ты инстинктивно пытаешься вытянуться, но я вновь вздергиваю тебя на колени и продолжаю…. продолжаю давить… Помогаю себе пальцами. Ты молчишь, не издаешь ни звука. Поэтому я даже не вспоминаю о том, что тебе может быть больно. Головка твоего члена становится влажной, я отпускаю его и раздвигаю твою задницу уже двумя руками. Мышцы сопротивляются, а я – тороплюсь. Черт… Я понимаю, почему вы с Мавриком…Почему Серега чуть не убил тебя… Если ты и с ним такой же покорный, податливый… “Делай все, что хочешь…” Твое тело говорит мне – делай все, что хочешь… Если бы ты еще и вслух что-нибудь произнес… Но ты молчишь… Пытаешься ускользнуть. Я не дам тебе сделать этого. Ты не удерешь от меня. Обеими руками раздвинув, вставляю. Нажимаю. Проникаю… Ты вновь пытаешься освободиться, и я чуть не выпускаю тебя. Но удерживаю за бедра и в обратном движении со всего размаха прижимаю к себе, до упора. Вздрагиваешь, тихий сдавленный стон… Мои ладони соскальзываю с твоих бедер к тебе на живот, гладят тебя, аккуратно, слегка сжимая, один палец чуть проникает в дырочку. Мне хочется двигаться, но я терплю, твои мышцы охватывают твою плоть тугим кольцом. По твоему телу пробегает дрожь, я приникаю губами к твоей спине, ты изгибаешься. Еще немного – отпущенная стрела срывается с тетивы, мои ладони наполняются теплой массой, а твои мышцы пульсируют, и я кончаю, выстреливаю тугой струйкой, изо всех сил удерживаясь в выталкивающем меня пространстве. Шлепаюсь на тебя, прихватываю языком твое ухо… - Блядь, Валерка, какая же ты блядь..., - шепчу тебе в ушко. И еще что-то там – про любовь. Про то, что ты – мой единственный. И про то, что такого, как ты, нет и больше не будет… И наплевать, что тебе все равно… … Валера выполз из-под Холста, вновь сел, прислонившись к стенке. “Валерочка мой…” - Валер, и все-таки - давай выпьем кофе… Глядишь, и Маврик там отмоется…, - и поцелуй в голое родное плечико, со всеми его родинками, веснушками. “Да, мой хороший… Ты просто расплачиваешься со мной… Ты привык за все платить…Если бы… если бы я смог убедить тебя в своей бескорыстности… Еще тогда, в те времена. Но я поспешил, ах, какой же идиот, поспешил… Или… Наверное, я все равно не сумел бы тебя удержать. То, что произошло у вас с Серегой – было слишком…Какое бы слово подобрать? Сильным? Нет, не так. Крепким? Как неразбавленный спирт? Вот, нашелся эпитет – неотвратимым. Сама жизнь швырнула вас друг другу - в объятия ли, под ноги или на растерзание. И только через уйму времени ты понял, что Маврика можно любить, и нельзя не любить, - но верить ему нельзя, если хочешь остаться в живых, или хотя бы в относительно здравом рассудке. Теперь ты никому не веришь. Мне не веришь. И своему Маврику не веришь. И не удивлюсь, если окажется, что с ним ты тоже расплачиваешься. А ведь знаешь - это напрягает - когда не верят и когда тебе все время платят. Но, впрочем, о чем это я?” Ленька с Лефом сидели, развалясь, на лавочке в предбаннике. На второй лавочке, напротив, точно также развалясь, сидели Хорь, Голованов и Пашка. Все пятеро сосредоточенно поглощали запасы холодного пива, которым предусмотрительный Холст затарил холодильник, и прислушивались к звукам, доносившимся из парилки. … Шлеп, шлеп, шлеп… Еще сильнее – шлеп, шлеп, шлеп…. Мат, мат, мат…О-о, какой-то неописуемый шлеп!!! И мат, мат…. - Сука!!!... Пидор ебнутый!!!... Ненавижу!... Ненавижу!... - и изо всех сил - веником по этому ненавистному телу. - Убил бы, убил бы нахуй!!! – пытаюсь при каждом ударе выплеснуть свое отчаяние. А он лежит и не шевелится, словно я уже угробил его. Швыряю ковш кипятка на каменку, так, что уши в трубочку сворачиваются, цепляю веником с потолка пар и снова – по заднице, по ногам, по пояснице и плечам, твердя, как заклинание - убью, нахуй, убью! Задыхаюсь, всхлипываю, и продолжаю лупцевать его. Не могу видеть это – расцарапанная спина, синяки, следы от впивавшихся ногтей… Татуировка на лопатках и чуть ниже поясницы мелкой готической вязью… - Да уж… Убей, чтоб не мучился, и дело с концом, - глухо, уткнувшись в руки под головой. Он переворачивается на спину и невидящими глазами смотрит в потолок. По щеке сползает слеза... Сажусь на приступок перед полком, утыкаюсь головой в его бок. Чувствую, как его рука теребит мои волосы. - Не мучайся ты так... Оставь ты его в покое, а? Вскидываю голову, стряхивая его руку. - Оставить в покое?!!! Тебя же все равно не будет с ним. И что ему делать, что? Биться ночами головой о стены? Звать к себе блядей? Трава? Водка? Знаешь ж, что не поможет… - Ты…. Ты помогаешь? Опускаю голову. Нет. Конечно же, нет. Лишь чуть заглушаю тоску и даю возможность забыться, пусть и ненадолго. - Давай-ка я тебя еще попарю, - беру в руки веник, чуть поддаю. Слегка шлепаю тебя по груди и животу, второй рукой придерживаю ноги. … Шлеп, шлеп, шлеп… - А ты красивый, - почему-то мне остро захотелось сказать это ему. … – Знаешь, рыжий, ты очень красивый, - говорю тебе, кладу веник, провожу пальцами по дракоше, чуть наискосок спускаюсь по груди до живота и до ЕГО глаз. Такой отчаянности у меня никогда не будет – вот так – раз – и назло всем: смотрите! Любуйтесь! Моя рука скользит еще чуть дальше, натыкается на твою плоть… В голове крутится старый хит: “я люблю и ненавижу… тебя”. Ненавижу – ты причиняешь ему зло, делаешь ему больно, высасываешь из него жизнь. Если тебя нет рядом – он превращается в марионетку… Если ты рядом – он сходит с ума от нежности. Люблю тебя. Это тело – дарит ему радость, наслаждение, спокойствие. Счастье. Боготворю тебя. И его. Склоняюсь над тобой, целую тебя – в его глаза, поднимаюсь выше, выше, до шеи, подбородка, до обкусанных потрескавшихся губ. Томный темный взгляд. - Ты умеешь делать массаж? – едва разбираю шепот. – Спину клинит, сил моих нет… Под моими руками его поясница. С усилием мну ее, стараясь поставить позвонки на место. Спускаюсь ниже, по ложбинке меж ягодиц. Чуть раздвигаю, растягиваю... Наклоняюсь к уху, еще раз повторяю: - какой же ты красивый…можно? Ты, уткнувшись в сложенные под головой руки, чуть заметно киваешь. И я вжимаюсь в это тело… принадлежащее и дарящее радость другому… *** - Хочу курить. Дай мне что-нибудь надеть. - Халат? Отрицательное покачивание головы. - Рубашку какую-нибудь. Володя накинул ему на плечи рубашку, которая как раз доставала Валере до середины бедер. Валера закатал рукава, медленно сполз на край кровати, сел, наклонился, почти засунув голову между колен. - Что, голова кружится? - Ага. Ничего, щас пройдет. - Может, кофе? - Нет, курить. Где мои сигареты? Володя задумался. Наверное, в машине… Впрочем, на кухне есть чьи-то. - Пойдет? - Ага. Валера спускался по лестнице, осторожно, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Володя пытался страховать его сверху. Он, конечно, предпочел бы идти спереди, но разве сделаешь что-нибудь наперекор Валерке. Входная дверь с грох ...
Сволочь_ТМ: ... отом распахнулась, в коридор ввалилась толпа получивших банное удовольствие. Холст не успел и глазом моргнуть, как Валера молнией скатился по лестнице, скользнул по коридору и свернулся в комочек у ног почти голого Сергея, все одеяние которого состояло из полотенца, обернутого вокруг бедер. Тот сразу же опустился на колени и попытался приподнять Валеру. Менее опытный человек на месте Холста растерялся бы. А Володя лишь подумал: “Ну, и за что мне все это?” и быстро запихал всю толпу в гостиную, захлопнув за ними дверь. Обернувшись к Мавру и Валерке, Холст крякнул в досаде - как и следовало ожидать... Эти двое, поднявши друг друга с колен, сцепились так, словно решили превратиться в сиамских близнецов. Полотенце с бедер Сергея свалилось на пол, но он этого не замечал, впившись вампиром в Валеркину шею. Холст схватил каждого из них за загривок и зарычал: - Ну, гады…. Вы что, потерпеть не можете? Вон, марш на чердак – там матрас для гостей валяется… Валерка вывернулся из-под Холстовской руки и молча воззрился на него сияющими глазами. Тот не выдержал и в избытке чувств подарил дружескую затрещину Мавру. Серега отреагировал весьма странно: с видом мученика Себастьяна поднял очи горе и о чем-то задумался. Впрочем, Володя, не дал ему долго размышлять. Подобрав полотенце, он сунул его в руку заторможенному владельцу, развернул обоих и, слегка поколебавшись, влепил праздничного пенделя Мавру по голой заднице. - И смотри, не урони Валерку, - рявкнул Володя в качестве "последнего прости". Когда сладкая парочка удалилась на отведенный им чердак (что, между прочим, потребовало некоторого времени, потому что, шествуя через коридор, они так и норовили запутаться друг в друге), Холст отправился на кухню, думая одновременно о двух вещах: о том, чем накормить всю ораву и о том, что неплохо было бы обзавестись автогеном для подобных случаев. Пионэрский лагерь им. Брюса и Оззи расположился в гостиной. Володя, не заглядывая туда, отправился на кухню. Чего там смотреть – по доносящимся звукам и так было понятно, что ребята не скучают… -… Держи, держи его, блин!!! - А-а-а-а!!!! Ну не надо….. НУ, пожалуйста… - Надо-надо…… Ой, а что это тут у тебя, Леха? - … ребята… ой… ну… не.. на.. до… - задыхающийся голос Хорька. – Ай, ну не надо, - истерический смех, почти переходящий в визг, внезапно сменяющий воплем от боли… - Андрей…. Мне же больно.... Не надо!!!! Не надо!!! А-а-а!!! “Интересно, какого это Андрея он так умоляет?" - подумал Володя. - "Наверно, мавринского, Головастик хоть и извращенец, но не садюга… Пойти, спасти, что ли, Лешку?” Он все же вернулся в коридор и приоткрыл дверь гостиной, стараясь особо не вглядываться в происходящее. Не получилось – глаза непроизвольно фокусировались на голом Лефе в кружевном официантском фартучке и на украшении из взбитых сливок на животе Хорька, привязанного к столу. - Леф, ежели ты Лешку повредишь, - своим тихим, без эмоций, но отчетливо раздающимся в гостиной голосом сказал Холст, - я тебя собственноручно… не, собственноудно отымею… Понял? Во все дырки, включая среднее ухо. И придется Мавру нового вокалиста искать… Ну-ка, брысь… А вы чего все смотрите? Головастик, тебя это не касается? Хочешь безработным остаться? Где тебе Валерка другого басиста возьмет? Так, все сели спокойно на диван, включили телевизор - и смотрим мультики. Нет-нет, никакой порнухи... Все равно всем этим звездам вас не переплюнуть... Славка, а ты чего сидишь, как приклеенный? Неужели не можешь угомонить эту горячую кавказскую женщину? Ладно, я иду готовить завтрак, а вы чтоб у меня тут тихо сидели… Лешка, хватит всхлипывать… Подумаешь, девочку изнасиловали, невинности лишили, да? Да не держись ты за жопу за свою, заживет… До свадьбы, ха-ха-ха… Петрович отправился на кухню. Вслед за ним выскочил Славка. - Володя, давай, я помогу тебе… Холст повернулся, внимательно посмотрел на Славика. - Эх, бедолага… - проговорил он. – Ну пойдем, че с тобой сделаешь… На кухне оказалось, что Славка очень умело чистит картошку, крошит салат и заваривает чай. Но смотреть на него было больно – видно было, что все это старание только для того, чтобы заглушить то, что внутри. В какой-то момент Володя не выдержал. Он повесил полотенце, которым вытирал посуду, на крючок, подошел к Славке и обнял того сзади за плечи. - Не убивайся ты так, Славк, - шепнул Холст ему в ухо. – Все бесполезно. Ничего не сделаешь. И Славка опустил ножик, которым резал хлеб, на стол, повернулся к Володе и уткнулся тому в грудь. Холст ощутил, как Славка дрожит, видимо, пытаясь сдержать слезы. Петрович прижал Славкину голову к груди, гладя его по волосам. - Ничего, Слав, ничего… - Извини, Вов, не могу, - прошептал Славка. - Я тоже, - сказал Холст. – Ничего не поделаешь. Вот такая вот голосистая блядь. Общедоступная и недосягаемая. И сколько бы ты его не трахал, сколько бы не расстилался перед ним подстилкой – он не видит никого, кроме Рыжего. А ведь сладкий, правда, Слав? Славка кивнул, не поднимая головы. - Ладно, давай компашку кормить, - Володя отстранил от себя Славку и с удивлением ощутил, что тот вроде как сопротивляется… вроде как не хочет отлипать-то. “Забавненько,” – хмыкнул про себя Холст, но сделал вид, что ничего не заметил. Во время обеда Холст исподтишка разглядывал Киповского гитариста. А Славик, чувствуя на себе Володин взгляд, смущался и краснел… Это было так трогательно, что Холст все подливал и подливал себе напитков, пытаясь совместить удовольствие от выпивки и лицезрения прекрасного. В голове возникали фантазии… и в какой-то момент он потерял контроль. Все остальное всплывало в его памяти сумбурными обрывками, хаотичными и беспорядочными… … в сгущающемся алкогольном тумане кто-то появлялся и исчезал… … приперлись два странных мужика – один в кудрях и с американским прононсом, другой в дредах. При виде последнего Славик утер сопли и слезы и кинулся ему на шею прямо через стол, чем вызвал недовольство публики, кроме, пожалуй, Головастика – Андрюша Г. вытащил из шевелюры прилетевший соленый грибок, осторожно снял с него прилипший волос и с наслаждением закусил очередную дозу полезного продукта. Эта нечисть так бы и утащила Славика – Валере, сидящему на коленях у своего обожаемого Рыжего, было все равно, кто, куда и зачем растаскивает его имущество, - но шестипенсовиков загипнотизировал вид халявной выпивки, поэтому они перебросили Славку обратно через стол на место и сами перепрыгнули туда же… … в дверь аккуратно постучались, и на пороге возникла приятная блондинка мужескаго полу с зародышем какбэ бородки на подбородке. Она вежливо осведомилась, нет ли у Холста кобры. Пока Володя извинялся за отсутствие пресмыкающихся и пытался предложить взамен аквариумных рыбок, один из ранее пришедших совершил обратный прыжок через стол, прямо к ногам блондинки, и на коленях взмолился: "Бадди, я весь твой! Возьми мое сердце! Возьми мою душу! Выпить хочешь?" Можно ли представить себе отрицательный ответ на последний вопрос?... … ступеньки крыльца вновь заскрипели. Под охраной медведя Лекса появился граф Калиостро как всегда несуетливый и сосредоточенный Граныч. "Андрей?" – сурово спросила поднятая бровь Алика. "Олег?" - в два раза суровее обратилась она к Кобре. И подручные главного Мастера уже чуть было не пошли за ним, как за Крысоловом, - но возник спасительный стаканчик, и 300-граммовая кружка для Лекса, и тот из медведя превратился в добродушного сенбернара… … и пирушка так и продолжалась бы в обычном ритме и с обычными последствиями (go to start), если бы под окнами не завизжали тормоза тяжелого внедорожника… - Андрей! Бадди при звуках родного имени подпрыгнул от неожиданности и завертелся, ища, куда провалиться, - но вовремя сообразил, что это – не по его душу. Два викинга, прищурившись, обвели помещение недобрыми взглядами, после чего тот, который был выше, подошел к Мавру, осторожно, как хрустальную вазу, снял с его коленей Кипа, не забыв попутно чмокнуть того в щечку, пересадил на подоконник, и, подняв Мавра за шиворот, начал трясти, порыкивая по-тигриному и приговаривая: "Отдавай Андрюшку, гад!" Более мелкий блондин отыскал, наконец, в толпе сидящих нужного Андрюшку, и, также зарычав по-тигриному, заставил того вылезти из-за стола… - Не отдам! – рванулся было Рыжий. Но был ткнут на место тяжелой дланью. - Не плачь, Серега, - сказал владелец кулака. – Мы тебе замену оставим, - он пихнул к ногам Мавра картонную коробку, из которой доносилось попискивание. - Домашний питомец. Будешь за ним хорошо ухаживать – проживет долго, а щекотать будешь - еще и щастлив будет, – и с этими словами суровые викинги покинули дом, унося на руках плененного Лефа. Честная компания решила обмыть обновку – искупать новоприобретенную зверушку в ванне с шампанским, но тут вдруг Валере захотелось сцены ревности, и он начал страшным голосом вопрошать, за какие-такие заслуги и кто подарил Мавру огненную гитарку – Ковалев или Стив Вэй… … и на этом месте безумное сновидение или явь прервались и Володя провалился в спасительное черное беспамятство…*аффтару все надоело…* *Ежик, а ты знаешь? - спросил Заяц. – Куда уходят облака и ветра, дни и минуты, и мы, вчерашние, - где мы? И откуда придем мы – завтрашние?* - Алик… Алик, - Холст чуть потрепал укрывающие его колено кудряшки Грановского, наклонился к уху, - ну, Алик… че-то ты разоспался, а? Граныч открыл ясные темные глаза, словно и не пил, и только круги под глазами говорили о порочном образе жизни… или просто об усталости и недосыпе? Алик встал, потянулся, что-то где-то хрустнуло… - Откуда мы взялись? – спросил Холст. Алик улыбнулся краешком рта. - Володь, вот любишь ты экзистенциальные вопросы… - Не, - покачал головой Холст. – Как мы сюда попали? В смысле – вот на этот пенек? Вот в этот, - он обвел окрестности рукой, - глухой лес? - Тебя принесли, - усмехнулся Алик. – Ты скандалить начал. Кричал Кипелычу, чтоб тот не смел на твоего Заратустру покушаться, раз ничего в этом не понимает. А Рыжий драться полез… Ну и вот – тебя сюда принесли, чтобы спасти, и чтобы ты успокоился… - А, вон оно что… - Холст поймал руку Алика, потянул того на себя, усадил на колени и уткнулся носом в ямку на шее, вдыхая знакомый запах...
Сволочь_ТМ: Мавря, sorry, я нимагу удержаться:))) Грановский/Buddy, "Молоко и мед за вредность"
Мавря: Их время наступает, когда в студии уже никого нет. Алик откладывает басуху в сторону и со вздохом откидывает голову на спинку потрёпанного дивана, прикрывая уставшие за день глаза. Голова трещит по швам и под закрытыми веками снуют разноцветные точки, но это ничего, привычно, помогает застыть и расслабиться и, может, даже задремать, пока.. - Алик, - чужая ладонь знакомым теплом касается плеча, и сонливость мгновенно отходит на второй план. – Кофе.. Алик поднимает голову, чтобы принять из рук Андрея горячую чашку, и позволяет себе потеряться в лучистом синем взгляде – ненадолго, всего на пару секунд. Смирнов слегка улыбается, когда пальцы Грановского на мгновение накрывают его, и привычно плюхается рядом, подобрав под себя ноги. - Ты читаешь мысли? – расслабленно выдыхает Алик, чувствуя, как джинсовое бедро прижимается к его ноге. - Нет, - Андрей тихо смеётся, и от этого становится даже теплее, чем от первого глотка принесённого кофе. – Всего лишь лица. Смирнов фыркает, и его дыхание замирает где-то у подбородка Алика, благодарно греющего пальцы о фарфор кружки. Андрей обнимает его за шею, слегка поглаживая от затылка и до тонкой серебряной цепочки, запах его волос смешивается с запахом кофе, и Алику хочется зажмуриться, лишь бы удержать, прочувствовать до конца.. - Выглядишь устало, - тихо шепчет Смирнов, когда Грановский наконец-то отставляет ополовиненную посудину на пол. - Работа такая, - отшучивается Алик, обнимая доверчиво льнущего к нему Андрея. – Сложная и вредная.. - Впору молоко выдавать, - улыбается Андрей. - Бидонами придётся, - Алик хмыкает, зарываясь носом в пушистые волосы Смирнова, и негромко, одними губами, - Андрюш? - Да? – Андрей вопросительно поднимает глаза, и Алик смотрит в его светлое, слегка уставшее лицо. А потом ласково прижимается губами к его щеке. - Ничего, - выдыхает Грановский, - Ты просто.. посидим ещё? Андрей спокойно кивает, крепче обнимая Алика, и Грановский замирает, слушая, как стучит, сливаясь со щелчками секундной стрелки, его сердце. Больше всего на свете Алику не хватает времени. Здесь, в традиционной московской гонке, он почти физически ощущает, как оно ускользает, теряется, хлещет из него, как кровь из рваной раны – потоком. «Успеть-успеть-успеть!» - заезженной мантрой бьётся в голове, а дни сливаются в бесконечную череду одинаковых мест, лиц и событий, перебиваемых только урывочным сном, да и то - если удастся перебороть дурацкую бессонницу. И желание покурить заодно. За этой бесконечной беготнёй времени на себя с каждым разом остаётся всё меньше – чего уж говорить о личной жизни. Алик почти забыл, когда в последний раз они были вдвоём вот так – совершенно одни, не разделённые принятым расстоянием на сцене или хохочущим Коброй, вечно норовящим потрепать Андрея по спине или рассказать какой-то очередной анекдот. И сейчас, ощущая дыхание Андрея у своей шеи, Алик ценит это особенно остро. Наверное, он всё-таки задремал, потому что когда мутная пелена перед глазами с горем пополам рассеялась, Андрей уже был в одной футболке, а небрежно отброшенная в сторону тёплая ветровка жалкой лужицей виднелась где-то на полу. Но это почти неважно, потому что сам Андрей – разгорячённый, гибкий – бездумно трётся лицом о грудь Алика, шепча что-то неразборчивое и хватаясь за Грановского, как утопающий за соломинку. - Андрей.. – язык Алика слегка заплетается, когда он зовёт Смирнова, - Ты что?.. Грановский осторожно берёт его за плечи, и Андрей вскидывается, на секунду заглядывая в лицо Алика – почти с отчаянием, а потом неожиданно резво садится на его бёдра, крепко обхватывая коленями. Его скулы слегка розовеют, когда он наклоняется совсем близко, чтобы выдохнуть в обветренные губы: - Алик.. Н-ну.. - Андрей, Андрюш.. – Алик мягко удерживает его за запястья, - Подожди, стой.. Ну зачем.. - Нет, не могу.. – голос Андрея ломается, он ловко перехватывает руки Грановского и почти с силой опускает себе на пояс, проводя вниз. – Алик, пожалуйста.. Его кожа горячая – это чувствуется даже сквозь плотную ткань джинсов и, впрочем, не только это. - Ну пожалуйста.. Алик зажмуривается, откидывая голову назад, и Андрей тут же прижимается губами к его ключице – настойчиво, провокационно, лишая возможности соображать. Да и вообще любой возможности, кроме как глухо застонать сквозь стиснутые зубы. - Ну?.. – почти скулёж, яркие глаза лихорадочно блестят из-под русых лохм, и Алик не может отказать. Не хочет. - Иди сюда.. Андрей нетерпеливо подаётся вперёд, и пальцы Алика цепко обхватывают его подбородок. Грановский целует его тягуче медленно, властно, прихватывая припухшую нижнюю губу зубами – так не похоже на утренний, почти украдкой сорванный поцелуй, когда они оба метались по гранычевой квартире и обоюдно куда-то опаздывали. Но сейчас торопиться некуда. Одной рукой – сорвать с него ненужную футболку, другой – расстегнуть звякнувшую пряжку ремня, скользнув пальцами по напряжённому животу, вниз по дымчато-золотистой дорожке. Андрей путается в посеребренных волосах Алика, выгибается бесстыдно, приглашающе, и целует-целует-целует до одурения, до потери сознания, так что терпкий привкус кофе остаётся на его собственных губах и нет сил, а воздуха не хватает уже даже для того, чтобы шепнуть хоть что-то, как-то сказать.. Но Алику не нужно слов. Он понимает сам и бережно укладывает Андрея на спину, на недовольно скрипнувший диван. Пружины неудобно впиваются в поясницу, но Андрею плевать – он со всхлипом тянет Грановского на себя, призывно раскидывая длинные ноги, оставляя языком влажные дорожки на груди и шее, мучительно краснея и всё равно умоляя.. Алик мешкает, нависая над ним на слегка дрожащих руках, пытается хоть немного запомнить это умопомрачительное зрелище. Господи, когда же он видел его таким в последний раз.. Андрей нетерпеливо прогибается, и Алик задыхается собственными невысказанными словами и мыслями, спешно подсовывая руки под поясницу Смирнова. Это знакомо до мелочей: вдох - сквозь стиснутые зубы, тихий вскрик куда-то в предплечье и крепкие пальцы, полосующие спину, выдох – Андрей кусает губы, в каком-то полубреду цепляясь за обивку дивана до побелевших костяшек. Волосы липнут ко лбу, застилая лицо, смешиваются причудливым контрастом, разлетаются каскадом, когда Андрей неожиданно резко откидывает голову, открывая линию шеи и остро выпирающий кадык, в который так хочется впиться губами и сорвать низкий горловой стон.. Вдох-выдох, главное не сбиться, не потерять голову окончательно, растворившись в ощущении горячей кожи под пальцами и этих затуманенных глазах, в которых неожиданно загораются искорки и кажется, что вот сейчас, да, сейчас.. - Али-и-и-ик.. – единственное различимое слово, срывающееся с губ Андрея, когда экстаз накрывает их обоих, заставляя дрожать и выламываться в мучительно-щемящей истоме, хвататься зубами за гладкое предплечье и шептать, шептать бесконтрольную ахинею, утыкаться взмокшим лбом в тяжело вздымающуюся в грудь и замирать, пытаясь перевести дыхание, которое снова тонет в тягучем, последнем поцелуе. - Маленький.. – хрипло выдыхает Алик, слегка дрожащими пальцами убирая с лица Андрея прилипшие прядки. - Что же мне с тобой делать.. - Быть, - не открывая глаз, улыбается Смирнов, и Алик со смешком затихает, уткнувшись носом в его щёку. У них ещё полно времени.
Мавря: Заявка для Леди Иверны - Дубинин/Попов, "Только тронь мою гитару!"
Леди Иверна: Холст аккуратно, практически по стеночке, шел на студию. Хотя шел - это громко сказано. Скорее переползал мелкими перебежками. - Да, хорошо посидели, но.. много! Наконец он добрался до заветной двери, подождал, пока мир придет в равновесие, и зашел. Картина, явившаяся светлому взору арийского гитариста, ничуть не способствовала укреплению его слабого здоровья. Его старый боевой товарищ Дуб лежал на столе аки покойник, сложив ручки на груди. - Виталь... - дрожащим голосом воспрошал Холст, - ты жив? Не открывая глаз, басюг ответил: - Нет, я мертв. Петрович на четвереньках дополз до стола, приподнялся и облокотился на него. - А почему ты мертв? - Вот скажи мне... У тебя вот гарем.. Так? Так. Играешь ты на одной гитаре, играешь, а однажды она и говорит: не хочу больше с тобой.. пошла я к Беркуту! Холст завис... Или Дуб сошел с ума, или нужно срочно перечитать Шопенгауэра. Нет, лучше Ницше. - А почему к Беркуту? - осторожно спросил Володя. Виталик вздохнул, открыл глаза и сел, свесив наги со стола. - Не знаю. Он вчера вместе с Птицем ушел. А меня здесь бросил. Вдруг на диване что-то зашевелилось, всхрапнуло и сказало: - Птиц никуда не уходил. Птиц здесь! И диванное нечто продолжило свой переливчатый храп. Виталя растерянно нахмурил брови, посмотрел на странно забегавшие глаза Петровича и заголосил: - Только тронь мою гитару! Володя задом пополз обратно, надеясь скрыться от праведного басюжьего гнева. - Не бузи, я не трогал... я только поцеловал... в гриф... - Что??? - взревел Дуб. - Моего Приста в гриф целовать??? Вне себя от ярости, Виталик начал бомбардировать отступающего Холста остатками вчерашнего банкета. Но так как прицел был бесповоротно сбит, а цель хоть медленно, но передвигалась, то снаряды летели мимо. Петрович уже добрался до двери, как вдруг она открылась и больно наподдала гитаристу по пятой точке. - Ребят, а что это у вас тут происходит? Басюг прекратил обстрел и уставился на Попова. - Изменщик! - завопил Дуб, - он еще и спрашивает!!! Прист подошел к буяну и приобнял его. - Зай, ну ты чего? - Чего, чего! Вон Владимир Петрович тут рассказывал как вчера тебя в гриф целовал! не трожь меня, политическая проститутка! - Виталь, уймись! - сказал совершенно обалдевший Сергей, - какой гриф? Меня вчера вообще в Москве не было.. - Правда? - с надеждой спросил ревнивец. - Правда, - Прист успокаивающе погладил его по голове. - Верю... Но с кем же тогда Петрович вчера ушел?..
Леди Иверна: заявка для Дж - Беркут/Лефлер, облака
Дж: -Всем доброго дня. Значит полетим вместе.-взгляд Рыжего не сулил ничего хорошего, когда арийцы и мавринцы столкнулись на повороте в аэропорту. Причем его обычный пофигизм явно дал слабину, зацепившись за Беркута. "Попал голубчик."-решил для себя Маврин и, снова напялив на лицо маску равнодушия, отправился за сигаретами. Но для арийского вокалиста эти изменения не прошли незамеченными. Все обменялись приветствиями, только Андрей, как-то странно притих, продолжая поглядывать в сторону Берка. Облака, проплывающие под самолетом, успокаивали, и Артур решил, что ему все эти странности просто померещились. Захотелось пить, и он только собрался вызвать стюардессу, как наткнулся на какой-то уж слишком испуганный взгляд Лефлера, Маврин, что-то ему шептал на ухо. Настроение начало снижаться со скоростью приземляющегося самолета, пить расхотелось, и он думал только о том, как бы поскорее оказаться подальше от мавринской братии, вспышки прошлого продолжали бередить его душу, наведываясь туда неприятным серым осадком. "Какого черта они поселились в этом же отеле, не такой уж и маленький город...?"-Артур и сам не мог разобраться в причинах своего раздражения, но этот тур, проходящий параллельно с группой Маврина, его определенно чем-то нервировал и вообще выводил из состояния душевного равновесия. Ему не спалось уже вторую ночь. Мозги плавились от усталости, и адекватно мыслить не было сил. Он твердо решил забыть обо всех своих сомнениях, и спустя какое-то время по комнате начал распространяться громкий храп... Сон вернул его в прошлое на одиннадцать лет назад. Он шел по темному коридору вместе с какой-то тенью, чье присутствие вызывало в нем невыразимую радость. Тень пьяно раскачивалась, но это только придавало его чувствам ощущение какой-то нежности, появилось желание оберегать. И вот она зацепилась за порог и растянулась, посылая этот мир в такие дали, что было непонятно откуда вообще возникают подобные живописные образы в абсолютно пьяном мозгу... Беркут начал её поднимать, натыкаясь на возмущенное бормотание, которое вдруг оборвалось, и тень потянулась к его лицу за поцелуем... Прикосновение губ к щеке доставило ему огромное наслаждение. Его охватила дрожь удовольствия, и он пожалел, что не видит лицо своего спутника, хотя и так уже не сомневался, что им был Маврин. Он резко открыл глаза, но ощущение прикосновения не исчезло, а теперь еще добавился какой-то звук. -Серега? Прохладная рука закрыла ему рот, таким образом ответив на вопрос. В темноте он не видел черты, но легкие касания волосами его лица рассеяли сомнения... Щелкнул замочек наручников, и Берк уже не мог сопротивляться. Темный силуэт забрался на кровать и сел сверху. Все еще полусонное сознание плохо верило в происходящее, но тело уже отзывалось на ласки. Языком тень ласкала его уши, нежно покусывая мочки. Сбилось дыхание и участилось сердцебиение, когда рука заскользила с груди.. все ниже... Поцелуи и укусы в шею. Полная темнота скрывала все движения, а рука к этому времени уже бесстыдно прикоснулась к головке его члена и начала медленно поглаживать, обращая тело его обладателя в сладкий трепет. Темнота придавала ласкам особую остроту. И когда без предупреждения в него ворвался орган сладострастного мучителя, он уже желал этого всем своим существом. Стон вырвался с его губ. За этим последовал поцелуй, и тут, даже сквозь пелену похоти до его сознания дорвалось понимание того, что это не Маврин. Да прошло уже одиннадцать лет, но его бы он ни с кем не перепутал. Волна ужаса пробежала по телу, попытки к сопротивлению ничего не дали-любовник зацепил наручники так, что даже повернуться не было возможности... -Кто ты?-завопил Беркут. Но ему тут же чем-то заткнули рот. Ласки возобновились, и он вновь поддался искушению, приняв такую анонимность... Щелкнул выключатель, яркая вспышка света лишила зрения на какое-то время, а потом он увидел Маврина, который забирал камеру, лежащую у него на столе и направленную на кровать-никаких сомнений в том, что она была включена. Грустный голый мавринский ребенок сидел на полу рядом с кроватью, осознавая, что теперь никому из них не сможет смотреть в глаза. Он отдал долг своей любви и уйдет. Нет желания больше погружаться в тайны их жизни, детская невинность давно растворилась, уступив место разочарованию. Он любил и пошел на эти жертвы, но теперь ему вдруг стало все равно. Только одно желание-больше никого из них не видеть. Андрей оделся, расстегнул наручники и с каким-то отсутствующим видом вышел из комнаты. Мозайка событий собралась для Беркута в единое целое, он даже не стал догонять Маврина или Лефа, а просто вышел через запасную дверь отеля, которая открывала путь в темный проулок между домами. После всего, что произошло не помогал и свежий воздух. В небе проплывали все те же облака, которые в самолете дарили ему умиротворение, но сейчас в отблесках луны, они приобрели какой-то грязный оттенок, от которого становилось только хуже. Его мутило, и в надежде на визуальное благотворное действие, он начал оглядываться по сторонам. Но вокруг него был сплетен заговор маленьких гнустотей: огромная крыса пронеслась прямо у него под ногами, вызвав новую волну отвращения, в углу благоухала чья-то довольно свежая блевотина, а на другой стороне улицы, несколько парней держали под руки слегка нетрезвую девушку, ожидая, когда перед ними откроется дверь. Один из них её целовал, незаметно для других лапая её грудь. Берк заметил беспокойство, появившееся на лице девушки, но потом увидел, как она приоткрыла рот навстречу поцелую, скорее от чувства покорности... "Как тогда.."-образ пьяного молодого Маврина возник перед глазами. Голова закружилась, и его сознание погрузилось в темную бездну. Среди ночи Андрей в щель приоткрытой двери своей комнаты наблюдал, как Маврин затаскивает к себе тело Беркута. Вспомнил, как Рыжий рассказывал о том, что сделал с ним Артур, когда того напоили чем-то непонятным, и он валялся на полу, представляя себе Лену. Ему стало больно. Этого было достаточно, что бы принять решение. Артур проснулся на большой мягкой кровати, в голове шумело-"Вроде бы не пил." В памяти проплыл весь вчерашний день, и звон в голове усилился. Он осмотрелся и понял, что находится не в своей комнате, а заметив в углу синий Джексон, впал в ступор, из которого его вывел вошедший в этот момент Маврин. -Ну что проснулся, спящий красавец? Как себя чувствуешь?-почти заботливо поинтересовался Рыжий. -Спасибо, Серег, нормально.-в голове Берка вертелась лишь одна мысль-"Что же он задумал на этот раз?" -Ну что ты на меня так смотришь, будто я лишил тебя девственности? Держи.-Сергей присел на краешек кровати и протянул Артуру кассету. -Теперь можешь чувствовать себя абсолютно свободным, это оригинал. Рассчитались. Беркут взял кассету, продолжая все так же валяться в кровати и тупо пялиться на Рыжего-потрясение не желало отступать. Маврин придвинулся ближе. -Тогда для меня это стало шоком.-выделив слово "тогда", шепнул он на ухо совершенно обалдевшему Артуру.-А сейчас...-за этим последовал поцелуй, такой желанный и сладкий, остановивший время... "Тебе нельзя верить. Ты рассказал мне все специально, тем самым заставив дать свое согласие на эту ночь. Да, я сделал то, о чем ты меня просил, а теперь прощай."-и Андрей вышел из отеля, вспоминая о последнем предложении выступать в цирке. Там он был нужен, не как последняя блядь и ключевое звено цепочки мести... А боль все не проходила...
Дж: Для Петры-Манякин/Харьков. Море..
Петра: Ночь. Ветер, от которого не хочется, да и нет возможности прятаться. Море блестит сотнями тысяч бликов. Небо фиолетово и покрыто клочьями лиловых облаков. Луна фонарь дальнего света. Пустынный пляж и пирс. Тебя всё это не интересует. Ты сидишь, свесив ноги с пирса. И опять и опять, прокручиваешь в голове, снова и снова, не позволяя себе успокоится. Валера сорвался на тебя, потому что ты спросил, когда это кончиться, когда мы возьмёмся за что-то новое. Когда мы перестанем топтаться на месте и делать вид, что так и надо. Когда, чёрт побори он возьмёт, себя в руки. И зачем стоило уходить из Арии, если сам он не может не то что лучше, но хотя бы также. Мы все так думаем. Даже он сам. И вся эта ситуация, не придаёт ему сил, а как гиря на ногах тянет, всё дальше в пучину. Ты ушёл и хлопнул дверью. Слава и Андрей переглянулись, и я понял, они думают, что остынешь, прогуляешься, и всё как всегда. А я пошел за тобой, на душе паршиво, нет конечно ты не наделаешь глупостей, но это не повод оставлять тебя одного. Подхожу ближе. - Зачем ты пришел? - Просто не хочу, чтоб ты был один. Смотришь внимательно и непонимающе. - Так я присяду? - Почему нет? - Что нам делать? - Ты – молодец, может скоро он и проснётся. Говорю, сам не веря своим словам. - Спасибо конечно, но я в это не верю. Я опускаю глаза, и настроение становиться сродни твоему. Нет веры, нет надежды. Хочется доказать, что мы ещё заткнём всех. Но как? Чем? Старьём? Севшим Валеркиным голосом, его вечной депрессией? Ждут чудес от него, а не от нас. И это прямо скажем не вдохновляет. - Может, устроим дворцовый переворот? Пытаюсь тебя развеселить. Ты улыбаешься. Нет ничего прекрасней твоей улыбки. - Может, только эта группа называется… - Тоже мне препятствие - всё хихоньки да хаханьки, Александр Михалыч, пора и повзрослеть. Делаешь вид, что дуешься. - Кто бы говорил Лёшенька. Смеемся, и становиться теплее. Краски становятся ярче. - Спасибо Смотрю на тебя, откровенно заглядыюсь, и мне всё равно. Ты подвигаешься ближе, кладёшь голову на моё плечо. Я целую тебя в макушку. Ты обнимаешь меня. Чёрт! Зачем? Потом ведь не отстану. Я же знаю себя – только дай повод. - Ты такой красивый….Зачем тебе такой старый безнадёжный раздолбай? - Не знаю, но очень сильно нужен! – улыбаешься ты и тянешься за поцелуем, который длиться и длится. Завтра всё будет по-другому и так же. Ну а пока ночь, море и ты, ты, ты…….
Петра: дляДеймоса Грановский/Ховрин а фраза из Майка " Жизнь бьёт нас, а иногда дарит нам подарки" надеюсь это не будет такой же катастрофой как для меня Кипеловская ритм-секция)))
Ксолотль_серии_М: Ясное утро, по канону никогда не предвещает беды. Но, хотя «беда», это слишком сильно сказано, так… мелкие неприятности… Слава вошел в кипеловскую студию вполне в бодром настроение, но все же, что-то неясное грызло его изнутри, и это самое «грызло» не давало спать еще с 5 утра. Кипелов, как всегда, опаздывал, и Молчанов решил в отсутствие начальства, поудобнее устроится и настроить гитары… … Кипелов, как всегда опаздывал, и летел по аллее, почти не касаясь земли, доставая на ходу сигарету. Вокалист остановился у подъезда, перевел дух и похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. -Вот черт… - пробормотал Валерий и осмотрелся. Недалеко на лавочке сидел мужчина. Искусно обесцвеченные волосы, контрастировали со смуглой кожей, глаза скрывали темные очки. Незнакомец курил. Кипелов поспешил к нему, в душе надеясь, что это не один из арийцев-ветеранов, поклонников. – Простите, а… Мужчина молча протянул Zippo, и Валерий с удивлением отметил тонкие пальцы, при накачанных бицепсах. «Музыкант? Хотя, какая разница…» Кипелов подкурил и вернул зажигалку владельцу, поблагодарил его и развернулся, направляясь в студию. -Простите, а можно вас о кое-чем попросить взамен? «Ну, вот…» -Мне надо поговорить с вашим гитаристом. Вячеславом Молчановым. -А, ну, если он на месте… -На месте – подтвердил незнакомец -А вы его друг? -Можно и так сказать. -Пойдемте тогда – немного растеряно ответил Валерий и направился ко входу в студию. Дверь распахнулась, немного резко, и Молчанов поднял глаза на вошедших… и помрачнел. Кипелов подошел к окну и распахнул занавески, открыл форточку, докуривая сигарету: -Слава, к тебе пришли. Только не долго, у нас репетиция. -Слушаюсь, капитан – отсалютировал он и, повернувшись к незваному гостю, кивнул на выход – Пошли, чего стоишь, или ты хочешь здесь говорить? -Мне все равно. – последовал ответ. В коридоре гитарист чуть не прижал незнакомца к стене: -Снейк, чего ты приперся? -И я рад тебя видеть, Славик. – ответил Олег, легко отстраняя юношу от себя. -Окей, сори, привет… И чего ты приперся?? -Ну, я как бы решил лично заявить тебе… Что я ухожу с группы. -Что? – не понял парень и отступил на шаг – Это еще почему?! -Мне кажется, что у группы нет будущего, тем более после ухода Грата… Ты так и не подыскал нового вокалиста. -Это уже не твои проблемы! Я сам это решу! -И еще… Мне надоело плясать под твою дудку, Слав, просто ты еще ребенок. Ты ребенок влиятельных родителей, и все что ты хочешь у тебя есть. Так, вот, как ты хочешь не будет. Прощай. -Ты не посмеешь. -Уже посмел. Удачи тебе. Молчанов влетел в студию, подхватил кофр с гитарой и, не проронив и слова, пулей вылетел на улицу. -Это еще что значит… - подождав пять минут, пока парень перебесится, Кипелов набрал номер Вячеслава. «Абонент вне зоны действия сети…» Валерий сбросил вызов и, хотел, было еще раз набрать номер, как мобильный завибрировал. -Да? -Лер, слуш, занят? – из другого конца провода впопыхах раздался знакомый голос -Мавр, ты что ли? С какого номера звонишь? Я тебя вообще не слышу! -С нового номера Алика. Подъехать можешь? -Куда? -В кафешку, напротив библиотеки ленинской. -Ну, уже, наверное, могу. Давай, Граныч хочет какие-то минусовки показать. -Хорошо, буду через час. «За углом начинается рай…» Натянув поглубже кепку на голову и скрыв глаза за темными стеклами очков, вокалист вошел в кафешку. С порога он увидел друзей, которые весело шумели на все помещение. Около каждого с них уже возвышались по две пустые пивные бутылки. -О как… Музыка значит – улыбнулся он, подходя ближе. -О, Лерка! Садись-ка, выпьешь? -Нет, спасибо. А по какому поводу пьянка? -Лера, представляешь, я нашел почти клад! -Заначку свою, что ли? -Не! Лучше! Олежку! -Кто такой этот «Олежку»? – шепотом поинтересовался у Маврина Кипелов. Сергей только улыбнулся, но зато как, по лицу беса невозможно было не прочитать невысказанное. -Барабанщик – лукаво примружил глаза он. -Ааа – протянул Валерий – Барабанщик. Вместо Сашки? -Ты не представляешь! Это! Это нечто! -Это ты сейчас о его мастерстве рассказываешь? – невинно поинтересовался Кипелов, Мавр подавился пивом -Да! – не поддаваясь на подколы продолжил Алик – Мы с ним за день, перписали весь материал за год! Такое ощущение, что мы понимаем друг друга с полуслова… Вот послушай – Грановский протянул Кипелову mp3-плеер. -Верю! – в дела ритм-секции влезать было опасно для жизни, но Алик не обиделся, а только блаженно улыбнулся. -Простите, свободно? – знакомый голос заставил Кипелова обернуться. «Ты??..» -О, а вот и Олег! – Басист почему-то подорвался на ноги и пожал руку пришельцу. Все те же бело-седые волосы, все та же смуглая кожа и темные очки. -Здравствуйте – поздоровался Кипелов, Маврин молча кивнул. -Олег Ховрин, мы с ним недавно познакомились на одном форуме… -… Где обсуждали новинки от MarkBass… - закончил Олег и Алик кивнул -Ну и сошлись во мнении, что это на любителя, коими мы не являемся, наши Marshall намного лучше. -Хотя четырех полосный эквалайзер с центральными полосами, это даже очень не плохо… -Не могу, не согласится – снизил плечами Грановский. – Кстати, прослушал сегодня, то что мы вчера наимпровизировали. Алик сунул один наушник в ухо, второй протянул барабанщику: -Слушай… Вот тут, по-моему сыграно почти идеально. Я до сих пор удивляюсь, как ты с первого раза сумел отыграть Сашкину партию… -А вот тут – нахмурился Олег – Я бы убрал тарелки, а то они создают странное вибрирования, и местами приглушают гитару… -Ну, да, в этом что-то есть… -Ну, хотя бы периодичность сменить. -Надо будет попробовать… Маврин дернул Валерия за рукав и жестом указал на выход: -Кажется мы тут лишние. – улыбнулся он – Алик, спасибо за компанию, но нам пора, мы тут… В библиотеку собрались… Того… Книги читать. Кипелов прыснул и отвернулся: -Ага, книги. -Удачи – кивнул бас-гитарист, не отрываясь от прослушивания. -Это вам удачи – помахал рукой Сергей и потащил Валеру на улицу. -А что это с ними? – спросил Хорвин и снял очки. Пронзительно синие глаза встретились со взглядом Саши -Не обращай внимания, они всегда такие… - тот махнул рукой и выключил плеер. – Напридумают себе, а потом ходят и радуются, как дети малые… -Придумают? – встревожено спросил Олег -Не сегодня – улыбнулся Грановский и будто ненароком коснулся руки барабанщика – Ну что, едем ко мне? Материала еще много… Снейк кивнул и одел темные очки «Все так странно… Жизнь бьёт нас, а иногда дарит нам подарки… Спасибо ей за тебя…»
Ксолотль_серии_М: *упал в обморок... Эти ритм-секции... нээээ... это явно не мое))))* З.Ы. мимимимими) имя Деймос не склоняется) домо) нууууууу, имя следующего смертника - Меларис пэйринг Попов/Терентьев Тема.... "Люби меня по-французки"
Melaris: - Если уж уходишь, уходи так, чтобы не возвращаться… … В студии они тогда сидели вдвоём. Случайно вышло: Сергей остался после репетиции, сказав, что ему надо ещё немного потренироваться, всё-таки первый концерт в новом составе всегда становится серьёзным испытанием, даже если ты профессиональный музыкант и со своей гитарой чуть ли не помолвлен. Остальные арийцы отнеслись к этому с пониманием и, попрощавшись до завтрашнего утра, разъехались по домам. А Терентьев пришёл где-то через час после этого. Сказал, что, когда был здесь в последний раз, забыл запасные струны для любимой гитары. Он не злился на Попова за то, что тот неожиданно для себя оказался на его месте, не собирался устраивать скандалов или ещё чего похуже. Просто – они перекинулись несколькими ничего не значащими фразами, нашли, что у них много общего, особенно в плане взглядов на жизнь, выпили чаю… Разговор как-то сам собой перетёк в дружескую беседу. А потом… - … Ну а потом Алик попросту приревновал меня к Мише. А мне постоянные придирки слушать надоело и я ушёл… - Попов осёкся, сообразив, что только что сказал. Напряжённо закусив губу, он покосился на собеседника. Тот не казался особо удивлённым. - Так вот, значит, истинная-то причина, - протянул Полковник, не сводя с тёзки изучающего взгляда. – А выглядело так, словно вы просто музыкальными вкусами не сошлись. - Ну, не могли же мы во всеуслышание объявить о том, какие у нас отношения, - осторожно заметил Сергей. – Представляешь, что бы тогда было? - Представляю, - хмыкнул Терентьев. – Ой как представляю… … «Представлял» - это ещё мягко сказано… Попов не помнил, кто же из них первым сделал движение навстречу, а кто ответил, не задумываясь ни о том, что сюда точно так же за забытой в кресле книгой может вернуться Холстинин, ни о том, что друг к другу они ровным счётом ничего не испытывают… не испытывали… до того момента. … Наутро Сергей проснулся на том же диване. Один. В окно светило восходящее солнце, часы показывали половину седьмого, а на столе лежала записка: «Струны так и не нашёл. Ну и чёрт с ними!» И всё. Даже без подписи. И ни слова о том, что было этой ночью. Арийцу почему-то стало чуть не до слёз обидно. Хотя… кто они друг другу? Если так посудить – никто… Терентьев позвонил на следующий день. И Сергей почувствовал, как ёкнуло сердце: боясь признаться себе самому, он ждал этого звонка. - Очень хотел бы сказать, что это шутка, прикол и вообще неправда, - смущённо заявил Полковник, - но, прости, не могу, потому что выйдет враньё. - Что?.. - I love you. – Произнести три коротких слова по-русски у Тери не хватило духу. Он помолчал немного и добавил: - Вот теперь можешь сказать, что ты обо мне после этого думаешь, и послать далеко и надолго. Попов улыбнулся, хоть и понимая, что тёзка эту улыбку сейчас не видит: - Слать тебя я никуда не буду. Je tu aime, mon cher. С минуту Терентьев переваривал информацию, потом с непривычной неуверенностью в голосе осведомился: - Что это значит? - То же, что «I love you», только по-французски, - пояснил Сергей. – И, кажется, это с первого взгляда. - Наверное… - согласился Полковник. – Ну… удачи на концерте. - Спасибо… - Ария!!! Ария!!!!! За воплями поклонников музыку порой было не услышать. Но высокий человек, стоящий в толпе у самой сцены, и так знал каждую песню наизусть. Он почти не смотрел на музыкантов, кроме одного – черноволосого гитариста, новичка в составе Арии. Сергей Попов поднял голову, почувствовав на себе чей-то пристальный и тёплый взгляд. И, узнав Терентьева, улыбнулся ему. «- Наваждение? А что бы ни было, пока оно есть… Пусть это будет наваждением, пусть назовётся странностью… любовью от этого быть не перестанет…» Шаг вперёд. Звон ключей в замке. Назад поворачивать поздно. Да и надо ли?.. - Тебя на репетиции не хватятся? - Окстись, у нас следующая репетиция только через неделю! - О, отлично… - кивнул Полковник, властным жестом притянув к себе арийца и целуя его. – Серёжка… Тот обнял Терю, отвечая на поцелуй. Отстранившись, заглянул в глаза и прошептал: - Aime moi… Пусть это окажется самой большой глупостью, которую я совершаю, но… пока ты этого хочешь, пока я тебе нужен – я буду с тобой. Потому что и сам этого хочу… Лицо Терентьева озарилось мягкой улыбкой, совершенно ему несвойственной. Он легко подхватил Сергея на руки и понёс в комнату. - По-французски, говоришь?..
Melaris: М-м-м... Передаю эстафету Estel. Пейринг - Кипелов/Удалов А тема... "Ночью все кошки серы..."
Estel: Стояла глубокая ночь. Лишь легкий тусклый свет только что новорожденной луны чертил дорожку через холмы пыльного ковра вдаль к середине комнаты. Уханье совы за окном леса придавало ночи еще больший покой и умиротворение. Тихий шелест листьев от нежного ветерка и методично раздающийся скрип. Сперва казалось, что это скрипят вековые стволы сухих сосен, покачиваясь на ветру. Потом почудилось, то, что это деревянные ступени на лестничной площадке третьего корпуса двухэтажной гостиницы, видимо построенной еще до революции. Но послышавшийся вдруг приглушенный стон, указал, что источник звука находится на кровати. Это были две односпальные койки, сдвинутые сегодня вместе ради какого-то неуловимого и завораживающего таинства. Но странно было то, что стонали явно не во сне, звук был наполненный, концентрированный, как будто его сдерживали до последнего и издали от невероятного наслаждения. Вслед за этим глухой удар пятки о заднюю спинку кровати и едва уловимое для человеческого уха, возмущенное, но в то же время задорное: «Тсссссс!». Как же хотелось подойти поскорей поближе и узнать, почему в комнате под ними постоянно качалась люстра, мешая читать Ницше на ночь. Что же там внутри, кто так сильно ворочается? Серая тень припала к балконному окну на втором этаже, моргая глазами и пытаясь разглядеть хоть что-то в комнате. На пол, закрывая лучный свет, легла длинная черная тень человека с кудрявым нечто вместо головы. Из-под одеяла высунулась голова, и сразу же послышалось настойчивое: «Тсссс!», - правда уже совершенно другим голосом. - Что такое? – из-под одеяла высунулась еще одна голова, пробормотав еле слышно эту фразу. Нервно дрожа, Валера пихнул Максима в бок и указал на балконную дверь, к которой прилипло кудрявое существо. - Глаза сверкают во тьме… что у них там? – думал Володя, - Ой, вон-вон в разных местах мелькают, как будто две пары глаз. Лера прильнул поближе к груди Макса, и из груди у него внезапно вырвалось протяжное: «Мая-я-я-я-я-яау». Удалов молниеносно уткнулся ему в затылок, чтобы не рассмеяться в голос. Фигура на балконе замерла в недоумении. - Валера завел котенка-мутанта? – Владимир впал в оцепенении, что-то не клеились в его мозгу факты. В попытке узреть еще чего-нибудь интересненькое он продолжил вглядываться в темноту гостиничной комнаты. Через полчаса Холстинину надоело, и он ушел с балкона, окончательно окоченев и потеряв последнюю надежду узреть чего-нибудь новое. Утром, собравшись на завтрак, группа Ария обсуждала впечатления от гастролей и бурных попоек. - Валера! А ты завел кошку? – вдруг выпалил Петрович, которого явно что-то беспокоило. Удалов и Кипелов переглянулись: - С чего ты взял? - Да просто вчера у вас в комнате кто-то отчаянно мяукал и шатал пол. Валерий прыснул: - И какого же цвета была эта кошка? - Эээ, - задумался Холстинин, - Черная, наверное!? Максим рассмеялся: - Ночью все кошки серые, Володя! – заключил он.
Estel: ну тогда пусть следующий будет Varg Laiano Элькинд/Лефлер пройти по талому снегу....
Io: Столько времени прошло. Минуты. Часы. Дни. Недели. Все незаметно. Все одно к одному. Кажется, что во всем этом нет ни малейшего смысла. Вообще ничего нет. А что же есть? Ударник стоит напротив информационного столба в метро, и размышляет, сможет ли ему помочь кнопочка SOS? Тогда казалось, они сбежали вместе, сбежали ото всех. Вот так просто по талому снегу. Сбежали от обстоятельств, от всяческих посягательств от безденежья. О да! Это был такой весомый и значительный плюс, а главное они были вместе. Снова, как в старые добрые времена, они могли зажигать! Но что-то не складывалось. Нет, все понятно, у Андрея молодая жена, ей нужно внимание, и всяческие бонусы, но, черт побери. Все изменилось. Где-то там, на еле уловимой грани… а была ли? От таких мыслей сделалось совсем уж тошно. Ему не хотелось думать о том, что будет завтра, о том, что ничего и не было. Просто интрижка «как у всех», или вроде, почему «старшим можно, а нам нельзя?». И им было можно, запираться на темной студии, переделанной из старого бомбаря, предаваясь сладкому греху на продавленном диване. Как давно это было черт! Но он всегда знал, что Андрей, его сладкий мальчик, достоин большего. И когда у них появилась возможность не жаться по съемным квартирам, что-то пошло наперекосяк. - Люби меня, - шептал барабашка, прикрывая свои огромные глазищи пушистыми ресницами, и замирал в ожидании, а его любимый мальчик, предмет его грез и греховных желаний, точно нехотя отрабатывал «норму». Когда это было в последний раз? Чтобы они увиделись? Ни просто так «по делам», а для того, чтобы побыть вдвоем? Может месяц назад? Часы. Дни. Недели. Не все так просто. И едва ли теперь Пашке удастся достучаться до любимого вокалиста, чтобы сказать ему такие простые и важные слова. Но в один прекрасный день, когда Элькинд твердо уверился в том, что между ними все кончено, когда даже веселый треп становился случайным. Одним вечером экран мобильного телефона неожиданно засветился до боли знакомыми символами – сокращением от имени A.L. Павел недоверчиво нажал на зеленую трубку. - Привет,- сказал Андрей. - Здравствуй, - ответил барабашка. - У тебя ведь остались ключи от студии, где репала «Мафия». - Ну… может быть, а что? - Как насчет, встретиться там через полчаса? - Отлично. Буду. И… это… Андрей… - Что? - Я люблю тебя. Хельг Стыров/Холстинин так закалялась сталь
Varg Laiano: это пишет Хельг. так как мой аккаунт не работает. )) Варг очень извиняется за то, что не выполнил заявку, он ступил со временем. _____ Название: «Горячо-холодно» Автор: Хельг Пэйринг: Холстинин/Стыров, намеки на Холстинин/Грановский Рейтинг: R Саммари: так закаляется сталь: огненное горнило и ледяная вода. *** Горячо-горячо-горячо – узко. Ладонями развести в стороны по обжигающей тонкой спине, приподнимающейся, выгибающейся навстречу. Ладонью же придавить поясницу – не рыпайся – послушно замирает, низко опуская голову, утыкаясь лицом в подушку. Русые кудри, влажные от пота, прилипают к выступающим лопаткам. Если закрыть глаза, можно представить, что это черные непослушные пряди набиваются сейчас в рот, жесткие, как тонкая проволока, и привкус точь-в-точь такой же – то ли пот, то ли шампунь - кисловатый, металлический. Русые кудри – мягкие, намотать на руку, заставив выгнуть гибкую шею, и он весь тоже – податливый, покорный. *** - Блядь, Алик, тебе пятнадцать лет что ли? – Холст развернулся вместе со стулом лицом к дверному проходу, чтобы видеть, как Грановский в коридоре судорожно надевает ботинки, путаясь тонкими, всегда холодными, пальцами в шнурках. – Мне казалось, годков на тридцать так побольше уже набежало. Грановский поднимает – нет, не поднимает, он так не умеет – гордо вскидывает голову, щурит ледяные глаза, насмешливо фыркает. - И двадцать из них я провел с такой хуйней, как ты, - в ход пошли оскорбления, ну хоть посуду бить не стал, и на том спасибо. – Всегда знал, что тебе твой драгоценный вокалист дороже остальных. Холстинин устало закатил глаза, наверное, можно было просто скрутить этой маленькой истеричке руки ремнем, а потом тяжелой ладонью выбить из него всю дурь с беспочвенной ревностью к Кипелову. Но бесконечные вспышки эмоций, сначала Кипеловские, а теперь и Алик мотает нервы – спасибо тебе, дорогой, поддержал – настолько выбили из привычной колеи, что хотелось напиться и тихо сдохнуть, а не бегать за этой сучкой: когда тебе уже сорок пять, иногда хочется просто – прикинь, Алик, да – покоя. Ну, ещё и душевного тепла немного бы не помешало, но это у нас видимо совсем за гранью реальности. Поэтому Володя просто продолжал смотреть, как Грановский собирает вещи, отпирает дверь и, чтобы совсем расставить все точки над i, бросает свои ключи на покосившуюся тумбочку в коридоре. Несмотря на солнечный весенний день, и на жарящие во всю мощь батареи – хоть раз бы отопление отключили во время – было нереально, просто нестерпимо, холодно. *** Русые кудри пахнут травами и летним солнцем. Языком собрать капли пота с таких же выступающих позвонков, слушая жаркие, хриплые - такие же, да нет, совсем не похожие –стоны. Зубами вцепится в тонкую шею, оставляя своё клеймо – красный, обжигающий след. *** Когда позвонил Дуб и предложил решить проблему с вокалистом радикальным методом – найти нового, в комнате потеплело на полградуса. - И чего это мы все мучаемся с Кипеловым, вон у Маврика на каждый новый альбом – новый вокалист, и все довольны, - Виталя в трубке как всегда жизнерадостен и весел, словно его совсем не волнует практически разваливающаяся группа. – У него щас как раз очередная смена караула, можем подобрать бывшего. Михеев там, ну ты его знаешь, он у твоего Грановского в «Мастере» попеть успел. Кажется, слова «твой» и «Грановский» в одном предложении отличное охлаждающее средство. *** Михеева они с Виталей поймали на студии Маврика – пришел послушать нового вокалиста. «А новенький-то тоже ничего такой, жаль, что Серега нашел его первым», - отстраненно подумал Холст, оценивающим взглядом окидывая Артема. Артем Стыров – так его кажется зовут. Стыров запутался в шнуре микрофона тонкими пальцами, вскинул – нет, поднял – голову, и Володя кажется решил для себя проблему не только с новым вокалистом. *** Завести за спину тонкие руки, выламывая, с силой сжимая узкие запястья – больно, да? ничего потерпишь – снова зацепить зубами нежную кожу, чувствуя, как по позвоночнику вниз бежит обжигающая волна: то же, почти так же, но все равно совершенно иначе, главное, что горячо, жарко, душно, узко, и пот застилает глаза, практически не позволяя различить очертания выгибающегося навстречу. _________ ну и мне осталась Тёмная. заявка: Маврин/Лемур, "полосатый хвост". )))
Темная: Название: "Давайте жить дружно" Автор: ваш покорный слуга Пэйринг:Маврин/Лемур Рейтинг: преслеш - А почему у Лени есть хвост, а мне нельзя? - Илья показательно надулся, сидя на колонке, и хмурясь в сторону Беса. - Потому что, тебе он не нужен! - назидательно поднял палец вверх Сам, и снова уткнулся в гитару, проверяя натяжение струн. - Лене он нужен, а мне не нужен... - Да, что ты заладил: Леня, Леня! - взорвался Максимов. - Тшшш, ребята, ну давайте жить дружно, - Сергей развел руками. - А Вас, Илья, я попрошу остаться! Вокалист почему-то полыхнул краской и направился на выход, на покурить, пока остальные уже паковали гитары в кофры, почему-то странно хихикая. Лемур не выдержал и ткнул на смех фак, хлопая дверьми. - Истеричка, - заключил Максимов. - Леня! - Сергей поднял голову. - На следующий раз останешься ты. Студия снова полыхнула смехом, а Максимов краской. * * * Когда все разошлись, Сергей потянул Илью к себе. - Ну, чего ты раскипишевался, будто игрушку любимую отобрали? Зачем тебе хвост? Он и так у тебя, тьфу, тоесть, твоих сородичей по генетике в наличии и очень даже полосатый... - У тебя есть, у басюга есть... А я, что самый левый? - А ты самый - Лемур! Мой Лемур, личный... А они пусть даже по незнанию завидуют. - А как же? - Ну зачем тебе хвост? Я же лучше хвоста, м? Илья задумался, теребя в пальце рыжую прядь. - Самый-самый? Сергей кивнул. - Личный-личный? И снова кивок в ответ. - Илюш...закрой жалюзи... - А хвост? - От ты, Господи! Будет тебе хвост! Не ной только. - Вооот, - с улыбкой протянул Илья, закрывая жалюзи - в студии повис полумрак - парень нырнул в объятия, потянувшись к губам. - Теперь я действительно Лемур, твой, личный... Продолжаем заявки?
Io: А теперь время для самого интересного. Мы решили поощрить участников. Сегодня вечером Петрович объявит день голосования. Необходимо плюсовать к тем слешам, которые вам понравились. два автора, которые наберут бОльшее кол-во голосов получат небольшие, но очень симпатичные подарочки). Я запрещаю голосовать только за меня, ибо.
Io: стоп игра! 1. Мавря - 6 2. Сволочь_ТМ - 11 3. Деймос - 3 4. Melaris - 4 5. Тёмная - 6 6. DarkSu - 5 7. Дж -4 8. Петра -3 9. Estel -7 10. Хельг - 3 11. Леди Иверна -6 победители определены! и получат своих слонов. фото слонов в пятницу, я полагаю. ЗЫ а тем, кто набрал по 6 голосов тоже будут маленькие сюрпризы... ибо)))) В связи с вышеизложенным, товарищам проживающим за пределами Москвы и Московской области необходимо направить адрес и ФИО для отправки вам призов в ЛС для Io
Темная: Итак, я начну) Для DarkSu: Холстинин/Кипелов - "не съем, так по надкусываю"
DarkSu: (саундтрек, под который писалось, для атмосферы) День не задался. Юная прелестница сбежала, прихватив с собой ящик пива, кофеварка сгорела, от ливня попрятались все вороны, а рыбки в аквариуме пытались сожрать друг друга. От внезапно раздавшегося за спиной телефонного звонка Холстинин вздрогнул и тихонько зашипел матом, едва удерживаясь от выдирания последних клочков волос. Но услышав в трубке воркующий голос Валерия, он сразу же оттаял и даже захотел причесаться и надеть свежую рубашку. Лера звал его в гости, и интонации были самые многообещающие. Пришлось соглашаться. Спустя буквально пару часов, стоя, как промокший под дождём дебил, с букетом роз перед дверью своего бывшего вокалиста, Владимир успел поразмышлять и о причинах, и о возможных последствиях. Размышления показали, что ему наплевать и на то, и на другое. Никто никому не был ничем обязан, простой дружеский секс, почему бы и нет. «Да, именно так, и никак иначе. ...Ого...» Дверь приоткрылась. Валерий с распущенными волосами оценивающе оглядел визитёра и томно вздохнул, нервно облизав губы. Холстинин сглотнул. Они слишком давно не виделись, и возраст был заметен, слишком заметен, но годы так и не смогли погубить красоту. С улыбкой профессионального обольстителя Холст вручил охапку роз и ненавязчиво просочился в квартиру. На кухонном столе горели красные свечи. Из выпивки было только шампанское, а из закуски – только клубника со сливками. Владимир подумал, что предпочёл бы водку с селёдочкой. Или, на худой конец, с солёными огурцами. - Я подумал, что маринованные огурцы — это не эротично, - словно услышав его мысли, заметил Кипелов. - Да нет, почему же, - Холст похабно заржал. Валера поморщился. Распив первую бутылку шампанского и убедившись, что говорить им по-прежнему не о чем, любовники переместились в спальню. Грозой вышибло пробки во всём доме, и свечи пришлось нести с собой. Практичный Холстинин прихватил с собой и второе шампанское с клубникой. Не говоря ни слова, начали они друг друга раздевать, не спеша, стараясь получить удовольствие от каждого мгновения. Откинув волосы партнёру, Владимир начал целовать его плечо, переходя на грудь, медленно спускаясь вниз и лишь изредка отрываясь на очередной глоток из бокала. Рука Валерия блуждала по его голове, иногда почёсывая за ушком, как собаку. Холста это бесило, но тем сильнее возбуждало. Немного поразмыслив, он взял баллончик со взбитыми сливками и обильно нанёс их Валере на живот, выложив сверху смайлик из клубники. Определённо, так закусывать стало гораздо интереснее. Изнемогающий Кипелов тихо постанывал и хотел уже перейти к самом главному, но Холст решил поиздеваться ещё немного, нанеся сливки на головку подрагивающего члена. Свободной рукой он ласкал себя, чтобы не терять кондицию. Медленно слизывая языком сливки, он наслаждался производимым эффектом. Когда Валерий начал уже ворчать и грозился перехватить инициативу, Владимир наконец закинул его ноги себе на плечи, и по-быстрому подмазав всё теми же взбитыми сливками, перешёл к делу, ритмично двигаясь и продолжая кушать клубнику из миски. Шампанское кончилось. Кипелов вскрикивал и закусывал губу, утирая пот со лба и готовясь кончить в любой момент. Но Холст всё равно кончил первым, всего на несколько секунд, но раньше. Для него это было очень важно, успеть первым и доказать своё превосходство. Для них обоих это было важно, вечное соревнование, из которого никто не мог выйти победителем. Прикурив от догорающих свечей, откинувшись на подушки и глядя на переплетающиеся завитки двух струек дыма, они просто молчали. Им впервые за несколько лет показалось, что всё не так уж и плохо. Смеркалось. Кровать была засыпана недоеденной, понадкусанной клубникой, оставлявшей красные пятна на белоснежных простынях. За окном продолжал шуметь дождь.
DarkSu: Осталяю заявку для Io: Дубинин/Беркут, питерские крыши =)
Io: Столько лет прошло, а ничего так и не изменилось. Кто-то говорит: «время лечит». Ну, да, наверное. Очень сложно сохранять душевное спокойствие и равновесие, особенно в последнее время. Фанаты приняли Артура. Это случилось, должно быть, даже раньше, чем он сумел осознать этот факт. И зал наполнял его силой и энергией. Он чувствовал, как поменялась заряженность потока. Сначала залы были черные, колючие, пропитанные злобой. Но он старался. Он старался изо всех сил. Чем злее, и чернее был зал, тем больше Артур вкладывал в него. Энергии, души, себя. Теперь все стало по-другому. Выступления превратились в праздник. И благодарная счастливая улыбка не покидала лица фронтмена группы «Ария», потому, что каждый раз появляясь на публике, он понимал, у него получилось. Ему удалось. Всё было не напрасно, не зря, и игра стоила свеч. Однако порой, когда общение выходило за рамки формального, или каких-то совместных попоек или приколов Артур чувствовал, что он так и не смог занять своего места в группе. Формально солист никогда бы ни смог придраться, ни к одному из участников коллектива, и он не мог бы обвинить их в предвзятости или чем-то подобном… но порой у него возникало чувство, что его окружает некий вакуум, через который ему никогда не прорваться. И будь он четырежды классным фронтменом, выложись он хоть на тысячу процентов сверх нормы, он не станет им ближе. Не станет ни потому, что он не смог заменить Кипелова, а потому, что они этого не хотят. На гастролях вакуум как правило становился почти осязаем. Тогда Артур, устав улыбаться, добирался до своего отдельного номера, где, наконец, мог избавиться от маски весельчака, который радуется хотя бы лишь тому, что с ним рядом столь замечательная компания. Артур тяжело опустился в кресло. Руки опускались. Был прекрасный весенний питерский вечер, обещающий заветную прохладу. Май нынче выдался жарким. Только Артуру не хотелось ничего. Ни мостов, ни закатов, ни питерских крыш, ни Петропавловки, ни Невского… Медленно, точно нехотя, он размотал бандану с руки, следом за ней, отправились и другие его «имидживые атрибуты». Кинув часы на небольшой столик, вокалист уткнулся горячим лбом в ладони. В такие моменты время как будто останавливалось. Не было ни чего, ни звуков, ни запахов, только он наедине сам с собой. Массируя пальцами виски, Артур повторял про себя: «соберись, хватит киснуть, соберись!». Он точно не знал, сколько прошло времени, час или может быть около пяти минут. Тяжело вздохнув, Артур поднялся, собираясь все же пройтись. Как же так, вроде в Питере, и не погулять? Привезти какой-нибудь ерунды для дочки, почему бы и нет? При мыслях о малой, искренняя улыбка тронула его губы. За дверью послышался какой-то шум. Беркут осторожно открыл дверь, и невольно стал свидетелем странной сцены. Он мог бы поклясться, что не мог представить себе, что нечто подобное может произойти между Холстининым и Дубининым. Нет, ну, когда он еще работал в группе «Маврик» всего навидался, но все же, это ведь, не истерики Кипелова, да и вообще. У номера гитаристов сперва было просто шумно, а потом глухие удары в стену перемежающиеся матерными ругательствами, закончились тем, что в итоге и увидел Артур. Холст был в гневе, метая громы и молнии, он буквально вытолкнул Виталия, и завернув какой-то изящных трехэтажный оборот русской-матерной, отвесил басисту не хилую такую оплеуху, отчего последний упал, не устояв на ногах. Первым инстинктивным желанием, было запереть дверь, сделать вид, что ничего не было. Артур отпрянул… и пальцы его уже легли на холодный металл ключа. Но до его слуха донесся сильный хлопок двери. Может это подстегнуло его любопытство, может, Артур просто не мог остаться равнодушным, как бы ему этого ни хотелось. Виталий поднялся, опираясь о стену. Вокалист боролся собой до последнего, но не смог не подставить басисту плечо. Виталий выплюнул, что-то вроде: «всенормально», но Артур не оставил его. Вокалист не спрашивал в чем дело, Беркуту, признаться, совсем не хотелось влезать в чужие «семейные истории», А Виталий не поднимал взгляда, опираясь на него и смирено принимая помощь. Скорее всего, он просто не знал, как реагировать. Как будто вдруг, Арти сделал что-то не правильно, что-то такое, чего от него никак нельзя было ожидать. При ближайшем рассмотрении все оказалось не так страшно. Дубинин был больше шокирован, чем побит. И когда Артур собирался принести ему чего-нибудь выпить, тот неожиданно и решительно отказался. - Вот вся благодарность, за, так сказать, двадцать лет совместной жизни, - зло заключил он. Спасибо, Артур, но если я сегодня выпью, боюсь, что завтра сделается только хуже. - Пойдем, пройдемся… - неожиданно сам для себя предложил вокалист. Виталий поднялся, попытался улыбнуться, но получилось не очень. Питер такой удивительный город. Кажется, что здесь и не темнеет вовсе. Сумерки мягкие, ласкающиеся кошачьей походкой стелящиеся за спиной, туманом разлитого молока по небу, мазками пастельных тонов по нависающим домам над проспектами. Они удалялись от гостиницы все дальше и дальше, Артур улыбался, слушая рассказ Виталия. Тот жаловался на жизнь вообще, и на Холстинина в частности. Он говорил, что раньше все было иначе, что не сводилось к каким-то банальным вещам, будто бы не все решали деньги… - Ты так говоришь, словно я ребенок, - откликнулся Артур, - я не хуже тебя помню, как было. Но… понимаешь, время оно постоянно идет. И что бы мы ни делали, чтобы ни говорили, мы его не остановим, и уж тем более не вернемся в тогда, когда, как нам кажется, все было хорошо. Ведь нам там было не очень-то уж и уютно, если быть честными. Мы были заняты строительством светлого будущего, а сейчас ужасно переживаем, что оно не такое. Конечно, наверное, это из серии «коллективное бессознательное». Виталий улыбнулся. - А знаешь что, - вдруг сказал он, - давай заберемся на крышу? Наверное, басист ждал отказа, или что-то вроде того, но в душе Бер был авантюристом, и мальчишкой. «Может быть, это по-настоящему… а если и нет, нельзя желать плохого людям, и нельзя не делать им добра, только потому, что они обманывают твои ожидания», - подумал Артур и согласился. К сожалению, сейчас в Питере осталось очень мало открытых крыш. Как правило, большинство дворов закрыты решетками и воротами, чердаки все закрыты, везде домофоны... Но к счастью, есть еще места, куда можно попасть. И арийцам повезло. Артур раньше как-то не задумывался, что романтическая прогулка по крышам занятие весьма опасное. Питерские крыши покрыты железом, которое на первом покоренном ими доме оказалось довольно скользким. Рельеф крыши – часто уходил под наклон, а близость проводов с током не ясного напряжение пугала. Но было в этом что-то такое…. Что-то… Настоящее что ли. Они остановились, завороженные открывшимся видом на горизонте справа - Смольный собор. Виталий осторожно взял Артура за руку. Тот не сопротивлялся. К чему все это? Осторожно они опустились на прогретую за день жесть. Дышалось необыкновенно легко, можно сказать по-питерски. Но только не так, как в зачумленную осень, а именно так, как в хмельную весну. Вехи истории как на ладони трубы печного отопления специальные башенки, в которых располагались во время войны зенитки и наблюдатели… Виталий осторожно положил голову на плечо Артуру. Тот обнял басюгу за плечи. - Это не совсем то, что тебе нужно, Виталик, - с легкой грустью сказал он, - ты пытаешься найти какое-то утешение, но, я не тот, кто тебе нужен, тем более сейчас. Посмотри, что ты видишь вокруг, это прекрасно, и подумай, стоит ли терять это ощущение, ради того, чтобы самоутвердиться, и… Но договорить Дубинин не дал. Он притянул к себе Арти, и поцеловал его губы. Властно и безапелляционно. Беркут шумно выдохнул, и закрыл глаза. Он знал, что через мгновение все кончится. И эта давящая щемь момента, и терпкий запах Виталькиного одеколона, и его шершавая щека, и пальцы, теребящие волосы на затылке…. Когда Артур открыл глаза, Виталия рядом не было. Вокалист улыбнулся, пожав плечами…
Io: заявка для Леди Иверна Кипелов/Маврин безлунная ночь и трактор "Беларусь"
Леди Иверна: - Маврик, ты где??? - кричал Валерка, глядя в чернущую безлунную ночь и стоя на пороге мавринской дачи. - Нет, самому мне его здесь не отыскать, требуется помощь,- рассуждал Кип вслух. - Чара, иди сюда! Найди Серегу! Собака слегка вильнула хвостом и уверенно пошла в темноту, вокалист за ней, пока позволял слабый свет из окон и открытой двери. Дальше он шел наугад, ориентируясь на потявкивания Чары. Вдруг что-то резко преградило ему путь, мир стал значительно ярче из-за света искр, посыпавшихся из глаз Кипелова. Золотой голос Арии упал на что-то мягкое и благоухающее винными парами. - Валерка, какого хера ты мой трактор таранишь??? - возмутилось тело. - Какой трактор? Откуда трактор? Зачем трактор? - тараторил Кип, барахтаясь на Мавре, но не делая попыток подняться. - Трактор Беларусь, мне из местного совхоза выделили за заслуги перед рок-отчизной для окучивания свеклы! Столь длинная речь истощила все силы гитариста, которые перед валянием в тени трактора подорвала бутылочка-другая "Калашникова". -Серег, а зачем тебе свекла? Может как раз поменьше овощей-фруктов-орехов есть? У тебя и так с потенцией более чем великолепно... В меня вон что-то упирается интенсивно. Маврин собрал всю волю, поднапрягся и сказал: - Лер, ты себе не льсти! Это я за огурчиками ходил... Кип даже рот открыл от такого оскорбления, но высказать все что думает о хамстве не успел, так как налетели мавринские собаки и с довольным урчанием принялись облизывать свою находку - хозяина и его гостя. - Чара, Пеле, Чапа хватит! Собакинги профессионально реанимировали Мавра и он начал подниматься, опираясь на злополучный трактор. - Валерка, да не переживай ты, - улыбнулся Сергей. - Это я сегодня не в форме, а завтра мы все наверстаем, обещаю! Он потянулся к Кипелову за поцелуем и помощью в поддержке равновесия, но тот лишь отмахнулся полушутя: - Не трогай меня, протииивный! И они пошли по свекольным грядкам на свет, льющийся из окон и двери дома, поддерживая друг друга как и двадцать лет назад.
Леди Иверна: Петра Лефлер/Харьков сало и майонез
Петра: к сожелению нет времени на развитие, но в общих чертах так Нет смысла скрывать, больше всего на этой планете я люблю пробовать новое. Самые неожиданные и пугающие вещи сочетания. Недавно наша сумасшедшая компания ездила на Украину. Нет, я, конечно, слышал про сало с шоколадом, но с майонезом. Сначала даже смотреть на это не хотелось, ну почему они так довольны как будто едят икру ложками, прямо за уши не оттащишь. Я решился, взял кусочек. Нет! этот ужасно жирный, противный вкус, какая гадость. Все смеялись и местные и наши. Ну, да и шут с ними. Пусть. Вчера ходил в цирк. Да к Запашным. Да из-за него, опять. Нет смысла скрывать. Плевать, что кто скажет. Случайно встретил его после представления. Он предложил подвести. Еле удержался, чтоб не сказать, что мне всё равно куда. А зря он даже не спросил. Мы ехали долго, смотрел, как он спокойно ведёт машину, не напрягаясь, не психуя, просто получая удовольствие от езды. Негромко играл Dream Theater. Машина остановилась у заброшенного здания где-то на окраине. Андрей заглушил мотор. Повернулся и поцеловал меня так, что я даже не понял когда и как мы выбрались из машины и зашли в подъезд. Он предложил мне себя прямо на лестнице заброшенного дома. И мне было плевать, как там грязно, и что там могут, или даже скорей всего живут крысы. Это было настолько жирно, неожиданно и нереально вкусно. Это было моё сало с майонезом. Когда мы немного пришли в себя ты отвёз меня домой, я не забиваю голову откуда ты знаешь мой адрес. Когда мы остановились, я хотел, поцеловать тебя на прощание, прямо затмение какое-то нашло, ты молча влепил мне пощечину и вытолкнул из машины. Хочу тебя ещё сильней. Но такие вещи не «едят» постоянно.
Петра: Тёмная Большаков/Холстинин "Я - налево, ты - направо, Вот и все дела!"
Темная: Заявка будет завтра... Из-за академии сегодня не успела >.<
Темная: Заканчивались мятежные 80... И уже не за горами были совсем неизвестные 90-е... А там и до нового тысячелетия рукой подать. Володя мирно дремал на груди Андрея, стараясь не думать о том, что в последнее время с ним происходит. Большакова как подменили, он становился все более раздраженным и непостоянным, иногда срывался без причин, при чем на всех без разбора, а потом долго отходил, ни с кем не разговаривая. Владимиру было страшно, поскольку их отношения, которым вот-вот стукнет год, трещали по швам и никак не получалось подхватить их нитью. Иногда Холстинину казалось, что не того он выбрал. Хотя кто в их совковое время может быть "тем"... - Андрюш... - Вова поднял голову. - Ты как? - Какая разница? - Что с тобой происходит? Ты уже вторую неделю сам не свой...огрызаешься...не даешь себя обнять даже толком...ни поцеловать... - Какая разница? - Ты еще какие-то слова знаешь? - Какая разница? Владимир поднялся и сел на кровати, ошарашенно смотрел на парня. - А если я уйду - тебе тоже будет плевать? - Не уйдешь... - Андрей открыл глаза, не меняясь впрочем в лице. - Это же почему? - Потому что уйдем все мы... Может и Валера с нами... Не знаю... - Что?! Это с какого перепугу? - Владимир просто не верил своим ушам. - Ты невыносим... - Андрей встал, застегивая рубашку. - Я все не решался тебе сказать, но ты меня достал... Твои вечные "а мне так не нравится"... твое нытье...твоя дибильная принципиальность...твое "не хочу это одевать"...твои сплетни за моей спиной... Достал, Вова, достал!!! Холстинин сидел, пораженный таким нахлынувшим откровением... Впрочем, зная Андрея Большакова можно смело было говорить, что его до завтра отпустит, и он сам начнет просить прощения за ранящие до боли слова... Вова опустил голову, тихо дыша - так всегда, сначала больно, а потом...он прощает только потому что, против этих губ и рук невозможно устоять, потому что они несут в себе любовь, даже если час назад квартира содрогалась от крика Андрея. - И да...я всем рассказал о нас... - добавил тот, направляясь в коридор. - Ты блефуешь... - выдохнул Вова...бледнея. - Позвони Валере, спроси...если он еще захочет с тобой разговаривать... - Андрей, зачем? Что ты этим хочешь изменить?! - Я не хочу успеха группы, в которую уже ничего не хочу вкладывать... Входная дверь хлопнула. Владимир упал лицом в подушку, потрясенный таким поворотом. ******* Утром он на репетицию примчался первым, в надежде, что вчерашний разговор был всего лишь страшным сном. В помещении уже был Валерка, который спокойно его поприветствовал и вел себя в целом, как ни в чем не бывало. Холстинин присел, доставая гитару, и тут будущий Золотой Голос Металла наконец обратил на себя внимание. - Вов...не доставай...незачем... Больше никто не придет... - Тоесть? - Алик сказал, что они ушли - это решение принял Большаков... Нет больше Арии... - А.. - Вове показалось, что земля опять уходит из-под ног. - Бывает... - Валера вздохнул "Господи, несправедливо-то как..." - гитарист и создатель Арии схватился за голову. - Мы все исправим, Лер... Ты-то в меня веришь?! - Не верил бы - не пришел сейчас... ******************** 1987 год. Успешность и знаменитость росла. "Улицу роз" пели все, у кого был хоть какой-то слух или голос... Ария стала еще популярней, чем была год назад, и это радовало и оставшихся Владимира и Валерия, и новоприбывших музыкантов. После очередного концерта в проеме двери гримерки показался Большаков. Холстинин вздрогнул, но попытался быть беспристрастным. - Поздравляю... - устало произнес Андрей. - Ваш успех растет. - Не ожидал? - вместо "спасибо" язвительно ответил Владимир. - Думал, я загнусь со своей идеей хэви-группы? Думал, треш более популярен? Андрей покачал головой и закрыл тому рот поцелуем, привлекая к себе. Холст опешил, расслабившись, из рук выпала футболка. Все те же губы...те же руки...ничего не изменилось... Хоть и год прошел, а тело помнило, да и он помнил...он еще любил... - Андрей... - слова давались тяжело. - Ты зря пришел.. - Почему? Я хочу вернуться, Володь... Не в группу... К тебе... Я за год понял, что мне никто не нужен.... Никто! Только ты! И я тебе нужен! - Нет... - Владимир поджал губы. - Все в прошлом. Забудь... - Но...почему? - Ты налево, я направо - вот и все дела... Холст подхватил рюкзак и шагнул за порог - впереди ждала слава!
Темная: И заявка: Для Melaris: Otro Lado Del Dia - Лобашев/Элькинд
Melaris: Сорь, заявку выполню и выложу к полудню понедельника. Ибо вчера-сегодня была сплошная возня с дочерью, так что спокойно подойти к компу возможности не имелось. ><
Melaris: Итак... Название: Otro lado del dia... Пейринг: Лобашёв/Элькинд. Солнце садилось над Невой, золотило крыши домов и листву на деревьях. Тихо, даже ветер к вечеру успокоился и улёгся спать где-то на заливе. Завтра обещают тёплый и ясный день. День концерта… Паша Элькинд, задумчиво любовавшийся невскими волнами, а заодно катающимися на катерах туристами, тяжело вздохнул. И чего ради он сюда пришёл? В попытке найти здесь его? Или просто – чтобы вспомнить? Вспомнить то, что он и не забывал. Этим воспоминаниям было полтора года, и они оставались пугающе ясными. Слишком ясными… Сложно любить человека, играющего в другой группе. Ещё сложнее – когда он участник сразу двух групп. Вокалист, фронтмен, мечта восторженных фанаток и головная боль Ромы Гурьева и Тима Щербакова. Обаятельный, непредсказуемый и опасный, словно вихрь – не зря его многие называли именно так. Вортекс. Энди Вортекс… Сложно любить такого… Но можно, наверное… У Паши, во всяком случае, получалось. Он сам не знал, по каким законам и каких жанров, но получалось. Это пугало и радовало, и поневоле мелькала мысль: а что, если однажды это закончится? Или просто – он проснётся и поймёт, что это только сон?.. Он однажды рассказал Андрею об этих своих мыслях… - Ты сегодня такой задумчивый… - Энди вопросительно смотрел в глаза Элькинда, полулежавшего на его коленях. – Что-то случилось? - Нет… - Барабанщик хотел придумать какую-то отговорку, но не вышло. Он прикусил губу: - Да… Андрюш… мы завтра в тур уезжаем по России. Надолго… - Ясно, - кивнул Вортекс, внезапно становясь очень серьёзным. – Ну… а когда вернётесь? - Пока неясно. Список городов ещё уточняется… - вздохнул Павел и, резко выпрямившись, поймал Лобашёва за руки. – Энди… мне кажется, что… не знаю… Иногда возникает мысль, что это только сон. Сказочный сон, который может закончиться… - Не говори глупостей, - улыбнулся вокалист, притягивая молодого человека к себе и нежно целуя. – Если это сон, то такой, который не заканчивается… … Он пришёл проводить Пашу на поезд. «Маврикии» смотрели с удивлением, но никто ничего не сказал. А Энди держал Элькинда за руки и тихонько напевал старую песенку, написанную Щербаковым ещё когда группа «Ольви» только появилась. «Otro lado del dia» она называлась – «Другая сторона дня»… … Пройдя, пройдя через сотни миров, Я приду на ту сторону дня… Паша не сразу понял, что это и было прощание… Когда они вернулись из тура, он узнал, что Андрея в Москве нет. Весенний тур начался не только у «Маврика», но и у группы «Эпидемия», презентовавшей в конце прошлого года вторую часть метал-оперы «Эльфийская Рукопись». Возить по городам России всех вокалистов не было особого смысла, да и слишком дорого, потому поехали только те, без кого совсем нельзя было обойтись. В том числе и Энди Вортекс, бесстрашный воин Торвальд. Почему-то стало не по себе и Паша, наверное, впервые в жизни всерьёз заинтересовался творением Мелисова, да и вообще его группой. Побывал на сайте, просмотрел фотографии… Фотоархив с презентации в Лужниках заставил его похолодеть: очень много было снимков, на которых запечатлели вместе двух вокалистов – Андрея Лобашёва и Максима Самосвата. Слишком много… и слишком часто они стояли обнявшись… Может, это лишь ревнивое воображение… но Элькинд заподозрил, что это неспроста. И в самом деле – фотографии, сделанные во время тура и выкладывавшиеся либо здесь же, на сайте, либо в «контакте» - в официальной группе «Эпи», только подтверждали то, что Павлу уже стало понятно. Энди его больше не любит. Вихрь… стремительный и неудержимый… и укротить или изменить его никому не под силу. В том числе и ему, Пашке, хотя он наивно полагал, что сумеет. И этот паренёк, Макс, тоже не удержит. Потому что Андрей, он… да… слишком свободен для них… Объяснений он не хотел. Боялся поверить, а потом оказаться обманутым. Сменил номер аськи, мобильник, так старательно пытался вытравить, выжечь из сердца эту свою любовь… Напрасно. Чувство слабее не становилось. Днём Павел как-то справлялся с этим, так, что никто ничего не замечал, но по ночам, оставаясь в одиночестве, он с беспощадной отчётливостью осознавал, что отдаст всё на свете за то, чтобы увидеть хоть раз ту чарующую улыбку, одновременно ангельскую и демоническую. Ещё раз взглянуть в глаза цвет летнего неба, услышать голос… Эти мысли он гнал прочь, не позволяя себе сорваться к телефону и набрать знакомый номер. А так хотелось… Когда Лефлер (тоже Андрей, да что ж такое!) позвал его в «Камелот-Z», Паша принял это предложение с радостью, надеясь, что смена обстановки поможет. Не тут-то было. Не помогло… Зимой у «Ольви» вышел сингл. Перед Новым Годом. Элькинд не удержался, купил. И одно название сразу бросилось в глаза: «Другая сторона дня». Не став слушать остальные песни, он сразу включил в плеере эту. Но я чувствую боль твоих слов… Я знаю, что ты ждёшь меня… И пройдя – пройдя через сотни миров, Я приду на ту сторону дня… А может, всё-таки…? Безумная надежда шевельнулась в сердце. Да нет, вряд ли… В августе этого года «Ольви» наконец-то решили закончить свой затянувшийся отпуск. Поняли, что не могут порознь и всё-таки они команда, а не просто так. И решили отметить это концертами. На московский Паша не попал – в этот же день было выступление «Камелота», а вот на питерский отпросился съездить. Зачем? Он не ответил бы. Но иначе просто не мог. Ещё раз увидеть эту улыбку и взгляд, снова услышать этот голос… Они оба любили Питер. Странный город изломанных душ и невероятных фантазий. Город, где не задумываешься о времени, потому что за ним здесь невозможно уследить… И здесь, на Стрелке Васильевского острова, они однажды гуляли целую ночь напролёт перед тем, как уехать в Москву, где их ждали группы – каждого своя. Это было давно… так давно и так недавно… Тихих шагов за спиной он не услышал. А вот голос… - Я знаю, что ты ждёшь меня… И пройдя – пройдя через сотни миров, я приду на ту сторону дня… - Грусть и лёгкая, мимолётная радость, ещё такая неуверенная. – Здравствуй… Элькинд резко обернулся. И чуть не упал, почувствовав, как его внезапно оставили силы. Знакомые руки подхватили его, поддерживая. - Энди… - Да, я… - Взгляд голубых глаз был тёплым и печальным. – Ты разве не ждал?.. Я ошибся?.. Ждал… звал… всё это время… полтора года, Энди!.. Почему?.. Андрей понял невысказанный вопрос: - Ты думал, у меня было что-то с Максом. И ушёл, не спрашивая. А я… пытался дозвониться, достучаться, объяснить… потом решил, что не время… Ты бы всё равно не стал слушать… Наверное, надо было через это пройти… - Может быть… - прошептал Павел. Боль, стальными обручами сжимавшая сердце, таяла как лёд на солнце от искреннего тепла этих слов, таких простых и настолько нужных… Пройти… чтобы прийти на ту сторону дня и найти… - Но ведь… правда ничего не было?.. - Правда-правда. – Тихо рассмеявшись, Вортекс набросил на плечи барабанщика свою куртку и обнял его. – Ничего и не могло быть. Я же люблю тебя, а он… он другого любит. Элькинд прикрыл глаза. Как легко было найти разгадку… и как же долго пришлось её искать!.. Столько пережить, так искалечить души… и себе, и ему… чтобы только сейчас понять, что сон оказался не таким, каким он его себе представлял. Сном были эти полтора года метаний и попыток уйти от себя самого. И под закатным солнцем самого нереального города на свете всё наконец-то стало на свои места… - Жаль, белые ночи кончились… темно до гостиницы добираться… - Темнота – это тоже хорошо. А ночь – это и есть otro lado del dia – другая сторона дня… Я же говорил, что приду… *** (авторское ИМХО - бред, но прошу очень больно не кусаться)) *** И заявка для Estel (когда появится))): Пейринг - Лёня Максимов/Илья Лемур Тема - "Не ходи к нему на встречу, не ходи..." (с)
Estel: Нижний Новгород. На этот раз в гостиничном номере Сергея и Леонида поселили вместе. А точнее рыжий любил разнообразие и решил, что готов к переменам. А может ему, всего лишь, понравились дырявые штанишки басюка, которые так удобно ковырять пальчиком. Но вернемся к нашим баранам, которых нечаянно оставили в одном номере. Из ванной комнаты слышалось громкое журчание воды и веяло горячим воздухом. А еще слышалось какое-то неясное, но довольно внятное пение: А у Лемура…. Четыре ноги… Четко выговаривая каждую букву пел Маврин. Позади у него длиииииииинный хвост. Протяжно взвилось в воздухе. Не ходи на встречу к нему, не ходи! - С чего это, интересно, - подумал Леонид. У него малый …….. Дальнейшие слова заглушил стук упавшего и задевшего оба бортика ванны мыла. Что же у него маленькое? – Максимов задумался, - Ну глаза у него точно не маленькие… такие красивые и большущие!– мечтательно улыбнулся он. Посмотрев на часы, он оживился, бывший согрупник, уже через полчаса, должен был ждать его в местном парке. Поправив выбившуюся прядь волос, Леня выскочил в коридор, погромче прокричав в замочную скважину ванной, что к концерту точно вернется. Застав мило мявшегося Илюшу у парковой скамейки он заключил, что может малым был рост… С высоты Лениных глаз он действительно казался маленьким, но не все же были рождены Эйфелевой башней!? Бесконечно счастливый Лемур заключил басиста в крепкие объятия… позже можно было заметить данную парочку, медленно прогуливающуюся по безлюдным дорожкам парка и державшихся за руки. Приземлившись на зеленой полянке посреди густых деревьев леса голубки сидели обнявшись. А в голове у Лени ползали букашки, выспрашивающие про нечто маленькое у Ильи. - Тебя что-то беспокоит? – Лемур поднял свои гигантские глаза на Максимова. - Э-э-э, - помедлил тот, - Я тут песенку услышал одну… ее Сергей в… в общем пел. Басист решил не уточнять где именно он ее услышал. Немного постеснявшись, Леня повторил все услышанные слова Илье. Лемур густо покраснел и спрятал лицо, уткнувшись в грудь басиста. - Не обращай внимания… он просто шутит…
Io: Приятные неожиданности гарантируются) Время голос сования за твАрения участников второго витка пошло. Голосуем до завтрашнего дня! Завтра в 10.00 подведем итоги. победители, получившие больше "спасибо" ждут небольшие поощрения. премировать бум 1 и 2 места.
Io: подведем итоги! 1. Io -7 2. Тёмная - 4 3. Петра -4 4. Леди Иверна - 6 5. Estel -11 6. DarkSu -10 7. Melaris - 5 победители очевидны и будут поощрены) как только призы будут готовы - выложу их фотографии.
Estel: я тогда закажу? ммм хочу испробовать Amano)))) Беркут/Стыров "А мне летать охота"
Amano: На Традиционный Новогодний концерт Арии как обычно были приглашены все друзья группы. Тоне сказать они были приглашены на фуршет заканчивающий концерт. В этот раз компания собралась особенно колоритная, единственным отказавшимся прийти человеком оказался Кипелов, про которого после разлития первой бутылки, кстати, никто не вспомнил. Его отсутствие сполна компенсировал Саша Манякин, захвативший с собой для полного счастья Андрея и Славика. Был приглашен Терентьев, который после концерта извинившись перед народом удалился «к своим». От группы Маврина на попойке были сам Сергей и его новый старый вокалист Артем Стыров. Время проходило весело, так как сама АРИЯ в уже пьяненьких лицах травила анекдоты, Дубинин с Мавриком постоянно прикалывались, Холст с Маней философствовали на тему «как это было». В общем все при деле…. Потом развлечения ради собрались отыграть Джем-концерт. Отстраивать драм установку было уже влом, и Удалов сговорившись с Сашей решили отыграть партии ударных на чем попало. Чем попало оказался стол, стоящие на нем бокалы, и части тел сидящих рядом с ударниками. Опять же акустические гитары, и о чудо вокальный дуэт Беркута, Стырова и…. конечно Витали Дубинина. Пели всё, начали само собой с Арии классической. Шутки ради Дуб предложил спеть «возьми мое сердце». Сказано-сделано Начал петь Стыров, но… Слов-то как оказалось он не знает совсем, и вместо Сердца на его же мотив стал петь песенку водяного. Беркут его поддержал и решил изобразить водяного, взмывающего вверх. Изобразили Титаник, когда худенький Артем пытался подбросить Водяного вверх. Водяной вопил «А мне летать охота»…. Но улететь птицу не получилось, и он вместе с Артемом шмякнулся на сцену-болото. В шуме и смехе никто не заметил что вокалисты групп поцеловались. Сделали перекур в концерте на «еще по одной», а вокалисты вышли «покурить». -Артемка, как я давно тебя не видел!- Артур расползся в улыбке. -Артур, а может быть мы сейчас свалим отсюда? -Вряд ли получится… Еще пару часов как минимум придется участвовать …. В конце концов это не так много…. Кстати я хотел спросить, ты простил меня? -Конечно простил… Вернувшиеся вокалисты привели товарищей арийцев в бурный восторг. Концерт продолжился. Вечер завершился общим нокаутом… В состоянии ориентироваться оставались лишь те кто организовывал «ШОУ», не считая Дубинина, ибо дуб водку всегда найдет…. Растащив всех по койко-местам,- они же лавочки, маты, и прочая закулисная постель Артем с Арти выдохнули. -Ну вот и все… - Берк усмехнулся… - Ты сейчас конечно домой поедешь? -А ты этого хочешь? -Я хочу…- Артур подошел к Теме и поцеловал его - я хочу тебя…. Скользящие руки на талии Артема, Обжигающие поцелуи, Аромат алкоголя… -Пойдем… Закрывшись в раздевалке, Артем стал стягивать с бывшего приятеля одежду. Поцелуи сыпали оба, не жалея ни энергии, ни ласк, ни рук, ни тел. Артур целовал тонкие длинные пальцы Стырова, Стыров кусал шею партнера, пальцы скользили по самым чувствительным точкам заставляя прогибаться навстречу друг-другу. Все так, как когда то давно… Как после ухода Михеева из группы… Все тот же лед пальцев Артема, все та же порывистость Артура… И так же боль сменяется экстазом… И Артур так же как восемь лет назад Артур напевает песенку Водяного… -А мне летать, а мне летать, а мне летать охота….
Amano: Для Melaris: Холстинин/Маврин Солнечный свет
Ксолотль_серии_М: Меларис просила отсрочку до полуночи, ибо она не успевает до 16:00))
Susя: - Серёж, я не совсем понимаю, чего ты от меня хочешь? - Вов... Ну вот смотри. Ты помнишь, как он там играл какой-то железкой... водил по струнам вот таааак... - Стоп-стоп-стоп. Кто "он"? Какой железкой? Как "вот так"? Слайд, что ли? - Я не знаю, как это называется... но звучит вот... вот как-то так. - Это называется слайд. Только у нас его нет. - Ничего, я что-нибудь придумаю. И придумал ведь. Прибежал с сияющими глазами, размахивая куском трубы. - Володя! Смотри! Я ей буду по струнам ездить, а ты подержи! - Зачем держать? Положи на колени... - Аккорд мне зажимай! Заразительная солнечность. Кстати о солнце - выглянуло из-за туч, проложив по перепутанным прядям огненную дорожку. "Вот бы погладить... интересно, какие у него волосы на ощупь? А какой на ощупь свет?" - Хооолст... не спи, - смотрит исподлобья, улыбается, прикусив кончиками белых клыков нижнюю губу. - Аккорды забыл? - Угу... - ворчание. И запустить руку в волосы, притягивая к себе. Мягкие, гладкие, текут сквозь пальцы... Рыжий зажмурился и изумлённо вздохнул... Губы, оказывается, тоже мягкие и гладкие. Почти такие же шелковистые, как солнечный свет в его волосах.
Susя: DarkSu, Кипелов/Лемур. "И все звёзды ему отдавали свою нежность..."
DarkSu: На меня напал зверь неписец. Прошу кого-нибудь перехватить заявку, выполнить её у меня в ближайшие сутки-двое не получится.
Io: * Снова приколы, насмешки, веселье. Надоело. А надо улыбаться. Смеяться вместе со всеми. Надо делать вид, что все идет по плану. Интересно балаган когда-нибудь закончиться? Артур сегодня выложился по полной, и чувствовал себя не лучшим образом, и снова эти бесконечные приколы, полу-упреки, неуместные шуточки… он сделал плеер погромче, чтобы заглушить здоровый гогот коллег. Нет, в другой ситуации, наверное, он бы и сам весело посмеялся над происходящим, но сейчас был просто «не день Беркута». Арти угрюмо смотрел на заоконный пейзаж и, не мог думать ни о чем, кроме как о том миге, когда, наконец, окажется в Москве. В своих мыслях он уже мечтал о том, как сошлется на занятость, на то, что вот тут еще несколько репетиций, а сам немедленно отправиться к Валерке… - Птица гордая, вставай, приехали!- грубый окрик прервал его мечтания, и вывел из легкого оцепенения. Беркут довольно резко поднялся и, мотнув головой, отправился вслед за товарищами. «Достали!». Благо с инструментами ему особенно-то возиться не пришлось, поэтому освободился Артур довольно скоро, и, поймав такси, уже предвкушал радостную встречу. Мог ли он подумать, что лишь только переступив порог кипеловской квартиры он поймет, что стал героем притчи «возвращается муж из командировки»? Едва ли. И он бы, конечно, понял, забыл, и стерпел, если бы увидел в прихожей скажем стоптанные кеды, или хотя бы бейсболку, с некоторыми данностями приходится мириться. Но в квартире отвратительно пахло каким-то пидорским одеколоном с нотками ванили и гибискуса, и кроме всего прочего на кресле был засвидетельствован розовый свитер. «Что за хрень!» - ревность обуяла Артура, и он, рисуя себе ужасные картины «гей-клуб на выезде в нашем доме» распахнул дверь в спальню. Картина, представшая взгляду птица поражала своей конгениальностью. Сквозь стоны и всхлипы неопознанного тела слышалось: «не надо, ЛерСаныч… ну не надо…» а затем: «да…не останавливайтесь…»…. Бер забыл, зачем шел. И даже пламенную речь, которую приготовил. Во-первых, его сладкая девочка-Лерочка оказалась не такой уж и девочкой, а, во-вторых, радостно попискивающее тело оказалось, что странно, даже не Андреем Лефлером, а незнакомцем приятной наружности и весьма привлекательной окружности, хм… даже двух. Артур растерялся, и так ничего и не сказав, отправился на кухню, где немедленно закурил. «Это что же получается! Я тут на гастролях, а он? На кого он меня променял? Нет, не променял… это не то… это вообще не понятно что!... и непонятно Кто!?.... кто взял мой рек… хрустальный шар… … да ситуация». Пока Беркут курил, и думал над непостоянством и скоротечностью жизни и превратностях судьбы. В ванну проскользнуло аморфное тело. Тело вспискнуло увидев курящего Беркута и лишилось чувств. «Блядь», - подумал Беркут, подымаясь. Пришлось поднимать несчастного и отмывать от пыли и гм… от более приятных субстанций. Когда тело открыло глаза, оно снова вспискнуло и попыталось вяло отбиваться, мол, насилуют, помогите. - Еще и не собирался, - деловито заключил Арти. Тело затихло, - зовут-то тебя как? - Илья… - прошептал парень, тараща огромные глазищи на солиста «Арии». - И откуда это мы такие красивые? – бесцеремонно спросил Бер. - Я… я…солист группы «Сергея Маврина»… - Ого,- Артур был искренне удивлен, - и все звёзды ему отдавали свою нежность…. - Ну, ни всю… - смешался Илья… - Да, и, по-видимому, не только нежность… Когда Илья Лмурович был отмыт, завернут в большой махровый халат и посажен на кухню с чашкой ароматного чаю с коньяком настал черед испросить благоверного, что за… собстно. Благоверный блажено дрых без задних конечностей, растянувшись на кровати, и подобрав под себя почти все одеяло. - Развратник! – звонкий шлепок по левой полупопице огласил небольшое пространство спальни. - Арти? – сквозь сон пробормотал Кипелов, даже не удосужившись покраснеть для приличия, - ты откуда? - Тьфу… ты чего мавринских деток совращаешь? - Это не совращение, это тест-драйв… - мурлыкнул Валера, натянул одеяло на себя. задание кто хотите тот и берите) Маврин/Кипелов серые девяностые.
Мавря: Io, я сделаю эту заявку, но прошу день отсрочки - сёдня не успеваю закончить :)
Мавря: На заявку для Io. Наши девяностые вовсе не были лихими. Ни разу. Они были серыми. Серыми, как эта дурацкая небесная хмарь, которую я, кажется, целую вечность сверлил глазами поверх огонька зажигалки, стараясь прикурить слегка дрожащими руками. Конечно, получалось хреново. Поэтому я даже с некоторой радостью запихнул взыгравшее вдруг ослиное упрямство куда подальше и покорно перестал чиркать колёсиком, когда Виталик решительно отобрал у меня помятую сигарету и молча всучил свою, наполовину скуренную. - Спасибо, - хрипло буркнул я, затягиваясь едким дымом. Дуб спокойно кивнул. - Не за что. Стена позади была холодной, но я всё равно прислонился к ней спиной, чувствуя, как между лопатками тут же пробегает дрожь. Не то что бы меня не держали ноги – просто так было спокойнее. Словно подтверждение, что у меня ещё есть опора, хоть какая-то, что мы – нет, я – никуда не падаю, я здесь, стою на своих двоих и судорожно курю, и мне совсем не хочется вернуться обратно, бухнуться на колени и попросить прощения за скандал и резкие слова, брошенные прямо в лицо, ведь всё и так хорошо, я же.. Валер, мы же просто.. Так же лучше, Валер.. Челюсти против воли стиснулись до желваков. Ну да, конечно, я могу оправдывать себя и Виталика хоть до посинения, но сути это нифига не меняет – дверь за нами закрылась, мы сами хлопнули ей – громко, как и положено по законам жанра, и теперь торчим здесь, как два полных придурка, ёжась под порывами ветра и мешая горький табачный дым с собственным дыханием. А мне безумно хочется напиться – вот прямо сейчас, до беспамятства, в стельку, но в кармане валяется лишь неисправная зажигалка, и, видимо, домой сегодня придётся идти пешком, чего уж говорить о заветной поллитре.. Поэтому мне остаётся лишь снова пялиться на это унылое, чертовски унылое небо, грозящее вот-вот обрушиться вниз добротным ливнем. - Всё будет нормально, Серёг, - Дуб возник совсем рядом, и я опустил глаза, чтобы не видеть его невозмутимо-дружелюбного лица, по которому сейчас хочется только как следует вмазать. – Вот увидишь, всё получится. Валерка ж не со зла.. Они потом сами к нам приедут, туда. Веришь? - Угу, - равнодушно солгал я сквозь фильтр. – Конечно, верю. И метким щелчком отправил окурок в лужу. Город, в который мы приехали, тоже был серым. Чужим, неприветливым и очень холодным – дождь хлестал так, что пришлось застегнуть косуху, чтобы не окочуриться вконцы. Не удивительно, что мы с первых же минут прониклись к Мюнхену искренней неприязнью. Хотя нет, кажется, только я - Дуб вполне себе лучился неизменной улыбкой и восторженно трепался про немецкое пиво, ожидающую нас шикарную студию и прочую чухню, которая мне, честно, была абсолютно параллельна. Я тащил за собой тяжеленный чемодан и чехол с гитарой и почти с ненавистью пинал казаками булыжные мостовые, мечтая только о том, как бы поскорее вернуться домой. Ну и о чашке крепкого кофе тоже. Так, для начала. Та насквозь пропитая фрау, у которой нам предстояло работать и – что в контракте не упоминалось – даже жить, запомнилась мне только ярко намалёванными губами и абсолютно невменяемым взглядом, который принялся раздевать нас, как только мы переступили через её порог. На фоне всей это серости она смотрелась весьма экстравагантно, даже неуместно – хотелось закрыть глаза и тотчас смыться куда подальше от этих пьяных хихиканий на смеси нескольких языков. Мы с Дубом так и делали – бормотали что-то невразумительное и поспешно уматывали в ближайший бар, когда окончательно поняли, насколько бесперспективным на самом деле оказался этот авантюрный проект и какие же мы, мать-перемать, дураки. Самые что ни на есть настоящие. Тогда, сидя за выскобленным столом и потягивая то самое немецкое пиво, о котором так мечтал Виталик, мы доставали старый кассетный плеер и, взяв себе по наушнику, молча вслушивались в собственную музыку – жадно, стараясь не пропустить ни ноты, словно малолетние восторженные фанаты, дорвавшиеся наконец-то до отцовских пластинок. Дуб негромко постукивал пальцами по краю высокой пивной кружки, отбивая ритм, и что-то мечтательно намурлыкивал, а я опустил голову и слушал мелодичный валеркин голос, льющийся в одно ухо и выпевающий до боли знакомые строчки. Господи, я уже почти видел его, видел в блестящей поверхности столешницы, которую бездумно сверлил глазами: такого привычного, стоящего у микрофонной стойки, расслабленного, пальцы сжимают шнур, глаза прикрыты, ресницы, волосы, губы, боже, губы, что мы здесь делаем, как же я соскучился по тебе, чёртов ты упрямец, если бы ты только знал.. Дуб тронул меня за плечо, задев проводок наушника, и валеркин голос резко оборвался, но, глядя в уже порядком окосевшие глаза Виталика, я всё ещё слышал его голос, родной голос, который так нестерпимо хотелось снова ощутить у своей шеи, щеки, уха.. Поэтому, когда Дуб сентиментально дрожащим голосом ещё только договаривал что-то про «п-п-позвонить», я уже вовсю нёсся на улицу, в ночь, туда, где, как я помнил, должен был находиться таксофон. - Валеркавалеркавалерка, - шептал я лихорадочной мантрой, пока в трубке упорно раздавались равнодушные гудки. – Ну же, Валерка, прости меня, ответь, пожалуйста, ну же, ну Ва.. Валерка!! - Сергей? – голос на том конце провода был удивлённым и встревоженным, и я окончательно потерял голову. – Серёж, что случилось? Ты.. В-вы там в порядке? - Да, - ошалев от свалившегося облегчения и счастья наконец выдохнул я. – Да, Валер, да, всё хорошо, я просто.. Ты знаешь.. Я так.. Мне очень.. Знаешь, ты.. Ты меня пр.. - Серёж, - неожиданно мягко перебил Валерка, и я послушно затих, сжимая трубку вспотевшей ладонью. – Не надо, я понял. - Да?.. - Да, - негромко ответил Валера, и я почти услышал, как он неловко улыбается. – И ты меня.. Ещё три месяца мы прожили в Мюнхене, успешно уворачиваясь от цепких лапок приютившей нас фрау и её хитрого муженька-менеджера с его лажовым контрактом. Часами висели на телефоне, не заботясь о том, кому придётся всё это оплачивать, и то и дело расплывались в широченных улыбках, чувствуя, что осталось совсем немного до заветного поезда, который отвезёт нас домой, к своим, к моему.. И потом я чувствовал себя абсолютно счастливым, свернувшись на жестковатой полке, смоля одну за одной в холодном тамбуре или просто молча глядя в мутноватое окно под уютное посапывание Виталика на верхней полке. Уже этого было достаточно. Но только когда мы, уставшие и вымотанные, вывалились наружу, и я увидел, кто встречает нас на перроне, только тогда я понял – да, мы дома. В сумке что-то зловеще хрустнуло, когда я швырнул её на асфальт и рванулся вперёд, крепко, сильно притягивая Валерку за шею и зарываясь пальцами в его волосы. - Боже.. – глухо прошептал он мне в шею, цепко, до синяков хватаясь за мою спину. – Ты.. - Как я рад тебя видеть.. - Сволочь.. - Знаю.. Где-то совсем рядом с нами раздавались приветственные возгласы Володи, хлопающего Виталика по плечу, но я их почти не слышал, занятый только тем, чтобы сжать Валерку покрепче и не отпускать, нет, теперь уж точно никогда и ни за какую студию в Германии. - Серёж?.. - Нет. - Мне уже дышать нечем.. - Всё равно нет. - Иди ты.. – Валерка смущённо фыркнул и упёрся кулаками мне в грудь, отстраняясь совсем ненамного – так, для виду. А я взял его за плечи и долго, бесконечно долго всматривался в родное лицо, пока наконец-то не понял, что, кажется, в моих девяностых прибавился ещё один оттенок серого. На этот раз светлого. Как валеркины глаза.
Мавря: Следующая заявка: Холстинин/Попов; "Можно я?" Берите, кто хотите, ага :)
Skipper: я попробую =)
Skipper: мой самый не любимый пейринг и много много еще отговорок)))) но воттт собснааа Все было как всегда, я как будто случайно завернул к твоему дому... случайно бросил взгляд на окна... но сегодня там вдруг оказался свет. постоял немного. странно, обычно в это время тебя нет... сигарета... скамейка... и Кипелов, выходящий из твоего подъезда. Кажется внутри снова что то неприятно сжалось. Завернул за угол и скрипя зубами от ненависти, направился в неведомую сторону... Ночь... новая скамейка... новая сигарета. Не очень приятный вкус портвейна во рту. - Э, мужик есть мелочь? Увидев вокруг себя пятерых не самых дружелюбных парней усмехнулся, поняв что явно не мелочь им нужна. - Ты че ржешь, че даун?! Слабые попытки защититься, холодная встреча носа и асфальта и неприятные удары ногами. и сознание.... точнее полное его отсутствие.... - Откуда ты взялся?? - насколько мог связно. Пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем нибудь здесь... - это ты откуда взялся?.. Попытался посмеяться с такого обеспокоенного лица Сергея, но тут же больно закололо в груди. - Сними футболку. Сейчас я что нибудь сделаю... - Как я у тебя то оказался? - Я тебя не далеко от дома нашел, - Сергей пожал плечами. Попытался снять футболку, но тут же болезненно заныло в ребрах. Судорожно вздохнул и снова завалился на постель. Алкоголь... много алкоголя в мозгу... но иначе, наверное, было бы больнее. - Можно я лучше? - он снова улыбнулся и принялся его раздевать. Осторожно, бережно, но с лицом будто помогает спуститься богу с небес. Снял таки футболку... и замер... побоявшись касаться его тела. Володя усмехнулся, не ожидая такого обожания во взгляде, которое тот все яростнее пытался подавить. Но не сумел... Сжал кончик футболки пальцами... и отвел глаза. Вова поднял руку и коснулся его щеки. Просто... зачем то... зная, чего хочет Сергей... Серега снова вздрогнул и перевел на него взгляд. Недолгая пауза.... наверное безумный вихрь из мыслей в его голове... и он даже слегка наклонился... губы... которые прежде он и не рассматривал толком... - Господи, у меня ребро сломано!!! - не выдержал таки Володя. Испуганно подскочил и вылетев из комнаты, вызвал наконец скорую....
Skipper: ну если вдруг примите вышеотписанное то следующим мне б Маврин/Холстинин и фраза "что я виноват чтоли??" ^__^ как то пока стесняюсь выбирать)))) может Мавря?? >__< (извиняюсь за обилие дуратских смайлов и многоточий)
Мавря: Skipper, постараюсь удовлетворить ваш запрос :)
Мавря: В комнатушке темно и куча всякого хлама, но сейчас это почти неважно – главное, что здесь никого нет, и дверь запирается изнутри на щеколду. - Не тормози, - громким шёпотом зовёт Володя через плечо, и Сергей вваливается вслед за ним, путаясь ногами в каких-то пустых коробках и тряпках. - Трындец, - искренне выдыхает Маврин, наваливаясь на дверь изнутри. Ему очень хочется рассмеяться, но места мало и дыхания не хватает, потому что Володя упирается ему в бок локтем, стараясь развернуться в узком пространстве. – Самая большая глупость в моей жизни. - Да ну? – здесь почти ничего не видно, но Сергею кажется, что в глазах Холстинина загораются ироничные огоньки. – А Германия? - Сука, - беззлобно улыбается Маврин. - Рыжая сука, - легко парирует Володя и одной рукой упирается в стену совсем рядом с лицом Сергея. Резкий щелчок щеколды. - Но пасаран, - Холстинин лающе, но тихо смеётся, и Сергей чувствует, что от него пахнет коньяком. Но губы мягкие, и за это можно простить даже алкогольный кумар. - Придурок, - шепчет Маврин, хватаясь руками за горячую спину. – Неймётся? - Ну я виноват, что ли? – Холстинин трётся небритой щекой – прямо о голую грудь, и Сергей мысленно радуется, что под расстёгнутой жилеткой нет футболки. – Ты же постоянно крутился у меня перед носом.. - Это плохо? – Маврин пинает подвернувшуюся под кроссовок коробку, позволяя колену Володи раздвинуть его ноги. - Отвратительно, - щекотно улыбается ему в шею Холст. - Эти твои дурацкие штаны.. Я из-за тебя всё соло похерил, зар-раза. Цепи на ремне тихонько звенят, когда Володя обнимает Маврина за поясницу и тянет на себя – совсем близко. - Они.. не.. д-дурацкие, - шипит в ответ Сергей, зарываясь пальцами в непослушные кудри. Широкие ладони ласкающе гладят его по бёдрам, проходясь по шёлку малиновых брюк – тех самых, и Маврин прикрывает глаза. – Ахх.. Ну ты и.. - Угу, - Володя вскользь прихватывает его нижнюю губу зубами, - Ты тоже.. - Д.. Дурацкая была затея.. - Ты мне нотации прямо сейчас будешь читать? – хрипло, где-то у уха, шершавая ладонь провокационно накрывает пах. – Вот с этим? Сергей рычит и тянет его за отросшие кудри – наверное, больно, но Холстинин даже покорно откидывает голову, подставляя беззащитное горло. Маврин впивается губами и зубами, чувствуя вкус пота и терпкого одеколона, и Володя задыхается словами. Пальцы соскальзывают, когда он пытается ухватиться за ремень Сергея. - Ай блять! – невольно вырывается у Холстинина - в кисть больно впивается один из шипов на пряжке. – Это что, нарочн.. - Тихо ты! – возмущённо шепчет Сергей, накрывая губы Володи рукой. – Услышат – сам будешь выкручиваться! - Да брось, - Володя глухо смеётся в его ладонь и быстро проводит по ней языком. – Все уже напились. Им не до нас.. будет минут двадцать. - А потом они.. пойдут искать нас по всему ДК? – Сергей пытается сострить, но срывается на тихий стон, когда Холст рывком спускает с него штаны. - Нет, - насмешливо выдыхает Володя, опускаясь на колени. – Потом Валера пойдёт за добавкой.
Мавря: Следующая заявка: Андрей Смирнов/Олег Кобра Ховрин, "На двоих?" Не настаиваю, но может Сволочь_ТМ обрадует?..
Сволочь_ТМ: Пятрооооооооовииииич!!!!!!!!!!!!!! Дяржи, дарагой!!!!!!!!!!!!!!!!!! "На двоих" Изначально их селили в один номер, как двух новичков, - чтобы они не чувствовали неловкости и легче привыкли к группе. Номера доставались всякие, зачастую вместо двух кроватей посреди номера размещался сексодром площадью 4 кв. метра, и ничего не оставалось, как улечься с двух сторон, соблюдая максимальную дистанцию, а потом, неспокойно ворочаясь во сне, они неосознанно приближались друг к другу, случайно соприкасались, прижимались, согревали друг друга своим теплом и засыпали уже другим, спокойным сном. Когда это произошло первый раз, они посмеялись утром, обнаружив, что голова buddy лежит в сгибе локтя Кобры. А вечером, снова ложась спать, вдруг подняли друг на друга глаза... И Андрей не выдержал, засмущался, покраснел, словно его уличили в чем-то. Кобра сначала хмыкнул, внутренне посмеиваясь над buddy, а потом вдруг закашлялся, посмотрев на Андрея со стороны и поняв, что этот парнишка, стоящий перед ним, забавен и прекрасен. И когда среди ночи они вновь оказались рядом в центре ложа - Олег проснулся от первого прикосновения и, стараясь не дышать, осторожно примостил голову спящего соседа на своей руке. Тот почмокал во сне губами, повернулся на бок и прижался покрепче. "Какой малыш," - размягченно подумал Кобра. - "Словно щенок дога, - вроде большой, длиннолапый, но такой маленький и трогательный внутри... Малыш... Малыш... Buddy-buddy-buddy..." Он легонько отбил ритм этих последних трех "buddy", промелькнувших в голове и растянул рот в непроизвольной улыбке. ...С Олегом сразу было легко, меня тянула его нездешность, существование в стиле "don't worry, be happy". А еще он выбивал мне мозги на сцене своими палочками, и я чувствовал себя крысой, идущей за дудкой Крысолова, - так и я шел за ритмом... нет, не шел, летел... Так же, как и Алик, который обрел наконец-то поддержку, достойную его статуса. И когда во время концерта мои глаза встречались с темными мудрыми глазами Алика, блестящими от внутреннего, всегда сдерживаемого и от того еще более мощного драйва, а в уши вливался безжалостный, казалось, определяющий все мое дальнейшее существование ритм, - я чувствовал себя на Олимпе, среди богов, и боги были доступны и близки... ...и все случилось как-то мимоходом, после концерта, когда я почему-то замешкался, убирая гитару в футляр, а Алик просто сидел на стуле и приходил в себя, и я поднял на него глаза, и он мне улыбнулся, измученно и одобряюще... И я вдруг почувствовал, как сердце сжимается от того, какой он, - хрупкий, с каждым днем словно тающий от возраста и многих знаний, и словно стальной внутри. Я завороженно смотрел на руки с выступающими венами, невольно сравнивая их со своими лапами... "Где же прячется эта сила?" - подумал я и задохнулся от желания вдруг прижаться лбом к этой руке, перецеловать эти фантастические пальцы... Видно, все это нарисовалось на моем лице прямым текстом, ибо последовал едва уловимый кивок... И вот я на коленях, держу в своих ладонях эту драгоценность, утыкась носом в коленку и чувствую, как меня сначала гладят по голове, потом целуют в макушку, потом теплые губы спускаются ниже, во впадинку позвоночника на шее... а потом перемещаются к уху... "Пойдешь со мной?" - щекотящий шопот. "Да," - хочу сказать я, но голос отказывается повиноваться, поэтому вместо ответа я просто целую Алика в ладонь, а потом поднимаюсь все выше и выше, до сгиба локтя... ... мы уходим вместе в ночь - в дождь - в темноту, не разговаривая, пытась удержать то, что в нас. Осторожно доносим это до такси, потом до подъезда, до лестницы, до порога...И как только дверь захлопывается, тетива спускается... и Алик мой, только мой, и я обезумеваю... ...Кобра зовет его buddy, и это прозвище очень подходит этому милому маленькому верзиле с пронзительными синими глазами. Если бы мне сбросить щас лет двадцать... Мне бы ничего больше и не надо было. Я почти не говорю с ним - только смотреть,любоваться, радоваться. Но между нами - треть жизни, рано или поздно мы перестанем понимать друг друга на уровне тел, запахов и мыслей... И он уйдет. А я еще раз умру, как уже умирал несколько раз, без надежды на воскрешение. Мне кажется, что у каждого из нас несколько оболочек, может, сущностей, или жизней, как у кошки. И каждый раз, когда мы умираем, одна из оболочек засыхает, трескается и падает у наших ног мертвой листвой. А то что остается, - оно становится все уязвимее и хрустальнее. И первый камешек из-под колеса проезжающей машины, попавший в нас после того, как спадет последняя оболочка, - разбивает вдребезги этот хрусталь. А в свидетельстве о смерти напишут - ИБС, в просторечьи - инфаркт... Не хочу дожидаться умирания сегодняшней оболочки, вдруг она - последняя? И останутся сиротами нереализованные замыслы и недоделанные дела. Имею ли я право бросать их здесь без присмотра? Или забирать с собой неродившимися?... ... - Алик, тебе добавить? - Крустер услужливо взял в руки бутыль "Немировки" и долил фирменную рюмку до краев. Они снова выпили и закусили конфетками из вазочки,стоящей на столике в гостиничном баре. Под потолком свивались клубы табачного дыма, время остановилось и никуда не шло. ... - Алик, о чем задумался? - спросил Крустер Мастера, расслабленно полулежащего в кресле и не отрывающего глаз от потолка? ... - Алик! Мастер наконец-то отвел взгляд от псевдо-романтичных светильников на потолке, слегка изменил позу и усмехнулся, пожав плечами. - А хочешь, я тебе расскажу? - Крустер начинал нервничать. - Хочешь, я скажу, чего ты такой заторможенный? Ревнуешь... К Кобре ревнуешь... Дескать, он у тебя buddy уводит... Тьфу, вот же прозвище дурацкое придумал - buddy, американец недоделанный... Ну хочешь, я поговорю с ним? Хочешь, скажу, чтоб не трогал твоего Андрюшку? В конце концов, кто он и кто ты? Алик налил себе рюмку до краев. ...- ты только скажи, - продолжал Крустер, не замечая движений Алика. - Не могу я смотреть, как ты спиваешься и с ума сходишь... Алик взял рюмку в руки и вгляделся в стекло. В колеблющейся жидкости качались чаши весов - на одной - теплый, щенячий, сладкий buddy... на второй - облако тумана, в котором, как он знал, скрывалось его предназначение. Алик пошарил в кармане, достал рублевую монетку и подбросил в воздух. Монетка взлетела, кувыркаясь, и упала, звякнув о плитку пола. Крустер суетливо опустился со стула на колени, отыскивая денежку, шаря по полу рукой... И вдруг застыл. ...- Алик, черт, она в щель между плитками попала! - возбужденно-пьяно зашептал Андрей. - Ребром! Алик еще раз вгляделся в рюмку, подмигнул смерти в шутовской маске, выглянувшей из-за плеча Buddy на чаше весов и залпом выпил "Немировку" - Не волнуйся, на двоих... на двоих поделим, - бросил он Крустеру, вставая из-за стола и преувеличенно твердой походкой направляясь к выходу из бара... Кактотаг... Хочу канон К/М, "и не я с тобою под руку из гостей иду домой..."
полная версия страницы