Форум » » А смысл? » Ответить
А смысл?
Io: Название: А смысл? Автор: Дара Нагваль Фэндом: RPS – музыка Рейтинг: NC-17 Персонажи: участники «арийских» групп Пэйринг: да кто кого первым поимеет поймает Саммари: смотри название… а так: секс – разборки – секс… опять секс… опять разборки… и опять-таки секс!.. И так далее в духе дурной бесконечности. Жанр: romance, мозгоебство драма, angst, pov Размер: макси Статус: закончен Предупреждение: слэш. Да и вообще, почти все персонажи – геи! Права: мои только воображение и комп!
Ответов - 21
Dara: ~ Павел Элькинд ~ 5 сентября 2005 года В народе есть такая замечательнейшая поговорка: «в березовом лесу хочется жениться, а вот в еловом – удавиться». Пару месяцев назад мне действительно хотелось удавиться на первой же попавшейся люстре. Даже не знаю, как выжил… Вру, знаю: ребята из группы вытащили, фигурально выражаясь (а может и буквально), из петли. А ведь я склонностью к суициду никогда не страдал… Ну, да ладно, расскажу все по порядку. Все равно делать нечего. Юрка с Сашкой Манякиным вон над шашлыком колдуют. Андрюха, наш который, куда-то опять слинял. Ребенок, блин, леса, что ли, никогда не видел? Серега с Валерой тихо дрыхнут на покрывале… Так, а где наш Сашка? Ладно, фиг с ним. Алеха с ихним уже Андреем сидят в сторонке и о чем-то шушукаются… Кстати, сегодня у нас «дата», точнее, у Алеши: ему исполняется двадцать восемь лет. Именинничек наш… Так, а мне что делать?.. Вспоминать, Паша. Вспоминать… май 2003 года Это было нечто! Не помню такого драйва! Класс!.. Ой, миль пардон! Объясняю… Это был мой дебют в «Маврике». Группа шибанула свое пятилетие в «Эстакаде» (для тех, кто в танке, это такой клуб в Москве). Блеск!.. или, все-таки бред?.. Мне реально кажется, что я тихо, извините за нерусское слово, бредю! Отыграли отлично. Я, правда, еще толком не со всеми подружился. Но люди они классные все-таки, бешаные (именно через «а»), но позитивные. Сижу в обнимку с бутылкой пива и тихо отхожу в астрал. Рядом сидит Юра Алексеев… такой меланх, я валяюсь. Но человек хороший. Артюха Стыров… а-абалденный у него все-таки голос, хоть он и не вытягивает… интересно, он никогда не думал вокалом своим профессионально заняться? Тоже – гуд, а не человечек. Сергей Константинович Маврин собственной персоной – без комментариев. И вон еще одна сучность в углу ныкается: Леша Харьков, младшенький наш самый (на два года меня моложе, а выглядит так, словно и не почти двадцать шесть ему, а года двадцать два… по поведению так вообще лет семнадцать. Детская такая непосредственность). Но басист прекрасный. Серега нас в первый же день на студии запер вечером на всю ночь и до утра. Прикол? Нет. Он просто хотел, что бы мы с Алешей пообщались. Чтоб, мол, ритмсекция группы «спелась». А то бывает, что не поладят барабанщик с басистом, и группа вся к чертям летит из-за этого. Перестраховался. Ну, мы-то с малышом пообщались. Хорошо так. Жаль пива не было. Сдружились. Хороший он мальчишка. Эх! Где мои двадцать пять… Хотя нет, гы, СЕМНАДЦАТЬ! В общем, покуролесили на концерте все хором, теперь перевариваем. Нет, Серега молодец: хорошую команду подобрал. Мне здесь все нравятся… особенно Леша… Что? Да, я – бисексуал, дальше что? Ладно, проехали. Не будь у меня таких наклонностей, этой истории бы не произошло. И вы бы это все не прочитали, бе-бе-бе… Так, на чем я остановился?.. Леша. Прелесть, мальчик! Пухленькая такая красавица в очочках. А какой бледненький – привет, Поганка! – Паш, что ты на меня уставился? – ты смотри, увидел, Солнышко. Хочу я тебя в самых разнообразных позах, вот что! – Задумался. – О чем? А тебе интересно, прелесть моя? – О вечном. – О суперклее, что ли? – смешок. Мда… разговор определенно не клеится. – Алеш, не лезь к человеку, не видишь: в астрал отошел? Спасибо, Юра. А то я совсем забыл, что тут еще вы с Серегой и Артемом. – И как там в астрале? – Показать? – Паш, не стоит. Почему? Почему не стоит показывать этому мальчику всю красоту «астрала», а Сергей Константинович? Что вы так на меня смотрите? Да, я вас понял, и вас и ваш понимающий взгляд… Дальше что? Мальчишка все равно с нами не каждый день. Или вы его для себя приметили? – Паш, пошли, отойдем. Поговорить нужно. Ну пошли, Сереж, пошли. Мы вышли в смежную комнату. Сергей закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, взглянул на меня. – Паш… Аккуратнее с Алешей. Я тебя прошу. Он не такой. – Не такой, как мы?.. Извиняюсь, – смени тон, придурок. – Сергей, послушайте… – Нет, Павлик, это ты меня, пожалуйста, послушай, – спокоен, как тридцать три удава. – Я сомневаюсь, что Алеша останется с нами. В конце концов, у Валеры он достигнет большего, чем у нас, это факт. Конечно, он может остаться с нами, и это уже будет его выбор… Но не дави на него. И не делай ему ничего плохого; как говорят нормальные люди в таких случаях, не обижай. У Алеши сейчас пошел творческий взлет. Он действительно стал намного лучше играть. И я хочу, чтобы он полностью раскрылся. Делай, что хочешь, но не мешай ему. Договорились? – Взгляд в упор. Ах ты, старый рыжий лис! Значит, делай, что хочешь, но не трогай наше маленькое сокровище? Сережа, да ты мне прямо таки руки развязал. Более того, ты, похоже, даже благословил меня на это святое дело! Сергей, тем временем продолжил: – Паш, повторю, Алеша не такой как мы… Офигеть! Вот так в открытую и признаться! Я бы не смог… наверное. – Если хочешь быть с ним, будь. Но не вздумай использовать. Относишься к нему серьезно – пожалуйста, даже поспособствую вашим отношениям. Но если хочешь лишь развлечься – иди, прогуляйся в заведение не для всех, в таком случае. – Значит, у меня есть на мальчишку шансы? – честное слово, меня тогда на данный момент ничего больше не интересовало! – Есть, – кивнул Сергей. – Но не советую забываться. Запомни: обидишь, или же просто помешаешь его творческому росту – голову оторву… тебе! И я, как последний идиот, расплылся в улыбке. – Заметано, Сергей Константинович! – Сережа. Когда запомнишь? – Пардон, череп не тем занят. Извините. октябрь 2004 года – Значит, ты нас окончательно покидаешь? – разобраться я решил, когда в студии мы с объектом моей любви и страсти остались вдвоем. Алеша посмотрел на меня огроменными глазищами. Похоже, мой вопрос застал его врасплох. – Ну-у… в общем, да, – протянул мой мальчик. – Тебя это удивляет? Я на секунду задумался, затем выдал: – Знаешь, меня это бесит! Честно! Не думал, что у человека может быть настолько офигевшее лицо! Парень был в шоке! – Паш, я тебя не совсем понимаю… – начал он, но я его перебил: – Все ты понимаешь! Потусил и сваливаешь! А мы? – Что вы?.. Бред! Я реально начал бредить! Ну, не совсем, конечно. Это я Алеху специально провоцировал. И это дите повелось ведь, как миленькое повелось! – Паша, я тебя не понимаю… Повторяешься, малыш. Придумай что-нибудь посвежее. Хотя ждать, пока он там родит следующую отмазку, мне, сказать по правде, не хотелось. Я вскочил и, схватив мое маленькое сокровище за шиворот, уволок его в другую комнату (не дай бог кто зайдет!). Закрыв за собой дверь на замок, я припер мальчишку к стенке. Блин, до чего же приятно! И чем я только последние полтора года занимался, спрашивается? Любовался и боялся спугнуть! Что же еще?! Взглянув Алешке в глаза, я увидел в них удивление и еще что-то… Пристрелите меня, если это не интерес! Пареньку явно нравилось наше щекотливое положение. Прошедшие полтора года я только и делал, что приручал Алешеньку. Надо сказать, никаких видимых результатов не было. Отчасти потому, что Сергей зорко следил за всеми моими поползновениями в отношении малютки Харькова. Кстати этот Рыжий Лис пообещал помочь с мальчиком, а на деле даже и не почесался. Только таскал его к Кипелову при каждом удобном случае. Специально что ли его сплавлял туда? «Реализоваться мальчику надо!» А у нас он, можно подумать, не реализуется! Да я б его холил и лелеял!.. – Так, Паш, может быть, ты меня отпустишь? – наконец, пришел в себя Алеша. – Зачем? Это была не шутка. Я искренне офигел от такой просьбы! Зачем мне его было отпускать, если нам (а это было по мальчишкиному взгляду понятно) так удобно, хорошо и приятно в данном положении? – Так, зачем? – переспросил я. Алеша удивленно моргнул. – Мне неудобно, – выдавил из себя он. Я вскинул брови: – Что-то не заметно. Придумай отмазку получше, пожалуйста, – при этих словах я покрепче сжал его и еще сильнее притиснул к стене, одновременно с этим просунув колено ему между ног. – Паш, ты сбрендил?! – заорал Харьков. – Ты чего орешь как потерпевший?! – я заткнул ему рот ладонью. – Тебя что насилуют? – А что еще нет? – выдал парень, едва я убрал руку от его рта. – Да, вроде, и не собираются пока… – задумчиво протянул я, разглядывая его лицо. Снял с него очки. Мне очень нравились его глаза. Лисьи такие, хитрющие. Когда Алешка улыбался, это было особенно заметно. Лицо тут же преображалось. Исчезала вся невинность. Передо мной представал самый настоящий инкуб, к которому так и хотелось прикоснуться, сжать в объятьях… утащить в укромный уголок. Спрятать где-нибудь, чтобы никто больше не видел этого чуда… Затем стянул резинку, державшую его волосы… Тяжелые каштаново-русые, они рассыпались по плечам, сделав мальчика еще привлекательнее. Хотя куда уж больше? Я никогда не забуду того мгновения на одном из концертов, когда увидел этого демоненка во всей его невинно-порочной красе. Мы тогда как раз исполняли «Дьявольский вальс». Ритм был дикий рваный; музыка – демонической и томной; хриплый с надрывом Артемкин голос довершал общий фон… Это чудо прямо таки подпрыгнуло ко мне, желая что-то сказать, но я, естественно, ничего не расслышал. Зато запомнил ту чувственную необузданную и дикую энергию, эту природную сексуальность и томность движений, сочное тело, шикарную до плеч гриву и эти серые смеющиеся глаза лисы… Да, именно тогда я про себя стал называть его инкубом… Ну а кто он по-вашему?.. Вынырнув из необычайно реалистичного воспоминания (оно так и не потускнело, и, наверное, никогда не потускнеет), я взглянул на мальчика. Лицо у него порозовело, зрачки расширились, дыхание потяжелело… Он явно ощутил мое возбуждение… Никакого сопротивления. Зато тело напряжено до предела, как струна. И мелкая-мелкая дрожь… Блин! Я вдруг явственно ощутил бедром, что у него – извините меня – стоит… Ох, елки зеленые! Все малыш, ты мой! Я прижался к мальчишке всем телом и впился губами ему в шею. Алешка ахнул и дернулся, но вырваться даже не попытался. Ноги у него стали ватными. Ай, мальчик мой, да ты уже готов, как я погляжу. Я аккуратно опустил его на пол. Такой податливый, мягкий… Боже, да я его прямо здесь и прямо сейчас!.. Не буду говорить, каких усилий мне стоило оторваться от него, но я это сделал. Алеша удивленно посмотрел на меня. – Что случилось? – удивленно спросил он севшим голосом. – Что?! Да я тебя сейчас завалю и оприходую на месте, если ты не понял мое состояние!.. – выдавил я, практически себя не контролируя. Впрочем, его состояние было таким же, разве что парень, судя по всему, весьма смутно представлял, что можно сделать с однополым партнером. Вернее представлял, но практики у него не было. Ну ничего, это поправимо. Но не здесь… – Так завали и оприходуй, – прохрипел Алеша, ловя своими губами мои. – Нет! Если кто зайдет, – промямлил я между поцелуями. Моя решимость не делать ничего сейчас таяла на глазах… точнее на пальцах этого чертенка, успевших проникнуть мне под футболку. Спина моя под этими пальцами прогибалась, и животом я прижимался к животу и бедрам мальчишки, остро ощущая его возбуждение. Проклятье! Если так пойдет и дальше… С другой стороны наши тела требовали разрядки, но я не хотел лишать паренька невинности столь сумбурным образом и при таких обстоятельствах. Оставался лишь старый проверенный способ… Я поднял Алешу и отбуксировал на стоящий у противоположной стены диван. (Увы, никаких романтичных подниманий на руки: весит Лешенька все таки побольше меня) Посадив мальчишку на диван, я опустился перед ним на колени. У Харькова подрагивали бедра. Взглянув ему в лицо, я увидел нерешительность, а, поняв мои намерения, он и вовсе попытался свести так аппетитно расставленные ноги. – Паш, не обязательно… – начал он, когда я взялся за пряжку его ремня. – Малыш, молчи лучше, – прошипел я, разобравшись с ремнем и расстегивая ему джинсы. Алеша сглотнул и замолчал, откинув голову на спинку дивана. Меня такое поведение порадовало, включая и то, что он впервые ничего не возразил на «малыша». Парень терпеть не мог, когда я его так называл. Причины были весьма понятны. Я был всего на два года старше него, и нам обоим было уже под тридцать, но почему-то для меня он все еще был мальчиком. Я не задумывался над этим. Зачем? Мальчиком он будет для меня всегда. Моим мальчиком. Спустив с него джинсы вместе с бельем и задрав ему футболку куда-то в район подмышек, я оглядел представшую предо мной картину. Мой мальчик. Поднял голову и встретился взглядом с покрасневшим Алешкой. Тот кусал губы и не знал куда деться от смущения, все время ерзая, кстати голой задницей, по кожаному дивану… Ох!.. Уже только одно это зрелище едва не довело меня до невменяемого состояния. Опустив голову, я посмотрел на его полностью восставший орган. Мда… колоритный во всех местах дьяволенок. Склонившись, аккуратно поцеловал головку и, все своим существом прочувствовав, как парень дернулся от наслаждения, выдав тихое «ох!», забрал его член полностью в рот. Алеша снова откинул голову на спинку дивана, одной рукой вцепившись в кожаную ручку, другой – мне в волосы. Я, про себя улыбнувшись, одной рукой шарил по внутренней стороне бедер Харькова. Свободной же расстегнул свои джинсы и с тихим стоном обхватил собственный восставший член, заскользил пальцами вдоль него в такт движению губ. Алешка пытался что-то говорить, но получались у него лишь невнятные стоны. Он все резче толкался бедрами вперед, пытаясь получить больше наслаждения. Но много ли ему/нам, перевозбужденным, наконец-то добравшимся, пусть даже и таким образом, друг до друга было нужно? Мое маленькое сокровище вдруг с силой схватило меня за волосы и подалось вперед, прижав мое лицо к своему паху… С невнятным, каким-то булькающим, но довольным стоном он кончил. Обессилев, рухнул на диван и тут же сполз с него на пол. Я присоединился к нему спустя несколько секунд. Открыв глаза, я увидел его довольное и любопытное лицо. – Мне понравилось, – шепнул он и, покраснев, добавил: – И как ты кончил – тоже. Красиво… Лицо твое, в смысле, – поправился он. Офигеть! Ну ты даешь, малыш! – А что ты хотел этим сказать? Если хотел, конечно? – вдруг спросил он. Ну-ну. Ты, маленький, что решил, что я таким образом хочу заставить тебя остаться? Хотя, судя по твоему лицу, ты очень даже не против того, что бы согласиться на подобные «уговоры». Но нет, я не собираюсь на тебя давить. И не потому, что я что-то там обещал Сереге, а потому, что ты сам волен выбирать свой путь. И ни я, ни кто тебе не указ. – Ну, – я кашлянул. Скрывать теперь что-либо потеряло для меня всякий смысл, – сперва я хотел просто на тебя наорать. Потом все пошло слишком быстро и сумбурно… А сейчас… сейчас могу сказать только то, что на протяжении этих полутора лет искал способ тебя, маленького, соблазнить. Да вот только не получалось. А тут… на тебе… Не то! Это все не то, дубина! Скажи все, как есть! – А я в тебя влюбился, – произнес меж тем Алеша, зорко глядя на меня из-под ресниц. Я резко вскинул голову. Что?! – Ну да, – продолжал Харьков. – Я сначала… не то, чтобы не понял… нет, наоборот, я все понял… я боялся, что ты это воспримешь, как полный изврат… – он запнулся. – А тут вышло, что я сам оказался извращенцем, – усмехнулся я. – Нет, ты не извращенец, – вскинулся мой малыш. – Ты просто не такой… да и я, как выяснилось, тоже. – Ну что, посочувствуем друг другу, или продолжим дружить… иногда и организмами? – весело предложил я, стараясь успокоить не на шутку разнервнечегося парня. Алеша посмотрел на меня взглядом полным надежды и ожидания какого-то чуда. – С удовольствием, – прошептал он. Мое невысказанное признание так и повисло в воздухе, оставшись не озвученным. 5 сентября 2005 года Все, хватит об этом. Вновь возвращаться туда… Я огляделся. Все по-прежнему… Где Андрей с Сашей? – Юр! Алексеев поднял на меня взгляд: – Что случилось? – Где Андрюха с Сашкой? Юра осмотрелся. – Андрей куда-то ушел. А Саша, по-моему, за ним отправился… Хочешь их поискать? – взглянув на меня, спросил он. Я пожал плечами. Мне было даже лучше, если бы я слинял с этой поляны на полчасика. – Могу. Сам хоть прогуляюсь. – Ладно. Только хоть ты не теряйся. Я усмехнулся: – Да ладно тебе. Мобильник у меня с собой. Да и лес не такой уж густой. Позвоню, если что приключится. – А если нашим пропащим позвонить? – спросил Манякин. – Так звонили уже, – буркнул Юра. – Оба телефона в машине оказались. Эти два обормота их не взяли. – Дурдом, – хмыкнул барабанщик. – Ладно, повара, я в поход, – махнув рукой, я направился в сторону леса. Перед тем, как затеряться среди деревьев, я обернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. Это был Алеша. Он сидел рядом с Головановым и пристально смотрел на меня. Надо сказать, он сильно изменился за последнее время. Окреп и возмужал. Если раньше это был пухленький мальчик, то теперь на меня смотрел молодой мужчина. Смотрел пристально, требовательно. Словно жаждал ответа на какой-то ему одному известный вопрос, ответить на который мог только я. А еще в этом взгляде была злость. Злость и немного обиды. Я отвел взгляд и скрылся в лесу. Помнится, Андрюшка что-то говорил о роднике. Может они с Сашей там? … Вот только где этот чертов родник?! Лес был самый обычный: дубы, клены, березы… в основном клены. Деревья высокие, но кустов – дофигище! А корней, блин! Мои ноги!! – Андрюха! Саш! – крикнул я, зайдя поглубже. Ноль внимания, фунт презрения. Я тебя не слышу. Крикнул еще несколько раз. Нифига. – Ребят!.. Блин, где этот треклятый родник?! – В противоположной стороне. Я туда уже сегодня ходил. Я аж подпрыгнул на месте от неожиданности. Обернулся. Позади меня стоял Алеша с таким видом, словно хотел сделать со мной что-то очень нехорошее. – Что ты хочешь? – устало спросил я. Недоброжелательность Харькова меня, сказать по правде, уже достала за сегодня. Некогда мой мальчик криво усмехнулся: – Пообщаться, – не слишком многообещающий тон. – Я по тебе соскучился, знаешь ли. Да вот только поговорить сегодня так и не получилось. Ты все с этим вашим новым вокалером носишься. – А ты – со своим дружком, – огрызнулся я, намекая на Голованова. Тут, по правде сказать, я откровенно оборзел в своем наезде, поскольку Андрюху Голованова я знал еще с «Ключей» и мне было прекрасно известно, что тот был стопроцентным натуралом. Но, увы, от злости мой язык всегда начинал работать быстрее мозгов. – Ой, вы только посмотрите, какие мы ревнивые, – словно желчь у него с языка капает. – Давно ли ты вообще интересовался мной? С кем я общаюсь, чем живу? Не наезжай на моих друзей, будь добр. Я, в отличие от тебя, на малолеток не кидаюсь. Ты в курсе, сколько дают за растление несовершеннолетних?.. Сколько ему хоть? – Представь себе, восемнадцать. И вообще, следи за языком, – я начал заводиться, поскольку тоже терпеть не мог, когда наезжают на моих друзей. – Оставь в покое Андрея… и говори, что хотел. Хватит пикироваться! Леша пожал плечами и подошел ко мне вплотную. Пару секунд он рассматривал меня со странным интересом. Так ребенок смотрит на надоевшую игрушку, решая, а с какой стороны начать ее ломать, чтобы маме потом не жалко было выкидывать, да и орала поменьше на «непутевого» ребенка? Я уже собирался спросить, а долго ли он будет меня подобным образом рассматривать, как Харьков вдруг резко размахнулся и со всей дури двинул мне кулаком в челюсть. Удар был такой силы, что я не устоял на ногах и рухнул на землю, больно ударившись спиной о выступающие из земли корни деревьев. Проклятье! Да он что, сбрендил?! За что?! Алешка тем временем сел мне на бедра и, схватив одной рукой за ворот футболки, кулаком другой ударил меня в лицо. Потом еще и еще. – Я тебя прямо здесь прикончу! – шипел он сквозь зубы. – Ублюдок! Нет, тебя даже убить, и то мало будет! Сволочь! Я уже не только не мог разобрать его слов, я вообще ничего не соображал, поскольку каждый раз после того, как мое лицо сталкивалось с кулаком моего бывшего любовника, затылок слишком близко, даже по-братски, здоровался со здоровенным корнем, находившимся аккурат под моей головой. Я пробовал сопротивляться, но куда там? Мы с Алешкой были немного в разных весовых категориях, причем не в мою пользу. Я даже пошевелиться не мог, не то чтобы скинуть его с себя. Попробовал отбиться руками, но эти слабые попытки были мигом пресечены. Уже практически ничего не соображая, я вдруг почувствовал, что сверху на нас навалился еще кто-то. Последовала невнятная ругань, и кто-то попытался стащить с меня Харькова, но силенок явно не хватало. – Уйди от меня, ты маленький… – выругался Алеша. В ту же секунду я услышал крик Андрюхи: – Саш, помоги мне! – Да чтоб тебя, малолетний ублюдок! После этих слов последовал отчетливый звук удара. Я, уже более-менее придя в себя, увидел, как Лефлер с тихим вскриком отлетел на весьма приличное расстояние куда-то в кусты. Силу в удар Алешка, похоже, вложил всю, что у него только была. У меня, при виде этого, в голове что-то переклинило, и я саданул Алеху коленом в спину. Не понимаю, как я из своего положения смог такое проделать, да еще с такой силой, видимо помогла злость и желание надавать обидчику, не столько своему, сколько Андрейкиному. Алешка, издав что-то нечленораздельно-удивленное, рухнул на меня. В тот же момент, наконец-то подоспевший, Сашка подхватил еще не пришедшего в себя Харькова подмышки и отволок от меня. Между ними началась довольно крепкая потасовка. Я же, не обращая на них никакого внимания, подбежал к Андрею. Тот сидел в тех же кустах, куда его отправил Алешка. – Ты как? – я присел рядом и, взяв его за подбородок и повернув лицом к себе, внимательно осмотрел. Мда… Прилетело, судя по всему, Андрюхе локтем… Нос был разбит (я очень надеялся, что все-таки не сломан), кровь лилась весьма обильно, но мальчик молчал, хотя ему явно было очень больно. – В порядке, – выдавил он. Кивнув, я вернулся к месту потасовки. Драка к тому времени уже закончилась. Оба басиста сидели неподалеку друг от друга и «зализывали» раны, при этом весьма недобро поглядывая друг на друга. У Сашки были отбиты костяшки, Алеша же, помимо этого, обзавелся хорошим кровоподтеком на левой скуле. И это не считая разбитого Андрейкиного носа… Так, а у меня что с физиономией?.. Ощупав свое лицо – больно, блин! – я обнаружил его не в самом благополучном состоянии. Странно, что сразу не заметил. С другой стороны – шок. Остальные ребята, наверное, по сравнению со мной выглядели как модели с глянцевых обложек. Из кустов тем временем вывалился Лефлер. Не успев затормозить, мальчишка со всего маху врезался мне в спину. Равновесия, естественно, я не удержал, и мы полетели на землю. – Блин, Андрюх! – рявкнул я, едва не поздоровавшись и без того избитым лицом со здоровенным корнем. – Извини, – прохрипел тот, слезая с меня. – Какая прелесть. Любовнички, – прокомментировал Алеша. Подняв голову, я встретился с ним взглядом. От него шла такая злоба, что у меня мурашки по коже побежали. Однако взгляд я не отвел. Да и как я мог? Я слишком хорошо знал этого юношу, чтобы повестись на подобные его внешние отпугивания. В глубине, на самом дне его серых глаз были обида, брошенность и надежда. Это был взгляд бродячего щенка, которого прохожий покормил и приголубил, и теперь этот щенок надеется, что добрый человек заберет его с собой с улицы. – Что случилось?! – вопрос Алексеева, заданный при нашем появлении более чем громким голосом, слышан был, наверное, даже на Урале. Все повскакивали и подбежали к нам. Начался допрос на тему «что случилось?». Весьма доставучий, но, с другой стороны, их можно было понять при одном только взгляде на наши «разукрашенные» физиономии. Серега, Юра, Кипелов и Манякин дружно отправили нас на родник отмываться. Голованов отправился с нами. И правильно сделал, а то мало ли что еще могло произойти. Алешка все еще был на взводе и неизвестно, не начал бы он все по новой, не смотря даже на то, что нас (я, Саша, Андрей) было больше… – Паша, что за массовый мордобой у вас случился? – тихо спросил Андрей Голованов, отведя меня подальше от Алеши и Саши. Лефлер, справедливо опасаясь «кипеловского» басиста, стоял неподалеку от нас. – У него спроси! – чуть ли не огрызнулся я, указывая на бывшего любовника. – Он как с цепи сорвался, честное слово! Причем, ладно я: я, похоже, заслужил; но Андрюхе-то за что нос ломать было?! – А что, сломан? – гитарист повернулся к тезке. Тот замотал головой: – Нет, все нормально, – поспешно сказал он, мельком взглянув на меня. «А я-то тут при чем?! Я что ли ломал?!..» «Блин! Не, ну я гад!» Я мысленно дал себе пинка побольнее. «Урод ты, Паша! Моральный». – Да, не сломан он! – буркнул Андрей, смутившись от моего полу-агрессивного взгляда. – Дай посмотреть, – Голованов, одной рукой схватив за скулы, зафиксировал лицо мальчишки, а другой ощупал его переносицу. Лефлер со стоном дернулся и попытался вырваться. – Тихо! – рявкнул «мучитель», продолжая осмотр. – Нет, все в порядке, не сломан, – отпустил он паренька через минуту и посоветовал: – Иди, отмывайся. Еще раз взглянув на меня, Андрей подошел к ручью, предусмотрительно сев от Харькова подальше, так чтобы Саша оказался между ними. Голованов посмотрел на меня: – Вы чего с Алешкой не поделили? Я только плечами пожал: – Не знаю. Он буквально набросился на меня. Честное слово, если бы Саша с Андрюхой не подоспели… я не знаю, что бы он со мной сделал. Андрей вздохнул: – Ну, и ты его пойми, он ревнует, поэтому и обижен… – И поэтому у него есть право избивать детей?! – ехидно спросил я, кивнув в сторону Лефлера. – Нет, это уже, конечно, перебор с его стороны, – нахмурившись, кивнул Голованов, – но, как я уже сказал, он ревнует тебя к этому мальчику. Мне в срочном порядке пришлось ловить свою челюсть, так некстати надумавшую потренироваться в спринтерстве. – К этому… – в поисках подходящего слова я оглянулся на Андрюшку, что не было незамечено наблюдавшим за нами Алешкой. – К этому… к этой особи малоопределенного пола?! – нашелся я, наконец. – Андрюх, ну ты извини меня и… – Ну да, – усмехнувшись, перебил меня тот, – к нему. И есть за что, кстати, – хитро сощурившись, добавил он, не спуская с «особи» полузадумчивого взгляда, затем вновь посмотрел на меня: – Ты что, не заметил, как этот ребенок на тебя смотрит? – спросил он. Я вновь оглянулся. На этот раз удивленно. Сперва посмотрел на Андрюху, а затем в упор – на Алешу. Тот ответил тем же. Взгляд его был злым и обиженным. Почему? Неужели, действительно из-за мальчишки?
Dara: март 2008 года – Паш, да что с тобой случилось? – Андрей уже третий час пилил меня. Мне стало стыдно. Стыдно, потому что этот мальчик так беспокоится за меня, а я, как последний эгоист, ничего не замечаю вокруг. Я действительно ничего в последнее время не замечаю. Андрюшка едва ли не нянчится со мной, дебилом, а я не вижу и не слышу ничего. И все это длится уже почти три месяца. Елки-палки, что делать-то? Да все по фигу. – Паш… – совсем безнадежным голосом. Сейчас еще минут пятнадцать посидит и пойдет куда-нибудь подальше, прогуляться. Он всегда так делает. Уходит и возвращается, когда уже давно за полночь. – Паш, я ведь не железный. Меня словно обухом по голове приложило. В его голосе отчетливо проступали слезы. Молодец: довел ребенка, козел старый! Андрей вдруг уткнулся лицом мне в колени. Спина его начала мелко-мелко дрожать, тело свела характерная судорога. Он плакал. ~*~ Наверное, в сотый раз за сегодняшний только день (хотя уже давно вечер) звоню на мобильник Андрею. Нет ответа. Где он? Четвертый день отсутствует. Обзвонили уже всех, начиная от его родителей и кончая дальними родственниками и случайными знакомыми. Серега мне уже намылил шею. Ладно хоть не убил. С ребятами в группе я тоже чуть не рассорился. Удивительно, что меня еще из команды не выперли. А что? Держать что ли такого идиота? С тех пор как Андрей неделю назад не выдержал и расплакался у меня на коленях, он не сказал ни слова. Он вообще со мной не разговаривал. По началу я радовался, потом заскучал. Я ведь за те три месяца привык, что мальчуган у меня прямо-таки живет. Он действительно у меня жил. Заботился обо мне… Я после той ссоры с Алешкой (да, мы опять поссорились) вновь впал в черную меланхолию и наплевал на всех. И вновь мне жизнь не мила стала… Проклятье! Почему Харьков не уйдет из моей жизни и не оставит меня в покое?! Ведь если бы не он… То что? Андрей бы не ушел?.. А из-за чего он ушел? Из-за Алешки? Нет, идиот, из-за тебя… Ведь за что тебе Сережа всыпал после пропажи Андрея? За твою дурость! За то, что мальчик в тебя влюбился, а ты зациклился на себе несчастненьком и хныкаешь!!!!! Андрюха ушел из-за чувства ненужности тебе, Паша! Вновь захотелось удавиться… Все! Стоп! Хватит жалеть себя! Надо искать мальчика… Ага, три дня, четвертый ищем. Уже в милицию заявили. У матери у Андрейкиной истерика. Пообещала на Серегу в суд подать… Звонок мобильного заставил меня подскочить от неожиданности. Мелодия, кстати, была просто убийственной: наша же песня «Приговоренный к любви» в Андрюхином исполнении… Пристрелите меня, кто-нибу-удь! Взглянув, кто звонит, я чуть не свалился с инфарктом. Андрюшка!!! Едва не выронив трубку из дрожащих рук, я ответил на звонок: – Да! Андрюш, где ты?! – мысли путались. Только бы с ним все было в порядке, только бы… он не злился на меня… – Паш, привет, – голос усталый, хриплый. – Ты… ты не мог бы забрать меня отсюда? Я вскочил с дивана: – Где ты? – голос дрожал. Да и колени у меня тряслись. Бессилие разлилось по всему телу. – Я… – нервный смешок, – я не знаю. Подворотня какая-то. Сейчас, подожди… Через пару секунд он прочитал адрес на ближайшей табличке. Я кинулся к компьютеру, открыл карту города и через минуту уже знал, где искать Андрея. Занесло его, оказывается, аж на окраину Москвы. А деньги, чтобы хотя бы добраться до дома, у него закончились… ~*~ – Так, давай сначала в ванную, а потом я тебя накормлю, – решил я, едва мы с Лефлером добрались до моей квартиры, и я смог как следует рассмотреть мальчишку. Грязный он был, как поросенок, да и пахло от него соответствующе. Оказывается, все четыре дня он мотался по городу. И все… а мы с ног сбились, его разыскивая! Ладно, чего уж там. Не ругать же его теперь. Двадцать лет пацану, мозги свои есть. Главное вернулся. Я набрал в ванную теплой воды, затем вытряхнул Андрея из его шмоток и отправил отмываться. Сам застрял в кухне, правда ненадолго: в холодильнике в плане съестного было мягко говоря пустовато, а в хлебнице меланхолично отшельничал «бомж-пакет». Делать нечего. Время на часах было полвторого ночи, в круглосуточный магазин мне бежать не хотелось, точнее не хотелось оставлять Андрюшку одного. Мне почему-то казалось, что, стоит выйти из квартиры хоть на минуту, мальчишка тут же куда-то снова испарится. (Паранойя, блин, моя! Дожились.) В общем, я заварил несчастный пакетик и, прикрыв тарелкой, направился в ванную, проверить, не нужно ли мальчику чего. Тот, к слову, из ванной уже выбрался и, надев мои шорты и футболку, вытирал волосы. Я посмотрел на его худенькие лодыжки. В принципе, не такие уж они у него и худенькие. Да и вообще ноги у него отличные: длинные, красивые (что очень удивительно, поскольку красивые ноги у мужчины – это, извините меня, практически нонсенс). По крайней мере, та их часть, которую не закрывали шорты, а они, к слову сказать, оставляли не слишком большой простор для фантазии, даже для такой извращенной, как у меня. Футболка на нем болталась, а в некоторых местах, наоборот, прилипла к влажному телу… Я непроизвольно сглотнул… Блин! И это чудо меня охмуряло почти три года! А я, как последняя идиотка, ничего не видел… точнее не хотел видеть. С другой стороны, а на что там было смотреть, скажем, в первый год пребывания Андрея у нас? Какое-то пухленькое существо детского пола, которое только что со школьной скамьи, в прямом смысле этого слова, слезло… Сейчас же было другое дело: мальчик подрос и немного оформился. Тоненькое, стройное, как у девочки, немного жилистое гибкое тело… Словно почувствовав мой пожирающий взгляд, он резко обернулся. Я непроизвольно отклонился назад. – Есть иди, – не слишком дружелюбно буркнул я. Лефлер кивнул и пошел в кухню, попутно повесив полотенце сушиться на дверь. Я же быстренько заперся в ванной и, прислонившись к двери спиной, попытался отдышаться. Проклятье! Вот меня приложило! Я вдруг внезапно осознал, что еще чуть-чуть и… короче, парень только что избежал изнасилования. Когда я вернулся в кухню, Андрей уже домывал посуду. Не спуская глаз с мальчика, я уселся за стол. Андрюха налил нам чаю и сел напротив меня. Несколько минут прошло в молчании, затем мальчик заговорил: – Паш… я надеюсь, меня никто не прикончит? – голос у него был хриплый, словно надорванный. Я встал и налил ему скатан кефира, что бы хоть немного привести горло в порядок. – Спасибо, – и выпил стакан залпом. – Если только твоя мать, – ответил я на его вопрос. – Она пригрозила Сереге, что если ты до конца недели не найдешься, то она на него в суд подаст. Андрюха резко вскинул голову: – Надо будет ей позвонить… завтра, – проговорил он. – Позвони, – кивнул я и спросил: – Что у тебя с голосом? Лефлер пожал плечами: – Орал много. Ходил по набережной и орал, – объяснил он, перехватив мой удивленный взгляд. – Зачем? – меня это, по правде сказать, удивило. – Просто, – очередное пожатие плечами. – Я хотел избавиться от всего этого. От… от влечения к тебе. Поэтому, собственно, и удрал… А когда понял, что все это бес толку, решил вернуться, но денег не оказалось. Позвонил тебе. – Почему сразу мне? – спросил я. Мне необходимо было знать. – Наверное, потому что ты единственный, кто не будет отчитывать меня, словно я до сих пор так и не вырос. – Никто из наших не стал бы с тобой так поступать, – возразил я. Андрюха кивнул: – Да, я знаю, – он вздохнул и посмотрел на меня. – Мне уйти? Я чуть со стула не упал, честное слово! – Нет, конечно! Ты что? Оставайся сколько хочешь! – Спасибо, – Андрюшка ощутимо расслабился. А я только сейчас заметил, в каком напряжении он находился с тех пор, как я приехал за ним в такси. Я не выдержал и, вскочив со стула, пробкой вылетел из кухни. В зале упал на диван и, подтянув к груди и обняв колени, уткнулся в них лицом. Мне было плохо, тоскливо и паскудно. Там в кухне остался мальчик, который готов был ради меня практически на все, а я на данный момент хотел лишь одного – завалить его в той же кухне на стол и отъиметь как следует! Отодрать так, чтоб он орал до хрипа, чтоб извивался и просил пощады, чтобы бился в конвульсиях, кончая. Меня это пугало. Такой животной похоти я в жизни никогда и ни к кому не испытывал… Нет, вру – испытывал. К Алешке. Такую же дикую и неуправляемую. Просто с Алешей можно было не сдерживаться, поскольку конституция у него, в отличие от Андрюхи, была далеко не девчачья. Я за себя бывало больше переживал, как бы он не покалечил меня в приступе страсти… – Паш. В комнату вошел Андрей. Подошел к дивану. Я физически почувствовал, как он протянул руку, желая положить ее мне на плечо. – Не трогай меня, пожалуйста, – прошептал я. Голос остался где-то в области джинсов. – Паш, что случилось? Под его весом прогнулся диван. – Андрей, иди в спальню, ложись спать. Я здесь останусь. – Тебе не хорошо? – его рука легла таки мне на плечо. – АНДРЕЙ, ИДИ В КОМНАТУ!!!!!!!!!!!!! – заорал я, не глядя на него и резко садясь. Тот вскочил, как ошпаренный. – Паш! – ИДИ ОТСЮДА!!!!!!!!! – Нет! Я поднял на него взгляд и мальчишка, непроизвольно сглотнув, отступил на шаг назад. И тут меня отключило. Точнее не отключило, а словно разорвало на части, на два разных существа. Одно из них как бы со стороны пассивно наблюдало, как другое резко сорвалось с места и буквально напрыгнуло на остолбеневшего Андрея, повалив на пол. Раздался треск разрываемой ткани. Футболка и шорты на Андрюхе разлетелись в клочья. Затем моя озверевшая часть точно таким же способом начала избавляться от собственной одежды. Мальчик подо мной не сопротивлялся, а лишь смотрел на меня своими огромными испуганными карими глазищами. Когда я, уже пришпилив к полу и раздвинув ему ноги, практически овладел этим безвольным телом, у парня что-то переменилось в глазах (очевидно, прошел шок) и он начал отбиваться с неожиданной силой. – Паш, отпусти меня!!!! На меня градом посыпались удары, но отрезвил меня именно крик, эта беспомощная просьба, откровенный испуг в голосе и мольба в глазах. Я остановился, зажмурившись до такой степени, что глазам больно стало. Несколько минут мне понадобилось, чтобы отдышаться. Открыв же глаза, я посмотрел на Андрея. Тот так и лежал, выставив перед собой руки, словно это могло его защитить. Глаза зажмурены, дыхание – тяжелое, надрывистое. Было видно, что еще чуть-чуть, и у него начнется истерика. А что делать-то? Вырваться он бы уже не смог, если бы я не остановился. Я выпустил ноги Андрея. Далось мне это с огромным трудом: пальцы свело, они словно одеревенели. Отодвинулся. Андрюшка тут же сжался в комочек и разрыдался. Я стянул с дивана покрывало и накинул на мальчишку. – Не трожь меня!!! – крикнул он, дернувшись. Дернулся, кстати, не сильно: словно хотел убежать, но понимал, что не сможет. – Прости, – прошептал я, стараясь не смотреть на него. – Я же сказал тебе: иди в другую комнату. Андрюш, иди на самом деле, пока у меня снова башню не снесло. Тот всхлипнул и, кое-как поднявшись на ноги, удрал в спальню. Я посмотрел ему в след и горько усмехнулся. Мда. Лечиться мне пора. ЛЕЧИТЬСЯ, ПРИДУРОК!!!!!!!!!!!!!! Чуть мальчишку не изнасиловал! Педофил чертов! Иди и убейся!.. – Паша. Я вскинул голову. Дверь в спальню приоткрылась и оттуда показалась голова Андрея. – Вот, возьми… Я закроюсь, ладно? Лефлер перекинул мне то самое покрывало с дивана, а заодно джинсы и футболку. Глядя на это, до меня только сейчас дошло, что я сижу по середине зала голышом. Вновь подняв взгляд, я посмотрел на все еще стоявшего в дверях юношу. – Я говорю: я дверь закрою, Паш? – повторил он вопрос. – Да, конечно, – пришел я в себя и вновь опустил взгляд, чтобы не искушаться. – Лучше закройся… Андрюш, – я замялся, подбирая слова и натягивая джинсы. – Андрюш, прости меня, пожалуйста. Я просто… я словно с ума сошел… Но он перебил меня: – Паш, давай до утра. Мне тоже успокоиться нужно. Хорошо? Я кивнул, все еще не смотря на него. Действительно, нужно успокоиться. Привести мозги в порядок. Одно уже хорошо: Андрей, похоже, понял, что я был не в себе в тот момент. Дверь в спальню захлопнулась, щелкнул замок… А я вдруг понял, что мне просто необходимо поговорить с одним человеком. Сейчас! ~*~ Мне понадобилось минут двадцать давить на кнопку звонка и пинать дверь, прежде чем она открылась, и я смог лицезреть заспанное лицо «кипеловского» басиста. Увидев меня, он опешил. – Ты… Ты что здесь делаешь?! – родил он наконец. – Алеш, пожалуйста. Мне необходимо с тобой поговорить. Честно! В тот момент я был просто в отчаянии. – Ну и в чем дело? – спросил Алеша, устраиваясь в кресле поудобнее. Лицо у него было «помятое» со сна. Из одежды на нем были широкие светло-зеленые штаны и белая футболка (наизнанку, кстати, надетая). Длиннющие волосы не собраны. А глаза за стеклами очков были с красными прожилками. Очевидно, ночь до этого он не спал. Сидел он, облокотившись спиной о ручку кресла и перекинув ноги через другую. Я осторожно опустился в кресло напротив. – Паша, – позвал Харьков примерно через две минуты моего молчания, – сейчас почти четыре часа утра. Ты меня из койки вытащил, а я с позавчерашнего дня не спал. Давай, говори, что у тебя там случилось, пока я тебя не выставил. – У меня проблемы, – выдохнул я. Леша посмотрел на меня взглядом «а они у тебя когда-нибудь кончались?» – Почти час назад я едва не изнасиловал Андрея, нашего вокалиста, – выпалил я. Алешка поперхнулся и, сев нормально, посмотрел на меня ошалевшим взглядом. – То есть, ты его не трогал? – спросил он невпопад. Не смотря на весь серьезный настрой, я не мог не расплыться в улыбке. Ему было не все равно относительно меня, и он был явно дико рад, что между мной и Андреем так ничего и не было за эти три года. – Между нами ничего не было… – под циничным Алешкиным взглядом я запнулся. – До последнего момента. Леша усмехнулся, но решил не издеваться надо мной дальше. – Давай, рассказывай, что случилось, – потребовал он, пересев на пол и похлопав рядом собой ладонью по паласу. Я сполз с кресла и присел рядом. Жутко захотелось положить ему руку на колено, совсем как раньше. Мы часто так вместе сидели… это было давно… но, возможно, не все еще потерянно. – Как и, вообще, где ты его нашел? – Он мне позвонил вечером. Попросил его забрать. Что я, собственно, и сделал. – А где он, вообще, был все эти четыре дня? – Да у черта на рогах!.. В общем, я его привез к себе домой и отправил отмываться: грязный он был, как не знай кто. Накормил, потом мы немного поговорили… и у меня началось… – я запнулся и виновато посмотрел на Алешу. Тот положил мне руку на колено и легонько сжал: – Давай-давай, рассказывай. Я вздохнул. Слова давались с трудом. – Не знаю, что со мной случилось… Я… я словно увидел его в… другом свете… в общем, он вырос… я понял, что он уже давно не ребенок, что он очень красив… и меня просто отключило. Я набросился на него… и чуть не изнасиловал. Я опустил голову. Переживать все это заново… Но еще хуже было осознание того, что Андрей… я даже представить себе боялся, что сейчас чувствует мальчик. Я конечно в свое время прошел через кое-что более отвратительное, но… я-то ладно, я пошляк и извращенец по натуре своей, мне все уже давно по фигу, а вот Андрюшка… – Он… он крикнул, чтобы я его отпустил. Я почти сразу же пришел в себя… Алеш, что мне делать? Я уткнулся лицом ему в плечо. Со стыда хотелось провалиться куда-нибудь подальше. Да чтоб меня!.. Алеша обнял меня и прижал к себе. – Паш, успокойся. Нужно все решить… завтра с утра. ~Алексей Харьков~ Пашка спал. А я думал. Вообще, жутко хотелось курить, хотя я этим и не балуюсь. На часах было восемь утра, когда зазвонил мобильник. Не мой, кстати. Звонок был от мальчика. Делать нечего: Пашку будить не хотелось. Пришлось ответить. – Да. – Э… а Пашу можно? – удивленно спросили в трубке. – Паша спит, – вздохнул я. – Сам-то ты как? На том конце ненадолго замялись. – Кто это? – Алеша. Харьков. Тот самый, что тебе в нос на своем дне рожденья с локтя двинул почти три года назад. Помнишь? Как ты, я тебя спрашиваю? – Какое тебе дело? – прошипел Лефлер. Я усмехнулся: – Да самое прямое. Ты живой-то хоть? Интересно не только мне, но и Пашке – в первую, кстати, очередь. Что ему передать, как проснется? – Ты мне лучше скажи, что он у тебя делает? – вновь шипение. – На данный момент – не поверишь! – спит. А вообще, он пришел ко мне поговорить. Не знал куда себя деть после… э… того инцидента с тобой. – Не смешно! – рявкнули на том конце. – Я и не смеюсь, – психанув на тупость этого ребенка, рявкнул я в ответ и тут же закрыл себе рот ладонью. Дубина, Пашку разбудишь! Он и так никакой. Я заговорил почти шепотом: – Слушай, малыш. Пашка спит, ему плохо. Он очень за тебя беспокоится… Да пойми ты, любит он тебя, в конце-то концов! – вновь сорвался я, после очередного хмыканья в трубке. На том конце замолчали. – Серьезно? – пацаненок оклемался минуты через полторы. – Да. – Ну а ты? – А что я? – до меня не сразу доперло. – Я тебя – конечно, нет. – Да нет же! – смешок. – И ты так спокойно это говоришь? – Естественно. Если он любит тебя, это еще не значит, что он больше не любит меня. – А… – молчание. Затем гудки. Я положил мобильник на журнальный столик. В тот же миг в спальне началась какая-то возня. Войдя в комнату, я обнаружил проснувшегося Пашку. Тот сидел на кровати и с недоумением осматривался, явно не понимая, где находится. Наконец, его взгляд нашарил меня и прояснился. – Сколько время? – спросил он, успокоившись и зевнув во всю челюсть. – Восемь, – ответил я, с удовольствием разглядывая его (эта сволочь дрыхла на моей койке в одних джинсах!). Наблюдать за Пашкой спросонья было одним из моих любимейших занятий, которого я был лишен последние три года из-за своей же тупой ревности. Нет, я, правда, индюк: то к Сашке Швецу, пришедшему после меня басисту, приревную, то затем к Лефлеру… Хотя с этим уже отдельная история. Причем, как получилось, без фиксированного начала и, похоже, пока без фиксированного конца. Не выдержав, я присел на край кровати и потянулся за поцелуем, который незамедлительно получил: нетерпеливый и голодный. Когда я очухался, то обнаружилось, что мы лежим на полу, тесно переплетясь телами. Пашина рука блудила под моей футболкой, а довольный взгляд отражал мое собственное состояние. Наконец-то! Человек, которого я люблю, снова рядом со мной!.. А что еще нужно для счастья? И тут я вспомнил. – Мальчик твой звонил. Потерял тебя. Пашка моргнул: – И что ты ему сказал? – Объяснил все, как есть. Думаю, ему понадобится некоторое время, чтобы переварить. В первую очередь ту простую истину, что придется тобой, дорогой мой, делиться, – ответил я. Паша усмехнулся и придвинулся поближе, попутно стащив с меня очки. – Тогда я ему попозже перезвоню, – промурлыкал он где-то в области моей шеи. – Пусть окончательно оклемается. апрель 2008 года ~Андрей Лефлер~ Помню, когда я только попал в это, извините меня, «общество», я был в восторге. Чуток попозже, до меня дошло, что все они – обычные люди, со своими слабостями и заскоками. Один из них (заскок или слабость, решайте сами) – собираться всей кучей и куролесить. Вы можете сказать, это же здорово, но – Боже мой! – это компания за двадцать человек самых разных возрастов… Короче, когда нас позвали на очередное бухалово (я не знаю еще, как это назвать), я не слишком обрадовался. Конечно, я был не против познакомится с некоторыми людьми лично (а я со всей это арийской тусовки далеко не всех еще знал), но я и так же уже имел некоторое представление относительно того, как все эти ребята проводят время. Да и не слишком мне хотелось встречаться с Харьковым. В личной жизни у меня, кстати, все наладилось – мы с Пашей были вместе, но меня бесило то, что параллельно он еще и с Харьковым встречался! Я, конечно, не возбухал, поскольку видел, что Паша его любит… Просто мне не хотелось делиться моим любимым человеком с кем бы то ни было, пусть даже этот кто-то и пришел на территорию первым! И плевать, что мы с Пашей знакомы три года, а Харьков с ним – все пять! – Блин, Андрюх, сколько тебя можно ждать? – в ванную, где я предавался столь «возвышенным» раздумьям, влетел Паша. Его руки обвились вокруг моей поясницы, а губы впились куда-то в область артерии, не стесняясь оставить засос на память. У меня слегка подкосились ноги, так что пришлось вцепиться руками в раковину. Я отклонил голову, подставляя шею, чем мой возлюбленный не преминул воспользоваться и тут же начать откровенно кусаться. Я развернулся, напрашиваясь на большее, но Паша в тот же миг отодвинулся, выпуская меня из объятий. – Опоздаем, – пояснил он в ответ на мой более чем требовательный взгляд…
Dara: …Я сидел в кресле и тихо матерился. Матерился на Пашу за эту его очередную выходку, что произошла в ванной. Мне было просто обидно. Причем обидно до такой степени, что и злости никакой уже не было. Там дома в ванной я прекрасно понимал, что ничего не выйдет, но в сотый раз попробовал… и в сотый раз же обломался. Тот случай месяц назад, когда Паша меня едва не изнасиловал, я помнил четко и каждый раз воскрешал его в памяти… мне больше ничего и не оставалось, ведь Паша с тех самых пор ко мне так и не прикоснулся. Были поцелуи, даже прелюдии… но большего он мне так и не давал. Я понимал, что его гложет совесть, и он боится снова сорваться и причинить мне боль… Но я хотел его и потому либо метался, как раненый зверь в клетке, либо уходил глубоко в себя и тихо разлагался, как, например, сейчас. Передо мной что-то мелькнуло, и, вернувшись в реальный мир, я увидел, что в соседнее кресло приземлился Харьков. Я окинул его недовольным взглядом с головы до ног. Недовольство мое усилилось. И было, по правде сказать, от чего. Я никогда не комплексовал по поводу своей внешности, но рядом с этим человеком всегда чувствовал себя серой мышкой. Маленькой такой, страшненькой. Этот парень даже в своих идиотских очках и с собранными волосами умудрялся выглядеть… я не знаю, как какой-то ходячий кусок разврата, честное слово. Помнится, в первый раз взглянув на него, я моментально понял, как это возможно привлекать внимание окружающих, не обладая идеальными внешними данными. Сейчас же он не потрудился ни нацепить эту дрянь на нос, ни собрать волосы. Одет он был в кожаные штаны, белую футболку, кажется, и спортивную (опять же белую) кофту с капюшоном и на «молнии». В руках его обретался стакан пива. – Чего скучаешь? – на удивление дружелюбно спросил он. Впрочем, удивительно это было мне исключительно на уровне рефлексов. Относился Харьков ко мне в последнее время весьма неплохо. Даже ревности в отношении Паши от него никакой не наблюдалось. – Скучно, – буркнул я. – Все пьют, а ты трезвенник? – весело спросил он. – А как же ваш новенький… Извини, я не знаком с ним? – Леонид. – А что так официально? – я почувствовал на себе его острый взгляд. Немного замялся. А что говорить? Что я слышать не могу Леонидкино уменьшительное имя? Вы уж меня простите, но у меня уже давно развилась стойкая аллергия на имя Алексей и все его производные, в том числе и на Леню, которая также является единственным уменьшительным как раз таки имени Леонид. – Так, где он? – вывел меня из прострации «кипеловский» басист. – Дома, – ответил я. – С женой, – добавил, предупреждая второй вопрос. Харьков поперхнулся пивом. Я мысленно пожелал ему захлебнуться этой дрянью, но, увы, мое пожелание так и не дошло до адресата, и тот благополучно выжил. – Подожди-подожди, сколько ему лет? – в серых глазах плескался неподдельный интерес. – На два года меня старше, – пояснил я. – И уже с женой? – в голосе его было не сочувствие и не ехидство, а просто искреннее удивление. – Угу. Харьков вдруг рассмеялся. Неподдельным чистым смехом, настолько заразительным, что я не удержался и тоже улыбнулся, попутно засмотревшись на его улыбку. А она, эта улыбка, была и впрямь хороша. Басист тем временем протянул руку и взъерошил мне волосы. – Андрюш, извини. Я просто не выдержал. Ты себя ведешь так, как будто тут разворачиваются боевые действия, и мы с тобой воюем за разные стороны, – он перестал смеяться и снова прошелся рукой мне по волосам. – Я лично так не считаю, – совершенно серьезно добавил он. – Ну… Я, наверное, тоже, – удалось промямлить мне. Я был немного в ступоре, в первую очередь от его отношения ко мне. Совершенно дружеское, как будто это и не он двинул мне в лицо и едва не сломал нос почти три года назад. С другой стороны, тогда, месяц назад, когда я, проснувшись рано утром и не обнаружив Пашу в квартире, позвонил ему на сотовый, а трубку взял Харьков… его отношение ко мне было тоже вполне нормальным, ведь это я ядом плевался на совершенно нормальные фразы… Я посмотрел на Харькова. Тот сидел, забравшись в кресло с ногами (я с некоторым удивлением отметил, что он босой, в то время как все ходили в носках, а кто-то особо умный принес с собой даже сменку), и в свою очередь смотрел на меня. Стакан из его рук куда-то исчез. – Так, давай рассказывай, чего там Пашка опять мудит, – внезапно потребовал он голосом чуть ли не старшего брата. И самое удивительное, что меня прорвало. Видно капитально накипело, так как выложил я ему все, что на душе у меня было. Харьков не перебивал. Он вообще оказался очень внимательным слушателем. Пару раз я спотыкался, соображая, а нужно ли рассказывать то или иное, но его взгляд говорил, что нужно, если я, конечно, хочу, чтобы он, Харьков, помог мне разобраться в моих собственных проблемах. Закончив, я посмотрел собеседнику в глаза. Тот сидел, кусая губы и явно что-то обдумывая. – Странное у него какое-то поведение, я тебе скажу, – произнес он минуты через две. – Нет, с одной стороны оно, конечно, понятно. Один раз обжегся, во второй уже не хочет повторить ошибки и, не дай Бог, потерять тебя. Но… чтобы не понимать очевидного… – Чего «очевидного»? – не понял я. – Ну, что ты его хочешь, – пояснил он. Я замотал головой: – Нет. Паша прекрасно понимает это. Он просто, тупо, не спит со мной. И мне от этого плохо, – пожав плечами, совсем по-детски вздохнул я. Харьков ласково улыбнулся и погладил меня по волосам. Третий раз за последние двадцать минут. Я с некоторым удивлением отметил, что ему, похоже, просто нравятся мои кудри. – Тебе плохо от того, что Паша с тобой не спит, или от того, что он не спит с тобой по той причине, что ты еще девственник? – спросил он. А вот над этим я задумался. И правда. Ведь мне было паршиво от того, что Паша… Блин, я был категорически против таких полуплатонических отношений! Я хотел полноценной сексуальной жизни, а (тут Харьков оказался прав) таковой не наблюдалось именно из-за моей девственности, лишиться которой в ближайшее время мне не представлялось возможным. Во всяком случае, не с Пашей… И тут меня словно осенило. – Послушай, – протянул я, старательно подбирая слова, – а ты не мог бы… – Чего?! – Харьков с такой силой подался назад, что едва не вылетел из кресла, перекувырнувшись спиной через подлокотник. – Мальчик, не надо делать из меня педофила, пожалуйста! Я против твоей идеи. – Но почему? – искренне удивился я. – Я не в твоем вкусе? – И это – тоже, – последовал убийственный ответ. – Но в первую очередь, я не хочу потом нервотрепки с Пашкой, если он каким-то образом узнает об этом. А он, можешь мне поверить, шею мылить умеет так (особенно при желании), что ты потом тридцать три раза подумаешь и все равно не сделаешь, боясь в очередной раз нарваться. Причем, то, что тебе намылили эту самую шею, ты догадаешься только потом, когда все закончится. Мне, как ни странно, его ответ придал лишь уверенности. – Значит, все-таки, ты мог бы… – Мальчик, ты ни за что не согласишься на групповуху, – перебил он меня. А вот это уже зря. Мне действительно стало интересно. Я уже и не отнекивался и не прятался за ревностью-ненавистью к нему, Харькову, и четко осознавал, что испытывал эти чувства лишь потому, что хотел его, но не имел ни права, ни доступа. Просто хотел узнать это тело, попробовать его… И я вдруг осознал, почему Паша им так дорожит. Что-то в басисте было, что-то в нем цепляло какие-то неведомые струны в душе. Но вот что, я пока не понимал. – Почему не соглашусь? – я решил идти до конца. Я ХОТЕЛ… в том числе и понять этого человека. Харьков пожевал губы и ответил: – Потому что третьим будет не Паша. – А кто? – Нет, парень, ты нарываешься, что ли? – со смехом спросил он. – Ты скажи, кто? В ответ снова смех. – Мальчик, если ты допытываешься, кто мой любовник с тем, чтобы потом рассказать Пашке, то я тебя огорчу, он все прекрасно знает. В том числе и этого человека, который является моим очень хорошим другом, да и его – тоже. – Голованов?! – ошалел я. Харьков покачал головой: – Нет. Андрей – он мой лучший друг, да и с Пашей они знакомы и дружат много лет. Ты, наверное, знаешь, они в одной группе начинали. Но, может тебя это и удивит, Андрей не страдает гомосексуальными наклонностями. К таким, как мы с тобой, он хорошо относится. По крайней мере, до тех пор, пока они не начинают к нему приставать… – Тогда кто?.. Впрочем, не так уж и важно, – махнул я рукой. – Так ты можешь, или нет? Тот уже открыл рот, чтобы явно послать меня куда подальше, как к нам подошел один из незнакомых мне музыкантов. Нет, кто он такой, я, естественно, знал. Это был Алексей Страйк – бывший соло-гитарист из «Мастера». Кажется, он в «Пилигрим» ушел. Но вот лично с ним я знаком не был. Мельком взглянув на меня (брр… внешность у него крысиная какая-то), он наклонился к Харькову и что-то зашептал ему на ухо. Тот, выслушав, в свою очередь встал с кресла и, велев мне подождать, отошел со Страйком в сторону. Я же остался думать. А надо ли все это мне? Нет, конечно надо, но… шут с ним, с Харьковым, но вот то, что будет и еще один участник, которого я не знаю… Харькову я более-менее верил, но… А! Будь, что будет. Главное потом, чтобы, как тот же Харьков сказал, Паша не пронюхал, что я наставляю ему рога с его же любовником и любовником его любовника… Харьков со Страйком тем временем вернулись. «Пилигримский» гитарист уселся в кресло, а Харьков присел на подлокотник, который под ним довольно жалобненько скрипнул. – Ну? – спросил Харьков. – Не передумал еще? Я покачал головой, переводя взгляд с одного музыканта на другого. Так вот кто «третий». Страйк на меня смотрел без особого интереса. Было видно, что если я и интересую его как половой партнер, то не слишком. Грубо говоря, я был не в его вкусе. Это было по взгляду понятно. Кстати, глаза у него были абалденные. Серые и потрясающе выразительные (хотя и не до такого неприличия, как у Паши). Вообще, черты лица у него были довольно сочные и хорошие, и в то же время жутко неправильные: крупные и слишком заостренные, отчего собственно у меня и возникали ассоциации с крысой. А вообще, смотреть, как оказалось, на него было довольно приятно. Да и энергетика у него была очень хорошая. Тело тоже отличное. Правда, он был слишком крупный для меня, но это уже были детали. Я перевел взгляд на Харькова и удивился. Судя по его виду, он внимательно наблюдал за моей реакцией и, похоже, она его удовлетворила. А вот Страйк в восторге явно не был. – Алеш, сколько лет этому ребенку? – спросил он. Голос у него был необыкновенно хриплый и какой-то пронзительный, словно слегка надорванный. Ну конечно! Харьков-то был старше меня на десять лет, а уж, сколько лет Страйку я вообще понятия не имел. Но он точно был старше не только «кипеловского» басиста, но и Паши. Ну, в крайнем случае, его, Пашиным, ровесником. Харьков нахмурился: – Двадцать, если я не ошибаюсь, – он выжидательно посмотрел на меня. Я кивнул, не вдаваясь в подробности насчет того, что мне уже почти двадцать один. Для тех, кому за тридцать, это не показатель и даже не разница. – Леха, назовешь меня педофилом, я тебя прибью твоей же гитарой!.. хотя нет, лучше своей – она тяжелее, – весело произнес Харьков, обращаясь к Страйку. – Попробуй, – усмехнулся тот, все еще не спуская с меня глаз. Под его оценивающим взглядом мне было неудобно. Я чувствовал себя как шлюха на панели. Хотелось вскочить, найти Пашу и убежать с этого гужбана. Но дороги назад уже не было. К тому же, Харьков смотрел на меня точно также, но неудобства это у меня не вызывало. А уж, какими глазами смотрел на меня Паша каждый раз, как видел… Видимо, дело просто заключалось в том, что со Страйком мы совершенно не знали друг друга, ведь в своем отношении к Харькову я так или иначе, но сегодня разобрался. Мы втроем вломились в комнату, едва ее покинули кто-то из старших. Где-то полчаса мы шифровались по углам от Паши (не дай Бог, заметит). Не заметил. Когда Страйк запер дверь на ключ, я осмотрелся. Комната была просторная. Очевидно, в начале ее делали непосредственно для репетиций или записи, потом забили и сделали что-то вроде комнаты для отдыха. Коричневая обивка на стенах, такие же паркет и потолок. Что-то вроде низкой стенки, на которой обитался музыкальный центр. Колонки в углах под потолком. Низкий журнальный столик. Два больших раскладных дивана на случай, если кто ночевать останется. Все. Я ведь, кстати, не знал, в чьей это студии была гулянка. Хотя, мне было по фигу. Харьков подошел ко мне со спины и, хватанув за запястья, упал на диван, увлекая меня за собой. Я плюхнулся ему на колени. – Хорошо, – промурлыкал он. Его слова легко прошелестели над моим ухом. Я к тому времени и так был уже на взводе, так что мое тело откликнулось самым недвусмысленным образом. Я со стоном откинулся назад, спиной прижавшись к его груди, и заерзал в предвкушении, почувствовав, как его член упирается мне в копчик. Страйк тем временем подошел к нам и задумчиво разглядывал. Харьков же залез языком мне в ухо, затем по скуле спустился к шее и, подбородком убрав мои волосы, довольно присвистнул: – Ого! Узнаю Пашу! Всегда метит того, с кем встречается, – прокомментировал он, увидев засосы и укусы у меня на шее и тут же впившись туда же ртом, очевидно желая добавить к Пашиным отметкам и свои собственные. – То-то я смотрю, ты последний месяц весь покусанный ходишь, – фыркнул Страйк, склоняясь над нами и щекотя мне лицо своими пушистыми волосами. Рука его легла мне на горло. Открыв глаза, я встретился с его затуманенным взглядом. Хотел потянуться к нему, но Харьков, державший меня повыше локтей, не отпускал и наоборот все теснее прижимал к себе. Его губы, язык и зубы продолжали «исследовать» и «метить» новую территорию. Глядя на Страйка, я издал нечто похожее на щенячий скулеж и не узнал собственный голос. Тот, усмехнувшись, провел языком по моим губам, раздвигая их и проникая в рот. Его рука с горла переместилась на грудь, затем ниже и, немного поиграв с пряжкой ремня, опустилась мне на пах и слегка сжала. Я дернулся так, словно меня током шибануло, и прокусил Страйку нижнюю губу, тут же ощутив солоноватый вкус крови. Тот лишь слегка дернулся и присел на диван рядом с нами, не разрывая поцелуя. Рука его, не смотря на мой протестующий стон, снова поползла вверх и стала расстегивать пуговицы на рубашке. Харьков, тем временем отпустил мои руки и принялся расстегивать на мне ремень и джинсы. Страйк же, разобравшись с последней пуговицей, начал избавлять меня от рубашки, в то время как руки Харькова оказались на моих бедрах под одеждой и сомкнулись на члене. Мой радостный вопль, наверное, перекрыл общий грохот музыки. – Да, тихо ты, – со смехом выдохнул Харьков мне в волосы. Страйк, фыркнув, слез с дивана и сел перед нами на корточки. Рубашку мою он зашвырнул куда-то в угол комнаты. Хитро и как-то по-заговорщески посмотрев на меня, он принялся стаскивать с меня остальную одежду. Да с такой скоростью, что через несколько секунд я уже сидел голышом, чувствуя, как в спину мне врезается «молния» от кофты Харькова, ногами и задницей – его кожаные штаны, а в поясницу мне впивается фигурная пряжка его ремня. Страйк поднялся на ноги и стянул с себя футболку. Я залюбовался его телом. Хорошее, крепкое, сильное, с удивительно гладкой кожей. Мышцы на нем не выпирали, хотя были очень рельефными. Просто это был один из тех людей, которые от природы своей обладают нехилыми в плане силы физическими данными. И силы этой у них было о-очень много. Слегка наклонившись, он схватил меня за руки и резко сдернул с колен Харькова. Я буквально врезался в него и, мигом оказавшись в кольце сильных рук, обхватил гитариста руками и ногами и впился поцелуем в его сочные четко очерченные губы. – Алеш, ну ты, извини меня, совсем охренел, – задумчиво протянул Харьков, наблюдая за нами с дивана. – Диван разложи лучше, умник, – хмыкнул Страйк, оторвавшись от меня. – Если ты не заметил, то втроем мы на нем не уместимся, даже не смотря на то, что наш мальчик, – при этих словах он резко хватанул меня за ягодицы, – помельче нас будет на порядок. – Ну-ну, – усмехнулся Харьков, вставая и, прежде чем разложить, хорошенько пнув несчастный диван. Я тем временем пытался расправиться с пряжкой на штанах Страйка. Поддавалась она плохо, а если быть более точным, то сопротивлялась что есть сил и едва ли не кусалась в ответ. Впрочем, битва оказалась неравной и несчастная со стоном проиграла. – Так, малыш, иди сюда, – услышал я голос Харькова за спиной. Его руки схватили меня пониже ребер и рванули на себя. Вместе мы упали на диван. Ощутив, что он полностью избавился от одежды, я радостно заскулил в предвкушении. – Ты смотри, какой нетерпеливый, а! – усмехнулся Страйк, снимая с себя штаны. При виде этого мне вдруг стало страшно. В голове замелькали полупанические вопросы вроде: «А зачем?», «Что я делаю?» и так далее. Меня самым натуральным образом заколотило. Харьков, похоже, ощутил мой страх (уж дрожь-то он профукать не мог) и, развернув к себе, так что мне пришлось встать над ним на четвереньки, взял мое лицо в свои ладони и посмотрел в глаза. – Тихо, малыш, успокойся, – прошептал он, гладя меня по волосам и скулам. – Если передумал, скажи. Никто тебя не держит и ни к чему не принуждает. На спину мне легла рука Страйка. Аккуратно прошлась вдоль позвоночника от лопаток до поясницы. Затем еще раз. Прикосновение было поразительно нежным, почти невесомым, словно «пилигримский» гитарист боялся спугнуть меня… или, что я рассыплюсь прямо у него на глазах… Я немного успокоился. И вправду, чего я так испугался? – В первый раз всем и всегда страшно, – прошептал он. – И всегда больно, – добавил Харьков. – Очень больно, – поморщился он, очевидно от воспоминаний. У меня что-то екнуло в сердце. Вспомнив Пашины пыл и нетерпение в обычной жизни и как он в свое время накинулся на меня… я сглотнул, представив, какого было Харькову в свой первый раз. (От чего-то я не сомневался, что первым у него был именно Паша) В голове у меня снова что-то, похоже, повернулось: – Не надо, – прошептал я. – Извините. Я… я не могу… я… – Все хорошо, – сказал Страйк, продолжая успокаивающе гладить меня по спине. – Не готов – не насилуй себя. Я сглотнул. Тело внезапно накрыла волна слабости и я рухнул на Харькова. Тот ласково обнял меня и начал укачивать, словно ребенка… С другой стороны, для них я, наверное, действительно был ребенком… Пес драный! Я вдруг почувствовал, что плачу. Самым натуральным образом, как девчонка какая-то! – Где Паша? Это был мой первый вопрос, едва я вышел из комнаты. Сережа пожал плечами: – Домой отправился. Я вообще думал, – он немного искоса взглянул на меня, – что вы вместе ушли. У меня челюсть ушла в гости к коленкам от удивления. Вытащив сотовый из кармана, я надеялся увидеть хотя бы один пропущенный звонок, однако Паша, похоже, даже и не интересовался, где я, когда собирался уходить. Нехорошее предчувствие шевельнулось внутри, противно засосало под ложечкой. Даже ни с кем не попрощавшись, я выбежал на улицу. – Куда ты собрался? Обернувшись, я увидел Харькова. Тот выбежал за мной, на ходу застегивая косуху. – Куда? – домой! – меня уже трясло. – Паша ушел и даже не предупредил меня! – Так, я с тобой, – судя по тону, моим мнением на данный момент не интересовались. Впрочем, что-то подсказывало мне, что лучше не спорить. Метро было уже давным-давно закрыто, так что доехали мы в такси. Пока дошли до подъезда, пока ждали лифт и ехали наверх, я успел переволноваться как никогда до этого. Харьков временами понимающе поглядывал на меня. Еще бы! Ведь если все именно так, как мы оба сейчас думаем, то огребем оба, пусть даже и за дело… которого так и не произошло. Я сглотнул. Пока открывал замок, руки дрожали, как у последнего пропойцы. – Успокойся, – сказал Харьков. – Получим по мордам, позлится он. Все равно простит. Никуда не денется… Уж тебя, во всяком случае, точно простит, – подумав добавил он. Я удивленно взглянул на него: – Что ты хочешь этим сказать? Тот пожал плечами: – Только то, чтобы ты молчал и лишь поддакивал. В конце концов, не смотря на то, что именно ты все это и затеял, я согласился. Будь у меня больше мозгов, я бы тебя не послушал и послал бы на хутор, бабочек ловить… а так… – очередное пожатие плечами. – Делай, как я сказал, и все будет в порядке. Я кивнул и вошел в квартиру как в камеру смертников. Быстренько скинув обувь и куртки, мы просочились в кухню: единственную комнату, где горел свет. Паша сидел на подоконнике и курил в окно. На наше появление он отреагировал лишь косым взглядом. – Ну и кто что скажет? – спросил он после минуты нашего молчания. Харьков, кстати, к тому времени успел откопать в холодильнике бутылку пива и усесться за стол. Я же продолжал топтаться в дверях. – А что ты хочешь услышать? – мирно спросил Харьков, откупорив бутылку и сделав пару хороших глотков. – Все, – ответ в тон. – Так что рассказывай все, как есть, будь добр. Я ваши шушуканья там все от и до видел. И Андрея не выгораживай, – добавил он. – Чем вы там с Алешкой Страйком занимаетесь, мне по барабану, ты это прекрасно знаешь. Его, так что, тоже можешь не приплетать. У меня чуть инфаркт не случился от услышанного. Разговор происходил так, словно нам с Харьковым уже вынесли приговор. Причем надеяться, что Паша якобы понял все в более-менее невинном свете, чем есть на самом деле, было без толку. Но самое удивительное, что меня поразило, так это тон разговора. Я вдруг понял, что с Харьковым у Паши отношения совсем иные, нежели со мной. Более жесткие, но в то же время они были дружескими и, тем самым, более честными а, следовательно, более крепкими. Харьков усмехнулся: – Прямо здесь все так и рассказывать? – хитро спросил он. – Ты меня извини, но для Андрюшки, например, будет лучше, если он не услышит всего, – последнее слово было выделено каким-то немного нездоровым ударением. Я уже хотел было что-нибудь вякнуть, но реакция Паши остановила меня от этого. Тот резко дернулся, словно его током ударило. Убил сигарету в пепельнице и, посмотрев сперва на Харькова, а затем на меня, произнес, обращаясь ко мне: – Иди в другую комнату. И чтобы ничего не слышал. Это была не просьба, а самый настоящий приказ. Я послушался чисто на автомате. Еще бы! ТАК со мной Паша еще никогда не разговаривал.
Dara: ~Павел Элькинд~ Едва Андрей вышел, я буквально слетел с подоконника и уселся напротив Алешки. Тот сидел с довольным видом и глушил пиво, искоса поглядывая на меня. – Так, или ты сейчас же говоришь, в чем дело, или проваливай отсюда! – прошипел я. Реакции от своей второй половины я, по правде сказать, и не ожидал. И Леша это прекрасно понимал, поэтому лишь криво усмехнулся, поставил бутылку на стол и с чувством произнес: – Паша – ты мудак! Ну, это для меня была не новость. – Это я и так знаю. Дальше что? Тот лишь усмехнулся: – Ты по что мальчонку так мучаешь, скажи-ка мне? – произнес он голосом тех бабулек, которых часто можно встретить возле подъезда на лавочке, и пристально посмотрел мне в глаза. – А ты думаешь, что если я перестану к нему так относиться, ему лучше станет? – ехидно спросил я. Все-таки Алешка обладал удивительной проницательностью. С другой стороны, он мог, конечно, просто поговорить с мальчиком по душам. Доверие он вызывать умел, и о-го-го какое. – Нет, конечно. Скорее даже хуже… – пожал он плечами. – Но, с другой стороны, пареньку пора взрослеть, – Алеша посмотрел мне в глаза. – Паш, пойми, ему будет только хуже, если ты и дальше будешь продолжать носиться с ним, как курица с яйцом! Вспомни меня! Что было со мной, когда я понял, куда я попал и во что вляпался?! Мне еще повезло, рядом Андрюшка Голованов был, да и Лешка Страйк меня поддержал, буквально заново жить научил. Не знаю даже, что бы я без него делал… Что? А ты думал, мы с ним в ресторане так крепко сдружились? – ехидно спросил меня мой возлюбленный. Я тихо переваривал информацию. Похоже, Алешку пробило на откровенность. Наконец-то! Я ведь на самом деле действительно не знал, где, как и при каких обстоятельствах они со Страйком познакомились и почему так быстро сблизились. Меня рядом не было в тот момент. Да и, похоже, для Алеши я тогда был чуть ли не врагом номер один… Но на данный момент меня волновал только один вопрос. – Кто? – тихо спросил я. – Кто это был? – А тебя кто в свое время оприходовал так, что ты в такую паскуду превратился? – в свою очередь спросил меня Леша. Я промолчал. – Чего молчишь? – вскинул брови Харьков. – Нет уж, говори, как все было. Я знать хочу, за что ты со мной сперва, а теперь и с этим мальчиком так поступаешь?! Этого ехидного, презрительного и в то же время моляще-брошенного тона я не мог вынести. Неужели, я действительно так испоганил Алешке жизнь, а теперь к тому же самому веду и Андрея? Почему? Неужели ответ кроется именно в том, что со мной случилось много лет назад?.. – Это было еще в «Ключах», – начал я. – Мы должны были отыграть на каком-то корпоративе, уже не помню у кого… Отыграли. Уже собирались уходить, как менеджер наш ловит меня и говорит: «Паш, ты, мол, остаться можешь на полчасика? Они там только полгонорара пока отдали, а мне уже бежать надо. Ты подожди, ладно? Заберешь и езжай домой. Завтра мне передашь». Я остался. У меня и в мыслях не было, что что-то тут не чисто. Алеша сидел, даже не моргая. Видно, давно он ждал этой истории. Примерно знал, что я ему расскажу, но все таки хотел услышать все именно от меня… А может, и все знал. Может Андрюха Голованов ему рассказал все в свое время? Он-то знает, что тогда произошло. А, может, еще где от кого узнал… Все может быть. Мир – штука тесная до жути. – Все наши уехали. А меня еще минут двадцать коктейлями поили (не голой водкой же!). В общем, когда я уже стал достаточно «хорошим», меня без особых церемоний скрутили и там же возле стола под музыку пустили по кругу. Больно было. Во всех смыслах. Особенно учитывая тот факт, что тогда я еще представителями своего пола не интересовался… Я пожал плечами. – Вот и все. Уж извини, что не в красках. Алеша некоторое время, щурясь как на солнце, смотрел на меня. Затем вздохнул: – Хорошо, что не в красках. Дернул плечом и приложился к бутылке. Затем задумчиво уставился в стол. Руки его сжались в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Побелели и плотно сжатые губы. Я некоторое время просто наблюдал за ним. Напряжение и бессильная злоба, что от него исходили, были ощутимы физически. – Ну? – не выдержал я. – А теперь ответь на мой вопрос. Кто это был? Харьков дернулся и поморщился, как маленький ребенок, к которому пристали родители с вопросом «Ты мусор вынес?», а ребенок не знает, что ответить, ибо ответ «Какой, нафиг, мусор? Я в футбол весь день гонял!» не прокатит за отмазку. – Никто, - совсем тихо произнес он, не поднимая взгляда. – Никого не было. Просто я наблюдал за тобой достаточно, чтобы понять, что тобой движет. Но меня это настолько выбило из привычной колеи, что я впал в такое состояние, как если бы меня действительно изнасиловала какая-нибудь толпа гопников-пидоров. Я молчал. Чувство обманутости заглушало лишь то, что Леша не просто раскаивался. Он сейчас буквально выворачивал себя наизнанку передо мной. И ему действительно было тяжело. – Я… - он запнулся, подбирая слова. – В тот момент, когда я осознал, насколько тебя морально искалечили… Я… Я ощутил себя ненужным тебе … Я так же как-то смог понять, что ты тянешь меня за собой, в ту бездну, куда когда-то попал сам. А я не хотел туда. Я и сейчас туда не хочу. Я жить хочу! – резко выдохнул он. – Но на тот момент мне показалось, что лучшим решением для нас обоих будет, если я исчезну… Я почувствовал, как у меня просто волосы на затылке встали дыбом. В горле застрял ком, совсем как-то пакостно засосало под ложечкой, а внутренности словно в жгут скрутило. Нет. Не рассказывай, пожалуйста! Алеша, тем временем, продолжил: – Я думал, как бы уйти по-тихому, чтобы не сразу нашли и не успели спасти. Мы тогда в турне были. В гостинице жили по двое-трое в комнате. Нас с Андрюхой в один номер поселили… Голованов, я тебя люблю! Как же я тебе должен! Боже, спасибо тебе за Андрея! За то, что он рядом был! Я понял, что от напряжения перестал дышать и сделал пару глубоких вдохов. Алешка удивленно взглянул на меня, но я знаком попросил его продолжить. Ему надо было выговориться, а мне – узнать подробности того, до чего я три года не был допущен. – Я наглотался таблеток. Сожрал все, что было в аптечке, – Харьков цинично усмехнулся. – Дурак. Думал, этого хватит. Мне стало плохо, но не настолько. Таблеток оказалось маловато, чтобы свалить меня насмерть. Когда Андрюха вернулся, то застал меня в обнимку с унитазом. Когда я выпотрошил весь свой желудок, он выволок меня из уборной и устроил допрос с пристрастием, едва ли не тыча мне в нос пустыми пачками из под всех тех таблеток, что я выжрал. Мне было настолько хреново, что я еле языком ворочал. Голова не работала совершенно от слабости. Поняв, что от меня ничего не добиться в данный момент, он уложил меня на койку и сказал, что если мне не полегчает к утру, он вызовет, нахрен, скорую и тогда со мной уже будут разбираться Валера, с Сашей и Серегой. Потом я отключился. Допив пиво, Алеша повертел в руках бутылку и вздохнул. Затем перевел взгляд на меня, и мне стало страшно. Это был не тот взгляд, которыми он награждал меня в период нашей «ссоры», что без малого длилась три года. Тогда он смотрел на меня с обидой и злобой. Сейчас же в его взгляде был вопрос, адресованный самому себе, но четко читающийся: «Зачем?» Я и сам подумал: а зачем? Зачем я тебе сдался, такой ущербный? Почему ты держишься за меня? Страшно и больно было от внезапного осознания того, что, в принципе, нас уже ничего, наверное, и не связывает. Мне ты нужен. А вот насколько я нужен тебе? И нужен ли вообще? Леша тем временем отвел взгляд и продолжил: – Я проснулся утром. Андрей сидел рядом и, как потом выяснилось, не спал всю ночь, меня карауля. Я не ожидал такого, и меня прорвало. Он меня выслушал и, в свою очередь, попытался мне объяснить, что я тут ни при чем. А от моей смерти никому хорошо не будет. Особенно тебе, ибо она косвенно будет висеть на твоей шее. Это меня и заставило отказаться от мыслей о следующей попытке покинуть свою жалкую тушку. К тому же, меня поразило его беспокойство обо мне. До меня, вдруг, дошло, что помимо тебя есть еще куча людей, которым я дорог, и которые не хотят меня терять. В общем, я решил не уходить из этого мира, хотя следующие три дня жутко хотелось этого, но уже ввиду моего физического состояния. На гастролях ведь толком не отдохнешь, а мне, по-хорошему, отлеживаться надо было. С Андреем на пару врали, что я захворал… В общем, все обошлось. А через пару месяцев у меня начало рвать башню, что вылилось в агрессию на тебя, пик которой пришелся на ту нашу достопамятную драку в лесу в две тысячи пятом. Я невольно хмыкнул. Потасовка получилась знатной и, слава Богу, обошлась малой кровью со стороны невинных соучастников оной. А вот я, все-таки, получил по морде заслуженно. Алеша вздохнул и посмотрел на меня. – Ты это хотел от меня услышать? – устало спросил он. Я кивнул и тут же покачал головой. – Со Страйком вы где сошлись? – напомнил я. Еще один вздох. – Две тысячи шестой. Запись «Династии посвященных». Я вскинул брови, намекая на объяснения. – Лешка в ней не участвовал. Но… Просто там была еще одна студия, и он там торчал все время: сольник записывал. Там и познакомились. Я еще был не в совсем вменяемом состоянии, что нельзя было не заметить, общаясь со мной: я буквально нарывался на ссоры и драки. Он не повелся и, более того, общался со мной так, словно я действительно был нормальным. Как он потом позже объяснил, у меня был вид побитой собаки, которая хочет к людям, но кусает руки, что пытаются ее накормить и приласкать, – Харьков вздохнул и убрал волосы, упавшие на лицо. – Общались мы все то время пока виделись на записях, потом не виделись, примерно, с месяц. Потом он мне позвонил, пригласил пива попить, – усмешка. – Выпили, слово за слово, в итоге пообщались по душам. Потом еще несколько таких же посиделок, когда время свободное выдавалось выкроить. Учитывая, что кроме Андрюхи Голованова, Страйк был единственным, кто знал всю эту историю… в общем мы на этом и сблизились. Помимо просто физической тяги друг к другу. Знаешь, для секса без каких-либо обязательств, друг подходит лучше всего, – снова усмешка. На этот раз кривая. Это сейчас был камень в мой огород, Леш? Судя по взгляду – да. Я некоторое время посидел, утрясая все в голове, затем кивнул. – Признаешь, что ты мудак? – хитро спросил меня Алешка. – Я это всегда признавал, – усмехнулся я в ответ и полушепотом добавил: – Прости меня, если, конечно, можешь. Леша поморщился: – Паш, не надо соплей, мне уже не двадцать пять. У тебя для этого есть чудо в соседней комнате, – со странно нежной улыбкой добавил он. – Есть, – кивнул я. Пока есть.
Dara: 5 сентября 2008 года ~Андрей Лефлер~ – Перекур, – объявил Маврин, снимая с себя гитару. – Двадцать минут, затем по новой, – с этими словами он вышел из комнаты. Я схватил бутылку воды и наконец-то смог промочить горло, попутно наблюдая, как Пашка молнией выскочил вслед за Сергеем. Усмехнулся. Паша дымил, как паровоз. Я как-то пытался отучить его курить, но куда там! Не ставить же ему условие «или я, или сигареты!». Поржет, поцелует и опять затянется. Не то, чтобы я был сильно против его этого пристрастия… но, согласитесь, не каждому человеку будет приятно целоваться с пепельницей. Я, по крайней мере, к таковым не принадлежал. А еще Сережа последнее время был несколько на нервах, и это передавалось остальным. У нас ведь в этом году был юбилей: аж десять лет группе… Матьмояпорядочнаяженщина! Мне было всего одиннадцать, когда создали группу! Весело. Десять лет на плаву. Да Сереге за это нужно уже памятник при жизни ставить! Вот сугубо по-моему предвзятому мнению. Не знаю, как остальные, хотя, по-моему, они должны быть со мной солидарны. Кстати, ввиду этого юбилея буквально через неделю у нас будет огромнейший концерт! Самый крупный на моей памяти, а я до «Маврика» уже успел тоже кое-что повидать. И на этом концерте, помимо нас, должно быть еще куча приглашенного народу. В первую очередь, это все вокалисты группы, плюс Кипелов собственной демонической персоной, как специально приглашенный гость и вообще лучший друг Маврина и прочие дифирамбы. За все время репетиций ни разу не зашел, скотина! Не то, чтобы я сильно желал лицезреть его физиономию (нет, конечно, желал! Я же правильный ребенок, выросший на «Арии»!), просто у нас с ним идет песня дуэтом, а до концерта – неделя! Когда, спрашивается, репетировать?! Я, конечно, знаю текст, но все-таки… Ладно, Сережке виднее… Еще на концерт должны прискакать бывшие музыканты и еще один бонус в виде Дубинина. Последний, кстати, один раз даже зашел! Пообщался с Юрой и Сережей и свалил по своим делам. Номер, короче. Можно подумать у «Арии» какие-то дела! На мой прямой вопрос, Сережка ответил, что «да, дела». Я промолчал, хотя так и хотелось съязвить что-нибудь в духе: «Какие, нахрен, дела без вокалиста? Беркут-то тут все время торчит!» Но я честно промолчал. Отчасти, правда, потому, что, стоявший в тот момент рядом со мной, Харьков от души наступил мне на ногу, ненавязчиво на этой же ноге продемонстрировав, что за еще один подобный вяк мой отдавленный носок познакомится с Алехиной пяткой совсем близко и даже побратается. Ногу было жалко. В остальном было здорово. Я искренне рад был видеть Сашку Швеца! Еще я таки познакомился со своими предшественниками: Стыровым, Беркутом и Витартом. А в первый сборный день я едва не помер от испуга. Потом долго смеялся… В общем на входе в здание я натолкнулся на Сашку Карпухина из «Пилигрима», он был в группе барабанщиком в свое время, а затем удрал в «Мастер». Из «Мастера», правда, потом тоже удрал… Короче, мы поздоровались, поднялись наверх в студию, и едва я открыл дверь, как из комнаты на меня выпрыгнул Харьков с диким воплем! Я с перепугу где стоял, там и сел на задницу. А «кипеловский» басист, перелетев через меня, буквально запрыгнул на Карпухина. И, что меня больше всего поразило, Сашка его удержал! И это притом, что у нас с ним была одинаковая конституция, с тем лишь исключением, что «пилигримский» барабанщик был старше меня лет на пять… Удержать-то удержал, но отнюдь не молча. – Харьков, с*ка, слезь с меня! – заорал он, пытаясь скинуть с себя старшего товарища, который, увы, скидываться никак не хотел. – Слезь, говорю, тварина! Ты же весишь килограмм под сто, мать твою! – Ну не под сто, а поменьше, – миролюбиво отозвалась «тварина» и, (тут у меня челюсть в обморок упала) упираясь в плечи Карпухину, перекрутилась, оказавшись у того за спиной, села барабанщику на плечи. И все это было проделано не касаясь пола! – Зараза, – простонал Сашка. Харьков усмехнулся: – Надо Страйку сказать, пусть тоже начнет подобным пробавляться, а то я смотрю, ты за семь лет как-то форму-то потерял… – Слезь с меня! – …Сашенька, Сашенька, – продолжал Лешка, не обратив внимания на то, что его перебили, – вот как не стыдно, а? В восемнадцать лет ты был покрепче… ай! Карпухин таки умудрился скинуть с себя басиста и теперь, ругаясь, разминал плечи. Алеха приземлился на корточки, чем Сашка тут же воспользовался, просто дав гитаристу пинка под зад, от чего тот полетел прямо на меня. Блин, больно! – О, малыш, ты тут, что ли? Привет, – весело, как ни в чем не бывало, улыбнулся Харьков, поднимаясь с меня. – Слышь, ты, Карлсон… – начал было Карпухин, но договорить ему не дали. Дверь снова открылась и на меня упала тень. – Вы уже убили друг друга? – голос был абсолютно спокойным. Вскинув голову, я увидел Стырова, который с кислым видом переводил взгляд с Лехи на Сашку. Затем посмотрел на меня. Затем снова на своих бывших коллег по группе: – Дебилы, – весело констатировал он, – Серега вам такое спасибо бы сказал, если бы вы ему пацана зашибли, – с этими словами он схватил меня подмышки и поднял на ноги, вталкивая в комнату, где уже собралась приличная толпа народу. Я обернулся и кисло посмотрел на Харькова, но тот лишь шутливо отдал мне честь, с довольным видом поворачиваясь к Карпухину, по лицу которого было ясно: он тоже хочет в комнату, но хрен его сейчас кто туда пустит!.. А меня пробило на ха-ха. На очень долгое и истеричное ха-ха… – Эй, пацаненок! – вернул меня к действительности голос «кипеловского» басиста. – Мм? – повернулся я. Харьков сидел на диване и протирал очки. Оторвавшись от своего занятия, он похлопал рядом с собой, приглашая сесть. – Так что? – снова спросил я, приземлившись на диван. – Бухать хочешь? – тут же в лоб спросили меня. – Э… – только и выдал я. Честно признаться, я за эти месяцы так и не привык к его манере выдавать все открытым текстом и без каких-либо прелюдий. Лешка закончил протирать очки, посмотрел их на свет и, одев, наконец, повернулся ко мне: – Пить, говорю, будешь сегодня? – с хитрой улыбкой. – В честь чего? – решил уточнить я. Идея про выпить мне понравилась. С этой нервотрепкой мысль надраться приходила все чаще и чаще. Вот только пить в одиночку не хотелось. А в компании с Пашкой никак не получалось, ибо он был категорически против того, чтобы я сильно напивался. – У меня день рождения, – усмехнулся басист. Я попридержал рванувшуюся погулять челюсть, вспомнив другой его день рождения, на котором мы все так смачно подрались, а меня потом еще и тезка весьма больно за нос облапал. Последнее, кстати, до сих пор вспоминалось почему-то унизительно. Харьков, явно проследив направление моих мыслей, рассмеялся. – Не, малыш, если ты, конечно, так сильно хочешь, то мы, наверное, могли бы даже, напившись до чертиков в фуфайках, добраться до ближайшей лесопосадки и там подраться всласть. Но, увы, через восемь дней концерт, а шишки гримом не замажешь. В общем, посиделка будет мирной, а может даже и культурной, – все еще смеясь, закончил он. Я рассмеялся, представив себе нас побитых на концерте. – А кто еще будет? – стандартный вопрос. Надо же знать, с кем пить идешь! Алешка начал загибать пальцы: – Все наши, ты с Пашкой, Леха Страйк, Серега, Юра, Саня Карпухин обещал остаться… Думаю, еще попытаться уломать Артема, но тот вряд ли останется. Все, – он выжидательно посмотрел на меня. – Хорошо, – кивнул я. Расклад меня полностью устраивал. – Отлично, – кивнул гитарист и, посмотрев в сторону двери, с довольной рожей крикнул: – Пашка, я ни че не знаю, но пацана твоего я уже соблазнил! Сегодня остаетесь в студии! От двери послышался заковыристый мат Паши, затем совсем что-то невнятное, из которого я понял только легендарную фразу Гоблина «твою маму восемь раз!». Наконец очухавшись, моя вторая половина произнесла: – Скотина ты инкубская! – А то! – подмигнув мне, «инкубская скотина» весьма удачно изобразила Чеширского Кота. – А ты точно уходишь? – в очередной раз спросил я Леню. Тот с улыбкой скривился. – А что мне тут делать? Мы с Харьковым не общаемся же. Я его поздравил и все такое… Он, конечно, сказал, что я могу остаться, если хочу. Но я думаю, что на этом празднике жизни буду лишним. Бывай, – пожал он мне руку, затем крикнул: – Всем удачи! В спину Максимову послышались ответные возгласы. Дверь закрылась, а я некоторое время стоял в непонятных чувствах. Ленька был прав, ему тут делать абсолютно нечего, разве только что помещение собой, красивым, украсить, но этим он может и дома заняться. Но все таки… странное чувство. Мне тоже хотелось уйти почему-то. Словно что-то должно случиться здесь, что-то не очень хорошее. Встряхнувшись и вздохнув, я пошел пить. А что? Я давно хотел надраться, а тут такой повод! Подойдя к дивану, на котором сидели Паша, Голованов и Молчанов, я услышал обрывок разговора между своим возлюбленным и тезкой. – А я тебе говорю, он его уломает! – настаивал Голованов. – Неа, – уверено отвечал Паша. – Этого не уговорит. – Уговорит! – Нет! – Да! – А я говорю, нет! – А в чем дело, собственно? – вклинился я между ними. Вклинился буквально, просто плюхнувшись на диван аккурат между спорщиками. Паша ухмыльнулся: – Да вот тут Андрюха считает, что Алешка сумеет уломать Артема остаться на побухать. А я говорю, что не сумеет! «Кипеловский» гитарист с улыбкой пожал плечами: – Хотя бы то, что не остаться не отпраздновать со стороны Стырова будет чистым свинством, уже указывает на остаться хотя бы не надолго. – Неа, – азартно заявил Паша, приобнимая меня. – Тюха у нас всегда был упертой скотиной! Леха его не уломает! Спорим? – Спорим, – согласился тезка. – На что? Паша задумался. – Ну, – протянул он через минуту, – я бы, конечно, мог попробовать поспорить с тобой на желание… – Слишком мелкий предмет спора, – перебил Молчанов, до этого лишь со странной улыбкой слушавший их диалог. – Вот именно, – кивок от моей второй половины. – А потому… а давай на пиво. Мой тезка вскинул брови: – Тебе мало того, что уже притащили? – Ну, так то притащили, а то ты проставишься, – расцвел Паша. Голованов с усмешкой покачал головой и с каким-то странным умилением спросил: – Элькинд, когда ты повзрослеешь? – А зачем? – от этого вопроса, заданного с искренним удивлением, я аж поперхнулся. – Эй, ты чего? – хлопок по спине был ощутимым. – Слушай, Андрюх, какой, нафиг, «повзрослеешь», а? У меня сейчас нежный возраст Христа! Дай поразлагаться старому другу! – Да, пожалуйста! – спокоен, как бетонная плита. – Разлагайся, только не воняй. – Спасибо. А курить я, кстати, на балкон выхожу, если что. Так что про «воняет» попрошу не вякать. – Вяк-вяк, – пискнул тезка, и мы вчетвером покатились со смеху. В этот момент в соседнее кресло упал недовольный Харьков. – Ну? – в один голос вопросили мы. Алешка посмотрел на нас и удивленно приподнял брови. Ответ пришел сам собой: – Всем до завтра! – под эту прощальную фразу Стырова Голованов и Молчанов взвыли волками от смеха, а Паша натуральным образом заржал, стиснув меня в объятьях. – Андрюха, дуй ему за пивом! – сквозь смех проскулил «кипеловский» соло-гитарист. – На что поспорили-то хоть? – спросил его Харьков. – На пиво, – речь Молчанова все еще отдавала скулежом. – Это я понял. А в чем спор-то состоял? – В том, – все еще смеясь, Паша говорил еще более невнятно, – что ты уговоришь Артема остаться отметить… – снова смех. – Ааа… – рассмеялся басист. – Андрюх, сам себе злобный тогда! – Это я уже понял! – прогоготал тот в ответ. Я невольно фыркнул. Очередной крах моего личного мироустоя за эти несколько дней: у Голованова есть чувство юмора, да и вообще эмоции! Я-то всегда считал, что он только и может, что с серьезной миной ходить. Хотя наш Юра ведь такой же. Только с виду похож на сонного меланхоличного сомика. Как начнешь общаться поближе, так долго к его выходкам привыкаешь потом. Голованов тем временем повернулся к Молчанову и, все еще смеясь, выдал: – Славик, пошли уже от них подальше куда-нибудь за пивом, пока они наши мозговые окаменелости не отымели… – Окамене-е-елости… – сделав страшные глаза и по-маньяцки ухмыляясь, протянули Харьков и Молчанов. После чего гитаристы покатились со смеху. Я удивленно посмотрел на Пашу, но тот лишь плечами пожал. – Я так понимаю, это что-то лично-групповое семейное, – сказал он мне. – Ага! – в три голоса ответили ему, сорвавшись в очередной приступ хохота. Время было часов девять вечера, а веселье в самом разгаре. Принеся Паше проигранное пиво, Голованов потребовал, чтобы тот его выпил прямо сейчас. – А то еще вольешь в кого-нибудь другого! Я тебя, придурка, знаю! – проговорил гитарист, всучая Паше четыре бутылки. – А что так ма…? – ехидно спросил победитель, обнимаясь с бутылками. – А вдруг ты ло…? – не менее ехидный ответ. – А вдруг ты ош…? – А если я вам обоим сейчас съезжу по ше…, чтоб вы тут не звезде…? – вклинился, сидевший неподалеку, Страйк. – Иди ты на…, у тебя рука тяжелая, – усмехнулся Паша. Голованов, фыркнув, пошел на балкон, куда уже умотал Молчанов, и где теперь они с Харьковым и Манякиным что-то яро обсуждали. – Это было предложение? – вскинул брови «пилигримский» гитарист. – Неа. Это был посыл, – улыбка при этом у Пашки была настолько паскудной, что я ощутил острый укол ревности. Страйк явно хотел что-то ответить, но, взглянув на меня, улыбнулся, махнул рукой и вернулся к прерванному разговору с Карпухиным. Я же испытал чувство благодарности, хотя, в то же время, мне было неприятно оттого, что все мои эмоции и переживания, оказалось, так просто прочитать. Но злиться на Страйка… не получалось, в общем.
Dara: Я пулей вылетел на балкон, вдыхая ночной воздух. Ох, хорошо-то как… Все-таки сидеть в пусть даже и не маленьком помещении такой оравой под громкую музыку, это далеко не каждый выдержит. Я, к примеру, уже выдохся. Дверь открылась, и я обернулся, ожидая увидеть Пашу, Серегу, Юру, Кипелова или еще кого-нибудь из курящих, но на балкон, к моему удивлению, вышел Молчанов. Закрыл дверь и прислонился к ней спиной, внимательно меня рассматривая. Я удивленно вскинул брови, как бы спрашивая, что случилось. Но гитарист и бровью не повел, а так и продолжил стоять, не спуская с меня изучающего взгляда. – Я мешаю? – да, у меня банально сдали нервы! Ну, не люблю я, когда на меня так пялятся! – Разве я что-то сказал? – полувопросительно. Это, кстати, был первый раз, когда Молчанов обратился непосредственно ко мне. Даже за этот вечер, находясь уже несколько часов в одном помещении, мы ни разу так и не пересеклись в разговорах. Говорил Славка, немного растягивая слова. С таким выговором, да при весьма интересном голосе (а вы что хотели? Бэквокал у Кипелова, это вам не семечки у подъезда лузгать!), речь его походила на мед. По крайней мере, у меня возникали именно такие ассоциации. Со свежим черным густым, тягучим медом. Я передернул плечами, прогоняя эти ассоциации. Беспокойство, шевельнувшееся в районе живота при появлении гитариста, завозилось еще ощутимее. Вдобавок к этому, еще и засосало под ложечкой. Захотелось удрать с балкона, подальше от этого странного человека, да вот только человек этот странный дверь закрыл и подпер собой, любимым, похоже, для верности. – Мне нужно внутрь, – с нажимом произнес я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. А дрожать ему было от чего: мне было страшно. Мне действительно было страшно! До не слушающегося голоса и ватных ног! – Очень нужно? Казалось бы, невинный вопрос, но подтекст лезет наружу всеми лапами и ором заявляет о себе. – Очень, – прохрипел я, теперь уже всерьез испугавшись. – Обойдешься, – пожал плечами Молчанов и шагнул ко мне. У меня сердце застряло где-то в горле, а ноги совсем подкосились. Сильные руки обхватили меня за пояс, не дав упасть. Однако благодарности я так и не испытал, поскольку оказался не на ногах, а в воздухе (Молчанов был выше меня, как минимум, на голову) носом к носу с гитаристом, который весьма недвусмысленно прижал меня к себе. – Отпусти… – из моего горла вырвался даже не хрип, а что-то совсем непонятное и шепотом. Молчанов аккуратно поставил меня на ноги, но не отпустил. А я был в состоянии странной дилеммы: начать мне отбиваться, заорать или просто ничего не делать, а стоять и наблюдать за развитием событий. Удерживая меня одной рукой, другую Славка запустил мне в волосы и с силой потянул назад, заставив меня запрокинуть голову. Я почувствовал его дыхание на своей шее, затем на ключицах. Гитарист ткнулся носом в ямку между ними и замер. Я боялся дышать. Боялся его дальнейших действий, но, в то же время, и хотел этих действий. Черт! Я от недотраха, похоже, уже готов лечь под кого угодно! Тем временем, рука Молчанова, до этого обнимавшая меня за пояс, переместилась мне под футболку и, царапая ногтями, с силой прошлась по позвоночнику от пояса да шеи и обратно. Я со стоном выгнулся, прижимаясь бедрами к гитаристу и обхватив его руками за плечи. Славка негромко хмыкнул и, сильнее впившись мне в волосы, начал тянуть мою голову назад. Лишь коснувшись лопатками перил балкона, я более-менее пришел в себя и открыл глаза. Лучше бы я этого не делал… Лицо, смотревшего на меня, гитариста не выражало абсолютно никаких эмоций, кроме вежливого интереса, а взгляд был холодным и изучающим. От обиды мне резко свело горло и перехватило дыхание. Я непроизвольно всхлипнул, поняв, что вот прямо здесь и сейчас меня не хотят от слова «совсем». К глазам подступили слезы, в первую очередь от того, что в паху болело от напряжения до такой степени, что даже ногами было болезненно двигать. Я вцепился руками в перила и попытался вернуть себе горизонтальное положение. Однако в моем состоянии эта попытка увенчалась лишь тем, что я слетел бы с четвертого этажа, украсив собой асфальт, если бы Молчанов не схватил меня за грудки и не втащил обратно. Мир крутанулся перед моими глазами, и меня с силой приложило о кирпичную стену. Удар был такой силы, что я потерял всякое ощущение пространства и времени. Сколько это длилось, я не знаю, но, придя в себя, первое, что я увидел, это была физиономия «кипеловского» соло-гитариста, который всматривался в мое лицо так, словно ожидал найти там, по меньшей мере, алмазный прииск. – Жив? – спросил он. – Д..д-да… – выдавил я из себя. Трясло так, словно меня только что выловили из горной речки по весне. Славка отпустил меня и выпрямился. А мне еще больше стало не по себе от его взгляда. Если до этого он был заинтересованно-изучающим, то теперь это был взгляд полный какого-то равнодушного презрения. За всю мою жизнь на меня так никогда не смотрели. Я много слышал о таких взглядах, но одно дело прочитать это в книге или услышать по телевизору или в разговоре; совсем другое, когда на тебя так посмотрели. Как на ту самую пресловутую грязь под ногами. Равнодушно и брезгливо, с понимаем, что вот вляпался, измазался, теперь обувь мыть, да штанины застирывать… Я сполз по стене вниз и, поджав колени к груди, обхватил их руками, не спуская завороженного взгляда с гитариста. На данный момент я ощущал себя именно тем маленьким белым и пушистым кроликом, которого прикормили-приласкали, да и сунули в аквариум к удаву. Еще немного помешав меня взглядом с матушкой землей после бурного ливня, Молчанов повернулся ко мне спиной и, оперевшись локтями о перила балкона, с какой-то страной тоской вздохнул. Глядя на столь резкую перемену, я икнул от удивления. Гитарист слегка повернул в мою сторону голову и безэмоционально буркнул: – Вставай. Не съем я тебя. Я, опираясь о стену, послушно поднялся на ноги. Постояв пару минут и поняв, что на меня не обращают абсолютно никакого внимания, я подошел к Славке. Тот явно полностью ушел в свои мысли, а когда я осторожно тронул его за плечо, вздрогнул и удивленно повернулся ко мне, вопросительно вскидывая брови. – Что с тобой? – с моей стороны, конечно, было, мягко говоря, глупо задавать подобные вопросы человеку, который относится ко мне, как к ВИЧ-инфецированному, но я не мог по-другому. Особенно зная то, что я сам в какой-то степени виноват в его состоянии. И ведь самое отвратительное то, что я всегда очень болезненно реагировал, если во мне разочаровывались, или же просто думали что-то негативное; и в первую очередь, если это был человек, к которому я не испытывал никаких негативных эмоций. Молчанов дернул плечом, сбрасывая мою ладонь, и снова уставился в темноту ночи, на немногочисленные огни города, что были видны с этого «наблюдательного поста». – И все-таки что… – начал было я, но договорить мне не дали. – Шлюшка ты мелкая, – все так же безэмоционально, как ножом отрезал, Славка. Я растерялся от такого заявления. Нет, Молчанов был в своем праве так считать, но – черт! – он был неправ! – Послушай, – попытался я оправдать свое (чего греха таить!) действительно дешевое поведение на этом чертовом балконе. – У меня просто… Ну… – Так, ребенок, забей все гвозди, – снова перебили меня. – Что там у тебя не так и где чешется, мне в пурпурную крапинку. Ты мне на другой вопрос ответ дай лучше. – Да, я слушаю, – осторожно произнес я, второй раз за последние пятнадцать минут испытывая острое желание убежать куда подальше. Почему-то «кипеловского» соло-гитариста я боялся даже не до дрожи, а, простите за заезженную фразу, до смерти. Это был именно тот самый безотчетный интуитивный страх, как перед стихией. Я четко понимал, что если этот человек захочет от меня избавиться по какой-нибудь причине, то он меня просто уничтожит. Разрушит морально, как личность. Пусть не сразу, пусть через некоторое время, но он сделает это. Подождет и сделает. – Почему с тобой все носятся, как с чистейшим самородком? Тут дело не только в голосе, и я не могу понять, чем ты так всех покорил. Так хорош в постели? У меня щеки вспыхнули. С одной стороны, хотелось сказать правду, да вот только мне не поверят ни на грамм. С другой, хотелось гордо и дерзко заявить: «Да я там просто Бог!» Вот только вряд ли даже самолюбие удастся этим почесать. Славке фиолетово, какой я в постели, иначе он бы меня поимел на этом балконе раза два уже, вместо того, чтобы языком чесать. – Я не знаю, – лучше сказать правду, да и безопаснее, решил я для себя. – Кого ты подразумеваешь под всеми? – Всех, – абсолютно равнодушный взгляд. – Всех, кому не положить на тебя. Они с тобой носятся, как колибри с яйцом страуса. Причем девять из десяти спят и видят тебя под собой. У меня ноги подкосились с перепугу. С невнятным скулежом я осел на пол, чувствуя нехилый озноб. – Эй, ребенок, – донесся до меня голос Славки. – Ты такой хороший актер, или я тебя и впрямь так напугал этой новостью? Я попытался одновременно кивнуть и покачать головой, но меня вдруг жестко повело, и я упал. – Ребенок, – меня подняли на руки и посадили нормально. Голова коснулась прохладной стены, и стало немного легче. – Ребенок, смотри на меня. Сколько пальцев видишь? – Пять, – с трудом сфокусировав взгляд и с не меньшим трудом сосчитав, выдавил я из себя. Молчанов посмотрел на свою руку и усмехнулся: – Вообще-то три, ну ладно. Спишем на гуманитарий. Ребенок, ты вообще в состоянии? Или тебя откачивать? – Я не ребенок. Меня Андреем звать, – вяло огрызнулся я, борясь с подступающей тошнотой. – Очень приятно, Вяша, – невозмутимо представились мне в ответ. – Так как ты себя ощущаешь? – Хреново. Будь я бабой, я бы, наверное, подумал, что я забеременел. – Отравился? – гитарист внимательно осматривал мои глаза. – Не знаю. Боже, как мне плохо! Вроде бы, при отравлении с желудком должны быть нелады… или нет… – Ну, у меня несколько вариантов… Эй, спокойно! «Спокойно», это к тому, что я дернулся, как под током, услышав Славкин голос. Меня куда-то «уносить» начало, а сообразил я это, именно услышав его голос. Как же я был рад этому голосу! – Так вот, – продолжил Славик, – у меня несколько вариантов: ты либо отравился, либо перепугался, либо перенервничал, либо у тебя такой жесткий хронический недотрах. Ну, или ты чем-нибудь болеешь, – закончил он, пожав плечами. Проанализировав свое состояние, я пришел к выводу, что пункты два, три и четыре, скомпоновавшись, меня собственно и подкосили. – Я… у меня просто… – Ребенок, мне не интересно, что там у тебя, я уже говорил… – А ты у Харькова спроси, если мне не веришь! – схватив Молчанова за грудки и резко дернув на себя, так что мы столкнулись носами и губами, прорыдал я. Я действительно хотел доказать ему, что не такая дрянь, которой он меня считает. – Хочешь сказать, что он виноват… – ощутимо напрягшись и отцепив мои руки от своей футболки, проговорил Славка, едва ли не капая ядом. – Нет! – снова перебил я его, отчаянно замотав головой, от чего снова потерял координацию и привалился к стене. – Но он действительно знает, что со мной! Если ты не веришь мне и не хочешь слушать, то послушай его! Ну, не такой я, как ты думаешь! Тут… там все очень сложно... – в глазах позорно защипало, и я спрятал лицо в ладонях. Когда же это все кончится?! Уйти из группы что ли? Эта мысль меня как громом поразила. Слезы резко высохли. Чего я рыдаю? Это же, действительно, решение! Самое легкое, самое простое… самое жестокое… Представив, что рядом не будет Пашки, я почувствовал, как внутренности словно льдом сковало. Я без него… Как же… Справлюсь. Со всем справлюсь. Хлопнула дверь балкона. Молчанов вышел, понял я. Хорошо. Пусть катится. Пусть все они катятся. Да подальше куда-нибудь! Поднявшись на ноги, я вошел в комнату и как можно быстрее направился к двери, желая покинуть это здание немедленно. Подальше от всех этих людей. И только бы никто не пристал, не перехватил… – Андрей! Накаркал, дубина! – Да, – я обернулся на Сережин голос. Тот курил в окно на пару с Кипеловым. – Андрюш, давай сюда! Делом займемся. Я послушно подошел, уже поняв, что будет обсуждение этого несчастного дуэта меня и Кипелова. Только мне уже было пофигу. Вот полчаса назад я бы, наверное, запрыгал от радости. А сейчас хотелось лишь послать этих двух старых пидорасов в пешее эротическое путешествие. – Что случилось? – вместо этого спросил я. Кипелов поперхнулся, а у Сережи чуть глаза на лоб не вылезли и челюсть пошла гулять. – Что? – не понял я. Сережа подошел ко мне и, взяв меня за подбородок, внимательно осмотрел мое лицо. – Андрюш, ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоено спросил он меня. – Прекрасно, – пожал я плечами. – Парень, лучше не ври, – посоветовал Кипелов, смотря на меня с не меньшим беспокойством. «А не пойти б тебе, старый козел!» – чуть было не заявил я, но вовремя поджал губы. Кипелов, впрочем, явно понял меня и, вскинув брови, одним взглядом («Щенок», – вот, что там было написано) поставил меня на место. Резко стало стыдно. – Андрюш, – Сережа был не на шутку обеспокоен. – Что с тобой? Я высвободил подбородок из его пальцев. – Так что случилось? – снова спросил я. – С тобой что? – в третий раз спросил меня Сережа, теперь в его голосе звучал металл. – Да в порядке я! – повысил я голос. Маврин как-то странно посмотрел на меня, затем махнул рукой и отвернулся. – Иди, проветрись, – сказал он. – Зеленый весь. Я удовлетворенно вздохнул и пошел к выходу. Но, похоже, мир был против моего ухода отсюда. Открыв дверь, я столкнулся со Страйком. – Бля, – только и сказал он, глядя на меня. – Я домой, – почему-то смутившись, пробормотал я и попытался протиснуться мимо него, но Лешка не выпустил. – Может тебе лучше в больницу? – спросил он. – Со мной все хорошо, – процедил я, снова начиная заводиться. Страйк кисло посмотрел на меня: – Оно и видно. Зеленый весь и зрачки, как у наркомана. – Пропусти, – прорычал я. – А то что? – гитарист вскинул брови. – В больницу, я сказал! – рявкнул он так, что я подпрыгнул от неожиданности. Да как он смеет?! Кто он такой, чтобы мне указывать?! Я уже был готов броситься на него с кулаками, как мне на плечо легла рука, прошлась по волосам, затем обняла. – Чего воюете? – миролюбиво спросил Паша. Страйк покачал головой и прошел мимо, бросив: – В больницу пацана своего вези. Я злобно посмотрел Лехе в след, матеря про себя весь свет за то, что свалить отсюда нормально мне не дали. Теперь еще и от Паши избавляться. Паша, кстати, тем временем развернул меня к себе и резко спал с лица. Подобрав челюсть, он попытался что-то сказать, но голос, похоже, удрал вперед челюсти, сделав ручкой на прощание. Со второй попытки тоже ничего не получилось сказать. Третья провалилась с треском. Четвертой я решил не дожидаться и, вырвавшись из его рук, выбежал из студии. Не знаю, сколько Паше потребовалось времени, чтобы прийти в себя, но на улице он меня нагнал. Схватив за плечи и развернув к себе, сильно встряхнул несколько раз. Затем прижал к себе и лишь сильнее стиснул в объятьях при попытке вырваться. – Андрей, успокойся, пожалуйста, – прошептал он мне в волосы. – Что случилось? От его надтреснутого голоса во мне что-то оборвалось. Словно отпустило пружину, что с каждой секундой все сильнее закручивалась во мне с момента нашего разговора с Молчановым. Слезы хлынули рекой, а затем почти сразу же пришла боль. Дикая моральная боль, такая, что я заорал в голос, оседая на асфальт. – Тише, тише, маленький, – прошептал Паша, не давая мне совсем разлечься на тротуаре. – Андрюш, успокойся, я с тобой. Успокойся, пожалуйста. Что бы не случилось, я рядом, я помогу. Успокойся. Я вслушивался не в слова, а в полный любви и боли родной голос. Рука, гладившая меня по волосам, подрагивала. Какой уйти? От него?! Да… да… да я его любил столько лет! Да я в «Маврика» пошел пробоваться в первую очередь из-за него! А потом еще три года мучился, глядя на то, как он любит Харькова, в то время как я сам был для него лишь ребенком. Я горько рассмеялся. Одно дело мечтать, это хорошо. Но что делать, когда мечта осуществилась? Ведь в реальности все не так, как в грезах. Уткнувшись лицом Пашке в плечо и обхватив его руками за плечи так, словно боялся, что он может куда-нибудь удрать, я снова зарыдал в голос, как раненый зверь. Это не может быть реальностью. Это сон. Прекрасный кошмар, родившийся в моей свихнувшейся на влюбленности к барабанщику группы «Маврик» Павлу Элькинду дурной подростковой голове. Прекрасный сладкий кошмар, и я не хочу, чтобы он закончился! Я не хочу проснуться в своей постели в университетской общаге! Я хочу остаться в этом кошмаре! Рядом с Пашей! Краем сознания я понял, что меня подняли на ноги и куда-то повели. Паша что-то говорил, но его голос сливался для меня в монотонный гул. Я не запомнил, как мы пришли домой. Может на такси приехали, а может и пешком через треть Москвы чесали. Помню, Пашка засунул меня в ванную с теплой водой (жаль, не помню, как он меня раздел). Затем на кухне чем-то отпаивал, а я сидел на угловом диванчике, завернутый в банное полотенце, как в кокон, и рассказывал, рассказывал… Говорил и не мог остановиться. Кажется, я рассказал Паше все. Начиная с моей влюбленности в него, затем приход в группу, виной которому эта влюбленность послужила, свои тупые детские мучения и ревность к Харькову… все-все выложил ему… и даже разговор с Молчановым и то, что уже был готов под него лечь, лишь бы с кем-нибудь уже. И про страх от его слов о том, что почти все те, кого я считаю хорошими людьми хотят меня лишь поиметь… И про свое спонтанное желание послать все на хрен и уйти из группы… А Пашка молчал. Молчал все это время. Просто смотрел на меня и слушал весь мой бред, поток которого я не мог остановить. Хотелось плакать, но я лишь говорил. Это все, что я мог делать. Трещать без умолку! Он же меня теперь презирать будет! Уже презирает! Ведь я – одна из этих дефачек-фонаточек! Да таких отстреливать надо во избежание!..
Dara: ~*~ Я проснулся посреди ночи. В двух других койках мирно спали соседи. В общаге царила практически полная тишина. Значит, время уже к утру. А на носу сессия танцует твист… Пусть танцует, у меня все в норме, так что мне нечего трястись. Некоторое время я просто лежал, смотря в потолок, по крупицам пытаясь восстановить в памяти сон. Получалось на редкость хорошо, отчего мне горло судорогой сводило и дышалось с трудом. В сердце словно пустота образовалась. Эдакая черная дыра, в которую что ни кинь, все ей мало будет. Она гложет тебя и стонет в твоей груди, ясно показывая, что она – и есть то самое одиночество, от которого в пору выть на Луну. Я перевернулся на бок и уставился в окно, куда заглядывала та самая Луна. Круглая, до неприличия веселая и в то же время спокойная, она была полной противоположностью тому аду, что бушевал сейчас во мне. Полежав еще немного, я понял, что этот мандраж меня уже основательно достал, и пошел в душ. Засунувшись практически под кипяток, я некоторое время грелся, заодно пытаясь смыть с себя воспоминания о том, что приснилось. Получалось плохо. Лица всех этих людей стояли перед моими глазами, как живые; казалось, протяни руку и коснешься. Впереди всех стоял Элькинд. В его невероятно выразительных голубых глазах был укор, отчего мне снова захотелось расплакаться, так что скулы начало сводить. Я с трудом отвел взгляд и посмотрел на остальных. Глаз тут же выцепил Леньку со Славиком. Как эти двое, такие реальные (а Молчанов, так тот вообще весьма странной сучностью получился), смогли… как мой мозг их только породить умудрился?! Ленька еще ладно, но вот Славка… Я вышел из душа и стал яростно растираться полотенцем. Перед глазами все еще стояла толпа народу, с большей частью которой я действительно хотел бы когда-нибудь познакомиться. Все попытки прогнать эту ораву проваливались, а сама орава подходила все ближе, как в фильме ужасов. Выглядели они все настолько реально, что казались вовсе не миражами, порожденными моим больным воображением, а живыми и настоящими. Я не удержался и протянул руку. Пальцы коснулись холодной, как лед, щеки Элькинда. Я резко отдернул руку, которую обожгло этим холодом, словно кипящим маслом. Они реальны?! Элькинд тем временем склонил голову на бок и посмотрел на меня с какой-то щемящей нежностью. Если вспомнить сон, так у меня всегда мозг плавился от таких его взглядов. То же произошло и сейчас. – Андрюш, пойдем домой, – нежно сказал Паша… …И я проснулся… Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, где я нахожусь. Сообразив, что лежу в койке в Пашкиной квартире, я с головой залез под одеяло и сжался в комочек. В голове бродил лишь один вопрос: что реально, а что сон? Спальня Пашкиной квартиры, или душ студенческой общаги? Бредовый сон, или мои излияния перед Пашей… Я даже не знал, что лучше. Что я хочу в образе сна, а что – реальности. Если сейчас я сплю, то, увы, любимого моего человека мне не видать, как своих ушей. А если нет… да то же самое! Пашка должен быть просто больным на голову, чтобы после всего, что я ему рассказал, не послать меня в Африку пешком через Китай. Стало трудно дышать, и я высунул из под одеяла голову. В комнате было темно, а под дверью пробивалась слабая полоска света. До меня только сейчас дошло, что Пашки в постели нет. Злобно задавив пяткой мысль о том, что видеть меня больше не захотят, я выполз из под одеяла и тихо вздохнул. Идти и посмотреть Паше в глаза… млииин, я же скончаюсь со стыда там! Вот только деваться некуда. Давай, Андрей, вставай и иди на плаху! Матюгая себя, болезного, я натянул шорты и футболку и, что называется, пошел на свет. «А может удрать? – мелькнула позорная мысль. – Удрать подальше. Тихо и незаметно». Ага, незаметно! Из спальни, да через зал. Пашка, скорее всего, на кухне, но прихожая оттуда просматривается очень даже ничего. Блин, что делать? «Иди и посмотри Пашке в глаза, баба!» Иду, иду. Куда я денусь с подводной лодки? Сделав еще пару глубоких вдохов, я таки взялся за дверную ручку. Черт, страшно-то как, а! Почему нельзя под землю провалиться?! Так охота! «Соберись, тряпка!» «Собрался». «Тогда открой дверь и иди на кухню!» «Пошел». «Давай». «Иду». «Не заметно». «Да иду уже!» Я тихонько открыл дверь и высунулся в зал. Было темно и пусто. Свет, естественно, шел из кухни. Мама! Я не хочу туда! «А ну пошел!» «Иду». «Шагай-шагай». Стараясь ступать как можно тише, я заглянул в кухню и икнул от удивления. Помимо Паши за столом сидели Харьков, Страйк и Голованов. На подоконнике восседал Леня, а на полу, облокотившись спиной о стену и вытянув длиннющие ноги, красовался Молчанов собственной шикарной тушкой. «Он-то что тут делает?!» – ошарашено подумал я. Первым со своего идеального в случае входа на кухню наблюдательного поста, меня увидел Леня. С воплем «Чего так крадешься-то?!» басист слетел с подоконника и вихрем подлетел ко мне, не повиснув на моих плечах лишь потому, что мы были одного роста. Я неловко обнял Максимова, не сводя глаз с Паши. Тот сидел хмурый, сжав губы и смотря в стол. Что у него было на уме, я не мог понять, хотя явно что-то не слишком позитивное. Выглядел он как-то нескладно и покинуто. – Малыш, у тебя вид побитой собаки, – вернул меня к действительности голос Харькова, и я понял, что так и стою в обнимку с Леней, не отрывая взгляда от Паши. Я отцепился от Лени и посмотрел на остальных. То, что тут были Харьков и Страйк, мой тормозящий мозг еще смог как-то объяснить. Он даже умудрился притянуть за уши объяснение тому, как здесь очутился Леня. А вот Молчанов с Головановым в моем свихнувшимся черепе не укладывались даже валетом. – Я в порядке, – мотнул я головой, которая отчаянно сопротивлялась всякой деятельности, кроме сна. – Тезка, у тебя, если что, нервный срыв случился, – заметил Голованов. – Ты, конечно, очнулся и это уже хорошо. Но, по-хорошему, тебе бы еще отоспаться. Часов шесть-восемь, как минимум, – гитарист поднялся с табуретки. – Так что мы все сейчас сваливаем отсюда по домам, – он повернулся к, изображавшему памятник Скорби, Паше: – А Паша укладывает тебя спать и зорко следит за тем, чтобы спал ты нормально. Последнее предложение было произнесено практически в приказном тоне, но эффект возымело. Паша дернулся, как если бы ему неожиданно, подойдя сзади, положили руки на плечи, проморгался, немного недоуменно осмотрел присутствующих. Взгляд задержался на мне, глаза удивленно расширились. Неопределенно махнув рукой, он поднялся с дивана и, ничуть не стесняясь своей бестактности и отсутствия вежливости на данный момент, заявил: – Нахрен все идите уже! Ничуть не обидевшись, все потянулись с кухни. – К тебе это не относится, – добавил он, едва я дернулся к выходу. Вздохнув, я схватил Харькова за руку. – Что вы все здесь делали такой кучей? – задал я вопрос, который мучил меня с момента моего появления на кухне. Лешка пожал плечами: – Мне Лешка сказал, что в дверях с тобой маловменяемым столкнулся, а потом ты дал деру, и Пашка пару минут спустя за тобой припустил. Примерно в тот же момент Валера с Серегой наехали на Славку по поводу тебя, поскольку ты с ним довольно долго на балконе проторчал и вылетел потом оттуда пулей. В общем, мы с Лешкой, Андрюхой и Славкой, подумав, поехали к Пашке, выяснять, что с тобой. Когда приехали, ты уже спал, а Ленька пытался запустить, включившийся у Пашки, процесс рефлексии вспять. – А как Леня вообще тут оказался? – не понял я. – Пашка его вызвонил, когда совсем от страха за твое психическое состояние голову потерял, – еще одно пожатие плечами. – Ясно, – выдохнул я. С одной стороны было стыдно за то, что поставил столько народу на уши, а с другой, в груди что-то мягко и нежно грело от осознания того, что этим людям я настолько небезразличен. «Спят и видят тебя под собой…» – всплыло вдруг в памяти. Нет! Уж точно не эти люди. – А… А Слава? – осторожно спросил я. Поведение Молчанова было для меня полнейшей загадкой. То приставать начал, потом унизил, а теперь вот… волнуется вроде как… – А мне стыдно стало, – прошелестело у меня над ухом, пустив по телу волну томительной дрожи. Обернувшись, я перехватил взгляд Славки. Тот подмигнул мне и, отвернувшись, заявил, обувавшимся в прихожей Леньке, Страйку и Голованову, чтобы они «освобождали уже взлетную полосу». Нет, ну как так можно, а? Почему у меня такая реакция на него? Только увижу и все – делайте со мной, что хотите, только гитариста этого из поля зрения не убирайте! Что он сделал со мной на этом балконе, что я его теперь хочу до одури?! Ощутив прикосновение к плечу, я обернулся и посмотрел на Харькова. По взгляду его было ясно, что моя реакция на Молчанова от него не укрылась. Черт… Лешка покачал головой, взглядом говоря мне «к Славке лучше не подкатывать, целее будешь» и кивнул в сторону Паши. Сглотнув, я посмотрел на своего возлюбленного. Паша, в свою очередь, в упор смотрел на меня, явно о чем-то размышляя. Взгляд его, правда, при этом, кроме задумчивости, не выражал абсолютно ничего больше. Ободряюще похлопав меня по плечу, Харьков тоже двинулся в прихожую, где его с хитрой улыбкой дожидался Молчанов. Когда они вышли, я закрыл за ними дверь и, немного постояв, вернулся в кухню, справедливо решив, что если уж получать по рогам от Паши, то пусть это будет побыстрее. Нечего играть в мазохиста. В кухне Паша все с тем же задумчивым видом размешивал сахар в чашке с чаем. Я постоял в дверях минуты две, наблюдая за ним. Похоже, Паша про себя решал что-то очень важное… «Как бы сбагрить меня куда-нибудь», – острой болью ужалила мысль. – Андрей, иди спать, – проговорил он каким-то сиплым голосом. – Я минут через пятнадцать подойду. Только постарайся заснуть, пожалуйста. «Заснешь тут», – пробурчал я про себя, направляясь по указанному маршруту. Раздевшись и нырнув под одеяло, я постарался успокоиться. Очередной приступ мандража со скручиванием пищеварительных органов в жгут меня отнюдь не порадовал. Если у меня действительно был нервный срыв, то мне нужно успокоиться, хотя бы попытаться. В кухне щелкнул выключатель, и я ощутил, как мое тело непроизвольно напряглось. Усилием воли я все-таки смог заставить его расслабиться и даже умудрился выровнять дыхание. Правда все мои потуги успокоиться полетели к чертям под хвост, как только матрац прогнулся под, севшим на кровать, Пашей. Проклятье! И как только он ухитряется так тихо передвигаться? Прошло порядка пяти минут, а Паша так и не двинулся с места. «Брезгует», – от этой гадкой мысли стало просто физически больно. Я непроизвольно шмыгнул носом, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. – Андрей? – хрипло и как-то вымучено. – Да? – В свою очередь спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. Получалось от слова «никак». Вздохнув, Паша завозился с ремнем. Я лежал, как кролик рядом с удавом, слушая, как он раздевается. – Паш, – решился я, наконец, заговорить с ним. – Что? – возня на миг прекратилась. – Сколько я спал? Учитывая народ, что по пробуждению и обнаружил в кухне, не так уж и много. – Часа три-четыре, – задумчиво ответил Паша, судя по звуку, стащив таки с себя джинсы. – Мало, – вздохнул он. «Мало», – согласился я про себя, слушая и ощущая, как мой возлюбленный забирается под одеяло. Рука крепко обхватила меня за поясницу, уверено притягивая к себе. Коснувшись спиной его груди, я вздрогнул от прикосновения кожи к коже. Пашка был горячим, как печка. – Андрюш, ты как лед, честное слово, – с волнением прошептал он, совсем заворачивая меня в одеяло и сильнее прижимая к себе. Вот как? Так это я холодный… Холода я не замечал, но насколько ледяной была моя кожа, вполне можно было представить по контрасту с горячим, практически обжигающим, Пашей. – Паш, – всхлипнул я. – Паш, послушай. Я… – я не мог подобрать слов для оправдания всей той чуши, что наговорил ему после того, как он привел меня домой. – Ш-ш-ш… Андрей, все хорошо, успокойся. Помнишь, что я тебе сказал тогда на улице, когда ты из студии убежал? Я рядом. И я всегда буду рядом. Помнишь? И я не собираюсь отказываться от тебя ни при каких обстоятельствах. Я почувствовал, как у меня в груди потеплело от этих слов. Словно распустился огромный красный цветок там, где обычно находится сердце. Раскрыл барханные лепестки, засиял золотой сердцевиной и начал греть нежностью и надеждой. – Я люблю тебя, Андрюш, – прошептал меж тем Паша. – И ты от меня так просто не отделаешься, даже если захочешь. От этого признания я совсем раскис, чувствуя, как по щекам текут слезы радости. – Я… я тоже тебя люблю, – прошептал я, попытавшись повернуться к нему лицом, но Паша с силой удержал меня на месте. – Я знаю, Андрюш. Знаю, – горячие губы прижались к моему загривку в нежном поцелуе. Спустились немного вниз, еле ощутимо, как крылья бабочки, прошлись по плечу и лопатке. Млея от ласки, я и не заметил, как уснул. ~Алексей Харьков~ По домам мы разъехались на такси. Вывалились из подъезда в ночь (нехрен Пашку нервировать. Куда он потом пять наших трупов девать будет?) и там уже схватились за телефоны. На предложение Лешки направиться к нему я отказался, сказав, что ночевать буду у Славы. Сказал достаточно громко, чтобы последний услышал, просто ставя его перед фактом. Слава лишь пожал плечами. Хорошо. До его дома доехали в молчании. Я изо всех сил старался не злиться, напоминая себе, что бесплатно кипят только чайники. Сидящий рядом со мной, Слава всю дорогу смотрел в окно, не подавая никаких других признаков относительно разумной жизни. Зайдя в квартиру, я, уже не скрывая злости, припер его к стенке. – Спокойнее, – только и сказал Слава, даже не думая сопротивляться. Я скрипнул зубами и только сильнее вжал его в стену. – Ты чего вытворяешь, мать твою?! – прорычал я, из последних сил сдерживая желание как следует дать ему в морду. – А что? – Слава вскинул брови. – Что случилось? Все живы, вроде бы. Нет? – ехидно спросил он, глядя на меня сверху вниз. – Ты зачем это сделал? – я с силой тряхнул его, заставив приложиться затылком все о ту же стену. – Что сделал? – похоже, Славу забавляло мое поведение. – Не прикидывайся, – я чувствовал, что еще чуть-чуть и тормоза мои от злости просто откажут. А драться не хотелось. – Чего ты к мальчишке полез? Зачем?! Резкий толчок в грудь заставил меня самого отлететь к противоположной стене, хорошенько дарабазнувшись о нее затылком. – С каких пор я тебе подотчетен? – слишком, а потому подозрительно, спокойно спросил Слава. – Ты мне не подотчетен, – выдохнул я, всматриваясь в него. Такое поведение было для нашего, в общем-то, эмоционального соло-гитариста очень, очень странным. – Но это не дает тебе права цепляться к мальчику, – жестко продолжил я. Слава некоторое время смотрел на меня, потом вдруг устало вздохнул и, к моему удивлению, сполз по стеночке на пол, спрятав лицо в ладонях. Подумав пару секунд, я последовал его примеру, тоже сев на пол и не сводя глаз с гитариста. Да, что с ним, в самом деле? – Слава… – Что? – Может, ты объяснишь, какой такой паразит тебя покусал? – все-таки от его поистине нетипичного поведения я разволновался не на шутку. – Может и объясню, – ответил он мне, все еще не отнимая ладоней от лица. – Может и объясню. Я подавил желание пересесть к нему поближе, сугубо для моральной поддержки. За два года общения я узнал этого человека достаточно для того, чтобы понимать, когда ему нужна моральная или, как мы все иногда шутили, аморальная поддержка. А когда лучше просто не лезть к нему: себе дороже выйдет. Слава, наконец, убрал ладони от лица и посмотрел на меня тоскливым взглядом. – А может быть и не объясню, – устало сказал он и без перехода заявил: – Я спать. Ты как хочешь. С этими словами он поднялся с пола и направился в комнату, где у него обычно ночевали гости. Я пошел следом и встал в дверях, наблюдая, как он достает из шкафа простыню, одеяло и подушку, а затем кидает все это на низкую кровать. – Спокойной ночи, – совершенно безэмоционально выдавил он из себя, уходя в свою комнату и прикрывая дверь. Немного посверлив взглядом, отрезавшую меня от прямого визуального контакта с другом, несчастную дверь, я пошел укладываться. Баиньки пора, завтрашнюю репу никто не отменял, к тому же я не был такой заядлой совой, как, скрывшийся в другой комнате, парень. Да и вообще, к Славе сейчас цепляться бесполезно: ничего не скажет, хоть ты пытай его. Придется в другой раз, а потом еще и еще, если молчать будет. Чего он так на мальчика взъелся? Славка парень, в общем-то, позитивный и к людям хорошо относится. Для подобной реакции, как на мальчишку, нужен очень хороший и весомый повод, но взять-то его негде. По крайней мере, я такого не видел. Но факт был на лицо: мальчишка для Молчанова, как красная тряпка для быка. Я даже не подозревал, что Слава способен так агриться на людей. Даже там, у Паши дома. Пацан просто не заметил. Он со Славкой знаком-то меньше суток. Откуда ему знать, что над ним издеваются, причем в открытую? Славка – ты идиот! Накатила очередная волна зверства, и я со злостью пнул кровать. Спокойно, Леша. Койка невиновна. Слава, по большому счету – тоже. Откуда ему было знать, что у пацана от недостатка физической стороны личной жизни нервы готовы были сдать по малейшему поводу? Ха! Если рассуждать логически, то морду бить надо Паше. Уже, правда, поздно, ибо пацан ему устроил кое-что более действенное, нежели банальный мордобой. Вот только цена за эту встряску, по моему мнению, высоковата вышла. Тряхнув головой и помянув Пашу таким недобрым словом, от которого он точно икнул, я стал стелить постель. Нет, Элькинд, такими темпами ты у меня точно на повторный курс избиения нарвешься. И даже если ради этого опять придется всыпать Лефлеру. Тогда, правда, это получилось случайно… ну-у.. нет, не случайно, но не так уж и специально. Хорошо, кстати, что моя тогдашняя злость была направлена, в основном, на Пашу. А то, если бы я надумал тогда выловить и накостылять мальчишке: его труп нашли бы не скоро… Паша, Паша, ты – мудак. Редкостный. И почему только наивные мальчики, вроде меня несколько лет назад или вот теперь мальчугана, на тебя клюют? Я-то уже переболел, мне не страшно, а вот пацану будет плохо. Уже плохо, а дальше – больше. Ты либо изменишься, либо угробишь ребенка. Он – не я. Он слишком от тебя зависим, а потому он не выберется из этой ямы, а только глубже в нее закопается. И наружу уже не вылезет, и силой его оттуда не вытащить. Уже слишком поздно. Паша, ты же его выпьешь досуха, и он, в прямом смысле этого слова, погибнет. А, учитывая, как ты к нему привязан, ты загнешься следом за ним. Упав на постель, я честно попробовал заснуть, но после получаса возни стало ясно, что идея – дрянь. И вообще, пойти пнуть Славу в почку, может расколется?.. Эта мысль мне понравилась, причем настолько, что даже как-то подозрительно стало. Ибо главным тут было не само признание Славы в том, чего он на мальчишку агрится, а сам факт: завалиться к нему в комнату и растормошить, вернуть на законное место весь тот богатый спектр эмоций, которые спрятались куда-то глубоко и носа не кажут. Ведь за два года эта его эмоциональность и открытость стали такими родными, что Слава грустный в голове возникал только бредовой мыслью. Нонсенс. А посему надо было привести его в порядок. Чтобы этот драный гитараст – гитарой его же ему по тыкве! – снова стал собой прежним. Вздохнув, я попробовал устроиться поудобнее, однако ничего не получилось. Виной этому, увы, было то, что я впервые ночевал в этой комнате один. Обычно мы с Андрюхой у Славы вдвоем зависали. И без Андрейкиной тушки рядом комната оказалась холодной и совсем нежилой. Вообще-то, она такой и была. Квартира эта досталась Славе от деда и, как любая уважающая себя сталинка (а эта себя совсем уважала), была на три комнаты и потолках в три с половиной метра. Само по себе ощущение не очень для человека, выросшего в хрущевке. А последние несколько лет, Слава в квартире один жил и, естественно, жил он только в одной комнате, пользуясь еще кухней и санузлом, ну да иногда в зале принимая гостей. Оставшиеся на ночевку гости выпроваживались либо в пустую комнату, либо (если в комнате не утрамбовывались) укладывались в зале. У Славы мне очень нравилось. Отчасти потому что с этой квартирой у меня связано одно очень хорошее воспоминание. Мы тогда впервые тут остались. Славик «пнул» нас с Андреем в эту комнату, заявив, что койка двуспальная, а в зале он стелить не будет. «Перетопчетесь», – с ухмылкой сказал он, скрываясь у себя. И тут я откровенно струсил. Мы с Андреем к тому времени уже общались года три, но я честно считал, что в глубине души он брезгует общаться с людьми с нетрадиционной ориентацией, даже не смотря на всю личностную симпатию ко мне. А может просто не хотел ссориться. Он – человек совершенно неконфликтный, да и вообще мы с ним в одной группе, если что… Вот с такими-то невеселыми мыслями на тот момент я стоял, аки тушканчик под прицелом, и думал, что же делать. Когда я таки уже решился лечь спать на полу (в конце ноября месяца в холодной комнате. Талант!), Андрей легонько лягнул меня в лодыжку и спросил «чего это я подвис?». На мое робкое предложение ему спать на кровати, а мне – на полу, Голованов постучал мне по лбу костяшками пальцев и язвительно спросил: – Заболеть перед концертом решил? Не тупи, Леш. Койка двуспальная. Поместимся. Ты же руки во сне не распускаешь? – хитро спросил он меня. – Нет, – опешил я. – А с Лехой Страйком, или – Свят! Свят! – Пашей Элькиндом меня спросони не попутаешь? А то как-то не охота быть облапаным или – что еще хуже! – облапаным, изнасилованным и избитым, – со смехом закончил он. – Что? Нет! – я тоже рассмеялся, испытывая огромную благодарность к этому человеку. Все-таки, Андрей – это что-то очень доброе, помешанное с чем-то очень надежным и разбавленное чем-то очень понимающим и рассудительным. Тогда я в очередной раз спросил себя, а что бы я без него делал? Да сдох бы уже давно! И плевать, что суицид – дело неблагодарное. Потом мы еще немного пободались на тему «кто же из нас спит зубами к стенке», пока Андрей, наконец, не рявкнул, что с краю ляжет он «потому что я сплю спокойнее, а ты, вонючка, возишься! И не смотри на меня так. Я не первый год с тобой в гостиницах в одном номере ночую…» И у меня от этих слов сердце совсем запело, окончательно уверившись, что человек, которого я считаю не просто другом, а лучшим другом, обо мне, оказывается, такого же мнения. Это откровение тогда сломало последние барьеры во мне и я понял, что «до чего же прекрасна, эта сраная жизнь!». Тогда я фактически заново родился, и родился с осознанием того, что я снова люблю этот протухший и насквозь прогнивший мир, в котором, оказывается, еще есть солнце и цветы, растущие и распускающиеся в его лучах... Я вдруг поймал себя на том, что разомлел и засыпаю. Вылезать из-под одеяла и тормошить Славу уже не хотелось просто потому, что место себе уже нагрел. В конце концов, не последний день видимся, еще успеется, думал я, уплывая в страстные объятья Морфея.
Dara: 13 сентября 2008 года Описывать то, как мы отыграли бессмысленно хотя бы потому, что концерт был юбилейный. Десять лет «Маврику» больше не будет. Будут другие юбилеи и другие концерты. Одно можно сказать точно: все были в восторге. Как зрители, так и мы сами. Я сидел на диване и, потягивая пиво, решал архиважную задачу: попытаться ли мне соблазнить Сашку Карпухина, или забить на него и подкатить к Паше за своей законной порцией секса. Мне было хорошо, весело и хотелось интима, которого не наблюдалось уже больше недели из-за подготовки к концерту. А посему… – Леш. Рядом со мной присел мальчик. – Я тебя слушаю, малыш, – промурлыкал я, не сводя глаз с Саши. Идея с соблазнением «пилигримского» барабанщика нравилась мне все больше. Тем более, что Саша сам бросал на меня весьма красноречивые взгляды. Украдкой, как он сам считал. «Страйк, ты дубина! Вы ведь снова в одной группе. Снова! Он ведь из «Мастера» за тобой пошел. И ты его до сих пор не разложил?» Оторвавшись от созерцания Саши, я посмотрел на мальчугана. – Малыш, мне, конечно, лестно, но слюни бы ты лучше подобрал, – улыбнулся я. Пацан проморгался и отвернулся, пробурчав что-то извиняющимся тоном. Мне стало смешно. Малыш, ты когда вырастешь? Последние восемь дней он был каким-то потерянным. И, похоже, на концерте он набесился всласть. Во всяком случае, выглядел он сейчас намного лучше и живее, чем до концерта и все те дни после нервного срыва. – В чем дело, парень? – спросил я, потрепав его по волосам. Не удержался и запустил пальцы в эти густые каштановые кудри. «А может ну его, этого Сашу?» – подумал я, гладя мальчугана по шее и ненадолго ныряя пальцами под воротник его футболки, пробегаясь по позвонкам. Мальчишка прикрыл глаза и судорожно вздохнул. «Блядь, Паша! Ты его до сих пор так и не поимел?! – ошалел я. – Ну, ты садист!» – Так что случилось? – спросил я, убрав руку. Мальчик вздохнул: – Я… Спасибо тебе, – почти прошептал он. – За что? – вскинул я брови. Мальчонка развел руками и смущенно улыбнулся. – За все, – еще одна улыбка. – За понимание, за помощь, за… – запнулся, – …за Пашу… Я тряхнул головой: – За понимание и за помощь – это, конечно, да. А вот за Пашу благодарить не стоит. Он сам тебя выбрал. Пацан кивнул, опустив голову. А я снова потрепал его по волосам. Ну не могу сдержаться: такая грива, так и просит «Потрогай меня!» – Эй, я не злюсь и не ревную, – поспешил успокоить его я. – Я просто констатирую факт. – Я знаю, – кивнул он, говоря почти шепотом. – Все равно, я как-то не очень себя чувствую. Мне кажется, что я встал между вами, хотя разумом я и понимаю, что это не так. – Не так, – кивнул я, и, поразмыслив секунду, раскрыл-таки карты. – Если бы я захотел оставить Пашу рядом с собой, ты бы ничего не смог с этим поделать. Да, он тебя выбрал, но не сразу. И неизвестно, чем бы все кончилось, не уступи я его тебе. Мальчуган некоторое время сидел, просто глядя перед собой и переваривая информацию. – А почему ты решил уступить его мне? Я пожал плечами: – Потому что я люблю этого идиота. Люблю и, соответственно, желаю ему счастья. «Которого этот баран, похоже, в упор не замечает!» – добавил я про себя. Вслух же продолжил: – Но эта любовь – не то, что между вами. У нас это тоже когда-то было, но затем оно превратилось в то, что нас связывает сейчас. А это не романтика, это просто… это просто есть. Никаких моральных претензий на твою сторону, малыш. Я сейчас и сам не могу подобрать подходящего слова, чтобы описать то, что нас с Пашкой до сих пор держит вместе. Это любовь, да. Но она какая-то странная. – Хотелось бы и мне таких отношений с ним. А то я просто жить без него не могу, – прошептал мальчонка, вплотную подсев ко мне, чтобы я услышал. Я покачал головой и обнял его за плечи, желая просто морально поддержать. Молодец, умный мальчик. Осознаешь, в какую ловушку угодил. – Не надо тогда тебе этого, – так же тихо сказал я ему на ухо. – Чтобы дойти до таких отношений, нужно разорвать предыдущие, окончательно, не оставляя путей к отступлению. Нужно оборвать все связи, не теряя чувств, а затем перешагнуть через все это, прощая человеку все. Это ад, малыш. Я лично выжил только потому, что рядом был Андрюха Голованов. В одиночку с этим не справиться. Нужен кто-то, кто будет держать тебя. Держать крепко и не отпускать во что бы то ни стало, даже если ты будешь молить его сделать это, или угрожать… А еще этому кому-то нужны силы, чтобы не оставить и вытащить тебя. И ты сам тоже должен хотеть вырваться. А до этого преодолеть жажду уйти из этого мира нахрен, – я усмехнулся, пустив волну воздуха ему в ухо, от чего тело мальчика пронзила весьма сладостная дрожь. Пацан качнул головой и повел плечами, а затем прошептал: – Это ты меня сейчас жизни учишь, или соблазняешь? – Одно другому не мешает, – прошептал я ему на ухо, затем провел языком по окантовке ушной раковины и слегка прикусил мочку. Мальчишка застонал, вцепившись рукой в мою коленку и прижавшись своим плечом к моему боку. – Можем найти укромный уголок? – мурлыкнул я, залезая языком ему в ухо. Стон, который мальчишка издал на выдохе, говорил о его согласии даже больше, чем то, насколько он сильнее ко мне прижался, в то время как его вторая рука оказалась на внутренней стороне моего бедра. Я обнял его за поясницу и прижал к себе, борясь с желанием усадить пацана к себе на колени, и начал нежно покусывать его ухо. Мальчишка стонал в голос. А я размышлял, где тут у Сереги на репетиционной базе (а «продолжать банкет» мы, естественно, отправились туда) можно уединиться. Почти в тот же момент я почувствовал на себе чей-то взгляд и, довольно щурясь от мальчишкиных стонов, скосил глаза в нужную сторону, желая узнать, а кому что не понравилось. Это был не Пашка точно, не Валера, не Серега и не Юра. Этих я, что называется, затылком видел. Это был кто-то, с кем я не общался тесно… «Что-то», оказывается, не понравилось Саше Карпухину. Во взгляде барабанщика так и читались обида и ревность. Прости, Сашенька, но я что-то не помню, чтобы я тебе давал хоть какие-нибудь намеки, так что нечего тут школьные страсти на почве ревности устраивать. К тому же, объективно (да и субъективно тоже) смотря на ситуацию: у меня в руках на данный момент находится кусочек поаппетитнее тебя. «Кусочек поаппетитнее» тем временем залез рукой мне под футболку и, ничуть не стесняясь, начал исследовать мою спину, а затем, извернув шею, весьма удачно поймал мои губы своими. Я оторвался от него: – Так, пацан, где тут тихо и безлюдно? – А?.. – неопределенно выдал мальчишка, глядя на меня осоловевшим взглядом. Затем тряхнул головой, явно придя в себя, и, подумав, выдал: – Если только в туалете, или на лестнице. Хреново. Хотя… – Пошли на лестницу. В толчке я брезгую, – я поднялся с дивана, потянув мальчугана за собой с твердым намерением таки отодрать его, чтобы жить всем, наконец, легче стало. Паша все равно куда-то ублядовал с этой копией Витьки Смольского (кажется, его Сашей звали). Так что ничего не знаю, Элькинд, ты сам себе злобный, ибо я твоему пацану в няньки не нанимался. Выйдя на лестницу, мы поднялись выше на пару пролетов, после чего мальчишка с неожиданной силой прижал меня к стенке. Я усмехнулся, и через мгновение уже пацан подпирал спиной эту же стену. Мальчик буквально запрыгнул на меня, обхватив руками и ногами, и впился в мои губы поцелуем. Хотя, «впился» – это еще слабо сказано. Присосался не хуже вантуза, хрен отдерешь! Затем со стоном начал откровенно об меня тереться. «Бедный ребенок», – хмыкнул я про себя и начал расстегивать на нем штаны. – Тихо! – тут же прорычал я ему в рот, ибо мальчишка взвыл в голос от радости и предвкушения. Тот простонал что-то согласно-подчиняющееся и отцепился от меня, позволяя стянуть с него штаны вместе с бельем и расстегивая мои собственные. Оставив мальчугана фактически со спущенными штанами, я толкнул его к окну. Тот споткнулся о собственную одежду, сковывавшую его лодыжки, и едва не печатался лицом в подоконник, лишь в последний момент успев выставить вперед руки. Я подошел и с силой схватил его за бедра, прижимая его задницу к своему паху и дрожа от этих ощущений. Мальчишка издал громкий стон и невероятно гибко и грациозно прогнулся в спине, подставляясь, аки дорогая элитная шлюха на «непосредственном заработке». «Фига себе, ассоциации», – тряхнул я головой и, стараясь не слететь с катушек, начал медленно и осторожно входить в него. До того момента, как мы оказались на лестнице, я и не подозревал, как сильно хочу этого мальчишку. Особенно меня заводил тот простой факт, что здесь и сейчас этот мелкий обольститель жаждет меня (пацан был слишком честен с собой, чтобы лечь под кого-то и представлять на его месте другого). И что именно я буду первым, кто отведает этот давно уже во всех смыслах «созревший плод». «И упал этот плод именно мне в руки», – с этой блаженной мыслью я погрузился в еще более блаженное нутро мальчишки. Едва проникнув полностью, я остановился под его полу-придушенный писк. Несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, ибо так и хотелось сорваться в бешеный «галоп». Ласково погладил его по бокам, ожидая разрешения продолжить. Мальчишка снова что-то проскулил-прошипел и немного сменил позу, еще шире расставив ноги. Я двинулся пару раз. Шумный вздох и малоидентифицируемый звук. Не поймешь: плач это, или стон хоть какого-нибудь мало-мальски, но удовольствия? Мальчик еще пару раз качнул бедрами, прося продолжить… и меня отключило. Возможно, тогда полгода назад с Пашей случилось тоже самое, когда он набросился на пацана, но эта мысль пришла много, много позже. Сейчас я лишь с силой и совершенно крышесносным наслаждением буквально вколачивался в него, сжимая руками его бедра до кровоподтеков и царапин. Пацан метался подо мной, издавая невнятные, полные облегчения и боли, звуки. Его руки метались то по подоконнику, то по стеклу, то с силой сжимали мои кисти и запястья, то вцеплялись своему обладателю в волосы. В такие моменты мальчишка рычал, как молодая крупная кошка. В какой-то момент я перехватил эти неугомонные руки, схватив их за запястья, как в тиски, и это совсем лишило меня и так скудных на тот момент останков затуманенного похотью разума. Ощущение полного обладания этим телом, эти сладкие звуки (я только потом понял, что мальчишка орал в голос!), это полное и безоговорочное подчинение… Я с громким криком кончил, сильнее прижав к себе его бедра, войдя последний раз так глубоко, как только мог. Это был пик, это было блаженство. Это было именно то самое избитое слово, что говорят в схожих ситуациях в сопливых фильмах. Потрясающе. То, что у меня дрожали ноги, я понял, лишь когда они подкосились, и я всем весом рухнул на мальчика, краем своего еще плохо работающего сознания отследив звук глухого удара и сдавленное мальчишкино «Ай!». Не позволяя себе совсем расслабиться, я сел прямо на пол, привалившись спиной к стене, и притянул мальчишку к себе, осторожно устроив его у себя на коленях. Пацан ерзал и кривился, но через пару минут уселся наиболее удобно и откинулся мне на грудь, сладостно застонав, когда я провел пальцами по внутренней стороне его бедра. Его дыхание коснулось моей щеки, и, опустив голову, я посмотрел на него. Обычно темно-карие, сейчас глаза мальчишки были какими-то странно-светлыми, прозрачными. Его рука легла мне на затылок, губы нетерпеливо прижались к моим, а бедрами он неистово толкался в мою руку. Не прошло и пары минут, как мальчик со скулежом излился мне в ладонь, всем телом вжавшись в меня. – Спасибо, – умиротворенно шепнул он мне, отдышавшись. Я улыбнулся и поцеловал мальчонку в висок, затем в переносицу и, наконец, долго и с наслаждением в губы, после чего начал его одевать. А то если кто сунется на этот этаж, то ему предстанет весьма интересное зрелище, ведь у мальчишки штаны с бельем на лодыжках болтаются и у меня самого расстегнуты, выставляя все напоказ для особо стеснительных. Пацан, кряхтя и морщась, позволил привести себя в порядок, а затем совсем уже нехотя приподнялся с меня, позволив мне сделать то же самое с собой. Потом, правда, снова уселся на меня и устроился на моей груди, уткнувшись носом в шею. – Малыш, может тебя лучше домой отвезти? – спросил я. – А то я смотрю, ты тут, похоже, спать собрался. – Я просто немного отдышусь, – сонно промурчал он мне в шею. – Ты просто немного сейчас здесь уснешь, – поправил его я. – Давай, пошли. Если Пашка уже вернулся, сдам тебя ему на руки, и пусть увозит. А если нет, то сам довезу. Не в студии же ты спать будешь и уж, тем более, не на лестничной клетке. А еще тебе, по-хорошему, надо в ванную погорячее. Правда, сидеть завтра все равно не сможешь. Мальчик не ответил, и я понял, что будить его сейчас просто бесполезно. Понятно, что от нервного срыва он еще не до конца оправился, и, получив, наконец-то, нужную разрядку, тело решило наверстать упущенное и просто-напросто заснуло. Так что легче будет домой отвезти. Достав мобильник, я позвонил Паше. – Морг, – ответили мне после пары гудков. – Паша, где твое бездыханное остывающее тело нынче блядствует? – Возле входа, – хмыкнули в трубке. – Отлично. Собирайся и езжай домой. Пацан твой выключился и не хочет включаться. Могу дотащить его на себе, если не брезгуешь. – Я сейчас поднимусь, – сказал Паша и отключился. Я вздохнул и, взяв мальчонку на руки, вернулся в студию. Там я уложил пацана на диван и стал дожидаться Пашу. Тот появился через пару минут и сразу подошел к нам. Присев на корточки возле дивана, он положил руку мальчику на лоб, затем коснулся того же места губами. Отстранился, облизал губы, пробуя на вкус, и повернулся ко мне. – Так, а почему без меня? – с укором спросил он. – Ты б хоть меня в известность поставил бы. – Тебя не было, – пожал я плечами. Если бы я на тот момент не сидел, то рухнул бы на пол, так у меня от облегчения ноги подкосились. Если честно, то я очень боялся Пашиной реакции на ту новость, что первым мальчишку оприходовал все таки я, а не он. Пашка тем временем вызвал такси. – Забей ты, – усмехнулся он, присаживаясь рядом со мной. – Я, на самом деле, даже рад, что именно ты это сделал. У самого у меня, по ходу, какой-то психологический блок стоял. Я просто не мог. А из всех, кто мог бы быть у него первым, ты – лучшая кандидатура, я считаю, – спокойно добавил он. Я усмехнулся. Комплимент мог бы показаться сомнительным со стороны, но, похоже, мы с Пашей были уже такими прожженными циниками, что просто дальше если и есть куда, то только в деградацию. А посему комплимент я принял как должно и благодарно сжал его запястье. Зазвонил мобильник. Пашка ответил, после чего убрал трубку в карман и кивнул в сторону выхода. Я взял сладко спящего мальчишку на руки, и мы, наскоро со всеми попрощавшись, поехали к Пашке. ~Андрей Лефлер~ 14 сентября 2008 года Просыпаться было неприятно. Левая рука и плечо затекли. А стоило мне пошевелиться, как сзади прошило въедливой кислой болью. – Ау! – прошипел я, пытаясь перевернуться. Удалось раза с третьего, после чего я оказался носом к носу с Харьковым, который собственно и отдавил мне всю левую сторону, просто навалившись на нее всей своей отнюдь не дюймовочкиной тушкой. Некоторое время я тупо моргал, пытаясь устаканить в голове тот факт, что вчерашнее мне, оказывается, не приснилось. О… Ого!.. Черт! А если Паша узнает?! Тихо пискнув, я развернулся со всей возможной осторожностью (нифига, правда, не помогло! Задница все равно высказала свой жесткий протест), намереваясь выскользнуть, как минимум, хотя бы из постели, а там уже решить на месте, что делать… и вскрикнул от удивления: с другой стороны от меня мирно спал Паша. Эээ… От моего возгласа соседи по койке завозились, просыпаясь. – Андрюш, ты чего пищишь с утра пораньше? – улыбнулся Паша, усилено потирая глаза и зевая во всю челюсть. – Эээ… – только и выдал я. С двух сторон раздался тихий смех и два тела, продолжая смеяться, прижались ко мне с обеих сторон, переплетясь руками. – Я не ожидал, – нашелся я, наконец, ощущая, как внизу живота сворачивается тугой тянущий ком. Два, прижимающихся ко мне, тела были полностью обнажены. – Еще бы, – хмыкнул Лешка, гладя меня по животу, – ты спал, – последнее он промурлыкал уже мне в ухо. Я застонал от удовольствия и вытянулся вдоль его тела, ткнувшись уже совсем отвердевшим членом Паше в бедро, отчего тело прошибло разрядом и я застонал уже сильнее. – Так, Инкубище, этой мой парень! – рассмеялся Паша и потерся об меня, вызвав новую волну разрядов, от чего я застонал в голос. – Да, я и не претендую, – лениво откликнулся Харьков, на пару с Пашей запуская свои руки мне туда, куда приличные люди даже и не смотрят. Последние силы, которыми я удерживал рвущиеся наружу стоны, покинули меня весьма быстро и окончательно. – Андрюш, прекрати скулить! А то соседи решат, что мы тут собаку пытаем! – заржал мой возлюбленный. – Ладно, если только пытаем, – пробурчал Леша, который прижался ко мне сзади и нагло ерзал, то и дело задевая своим отвердевшим половым органом мои ягодицы. – До! – хихикнул Паша, тоже прижимаясь ко мне и ерзая не менее активно. – А то пойдут по дому слухи на тему «Из жизни извращенцев из пятьдесят седьмой». – Паша, ну ты и блядь! – вдруг восхищенно прохрипел басист. Я открыл глаза и не смог с ним не согласиться. Встрепанный, раскрасневшийся с лихорадочно блестящими полными желания глазами и этой совершенно развратной улыбочкой, Паша действительно был живым воплощением этого слова. И в его случае это было не ругательство и не комплимент, а банальная такая констатация факта. Его хотелось завалить и отодрать. Как минимум так, так меня самого вчера отодрал Харьков. Паша лишь улыбнулся, еще шире и похабнее: – Я от тебя это с марта месяца слышу! И не учи Андрюшку плохому! Я этим сам займусь, – многообещающе добавил он, притягивая меня к себе и впиваясь поцелуем мне в шею. – Да уж ты научишь, я в тебя более чем верю! Я вот на всю оставшуюся жизнь научен! – ехидно прохрипел Алеха и, обхватив меня за поясницу, перетянул через себя, оказавшись между нами. – Учить будешь прямо здесь и сейчас! – прорычал он, перевернув барабанщика на живот и садясь сверху. – Эй, а я?! – вырвалось помимо моей воли. На меня удивленно посмотрели: – А что мешает? – в один голос. – Нууу… – подвис я, отчаянно покраснев. Забыв друг о друге, эти двое смотрели на меня и мерзко похихикивали, отчего я покраснел еще больше. – Хватит уже, а! – не выдержал я, борясь с желанием их обоих покусать. – Малыш, тебе наглядно продемонстрировать, что можно сделать конкретно с этим представителем твоего пола? – выгнул бровь Харьков, ткнув Пашу лицом в подушку. – На все, что ты обычно со мной делаешь, Андрюхе весовой категории не хватит, – хихикнула в подушку моя вторая половина. – Ну, мы придумаем что-нибудь новенькое, – пожал плечами басист, ставя Пашу на колени. – Ты чего удумал? – подозрительно спросил барабанщик. – Расслабься, ничего криминального, – улыбнулся Леша. – Малыш, подползай сюда! В пассиве у нас сегодня будет Паша. – Чего?! – вскинулся тот. – Леха, что за нах, вообще?! Я еще понимаю, что у Андрюхи травма этого самого пассива в результате вчерашнего! А ты-то с какого перепугу?! – Влом, – поступил лаконичный ответ. Я тем временем подполз к ним и, поняв, что от меня хотел Харьков, тихонько сел перед Пашей. Тот посмотрел сначала мне в глаза, затем на то, чем я в данный момент думал, и как-то странно вздохнул. – А если я против? – совершенно серьезно спросил он у Леши. Тот на миг задумался, продолжая гладить его спину и бедра. – Сильно против? – осторожно спросил он. Паша снова вздохнул, на этот раз судорожно: – Я не знаю. И да, и нет, – зябко повел плечами. Руки басиста застыли. Леха кусал губы, о чем-то глубоко задумавшись. Я же удивленно смотрел на них, пытаясь уловить суть диалога. О чем они? Что случилось? – Ну, нас ведь всего лишь двое, а не… сколько их там было… – прошептал басист. – Заткнись! – Рявкнул Паша, вскакивая и разворачиваясь к нему. – Не к месту, – прошипел он музыканту в лицо. Тот смотрел, не моргая и поджав губы. Пока они сверлили друг друга взглядами, я сидел тише воды, ниже кустов в полнейшем шоке. Что… что там такое случилось? Пашу что?.. У меня мысли путались, перескакивая с одного на другое, и заставить мозг додумать и оформить эту пугающую истину я просто не мог, как ни старался. Я осторожно подполз к Паше и обнял его, ткнувшись лицом ему между лопаток. Тот вздрогнул и прорычал: – Ну что, доволен? – Нет, – услышал я тихий шепот Харькова. – Я вообще подобным вещам не имею свойства радоваться. Паша хмыкнул и отклонился назад, наваливаясь на меня. Я послушно упал на спину. Паша, извернувшись, упал сверху, в последний момент выставив руки и остановившись, и лизнул меня в кончик носа. – Ползи в район подушек, – шепнул он, ткнувшись носом мне в подбородок. Я послушно отполз, не сводя с него завороженного взгляда. Тот подтянулся ко мне и провел языком по моим губам, раздвигая их. Я с наслаждением впустил его язык. Руки мои метались по его плечам, рукам, груди, зарывались в волосы. Мне казалось, еще чуть-чуть и я поеду крышей от счастья. Даже вчерашнее поистине фееричное «приключение» на лестнице меркло в сравнении с радостным осознанием того, что я, наконец-то, оказался с Пашей не просто в одной постели, а с весьма конкретной целью. Паша вжал меня в постель, жадно целуя. – Ты особо не увлекайся, Паш. Малышу сейчас противопоказано, – услышал я шепот Харькова. Открыв глаза, я встретился с его затуманенным взглядом. Смотрел он правда на Пашу, терзая губами и зубами его шею. Басисту, похоже, было немного не до меня… да и вообще не до этого света. Словно желание отодрать Пашу превысило все остальные в энное количество раз, жестоко затоптав ногами прочие позывы. Паша что-то промямлил, не отрываясь от меня, и начал спускаться ниже. Шея, плечи, грудь… Когда его губы коснулись моего живота, я начал извиваться, снедаемый странным порывом уйти от этой ласки, а точнее того, что неизменно должно было за ней последовать. «Как так?! Что бы он у меня… да я лучше сам…» – с этими мыслями я начал приподниматься, чтобы поменяться со своим возлюбленным местами. – Лежать! – рыкнул Паша, толкнув меня обратно на подушки и для верности надавив руками на плечи, не давая подняться. – Но, Паша… – Я сказал – лежать! Я откинулся на подушки, поняв, что лучше даже не пытаться спорить. Паша, да и Лешка тоже, они оба, похоже, сейчас находились в таком состоянии, когда лучше делать, что говорят. Я понял, что за попытку неповиновения меня просто скрутят и все равно сделают, что задумали. Задумали, конечно, доставить мне удовольствие, но делающий мне миньет Паша, не укладывался в моей голове ни под каким ракурсом. Тем временем руки с моих плеч переместились на бедра, крепко сжав, словно опасаясь, что я буду вырываться. Опасение было не беспочвенным, ибо я начал извиваться еще больше, стараясь вырваться из цепкого захвата. Я хотел и не хотел этого одновременно. Мне казалось это неправильным, но тело считало по-другому, и ноги мои оказались у Паши на плечах. Горячий язык с упоением прошелся по внутренней стороне бедра, замерев у самого основания члена. Меня дергало, как под током, а от моих стонов, наверное, соседи уже думали пойти выяснять, что же у нас происходит: вдруг действительно собаку пытают? Вдруг Паша резко оторвался от меня, запрокинув голову и судорожно выдохнув. Его качнуло вперед, потом еще и еще. Издавая громкие мяукающие стоны, он уткнулся лицом мне в живот, в то время, как Харьков размеренно с силой двигался в нем. Я запустил руки Паше в волосы, пробегая пальцами по загривку, шее, спине… Тот еще с минуту фактически опирался на меня, лаская языком мой живот, затем, подстроившись под, заданный Лешей, ритм, стал спускаться ниже. А когда мой орган, что на данный момент заправлял всеми желаниями и мыслями, стал погружаться в его рот, я с криком вцепился своей второй половине в волосы, притягивая к себе, входя до упора. Паша резко дернулся назад, отстраняясь. Я протестующее застонал и снова потянулся к нему. Моргнув пару раз, он, похоже, узнал меня и успокоился, тут же вернувшись в прерванному занятию. Снова погрузившись в теплую влагу его рта, я откинулся на подушки, не в силах что либо больше сделать. Разрядка пришла быстро и странно неожиданно. Паша проглотил все и выпустил меня. Прижавшись щекой к моему животу, он тихо постанывал от каждого движения басиста. Леша навалился на него, двигаясь все быстрее, рука его нырнула барабанщику между ног и стала неистово двигаться. Два громких стона огласили комнату. Паша упал на меня, Леха приземлился сверху. Однако, мне было все равно. Я обнял их обоих, чувствуя, что погружаюсь в темноту, не сулившую никаких сновидений.
Dara: 11 декабря 2008 года – В смысле? Сегодня?! Я удивленно посмотрел на Пашу, который разговаривал с кем-то по мобильнику. – Ну, нет, никаких планов на вечер, – протянул он. – И на ночь – тоже, – ехидный смех. – Во сколько? Хорошо. Будем. Говнюки, – со смехом сказал он, отключившись. – Что случилось? – спросил я, прихлебывая чай. Поужинали, блин! В смысле, поужинали со всеми полагающимися романтическими и не очень радостями. По ходу, облом… Паша посмотрел на меня так, как будто с утра ничего не ел. – Но-но-но! Бес плотоядных взглядов! – рассмеялся я. – Бес, так бес, – пожал плечами мой возлюбленный и вздохнул: – Андрюш, скажи, чем плохо, когда у тебя большой круг общения? Я задумался: – Тяжело запоминать имена? Паша закатил глаза. – Ясно, нет. Тогда не знаю… – Гулянки, – заржал Паша. – Хотя, я вот, если честно как-то не настроен. Но у человека не просто день рождения, а определенный юбилей, так что… – И тебя позвали? – уныло спросил я. Барабанщик скривился: – Нет, маленький, меня только что поставили в известность, а точнее перед фактом, что мы с тобой туда идем, – нежно-гадская улыбка. Я сглотнул, глядя на Пашу, лицо которого не предвещало ничего хорошего: – К… куда идем-то? – В гости! – К кому? Паша прыснул: – А ты догадайся! Зависать снова мне было влом, да и вообще, что-то мне подсказывало, что, все равно, не угадаю, поэтому я буркнул от балды, что первое в голову пришло: – К Лехе Страйку что ли зовут? Моя вторая половина вскинула брови: – Молодец, угадал. Возьми с полки пирожок. – Угу, – буркнул я, находясь в небольшом ступоре, – сдуй пыль и положи на место? – Нет, почему? Можешь погрызть, если зубы не жалко, – пожал плечами Паша, соскальзывая с диванчика и выходя из кухни. – Ты куда? – не понял я. – Пошли, – донеслось из зала, – через два часа нам надо быть уже на месте! Я со злостью сгрузил посуду в раковину и крикнул: – Нам что марафет какой особенный наводить надо? – А ты знаешь, где Страйк живет? – ехидно, как смех гиены. – Все, понял. Наезд снимается, – я пошел в зал, на ходу пытаясь улучшить себе настроение хоть немного. Блин, такой вечер обломился! Через пару секунд плюнул, решив доехать до пункта назначения и пусть там уже улучшением моего настроения занимаются либо Паша, либо Харьков (а он там по-любому должен быть, если уж даже нас пригласили), либо именинник. – А нас-то в честь чего пригласили? – спросил я почти через два часа, когда мы уже подъехали к дому и поднимались по лестнице. Дом, кстати, мне уже загодя было жалко. Бедный, он еще не понял, что его ждет этой ночью! Паша усмехнулся: – Ну, тебя-то понятно, в честь чего. А меня, видать, за компанию, чтобы потом тебе мозг не трахал приступами ревности. – Ааа… – протянул я как раз в тот момент, когда открылась дверь и две пары рук буквально втащили нас в темную квартиру. Я с перепугу попробовал взбрыкнуть, но был весьма быстро перехвачен в поясе и развернут на сто восемьдесят градусов, после чего, прижат спиной к чьей-то груди. В темноте раздался полуистеричный хохот Паши: – Сволочь! Не щекочись! – Как это?! – произнес знакомый голос, который я, впрочем, не смог идентифицировать. – Тебе показать?! – многообещающим тоном. – Лучше на мне! – раздался над моим ухом голос Харькова. Я вздрогнул от неожиданности и облегчения. А то уже подумал, что мы квартирой ошиблись. – Андрей, отпусти, – весело, но жестко сказал Паша. – Элькинд, ты че такой серьезный? – заржал в темноте, державший его человек. Сопоставив голос и последнюю фразу Паши, я пришел к выводу, что это Голованов. – Ну раз у тебя башня сегодня в отгуле, должен же кто-то тебя подменить, – рассмеялся барабанщик. – Ты что ли? – фыркнул тезка. – Не смеши мою гитару, Паша! – А что ее смешить? Она у тебя и так всегда бегает и смеется, – не остался в долгу Паша. – Может уже хватит? – раздался тоже какой-то знакомый голос, после чего в прихожей включился свет, открыв взору всю картину целиком. Я стоял, прижавшись спиной к Алешке, и наслаждался теплом басиста, а заодно и разборками рядышком. Рядышком, собственно, весьма активно помещались Паша с Андреем в полусогнутой позиции, вцепившись друг в друга руками и ухахатываясь. Повернувшись, я увидел Карпухина, смотрящего на все это с совершенно спокойным выражением на лице. Очевидно, подобные художественные композиции для него были не в новинку. – Обувь с ног скинули и прошли в комнату! – скомандовал он. – А то протолкнуться негде. – Да нам и не тесно, – протянул Паша. В этот момент из кухни вырулил Лекс с бутылкой пива и впечатался в Харькова. – Э! – воскликнул последний, восстановив равновесие. Качнуло нас, надо сказать, от души. – Куда брюхо свое тычешь, Леший?! – Тебе в спину, – с улыбкой отозвался «мастерский» вокалист. – Ну, если тебя это смущает, можешь повернуться, ткнусь в брюхо. – Не, я еще соответствующее себе не наел, – рассмеялся басист. – А нефиг жрать фсякую гадость! – встрял Голованов, пытаясь развернуть и себя и Пашу, чтобы посмотреть на друга. Паша активно не давался. – Ты ешь нормальную еду, а не ту дрянь, что диетой себе прописал. Фюгуру он блядет, видите ли! – Так, – вскинулся Паша и даже сделал вялую попытку вырваться. – С кем он там еще что блядет, кроме меня, Андрюшки и Страйка? – Ты мою личную жизнь не разбазаривай! – рассмеялся Алешка. – Блядь! Мой любовник – педофил, – перекрыл общий гвалт страдальческий вопль Страйка, который таки соизволил выйти в прихожую. – Сам такой, – тут же отреагировал басист. Именинник смерил Харькова ироничным взглядом, красноречиво при этом посмотрев на меня, и гаденько хмыкнул: – А я не успел. И вообще, прежде чем отрицать, ты бы хоть от пацана отцепился. Лешка не успел ответить. – Так, – заявил Лекс, – дайте я хоть посмотрю на это нечто, из-за которого весь этот сыр-бор про педофилию с весны тянется! Я откровенно прифигел от всего этого, а когда мощные руки Лекса буквально оторвали меня от басиста, приговаривая под общий смех «Да, не бойся ты, не утащу в чащу», впал в весьма глубокий ступор. Вокалист придирчиво осмотрел меня со всех сторон, попутно заявив «Страйк, Харьков, Элькинд, ну и специфичные вкусы у вас». Но в целом, похоже, остался доволен. – Милый мальчик, – констатировал он. – Как девочка смотрелся бы лучше, но да уж как природа распорядилась. Страйк улыбнулся, со странной нежностью глядя на Лекса. Я уже видел такие взгляды. Их бросали друг на друга Харьков с Головановым. «Друзья, – пронеслось у меня в голове. – Слишком близкие, слишком родные друзья». – Ну если ты так хочешь, – произнес «пилигримский» гитарист, – то на твой день рождения мы можем нарядить Малыша в кружевную комбинацию и засунуть в большую коробку с бантом. И, собственно, преподнести тебе. Только на время праздника, конечно. – Чего?! – пискнул я. Вокруг все заржали. – Угу, – отсмеявшись просипел Лекс. – Только не дарите мне его, когда я уже под градусом, а то попутаю с девчонкой и использую чужого парня по… непрямому назначению. – Я пас, – тут же добавил я. – А кто тебя спросит? – выгнул бровь Страйк. Я тут же заткнулся, перестав понимать, шутка ли это, или они всерьез обсуждают идею подсунуть меня пьяному Лексу. – Юфкин, прекрати его пугать, – спокойно произнес Голованов в наступившей тишине. Страйк усмехнулся: – Я еще и не начинал. Подошел, отнял меня у Лекса и легонько обнял в знак приветствия. Затем отошел пожать руку Паше. Тут все словно очухались, и началось массовое приветствие. Помимо Лекса, меня «показали» Серышеву, Моравскому и Самосвату. А кроме всех уже показавшихся, в зале наблюдались Стыров и Молчанов. С первым я с удовольствием поздоровался, а второму жал руку так, словно трогал за хвост гремучую змею. – Славка, и ты туда же! Хорош уже детей пугать, – рассмеялся Голованов, рассматривая наше приветствие, как редкое природное явление. Молчанов загадочно улыбнулся: – Это я еще даже разогреваться не начал. Вот, подожди, часика через два-три я тебе покажу, как ежей голой задницей можно напугать до икоты, – многообещающе проворковал он, отпуская мою руку. Я уже хотел было снова испугаться, но по улыбке тезки понял, что все в порядке. – Болевой? – невинно спросил «кипеловский» гитарист. – В заднице? – так же невинно добавил, стоявший рядом, Паша. Слава выразительно посмотрел на меня: – Вам ежа не жалко? – Так, хорош уже надо мной прикалываться! – не выдержал я под сиплый смех Стырова. Голованов фыркнул, а Молчанов лишь вскинул бровь, хитро глядя на меня. Паша же обхватил меня за поясницу и увлек в подъезд. «Покурю, – сказал он. – А ты подышишь». Я пожал плечами, привыкнув к подобным «подышишь» еще в первый год пребывания в группе. В подъезде Паша закурил и тихо выматерился. Я удивленно посмотрел на него. – Так чего вы с Молчановым не поделили? – спросил он меня. – Он что, до сих пор?.. – удивился я. Паша пожал плечами: – Так заметно же. Он весь прям ядом истекать начал, как тебя увидел. Я опустил голову: – То есть, это всем заметно, кроме меня? Мой возлюбленный поморщился: – Ну, не то чтобы всем и каждому. Мне наблюдательности хватило, чтобы это понять еще в сентябре, когда с тобой нервный срыв приключился. Там в кухне, когда все расходились, я не на шутку испугался, что Славка тебе сейчас шею свернет, мимо проходя. Наверное, не будь в кухне на от момент никого, кроме вас двоих, он бы это и сделал. У меня озноб по спине прошелся. Вот как, оказывается… – И ты говоришь об этом так спокойно? – осторожно спросил я, хотя прекрасно знал, что Паша просто не склонен к какой-либо панике, потому такой спокойный. – Ну так он на тебя не кинулся же, – пожимая плечами. – А что, в таком случае, устраивать панику бес причины? Держит себя в руках и хорошо. Чего грызться тогда? Люди взрослые, вроде все, чтобы дворовые разборки устраивать на тему кто там на кого не так посмотрел. Я кивнул. Действительно. А что я хотел? Чтобы Слава кинулся в драку со мной? Или Паша с ним? Что я дефачка сопливая, чтобы о подобной чуши мечтать?! Пашка прав, люди взрослые, зачем воду мутить?.. – Закончил? Я вскинул голову. Паша уже докурил и теперь выжидательно смотрел на меня. Я кивнул: – Да. Пойдем. И, Паш, я действительно не знаю, почему он на меня так взъелся. – Я слышал. Еще в сентябре. Просто думал, что вы более-менее разобрались. Он приостановил меня, когда я дернулся в сторону квартиры, положив мне руки на плечи. Обнял, прижимая к себе, щекой к щеке. Последовал полный нежности поцелуй в уголок рта. Не открывая глаз, я улыбнулся, принимая это молчаливое извинение за его немного резкий тон. Хотя я уже давно не обижался на эту его иногда практически безэмоциональную манеру общения. Эмоции у моей второй половины били через край, когда ей было весело, когда были шутки, не важно в чей адрес. Но в серьезных разговорах они пропадали, уступая место голой логике. Первое время это было страшно, словно перед тобой стоит совершенно другой человек, и да, первое время я действительно обижался, пока не понял, что обижаться в сущности не на что было. Ведь эмоции эмоциями, но иногда их лучше засунуть куда подальше, чтобы не мешались. Едва мы вошли в квартиру, из зала, как ошпаренный, выскочил Страйк и, истошно вопя "Мать вашу!", спрятался за нами. Следом показался Голованов с ехидной улыбкой. – Куда? – нежно спросил он. – От тебя подальше! – ответил Страйк, высовываясь из-за нас с Пашей. Андрей вскинул брови: – Паш, будь другом, уйди с трассы и тезку с собой прихвати. Мне тут одну заразу нужно за уши отодрать, – будничным тоном сообщил он, потирая руки. – Даже не мечтай, – прошипел Страйк. Голованов усмехнулся: – Юфкин, я не мечтаю, я ставлю цели. И, как правило, их достигаю. – Смени цель тогда. – А за уши-то зачем? – не выдержало мое любопытство. На меня удивленно воззрились три пары глаз. Кажется, даже из зала кто-то выглянул. – Малыш, у меня день рождения, если что, – «пилигримский» гитарист прошелся пальцами по моим ребрам, заставив подпрыгнуть от неожиданной щекотки. – И вот этот вот чертик из табакерки, – кивок в сторону тезки, – решил меня отодрать. – Драть тебя Леха Харьков будет, – ответило равнодушное небо, – А я только уши положенное число раз оттяну. – Да уж, этот отдерет, – пробормотал Страйк, приятельски пихая Пашу в спину. Тот понимающе усмехнулся. «Этот действительно отдерет», – солидарно подумал я, хотя, в отличие от остальных, сравнивать мне было только с Пашей. – Хотя, нет, – задумчиво протянул Алешка, – он отдерет скорее всего сегодня Сашку Карпухина… с Молчановым на пару, – с ехидной усмешкой закончил он. Андрей пожал плечами, словно говоря «ко мне, главное, не пристают, а так, пусть дерут кого хотят». – А Саша-то в курсе? – вырвалось у меня. – Насчет Славки – точно нет, – голосом, не предвещающим Карпухину ничего хорошего, ответил тезка и с притворным сожалением добавил: – Бедненький. – Андрюха, они к тебе точно не лезут? – явно не выдержав, воскликнул Страйк. – А то я смотрю, такие познания в личной жизни коллег, что прямо подозрения возникают всякие. «Кипеловский» гитарист в ответ лишь скорчил рожицу: – Я с одним из этих двух придурков без малого пять лет знаюсь, а со вторым почти три года. Уж поди тут не выучи их заскоки. – Точно? – не поверил Страйк. – Так, Паша, давай сюда это чудо без перьев, я ему уши уже надеру, а то он так и будет тут соловьем заливать до Нового Года. – Не надо! – пискнул Страйк, вцепившись в дернувшегося было Пашу и удерживая его на месте. – У меня еще после прошлого уши не отошли! – Что все пять лет болели?! – прыснул Андрей. – Почему пять? – спросил Паша, оставив попытки вырваться из медвежей хватки гитариста. – Потому что балбеса я этого за уши дергаю только в юбилеи. В прошлый раз было тридцать. Сейчас посчитай. – На сорок я тебя точно не приглашу! – категорично произнес Лешка. Тезка фыркнул: – Ты до этих сорока доживи сначала. При твоем образе жизни это маловероятно. – Чего?! В прихожую вышли Лекс и Молчанов. – Ты его еще не? – удивленно повернулся Слава к Андрею. – Не дается, – пожал тот плечами. Молчанов окинул Страйка оценивающим взглядом и резюмировал: – Могу подержать. – Лекс! – рявкнул тот. – Что? – сделал невинные глаза «мастерский» вокалист. – Считай, что меня тут нет. Мне интересно, удержит ли тебя Вяшич. – Слушай, Леший, может еще ставки начнете делать? – ехидно спросил Молчанов. – Ну, мы вообще-то уже, – бодро встрял Серышев, заходя в многострадальную прихожую и зорко осматривая предполагаемое поле битвы. – Гады, – заключил Страйк, рассматривая Славу не менее оценивающе, чем тот его минутой ранее. Я тоже попробовал прикинуть, кто кого, но понял, что навскидку не определю. Страйк был крупным и, сразу видно, сильным от природы и тяжелокостным, с хорошо развитыми просто от той же природы мышцами. Молчанов же, помимо того, что был выше на полголовы, имел совершенно другое строение: да, тоже тяжелокостный, но при этом еще и очень жилистый. И в отличие от «мастерского» гитариста, который довольствовался тем, что получается в итоге, «кипеловский» явно предпочитал поддерживать себя в форме, о чем и говорила его рельефно-мускулистая тушка. – Каковы ставки? – спросил Паша, который уже тоже успел зорко оглядеть «оба предмета спора». – Лекс ставит на Лешку, я на Славку, – усмехнулся Серышев. – Ну, я тоже на Славку, – высунулся из зала Харьков, который, похоже, уже давно наблюдал за спором. – Сука, – беззлобно бросил Страйк. Басист пожал плечами. – Леш, расслабься, мы болеем за тебя, – донесся из зала смех Карпухина. – «Мы» – это кто? – крикнул гитарист. – «Мы» – это я, Игорь, Артем и Макс! – отрапортовал «пилигримский» барабанщик. – А мы, значит, Миш, вдвоем с тобой, – усмехнулся Харьков. – Угу, – кивнул Серышев. – Я с вами, – усмехнулся Паша. – Я – тем более, – хмыкнул Голованов. – Тезка? – обратился он ко мне. Я задумался ненадолго, ибо победила сугубо личная симпатия: – Я за Лешу. – О! – Серышев взвел очи к потолку. – Шестеро вас гадов против нас четверых подколодных… Идем в подъезд? – с улыбкой Иуды спросил он Страйка. – Я так понимаю, меня не спросили, – протянул тот. – А что тебе говорит твой внутренний голос? – весело спросил Лекс. – Лучше не спрашивай, – рассмеялся Голованов. – У него внутренний голос такая паскуда, что просто атас! – А я думал, вы с ним общий язык давно нашли, – фыркнул Страйк. – Нашли-нашли, махом, – покивал Андрей. – Но да пошли, именинник, в подъезд. Драть тебя будем. – Всем скопом? – под общий хохот выгнул бровь Страйк. – Ну если ты так хочешь, – расплылся в улыбке Стыров. – Не, как-нибудь в другой раз, – протянул «пилигримский» гитарист и вышел из квартиры. Все последовали за ним. В подъезде мы встали в небольшой круг (благо места хватало), в центре которого оказались Страйк и Молчанов. – Каковы правила? – спросил именинник. – Все те же, – проворковал Голованов. – Слава пытается тебя удержать во время того, как я деру тебя за уши тридцать пять раз. Отбиваться можешь, как душе угодно. – Ясненько, – протянул Страйк, внимательно изучая взглядом Молчанова, который с хитрой улыбкой стоял напротив. Минуты две царила полнейшая тишина, затем Лексу, надоело, ждать. – Так, парни, фас уже! – рявкнул он, подавшись вперед. В тот же момент Молчанов кинулся на Страйка, пытаясь взять в захват. Страйк же пригнулся и попытался садануть того плечом в солнечное сплетение... В итоге оба гитариста от души столкнулись лбами. После чего, обхватив друг друга, попытались повались, в конечном счете с мощным грохотом рухнув на пол. – Мать! – Блядь! Возопили они дуэтом, под хохот зрителей. Смеясь, я нашел взглядом тезку. Голованов благоразумно стоял в сторонке и даже не пытался подойти к дерущимся, очевидно, справедливо посчитав, что уж лучше пусть сначала Молчанов скрутит Страйка, а уж потом можно и за уши отдергать без риска для здоровья и жизни. В конце концов победил закон весовой и мышечной категории, а именно Молчанов, который заломил Страйку руки за спину и, упираясь коленом ему между лопаток, прижал гитариста практически лицом к полу. Голованов чинно подошел и склонился над поверженным. После чего так же чинно (а главное, сильно!) подергал, пыхтевшего носом в пол, именинника за уши. Встал, отряхнул руки, поклонился. После чего скрылся в квартире. Следом отмер Молчанов. Поднавшись с поверженного противника, он отряхнулся и, ни на кого не смотря, пошел в квартиру. Следом последовал Страйк, на ходу отряхиваясь. За ним потянулись остальные. Я стоял в полнейшем шоке, отстранено слушая хлопанье двери. – Андрей? – вернул меня к действительности голос Паши. Я, все еще не придя в себя, посмотрел на него. Рядом с ним стоял Харьков, и оба смотрели на меня с тревогой. – Малыш, ты чего кошку Шредингера изображать надумал? Стоишь весь, ни жив, ни мертв, – Лешка легонько тронул меня за плечо. Я мотнул головой, сглотнув. – Андрюш, они тебя так напугали? Я мотнул головой, возвращаясь на эту грешную землю. Я ведь действительно напугался. Когда была драка, было весело, все шутили. Но вот в конце всего действа. Это поголовное поистине гробовое молчание. – Они всегда себя так ведут? – спросил я тихо. Паша пожал плечами, а Леша тихо рассмеялся. – Всегда, – с улыбкой ответил басист. – Малыш, все нормально. Никто никого не убивал и не собирается. Из квартиры высунулся Стыров. – Болваны, идете? – спросил он. – Сам такой! – хором ответили ему Паша с Лешей, и все трое рассмеялись. – Прям две тысячи третий с четвертым, – умилился Паша. – Точно! Со смехом Стыров скрылся в квартире. Харьков, ободряюще хлопнув меня по плечу, последовал его примеру. – Заностальгировали, – с улыбкой промурчал Паша, глядя на закрывшуюся дверь, затем повернулся ко мне: – Андрюш, чего ты так испугался? – Я... – я сощурился, пытаясь понять свои ощущения. – Скорее всего, меня испугало то, что я осознал, что если Молчанов меня-таки надумает по стене размазать, я от него не отобьюсь, – извиняющимся тоном пробормотал я, упорно глядя в пол. Мне было стыдно за эти ощущения, но я действительно боялся. Как тогда, на балконе. Паша взял меня за плечи и, легонько встряхнув, заставил посмотреть себе в глаза. – Андрюш, – ласково сказал он. – Не сделает он этого, поверь. – Ты в этом уверен? – тихо спросил я, уже практически ненавидя себя за этот страх. Паша пожал плечами: – Леша сказал, что Славка тебя не тронет. Я ему верю, а он знает Славку. Я кивнул, сглотнув. Страх этот, судя по всему, если и пройдет, то очень не скоро. Ладно хоть, Молчанов мне в кошмарах не снится еще. И, надеюсь, не будет сниться. Не тронет, так не тронет, это хорошо. А мне тогда, главное, его не спровоцировать. ~*~ Я думал, что через пару часов уже забуду свои страхи, по крайней мере на этот вечер. Ну, или они, хотя бы, притупятся. Насколько я ошибался, мне стало ясно часа через два, когда все уже давным-давно пили и веселились на всю катушку, а я, нет-нет, да украдкой смотрю на «кипеловского» соло-гитариста, который весь вечер просидел с Харьковым, о чем-то негромко разговаривая с последним. «Как соблазнить Карпухина?» – проносилось у меня в голове. Я видел, каким голодным взглядом смотрел «пилигримский» барабанщик на них. И что-то мне подсказывало, что, не смотря на страх, я сам так же смотрю на того же Молчанова. Дикое желание, которое вызывал во мне гитарист было невероятно сложно обуздать. Даже к Паше я не испытывал подобного. – Запретный плод сладок, Андрюш. Но я думаю, что лучше не рисковать. «Плод» может быть против и начать отбиваться. А в данном случае, это опасно для здоровья, да и жизни – тоже, – прошептал мне на ухо Паша. Я удивленно повернулся к нему. Тот, потягивая пиво из бутылки, смотрел на меня в упор. Взгляд этот был спокойный до невообразимости. – А ты, я смотрю, не ревнуешь ни разу, – с усмешкой заметил я, испытав огромное облегчение от того, что моя вторая половина не будет гробить себе нервы из-за моих заскоков. Паша пожал плечами: – Не вижу смысла качать права, когда сам далеко тебе не верен, – хмыкнул он, легонько щелкнув меня по носу. Я на миг остолбенел, затем улыбнулся, поняв, что он имеет ввиду Харькова. – Не боишься, что меня могут увести? – тем не менее спросил я. Паша поперхнулся пивом. – Да нахрена ты Славке сдался?! – откашлявшись, рассмеялся он. А вот тут я обиделся. – Ну, ты сам подумай, – добавил мой возлюбленный, которого ничуть не смутила моя реакция, – зачем Молчанову тебя уводить у меня? Из какого-нибудь принципа, если только. Он тобой не заинтересован. По крайней мере, как половым партнером. Вообще ни разу. Не обижайся, – нежно улыбнулся Паша, ласково погладив меня по щеке. – Ты у нас очень красивый мальчик, но красота понятие очень субъективное. Кому-то нравится, а кому-то нет. Объективно ее далеко не все люди понимают. Не думаю, что Молчанов не видит твоей красоты, просто она его не впечатляет. Не интересен ты ему. – А кто ему интересен? – полуобиженно буркнул я. – Не знаю, – пожал плечами Паша. – По этому удаву не видно. В его случае вообще сложно понять, когда он притворяется, а когда это его родные эмоции. Короче, не будь этот гитарист виртуозом своего дела, его, чую, уже да-авно заманили в какой-нибудь театр или кино с его актерскими способностями и модельным телосложением. – Блин! – не выдержал я спокойствия этих рассуждений. – Ты почему такой пофигистичный?! Я еще не собираюсь, конечно, ничего из твоих реплик додумывать, но, блин, ты что, совсем не ревнуешь?! – А ты куда-то от меня собрался? – сощурился барабанщик. – Нет, – честно буркнул я и уже тише добавил: – Куда я от тебя денусь?.. Паша улыбнулся: – Вот видишь. Сказать честно, Андрюш: куда и с кем бы ты не пошел, главное, что вернешься ты потом все равно ко мне, – спокойный и уверенный ответ. Я в полном шоке уставился в стол. Фига се! И, что меня больше всего поразило, так это то, что внутри меня не было абсолютно никакого протеста. Никакого! Только тепло и какая-то щенячья радость. Мда. Паша – ты диагноз! Мой личный. И, по ходу, пожизненный. Рука нежно зарылась мне в волосы и я, вздохнув, откинулся на спинку дивана, прижавшись плечом к Паше. Он прав. Он, блин, кругом прав. Я сам подарил ему себя еще три года назад, придя в группу. Хотя, нет. Раньше, намного раньше. Он принял этот подарок, пусть не сразу, пусть поначалу через силу, но принял… лишь через два года начав отвечать взаимностью. И чего, в итоге, я еще хочу? Переспать с Молчановым? С Харьковым я уже переспал, и не один раз. Меня отпустило, я вполне могу обойтись и без секса с ним. Лешка тоже на мое тело не претендует, поскольку вряд ли испытывает недостаток в любовниках, у него их только постоянных целых два. Если не три. Мало ли ,чем они там со Славой занимаются помимо того, что совращают Карпухина и мало ли кого еще… А вот переспать со Славой хотелось очень. Не самую малую роль, конечно, в этом желании играло полное понимание того, что Молчанов до меня не снизойдет. Даже по пьяни. Жаль. Хотелось очень. Страх тоже подстегивал. Это было как с диким зверем. Как с большим хищником. Тяга подойти, приручить, но так, чтобы дикость не пропала. Стать полноправным и единоличным хозяином, чтобы этот зверь за тобой на брюхе ползал, преданно заглядывая в глаза, но оставаясь при этом все тем же опасным хищником. Я откинул голову Паше на плечо и покрепче прижался к нему, обхватив руками за поясницу. Детско-собственнический жест «мое!». Пусть! Мое потому что! Паша несколько удивленно взглянул на меня и хмыкнул. Обнял рукой за плечи, плотнее прижав к себе, и нежно поцеловал в волосы. Хорошо. И вот в такие моменты даже Молчанова можно спокойно слать лесом темным и дремучим.
Dara: ~Александр Карпухин~ Вообще, я как-то никогда особо алкоголем не балуюсь, но сегодня хотелось напиться до беспамятства! Я думал, что за три месяца у меня это пройдет, но, как оказалось, хрен вам, толстый и пушистый! Почему? Почему через столько лет?! Почему ты так изменился?! Почему стал таким желанным?! В сентябре, придя на общий сбор музыкантов, что предшествовал куче репетиций перед огромным концертом в честь десятилетия «Маврика»… я не думал, что все так обернется. Когда мы с этим мелким поднимались по лестнице в студию, когда ты выпрыгнул на меня, когда Артем утащил мальчишку в студию и мы остались одни на лестничной площадке. Ты прижал меня к стене, улыбаясь также шкодно, как и семь лет назад. Но ты был уже не тем, что семь лет назад. Я тебя и не узнал бы, если бы не видел записи и фотографии с ваших выступлений. Лекс, помнится, все время смеялся на тему того, что Лешка Страйк изменял Алику с «кипеловским» басистом. «Лех, тебе нашего мало? Смотри, какой у нас Алик красава! Да еще и легенда, в отличие от некоторых грызунов», – шутил он, когда Страйк после очередной репетиции буквально на крыльях улетал на свидание с тобой. Меня, признаться, очень поражала данная привязанность. «Алик, может и легенда, да вот Лешка в спину ему скоро уже явно начнет дышать», – смеялся в ответ Страйк. «Тем более! К конкуренту бегаешь!» – хохотал вокалист. «Зато к какому!» – в голосе Страйка чувствовалось просто невероятное влечение к любовнику. «Ну да, ну да, – со знанием дела кивал Лекс. – Ниче не скажешь: парень просто секси. Интересно, он в группе уже со всеми переспал? Уж Кипелов-то, старый развратник, точно не мог пройти мимо!» – а в глазах черти пляшут. Лешка лишь пожимал плечами в ответ, словно говоря «а мне откуда знать? Его личная жизнь». Тогда, прижатый спиной к стене, я смотрел на тебя в полнейшем шоке, не узнавая. Мой мозг просто отказывался идентифицировать тебя тогдашнего, семь лет назад, и тебя нынешнего. Когда ты на меня запрыгнул, я выкрикнул твою фамилию совершенно рефлекторно, а теперь, глядя на тебя, я понимал, что не будь этого вскрика, фактически доказавшего, что это ты, я бы так и спросил, как идиот, «а вы кто, собственно?». Ты выглядел слишком по-другому. Но глаза были те же. Серые, немного раскосые, до невозможности лисьи. Боже, да у тебя даже твое легкое косоглазие сохранилось! Правда, совсем чуть-чуть. А может просто стало менее заметно из-за длинных волос. Ты был все так же ниже меня на полголовы, и все так же выглядел младше, хотя это я моложе тебя на целых шесть лет. Тебе на тот момент было без недели тридцать один год, а ты все еще выглядел, как неугомонный мальчишка. Да ты, наверное, до конца жизни таким будешь! Подвижным, как вода, ярким лопоухим косоглазым мальчишкой в очках, который, даже забившись в самый дальний угол комнаты и молча в тряпочку, умудряется отсвечивать больше всех. Семь лет назад меня эта твоя особенность так поражала. Вроде самый неприметный, а взгляд цепляешь. Ох, как на репетициях перед десятилетием Маврин, глядя на тебя, слюнями захлебывался! Интересно, ему за все эти годы хоть что-нибудь перепало от тебя, кроме дружеских отношений? Мои руки сами потянулись к тебе. Стараясь не выдать своего замешательства и желания, я обнял тебя, прижавшись щекой к твоим волосам и кусая губы от волнения. А ты так и не занялся собой, рассмеялся я внутренне. Помнится, ты когда-то заявил мне, что начнешь за собой следить. Хотя, учитывая твою склонность к полноте, питаешься ты, явно, правильно, ибо ты гораздо «уже», чем мог бы быть сейчас в твоем возрасте. Но вот с упражнениями ты все еще не дружишь. Руки сильные, конечно, но да и бас, естественно, весит не как акустическая гитара. У тебя такой милый жирок на боках и такой животик. Рука сама тянется погладить его, и я с огромнейшим трудом сдержал этот порыв. Мне было хорошо, невероятно тепло и светло. От тебя всегда шло это странное тепло и свет, к которому тянешься в надежде согреться и отдохнуть. Персональное солнце группы «Кипелов»… когда-то ты был персональным солнцем группы «Маврик», а до этого еще нескольких коллективов, чьи имена вряд ли были на широком слуху. – Шура, я сейчас засмущаюсь, – рассмеялся ты, высвобождаясь из моих объятий. – Покраснеешь? – улыбнулся я. – Я подумаю, – пообещал ты, шутливо ударив кулаком меня в живот. А я еле сдержал очередной порыв схватить тебя в объятья, прижать к себе и целовать, целовать до умопомрачения твои чувственные губы, зарыться лицом тебе в волосы и умирать от нежности, чтобы потом каждый раз воскресать от твоей улыбки. Тогда я понял, почему Страйк так ждал встреч с тобой, почему летал влюбленным пеликаном. Тогда в моей душе поселилось это чувство, что до сих пор меня гложет. Это не ревность, нет. Это обида и обычная зависть, ничего больше, ведь я знал, что вы с Лешкой всего лишь спите друг с другом. А потом я узнал про тебя и Элькинда. И что ты в нем нашел, в этом вечно дымящем раззвездяе с блядской внешностью? Что?! Почему он?! Сколько я не приглядывался к нему на репетициях перед концертом, да так и не нашел ответа на этот вопрос. Любовь зла? Похоже на то. Хотя, любовь ли? Этот мелкий, с которым он вечно носится. Можно ли терпеть соперника подле любимого человека? Тем более когда этот соперник с любимым человеком еще и живет. Неужели ты настолько любишь это прибалтийское недоразумение, что готов терпеть такое? А потом, после концерта, ты сам начал приставать к его мальчишке. Я даже не ревновал. Было бы к чему! Мальчик красив, как кукла в магазине, я и сам его оприходовать где-нибудь в темном углу был бы не против. Прав Лекс, это вылитая девочка. Такую трахнуть и забыть, как звали. Всерьез не воспримешь при всем желании эту шлюшку. Вон, пожалуйста: Молчанова пару минут назад прямо-таки трахал глазами. Енот-потаскун маленький!.. Но потом вы уехали… втроем. Ты, потащив на себе эту мелочь и… Элькинд. Чтоб его на концерте фанаты на сувениры разорвали! Почему он, а не я?! Я тряхнул головой и посмотрел на соперника. Элькинд общался с Артемом Стыровым и пил пиво, поглаживая Лефлера по голове, последний то ли дремал, то ли просто лежал с закрытыми глазами. «Как символично для группы «Маврик», – почему-то ядовито подумалось мне. – Нынешний барабанщик между нынешним и предыдущим вокалистами группы. Со Стыровым ведь он тоже, вроде бы, работал». С трудом удалось отвести взгляд. Нечего искушать себя. Рука так и тянулась схватить что-нибудь тяжелое и опустить на голову этой бляди. Но не на людях же. Да и не поможет. Вздохнув, я перевел взгляд на тебя. Ты сидишь, закинув ногу на ногу, и слушаешь Молчанова так внимательно, так смотришь на него… внимательно, не больше, но – черт! – я десять лет жизни готов отдать за то, чтобы ты на меня тоже так смотрел. Хотя бы так. Тут ты повернул голову, посмотрел на меня и улыбнулся. Молчанов тоже обернулся, но я был не против. Гитарист мне нравился. У него такое хитрое лицо, что невольно начинаешь искать какой-нибудь подвох, и очень красивое тело, жилистое и мускулистое. И это не считая того, что он один из немногих в нашем кругу, на кого я могу смотреть не опуская головы, ведь мы одного роста. Почему почти все музыканты среднего роста? Но как бы ни был привлекателен твой друг, мой пожирающий взгляд снова возвращается к тебе. А ты улыбаешься еще шире и киваешь головой в сторону прихожей. Я без слов встаю и направляюсь туда. Вы оба следуете за мной. В прихожей я оборачиваюсь и ты, подойдя уже вплотную ко мне, запускаешь руки мне в волосы и нагибаешь мою голову к себе. Нежно проводишь языком по моим губам, но, как только я приоткрываю их, дабы впустить твой язык, как он тут же скользит вверх. Легонько задевает кончик носа и продолжает путь по переносице вверх, пройдясь по лбу и замерев на корнях моих волос. Ты отпускаешь меня, а я смотрю на тебя, ни жив, ни мертв, не веря своему счастью. Сбоку стоит Молчанов, его рука касается моей щеки, затем хватает за подбородок и разворачивает к себе. Взгляд его темно-серых глаз гипнотизирует, подчиняет, лишая остатков разума. Моя капитуляция происходит быстро и безоговорочно, тем более, что твои руки уже снимают с меня футболку. Но блаженство нарушает ехидный голос Лешки Страйка: – Ребят идите в ванну, что ли, – он стоит на входе в зал, прислонившись к косяку, и откровенно развлекается. – Только там потом уберите за собой, лады? – Конечно, Леш, – мурлычешь ты и уплываешь по указанному маршруту, таща меня за собой за руку. Я не сопротивляюсь. Я сейчас вообще не способен к какому-либо сопротивлению, если приказы отдаешь ты, ну или Молчанов, хотя тот просто подчинял. Гипнотизировал, не хуже удава Каа. В ванной тесно, и мы практически прижаты друг к другу. Молчанов садится на край ванной и сажает меня к себе на колени, ты же садишься сверху, оседлав мои бедра и уцепившись руками за плечи, дышащего мне в затылок, гитариста. Ты тяжелее, чем я думал, а с виду такой хрупкий. Прижимаясь, ты яростно целуешь меня и нещадно ерзаешь на моих бедрах. И я понимаю, что еще минуту подобной активности с твоей стороны и штаны мои придется стирать. Я с усилием останавливаю тебя, отрываюсь от твоих губ, смотрю в глаза. В них плещется желание и озорство. Улыбка у тебя отражает те же чувства, и ее хочется зацеловать вусмерть. Какой ты… Додумать я не успеваю, ибо тебя просто сталкивают с меня. Ты становишься на пол, грациозно отклоняешься назад, демонстрируя шею, затем садишься на стиральную машинку. И смотришь на меня настолько томно, что… Черт! Вот, что значит, соблазнение одним только взглядом! Ты наклоняешься вперед и игриво проводишь языком по моим губам, но едва я приоткрываю губы, как ты тут же возвращаешься в исходную позицию, откидывая волосы назад и провокационно улыбаясь. Руки твои, до этого мирно лежавшие у тебя на коленях, ползут вверх на бедра и замирают в районе паха. Ты кусаешь губы, немного нервно гладишь пальцами собственные бедра, словно в нерешительности. Я, как загипнотизированный, смотрю на эти красивые пальцы, затем, с огромнейшим трудом оторвавшись от их созерцания, смотрю тебе в глаза. Ты пару секунд смотришь на меня словно в замешательстве, затем твой взгляд меняется, а на губах расцветает развратно-довольная улыбка. Ты явно удовлетворен тем впечатлением, что произвел на меня твой маленький спектакль. – Лех, у него сейчас штаны лопнут, – хихикает мне в ухо Молчанов, про которого я уже успел забыть. – У тебя – тоже, – тут же отвечаю я, чувствуя сквозь штаны, как в меня кое-что весьма красноречиво упирается. Гитарист пожимает плечами. – Какой я, оказывается, востребованный, – тихо смеешься ты, соскальзывая со своего насеста и вместе с Молчановым начиная расстегивать на мне джинсы. Я трясущимися руками пытаюсь помочь вам по мере сил. Наконец, в три руки мы таки раздеваем друг друга, после чего меня просто кладут грудью на стиральную машинку. – А она выдержит? – с сомнением спрашиваешь ты. Я не хочу в идеале говорить этого, но желание сметает все на свете и я выдаю: – Нас со Страйком… и… – заминаюсь я на секунду, – и Лексом выдержала. «Кипеловцы» присвиснули весьма слаженным дуэтом. – А от кого вы ныкались? – деловито спросил Молчанов. Я шумно выдохнул, почувствовав, как в меня проникает палец. Чей? – Да это… – дыхание совсем перехватило, когда добавился еще один палец. – Это еще в «Мастере» было… Ах!.. Ну же!.. Там… Там была схожая гулянка, а нам… ох!.. уединиться приспичило просто неподецки… Аааахх!! – Наличие в себе третьего пальца мое нутро приветствовало, что называется, «хлебом-солью». – Кто первый? – твой голос с трудом продирается сквозь пелену наслаждения, застилающую мой мозг. – Ладно, валяй, – грудным мурчанием. Руки ложатся мне на будра, фиксируя, затем я почувствовал, как в меня проникает… судя по твоей последней фразе, Молчанов. Закрыв глаза, я со стоном прогнулся, подмахивая. Двигается гитарист медленно с оттягом, наслаждаясь… Но затем руки вцепились в мои берда сильнее, и движения стали резче. Я всхлипывал от наслаждения. В «Пилигриме», окромя Страйка и парней нормальных-то не было. А посему я голодал, лишь изредка выбираясь к Лексу. Да и с тем далеко не всегда получалось состыковаться… Молчанов утробно зарычал и задвигался в совершенно бешенном темпе. «Похоже, ты тоже с голодухи, Слава», – хихикнул я про себя как раз в тот момент, когда гитарист с хриплым рычанием кончил в меня и повалился сверху. – Сука, это все ты! – прохрипел он у меня над ухом. – Я? – мирно спросил ты томным голосом. А я уж было на свой счет «суку» принял. Но, открыв глаза, я просто не смог не согласиться с предыдущим оратором. Ты сидел на полу, прислонившись спиной к двери, и смотрел на нас так, словно уже успел кончить вместе с товарищем по группе. Ноги согнуты в коленях, руки опираются локтями о колени, между которыми свисают кисти. Пальцы слегка задевают то друг друга, то ноги и запястья, где достанут, в нежном ласкательном жесте. Глаза темные, словно карие, взгляд влажный от возбуждения. Смотришься ты до того чувственно и откровенно, что я ощущаю себя котом, которому подкинули течную кошку, вымазанную в валерьянке. – А что я-то, Слава? – вопрошаешь ты, хитро смотря на гитариста. – Дай мне мнут пятнадцать, и я тебе покажу «что я-то, Слава?»! Сидеть неделю не сможешь! – дыхание у него было тяжелым, слова давались явно с большим трудом. – А что так мало? – хитро спрашиваешь ты и поднимаешься на ноги. – Пусти, а то мы с Сашей сейчас помрем от перевозбуждения. И куда вы потом наши голые трупы девать будете? Молчанов пожал плечами, отрываясь от меня: – Используем по прямому голому назначению. – Сборище некрофилов, – хмыкаешь ты, поднимаясь на ноги и заходя ко мне сзади. – Мы сборище извращенцев, а некрофилия – это бонусом, – в голосе Молчанова четко сквозит ухмылка. Мне так и хочется съязвить что-нибудь, но единственное, что я сейчас могу делать, это лежать неподвижно, стараясь не дать уйти возбуждению. Чьи-то руки ложатся мне на плечи, начинают ласково гладить по спине, зарываться в волосы. Я дергаюсь и, совершенно не стесняясь, прогибаюсь, подставляясь. – Бесстыдник ты, Шурка, – смеешься ты, гладя меня уже между бедер. – Какой есть, – шепчу я, млея от ласки. Мне кажется, что я сейчас растекусь довольной лужицей. – Отойди, – вдруг жестко произносишь ты. – Слава! Я сказал, отойди от меня. – Кому-то я, помнится, обещал, что он сидеть потом не сможет, – промурчал Молчанов. – Рискни, попробуй, – все так же жестко говоришь ты. Я и не думал, что ты способен так разговаривать. Тон настолько резкий и жесткий, так ясно дает знать, что лучше подчиниться или пенять на себя, в противном случае… И Молчанов подчиняется, подходит к двери и опускается на пол, на то самое место и в ту же самую позу, что и ты парой минут ранее. Я усмехнулся: «Что, ухажер, получил пряник?» Гитарист ответил мне взглядом, каким обычно провожают в последний путь, и прислонился спиной к двери, явно приготовившись наблюдать за представлением. Я вздрагиваю, когда твои губы касаются меня между лопаток, затем спускаются вниз по позвоночнику к пояснице. Руки гладят мои бедра, мнут ягодицы, пальцы ненадолго проскальзывают в отверстие, вызывая во мне просто бурю ощущений. В первую очередь от того, что ты не набросился на меня сразу, как твой друг или многие другие, а тянешь момент, возбуждая совсем до предела. Губы твои тем временем пустились в обратный путь, зубы ощутимо прикусили кожу на шее, цапнули за мочку уха. Пальцы снова оказались внутри меня, и я не выдержал: – Возьми меня, – сипло, ибо голос вконец отказался слушаться. – Возьми, пожалуйста! Ты приподнялся с меня, и в следующий миг я ступил на дорогу в рай. Один мощный толчок, второй, третий… Сознание отказалось что-либо воспринимать… …Когда пришла волна оргазма, я не знал. В тот же миг, через несколько минут?.. Я очнулся на полу в твоих объятьях. Ты обнимал меня одной рукой за плечи, придерживая, второй нежно и как-то рефлекторно водил по моему члену. Дыхание твое грело мне щеку. Повернув голову, я ткнулся носом тебе в уголок рта, затем нежно поцеловал туда же. Ты моргнул пару раз, словно выплывая из транса и удивленно посмотрел на меня. Затем хитро улыбнулся и поцеловал меня в висок. Ты был весел. Снова. Но я увидел то, что, похоже, никто больше не замечал. В глубине, на самом дне твоих серых глаз была болезненная какая-то застарелая тоска. Почему? Я еле успел остановить себя, чтобы не спросить вслух, ведь это было не мое дело. Но что с тобой? Ты все время весел и позитивен, что такое могло вызвать эту тоску? И как давно это случилось? Я понимаю, что могу спросить, но ты точно не ответишь. Я чужой для тебя. Как бы я не хотел обратного, я для тебя чужой. Но, может, у меня еще есть шанс поселиться в твоем сердце, вытеснив оттуда «мавринского» барабанщика. И не он ли виноват в твоей тоске? В груди поднялась волна гнева вперемешку с ревностью. Я разберусь. Я разберусь, и сделаю тебя счастливым! – Вставай, – рассмеялся ты. – Я думаю, выходить пора. Я кивнул, закусив губу. Спокойно, Саша. Все будет. Я встал и взял кучу одежды, своей и твоей вперемешку, что мне протянул Молчанов. Сам гитарист был уже полностью одет. Посмотрев ему в глаза, я вздрогнул. Игривость и хитрость из них пропала, теперь там была лишь жесткая уверенность, от которой у меня мурашки по коже побежали. «Кому-то не поздоровится, – понял я. – И этому кому-то лучше бежать, пока еще есть возможность выжить».
Dara: январь 2009 года ~Павел Элькинд~ – Так, а теперь еще раз, куда он уходит?! – голос Леши в трубке был настолько офигевшим, что я невольно улыбнулся, хотя сам находился в схожем состоянии. – В цирк к За-паш-ным, – по слогам повторил я. – Э… – выдал «кипеловский» басист (я словно воочию увидел, как его лицо «поздоровалось» с ладонью) и заткнулся, переваривая информацию. – В общем, группа «Маврик» в шоке. В глубоком шоке, – подытожил я. – Будет небольшое турне, а потом Андрюха съе… эээ… сваливает детей развлекать, да тигров со львами кормить. – Главное, чтоб не собой, – буркнули в трубке. – Он маленький, его на долго не хватит, даже маленькими порциями, так: завтрак, обед, и то всего паре особей. – Леееш! – протянул я, не имея сейчас ни малейшего желания развлекаться стебом. – Что? – Лешка тут же понял мой настрой. – Паш, я тебе сейчас не помощник. Малыш, конечно, более чем слушает мое мнение, но по телефону я уговаривать не умею. А чесать в Москву через полстраны, срывая гастроли, я не имею не малейшего желания. Хотя бы потому, что часть неустойки в таком случае сдерут с меня, – жестко закончил он, ясно давая мне понять, что не намерен принимать участие в попытках уговорить Андрюшку отказаться от этой дурной затеи. Я горько усмехнулся: – Знаешь, я чувствовал, что этим кончится, – в горле резко встал ком, и меня хватило только на шепот. – Чем? – насторожился от моего голоса Харьков. – Этим, – буркнул я. – Я не хочу выбирать, Леш. – Между группой и Малышом? – явно не совсем меня понимая, решил уточнить Леша. Я фыркнул: – Тут для меня даже и выбора нет. Я уже один раз ушел, если ты помнишь. Вернулся. Могу и еще раз уйти, если вопрос ребром встанет. – Колобок хренов, – усмехнулись в трубке. – Есть немного, – пожал я плечами. – А между чем и чем тогда? – спросил басист. – Между тобой и им, – прошептал я. На том конце надолго замолчали. – Паш, – наконец, пришел в себя Леша. – Паш, давай мы в Москву вернемся… – Это будет в феврале, – жестко перебил я, – к тому времени уже мы на гастроли умотаем. – Черт! – Согласен. – Паш, только давай я вернусь, ладно? Не решай ничего за меня, как четыре года назад, хорошо? – Хорошо, – кивнул, я. – Я тебя дождусь. – Я люблю тебя, – шепнул он. У меня аж скулы свело, настолько я был огорошен этим признанием. За все то время, что мы снова были вместе, он ни разу не говорил мне этих слов. И я боялся, что это чувство ко мне в нем угасло уже давно и окончательно. – Я тоже тебя люблю, – шепнул я нетвердым голосом. – Ты мне нужен, Леш. – Ты мне – тоже, – чувствуется теплая улыбка. Та самая, которой только он может улыбаться. – Спокойной ночи. – А тебе – дня. Пока. Я отключился и положил телефон на стол, вздохнув. Разговор в итоге ушел совсем не в то русло. Если бы он состоялся весной того года, я бы сейчас так не мучился, разрываясь между Лешкой, который, похоже, просто отошел в сторону, буквально отдав меня Андрею, и самим Андреем, который был слишком от меня зависим. – Так и будешь косяк подпирать? Не упадет он, не волнуйся, – заметил я, доставая сигарету и закуривая. – Ты что затылком смотришь? – буркнул Андрей, проходя в кухню и садясь напротив меня. – Я тебя жопой чую, – фыркнул я. – Кофе? Чаю? – Чаю, конечно же, – прошептал он, вставая и идя к плите. Пока мальчик разливал чай и кофе по чашкам, я смотрел на него и думал о том, что выбор таки придется сделать. Главное, чтобы Андрей не взбрыкнул раньше времени, а то кончится плохо. То, что он стоял в дверях и слышал почти весь разговор, меня даже как-то и не напрягло. Так или иначе, его бы потом просто пришлось ставить перед фактом, что, мол, «либо ты, либо Леша, ибо я больше не могу разрываться между вами». Поставив передо мной чашку с кофе, Андрей снова уселся напротив. Вид у него был виноватый. – Маленький, я знаю, что это глупая и заезженная фраза, но не грузись, – произнес я, внимательно смотря на него. – Почему ты мне сразу не сказал? – прошептал он. – Почему ты мне сразу не сказал еще тогда?! – в голосе отчетливо проступали слезы. Я поморщился: – А что бы это изменило? Андрюш, подумай, если бы я тебе сказал об этом сразу, был бы ты так счастлив все это время? Были бы мы с тобой так счастливы? – А ты был счастлив? – все так же шепотом спросил мальчик. – Очень! – жарко ответил я. – Андрюш, это было прекрасно. Он горько улыбнулся. – Если это было так прекрасно, то почему нужно что-то менять теперь? Что изменилось? – теперь слезы были и в его глазах. Было видно, что он силится понять ситуацию разумом и не устраивать истерик. И пока у него это получалось. А посему лучше объяснить все сейчас, иначе потом до него уже можно будет просто не достучаться. Я промолчал, пытаясь подобрать нужные слова. Андрей продолжил: – Я ведь не собираюсь от тебя уходить, или тянуть за собой насильно! Неужели, главным в наших отношениях было то, что мы в одной группе? Зачем этот выбор?! – Потому, что так больше нельзя, – устало произнес я. – Андрюш, это тебе хорошо, но за последние полгода произошли такие вещи, что это просто… – Я развел руками, показывая, что ситуация далеко не такая радужная, как хочется видеть мальчику. – Сперва этот твой нервный срыв и интерес к Молчанову, потом уже сам Лешка пошел гулять по парням. Этого не было раньше, Страйк на протяжении двух лет был его постоянным и единственным любовником, а до него был только я. А тут еще и Молчанов его обхаживает, как выяснилось. Похоже, кстати, его неприязнь к тебе объясняется простой ревностью, ведь Леша о тебе заботится, а меня Славка как соперника-то и не воспринимает. Андрей смотрел на меня не моргая. – Это очень действует на нервы, Андрюш. Это всегда действовало на нервы, на самом деле. И мне, и Леше. Мы оба понимали, что эта идиллия долго не продлится. И сейчас нужно все расставить по своим местам. Нужно просто поговорить. – Вы вдвоем будете разговаривать, так ведь? – с болью в голосе. – А мне сидеть и ждать приговора? Я пожал плечами и покачал головой: – Нет, – как можно осторожнее и ласковее, как с душевнобольным. – Да, нам нужно кое-что прояснить с глазу на глаз, но без тебя ничего не решится. Мальчик обреченно рассмеялся и уткнулся лбом в столещину. – Я от тебя никуда не денусь, помнишь? – прохрипел он сквозь слезы. – А я от тебя, – напомнил я, за подбородок приподнимая его лицо, чтобы заглянуть в глаза. – Но и Леша тут не лишний. – Тогда зачем выбор?! – вопрошает Андей, вцепившись в мою кисть, как утопающий. – Потому что я люблю и Лешу и тебя. Вы оба любите меня. Но друг друга вы не любите. Если бы вы и друг друга любили, то никакого выбора бы не было, мы бы были втроем, – я вздохнул, понимая, что это был бы идеальный вариант. – Алеша это понимал и пытался хотя бы привязаться к тебе все это время. Но у него ничего не получилось. Он не смог заставить себя полюбить тебя. Так же как ты не полюбил его. – Я люблю его, – попытался возразить мальчик. – Андрюш, – он виновато взглянул на меня. – Андрюш, не надо лжи, я тебя прошу. От нее добра не будет. – Я не хочу, – прошептал он, прижимаясь губами к моей ладони. – Маленький, я тоже не хочу. Но придется. Я ласково гладил его по щеке, а мальчик ластился, словно уличный щенок к подкармливающему его человеку. Меня пугала эта болезненная зависимость Андрея от меня. Она висела на мне мертвым грузом, который невозможно было скинуть, не натворив бед. Да, я никуда от него не денусь. Я взял на себя ответственность за него, и пусть моя любовь к нему лишь симпатия, по сравнению с тем чувством, что я испытываю к Леше, я не смогу его бросить. Это убьет мальчика и отравит жизнь мне, если не добьет. Это моя ошибка, и я буду расплачиваться за нее теперь уже до конца жизни. Андрюшка как-то неистово целовал мою руку, облизывал пальцы (снова пришла ассоциация со щенком), затем потянул к себе. Я послушно встал из-за стола и подошел к нему, не садясь. Он сам встал и двинулся губами по моей руке к плечу, дальше вверх, оставляя засосы на шее, прижимаясь ко мне всем телом, едва ли не ногами за пояс обхватывая. Впился в мои губы жадным поцелуем, так страдающий от жажды приникает к фляге со спасительной водой. Сказать по правде, я не хотел. Но я понимал, что если вот прямо сейчас откажу ему еще и в сексе, которого он на данный момент с такой обреченностью от меня добивался, мальчика это добьет контрольным в сердце, а там уже и до неадекватных выходок с его стороны рукой подать. А посему я послушно обнял его и повел в спальню, четко ощущая, что завтра на репу мы придем, мягко говоря, невыспавшиеся. Парой часов позже, лежа в кровати и слушая тихое дыхание Андрюшки, я молился лишь о том, чтобы Алеша, когда придет время выбирать, не делал никаких активных действий. Я прекрасно понимал, что лишь одно его слово, и я уйду от Андрея, не оборачиваясь даже на его мольбу не покидать его. Всего одно слово… Я откровенно пугаюсь, когда думаю о той власти, что имеет надо мной Леша. Одно его слово, один взгляд, и я на все готов. Так всегда было, черт возьми. И так всегда будет. А посему, нужно решить эту дилемму раз и навсегда. ~Алексей Харьков~ Когда Пашка отключился, я с шумным выдохом сполз по стеночке на пол. Ноги не держали совершенно. Я давно ждал этого разговора. Куда там отправился Малыш, это его дело. В цирк, так в цирк. Серега, наверное, скоро повесится от усталости, из-за того, какая у него вечно чехарда в группе творится. Вот, кажется, недавно только Пашка с предыдущим басистом из группы уходили. «Нет, Валер, это уже ни в какие ворота не лезет! От меня съ*балась ритмсекция! – жаловался тогда Маврин на жизнь лучшему другу, зависнув допоздна у них в студии. Мы с Андрюхой тогда тоже задержались, а посему были в курсе душевных терзаний Рыжего. – Я не могу так больше! Леш, – обернулся он ко мне, – что за нах у Пашки в голове творится?!» Я только пожал плечами: «Не знаю, Сереж». «Там знакомый наш общий из «Ключей», – объяснил Андрей. – Он его позвал. Не знаю, может Пашка заностальгировал…» «А ты чего не пошел?» – духовная консистенция Маврина на данный момент напоминала прокисшую капусту. «А меня не позвали», – пожал плечами гитарист. «Чего?!» – вскинулся на него Валера. «Эй, Лер, спокуха, – рассмеялся Андрей. – Меня не позвали! А про то, что я бы и не согласился, я просто решил не упоминать». «Остряк, блин!» – пробурчал Кипелов. С Серегой они тогда напились так, что на следующий день репы у обеих групп пришлось отменять, ибо обе легенды российского металла страдали от нещадного похмелья. «Черт, – пробормотал тогда Сашка Манякин, глядя на заночевавших в студии друзей. – Да они даже по молодости в «Арии» так не нажирались! Деградаты, мать их!» «Да, ладно, пусть поспят, – попытался успокоить я тогда барабанщика. – У Сереги горе, как никак». «Серега сам по себе то еще горе!» – буркнул Саша, в полный противовес своих не самых лестных слов заботливо укрывая спящих пледом. Затем Паша вернулся. Серега на радостях аж просто выпиннул недавно приобретенного нового барабанщика (Пашкиного тезку, кстати, на которого я без слез смотреть не мог. Ассоциативный ряд понятно с кем пытался простроиться из-за имени). Паша тогда на это съязвил, что, мол, хорошо, что он один вернулся, а не с Сашей. Иначе новый басюк бы тоже однозначно вылетел из группы. Испуганную физиономию нового басюка было любо-дорого лицезреть в тот момент. А Малышу пришлось в срочном порядке сглаживать явно неприятное впечатление, что произвел, только что возвратившийся, блудный барабанщик на нового басиста в первые пять минут знакомства. Теперь Малыш уходит. Как Серега на этот раз будет выпутываться, меня не интересовало. В моем случае, с уходом пацана, остро встал другой вопрос, которого я ждал и боялся одновременно. Паше придется выбирать. Похоже, его все достало и он, наконец-то, решился. Мне было страшно. Нет, я прекрасно знаю, как я могу повлиять на этот выбор. Одно мое слово, и мальчишка останется у разбитого корыта, с разбитым сердцем и жизнью. Этого я не хотел. Но и приносить себя в жертву как-то не улыбалось. А закрывать на все это глаза было более чем глупым решением. Тут передо мной кто-то встал, и я, все еще пребывая в задумчивости, тупо уставился на этому кому-то на ноги. – Леш, с тобой все в порядке? – голос Валеры словно продирался сквозь толстый слой ваты. – Нет, – прошептал я, не имея ни малейшего желания отнекиваться. Да и к тому же, Валера не был заинтересованной личностью, чтобы что-нибудь скрывать от него. Глядишь, может и поможет чем-нибудь. Хотя чем? Помогать уже нечем. Мы с Пашей просто загнали себя в тупик. Кипелов присел рядом и озабоченно посмотрел на меня. – Леш, что с тобой? – повторил он вопрос, аккуратно проведя рукой по моим волосам. Когда-то, в самом начале моего пребывания в группе, он попытался ко мне подкатить. Ничего серьезного в его намерениях не было, просто пробный камень с претензией на секс без обязательств. Хотя, я честно до сих пор считаю, что они с Маней, Мавром и Терей просто поспорили тогда, кто первым меня соблазнит. Я как раз тогда разбежался с Пашей, а посему ходил в «претендентах на любовники». Я их послал. Сначала намеками поодиночке, а затем всех четверых сразу громко и понятно. Бывшие "арийцы" извинились и отстали. Больше поползновений в мою сторону от них не наблюдалось. А посему на подобные нежности со стороны Валеры я реагировал спокойно, прекрасно зная, что дальше он даже и не попробует зайти, если не получит от меня разрешения на продолжение. Я хмыкнул: – Хочется сказать, что жизнь – дерьмо, да наезд малообоснован. Мы сами дотянули. – А что случилось? – ласково спросил он. Прикинув все за и против, я плюнул на все и рассказал историю как есть. Дослушав, Валера ненадолго подвис. – Что за замкнутый круг, нафиг! – пробормотал он, когда пришел в себя. Я удивленно посмотрел на него. Вокалист пожал плечами. – Один в один история наших выходок в «Арии» по молодости бурной. – В смысле, совсем один в один?! – офигел я. Кивок. – Есть малые расхождения, но именно малые. Все таки природа любит цикличность. Даже в таких узких кругах. – И что сейчас? – осторожно спросил я, думая, насколько мои подозрения оправдаются. Валера криво усмехнулся: – Прошла любовь, скосили коноплю. Мы с Серегой просто друзья. – А из-за кого вы разошлись? – удивленно спросил я. Еще одна кривая усмешка: – Из-за Мишки Серышева. Я не мог определиться между ними двумя, и в итоге потерял Сережу, а позже и Мишу. Вот и вся история. Без хеппи энда, – говорил он обо всем этом достаточно легко. Было видно, что как бы ни были сильны его переживания несколько лет назад, сейчас это все в прошлом. И Валера может спокойно смотреть им обоим в глаза, не чувствуя боли. Хмыкнув, я осторожно положил голову ему на плечо и закрыл глаза. – Мир – это один большой театр, а люди в нем актеры, – процитировал Кипелов. – А история – один огромный, часто повторяющийся, сценарий. Сколько не живу, все время в этом убеждаюсь. Это по молодости кажется, что все у тебя впервые, что ни у кого до тебя не было никогда таких проблем. Но, наблюдая, понимаешь, что все эти сценарии и сюжеты обыгрывались на протяжении нескольких веков, обыгрываются сейчас и будут обыгрываться дальше. – А посему, нефиг грустить, – улыбнулся я. – Спасибо, Валер. Мы разберемся. – Я в вас верю, – усмехнулся он. – Но мое личное мнение: вы с Элькиндом такая идеальная и крепкая, любящая друг друга пара, да еще и умная в придачу ко всему, что я удивлюсь, если вы останетесь вместе. – Спасибо, Валер, – повторил я рассмеявшись. – Ну вот, улыбка, – вокалист сам расплылся в милой улыбке. Не той демонической, которую от него требовал образ и фанаты, а простой человеческой и настолько теплой. Я всегда диву давался, сколько в этом на самом-то деле, если отбросить пафосный сценический образ, неприметном и даже каком-то хрупком человеке доброты, тепла и силы. Его ведь так жизнь потрепала, а он выстоял. И он до сих пор умеет видеть положительные стороны этой самой жизни, в то время как многие, прошедшие через схожее замечают лишь негатив. – Валер, – спросил я и диву сам себе дался. Но, похоже, мне действительно сейчас необходимо было ощутить себя нужным и не одиноким. А к Славе идти не хотелось. Точнее, хотелось очень, но стыдно было до невообразимости. Он пытался перевести наши отношения на серьезный уровень. Я не хотел, ибо не любил его достаточно сильно. Хотя мог бы. Но я просто устал напрягаться. А посему Слава на меня забил сразу после дня рождения Страйка. А может он ожидал другого там в ванной. Я так и не смог разобраться, что же у него в голове творится. – Валер, согрей меня сегодня, – попросил я, понимая, что эту ночь мне просто катастрофически необходимо провести с кем-то, кто будет со мной нежен, кто ко мне неравнодушен. А Слава пошлет меня лесом, как уже сделал это вчера, а до этого еще пару раз за последние две недели. А секса хотелось до жути. Удивление в серо-голубых глазах смешалось с недоверием. – Пожалуйста, – прошептал я, просительно заглядывая ему в лицо. – Мне это действительно нужно. – А больше некому? – удивленно спросил он. Я покачал головой. Кипелов снова погладил меня по волосам. – Давай часов в одиннадцать подходи, – улыбнулся он, поднимаясь с места и направляясь по своим делам. Я с улыбкой смотрел ему в след. Концерт завтра. Распевка после обеда… Можно будет поваляться в койке часов до двенадцати. Хорошо.
Dara: март 2009 года От Паши обнаружилось восемь пропущенных звонков. Ругнувшись, я пошел в коридор ему перезванивать, сказав остальным, что «срочно». – У вас репа, что ли? – поинтересовался Паша вместо приветствия. – Угу, – кивнул я. – Как там у вас? – Да вот только приехали, я даже и отсыпаться не собираюсь. – Вокалиста-то вы себе нового посреди гастролей на каком кладбище откопали? – поинтересовался я. Этот вопрос занимал всю тусовку. Малыш свалил из группы в феврале посреди гастрольного тура, и как Серега выпутался из этой передряги, жаждали знать все. – Ааа… пффф… – я понял, что Паша в этот момент с глупой улыбкой развел руками. – Ну ты же знаешь Серегу. Ему если приспичит вплоть до неадеквата, так это все. Что угодно и откуда угодно достать способен, – рассмеялся он. – Понятно. Вечером ко мне зайдешь тогда? – Зайду. – А Малыш где? – спросил я, подумав, а может пацан сам от Паши свалил впереди планеты всей? – В цирке, где же еще, – поступил спокойный ответ. – Вечером будет. Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы я и его к тебе сегодня потащил? Разговор, вроде, с глазу на глаз планировался. – Я просто интересуюсь, – пожал я плечами. – Жду тебя вечером. Часиков в девять подходи. – Буду. Удачи. – Отоспись, – прикрикнул я на него, после чего он со смехом отключился. Вернувшись, я попал под перекрестный огонь четырех пар глаз сразу. – Ну? – хором вопросили они. – Что «ну»? – не понял я. – Ты Элькинду звонил? – спросил Саша. – Да, – осторожно ответил я, чувствуя какой-то подвох. – А что такое? – Что-нибудь решили? – одновременно спросили барабанщик с вокалистом. – Вечером решим, – чувствуя легкое раздражение, ответил я. Сказать по правде, меня уже порядком задолбал этот нездоровый интерес согрупников к моей личной жизни. Нет, я конечно понимал, что они все просто беспокоятся за меня. Вот только это была моя личная жизнь, и меня откровенно раздражал тот факт, что в пределах группы (да и почти всей тусовки) она давно уже стала публичной. – Вы только не затягивайте, а то получится чорти-чо, – пожал плечами Валера и махнул рукой, давая понять, что личное личным, а репу надо продолжать. Я уселся рядом с Андреем и уткнулся в басуху. – Не дрейфь, – шепнул мне тот. – Пари держу, что Пашке так же хреново сейчас. – Спасибо, утешил, – пробурчал я. – Уж лучше бы этого всего не было. Андрей жестко усмехнулся: – Ты знаешь, что сам виноват. Не надо было пускать дело на самотек, а держать Пашку крепко. Переспал бы он с тезкой и успокоился, а теперь вы тут трое прямо-таки герои мыльной оперы. Правда, что-то мне подсказывает, что хеппи энд очень врядли будет. – Спасибо, утешил, – повторил я, намекая другу, что пора бы уже и заткнуться, перестав действовать на мои и так взвинченные нервы. Затем я украдкой посмотрел на Славу. Тому было явно пофиг на все это. Хотя, он тоже переживал, но заинтересован в исходе был лишь по-дружески. Было обидно. Я вообще в последнее время стал ловить себя на мысли, что мне жутко не хватает Славиных, если это можно так назвать, ухаживаний. «Зачем ты это делаешь?» – спросил я его помнится полтора года назад, когда он только-только начал ко мне подкатывать. «Не нравится?» – полу-удивленно. «Я не понимаю логику твоих действий, – улыбнулся я. – Ты вроде и ухаживаешь за мной и в то же время нет». «Я тебя приручаю, Леш», – мурлыкание в ответ. «Приручил, ведь! – с каким-то недоужасом осознал я вдруг. – Вот только понял я это поздно. Слава, похоже, уже потерял ко мне интерес». «Прекрати думать об этом! – одернул я себя. – Вам с Пашей разобраться надо!» Хотя, я прекрасно знал, чем это кончится. Паша – тоже. Сегодня вечером будет просто последнее свидание, последние слова любви, последняя нежность. Последний раз прикоснуться к любимому человеку, последний раз прижаться к нему, сжать в объятьях, но уже не произносить слова «мой». Уже не мой. Теперь уже точно не мой. После репы Валера позвонил Маврину с просьбой отменить завтрашнюю репетицию у своих. Рыжий сперва офигел от такой просьбы, но после слов «Я тебе сегодня все объясню» согласился. Потом Кипелов сказал нам, что завтра внеплановый выходной и пошел в гости к Сереге. Вслед за ним по домам потянулись остальные. Все было понятно. Валера просто освободил весь следующий день для меня, ибо не знал, в каком я буду после сегодняшнего состоянии. Возможно в недееспособном от слова «совсем». Спасибо, Валер. До дома ехал, как в трансе, сугубо на автопилоте. Выйдя из лифта, я удивленно остановился. На лестнице, ведущей на следующий этаж, прямо на ступеньках сидел Паша и задумчиво курил. Увидев меня, он вскочил с каким-то виноватым видом, словно хотел извиниться за то, что пришел не к девяти, как договаривались, а в семь (хотя, кто его знает, сколько времени он тут сидел, может и раньше пришел). Развел руками, попытался что-то сказать, но, плюнув на это бесполезное занятие, просто сгреб меня в объятья. Я уткнулся ему в шею, ощущая на собственной его прерывистое дыхание. Тело била дрожь, в горле стоял ком, не позволяя сказать вообще что-либо, кроме хрипа. Последние осколки счастья мешались с болью расставания, а время неумолимо уходило своим путем. – Я не хочу, – прерывисто прошептал Паша не слушающимся голосом. Я же просто всхлипнул, сжав его так, что услышал пару хрустов. Правда, Пашке, похоже, было пофигу. С огромнейшим трудом мы отцепились друг от друга. Рука у меня тряслась, и дверь в квартиру получилось открыть далеко не сразу. Все это время я другой рукой прижимал к себе Пашу, словно боялся, что он может куда-то исчезнуть. Тот почти висел на мне, положив голову на мое плечо и обняв руками за поясницу. Наконец, дверь поддалась и мы ввалились в квартиру. Лихорадочно поскидывали с себя обувь и куртки, и снова вцепились друг в друга. Спотыкаясь и падая, добрались до спальни, по дороге растеряв всю одежду, где рухнули на кровать, так и не расцепив объятий ни на секунду. Глаза в глаза. Столько любви вперемешку с болью, столько всего невысказанного. Вопрос, а почему же мы разошлись четыре года назад, почему Паша так решил, уже не имел никакого значения. Вопрос, почему мы расстаемся сейчас, не вставал, ибо ответ мы оба знали. Валера был прав, не смотря на то, что мы идеально подходим друг другу, нам не быть вместе. Мы пытались два раза, но сами все и разрушили. Мы не можем по-другому. Может быть у нас разные пути, а может быть просто оба идиоты. Я был согласен со вторым вариантом, и, я точно знал, что Паша думал так же. Мы оба знали, что думает другой, это было для нас так же естественно, как дышать. Мы – две части одного целого, которому, все таки, не суждено стать этим целым. По нашей же вине. Паша подминает меня под себя и садится сверху. Такая родная тяжесть на бедрах, такие родные руки, гладящие лицо. И любимый взгляд держит, не отпускает. Это конец. Конец, похожий на горький шоколад. В голове всплывает глупый вопрос «А смысл?». А нет смысла. Это случилось и сейчас этому настал конец. Горький и сладкий конец. Как и все наши отношения. Секс был дикий, отчаянный, невероятно нежный и такой же болезненный. Гремучая смесь, которая у нас всегда была тем, что нормальные люди называют отношениями. А у нас это был коктейль из эмоций и крепких пут, связавших нас, не смотря ни на что, до конца жизни. Мы так и не выпустили друг друга из объятий, даже заснув, усталые, вымотанные и убаюканные светом блеклого утра ранней весны. И даже когда проснулись. Лишь поздно вечером Паша через силу отвел от себя мои руки и стал одеваться. Я, не двигаясь, смотрел на него, впервые отмечая то, как он, оказывается, изменился на эти годы. Да и я остался далеко не прежним. С трудом я заставил себя натянуть джинсы и пошел в последний раз провожать любимого человека. Вот так. Обычные действия. Он одевает ботинки, куртку… Поднимает на меня взгляд полный таких же и той же консистенции чувств, что испытывал я. – Прощай, – еле слышно прошептал он. – Прощай, – так же тихо шепнул я. Дверь закрылась, отсекая все прошлое разом. Я прислонился к ней спиной и вздохнул. Теперь дороги назад нет. Эпилог июль 2010 года Ночной Питер – это на редкость красивое место. Не сказать, что я был фанатом этого города, но факт оставался фактом: эти каналы и разводные мосты в белые ночи. Все это умиротворяло. Особенно, если ты сидишь выжатым лимонном после концерта. Мы набились к Сашке в номер и отдыхали. На какой-либо дебош силы были только у фанатов, которые после концерта устроили целое шоу и веселились на всю катушку, пока цивильные горожане не вызвали милицию. Едва завидев машины представителей закона, ушлые неформалы всей нехилой толпой куда-то просто исчезли. Мы как раз уезжали, а посему видели все представление от начала до конца. Даже гордость за прошибла какая-то! Я усмехнулся, вспомнив всю ситуацию, и пошел на балкон. На балконе сидел Слава и, похоже, спал. Во всяком случае, сидел он прямо на полу, облокотившись спиной и головой о стену. Глаза закрыты, в руках недопитая бутылка пива. Я присел рядом и костяшками пальцев провел ему по щеке. Слава дернулся, проснувшись, нашарил меня взглядом и вопросительно приподнял брови. – Чего тебе? – Любви и ласки. Возьму интимом, – нагло ответил я, прижимаясь к нему плечом. – Лешка, иди уже нахрен, я еще не настолько пьян, – Славик, недолго думая, просто отпихнул меня от себя. – Выпьешь еще немного, и начнешь искать тарелку с салатом, – не унимался я, снова пододвигаясь к нему. – Нет, стадия «смотри, как надо!» еще не пройдена, – ответил гитарист, снова отпихнув меня в сторону. – Слава, – протянул я. – Ты совсем ко мне интерес потерял? Слава посмотрел на меня так, словно впервые увидел. – А ты как думаешь? – Я в твоем случае уже ничего не думаю. Я даже боюсь предполагать в случае с тобой, ибо все равно обломаюсь. Слава вздохнул и уставился реку, присосавшись к бутылке почти на минуту. Прикончив ее, он просительно посмотрел на меня. – А ты взамен мне все расскажешь, – произнес я как можно мягче и в то же время жестко. Гитарист с усмешкой кивнул, и я отправился в комнату за пивом. Когда я принес и выдал ему бутылку, то получил вопрос: – С чего начать? Я снова присел рядом и, уже прекрасно зная, что в этот раз меня не оттолкнут, прижался к нему. Слава, чуть помедлив, обнял меня за плечо и потерся щекой о мои волосы, после чего я получил еще и нежный поцелуй в висок. Я не скучал по нежности, мне ее хватало в избытке, ибо, не смотря на то, что после разрыва с Пашей, следуя понятию «покончить с любым напоминанием о прошлом», разорвал отношения еще и со Срайком, я вполне себе приятно проводил время с Валерой, когда удавалось. А удавалось часто. Но все равно это было не то. Я не любил Валеру. А вот к Славе меня тянуло. Может быть меня подстегивало то, что за этот год он так и не проявил ко мне интерес, хотя я все силы приложил на то, чтобы Слава понял – с Пашей меня теперь не связывает ничего. Гитарист не реагировал. И мне стало казаться, что он действительно охладел ко мне. А сегодня я просто поддался порыву и, как оказалось, не зря. На Славу у меня все еще были шансы, и это более чем радовало. Может быть мои чувства к нему окрепли и усилились, а может действительно это была просто тяга к «запретному плоду». – Начни со своей неприязни к Лефлеру, а там уже дальше можно продолжить, – сказал я, поудобнее устроив голову у него на плече. Слава хмыкнул: – Он причинял тебе боль. – Объясни! – вскинувшись, тут же потребовал я. Гитарист вздохнул: – Ты любил Элькинда. Но его отношения с этим ребенком очень болезненно отзывались в тебе. Ты уж прости, но я это ясно чувствовал. И я хотел понять, что же в мальчишке такого, что Элькинд променял тебя на него. Я сжал губы. То что Паша выбрал в итоге Андрея огорошило всю тусовку, кроме нашей группы. И было понятно, почему. А после ко мне еще и приставать энное количество личностей начало. Тот же Карпухин, к примеру. Особенно он оживился, когда я еще и со Страйком разошелся. Еще пара ребят из молодняка. Старшее поколение не лезло, за что ему спасибо и поклон в ноги. Мне было плевать, ибо я сперва был просто в хреновом состоянии, а потом, выбравшись из него, чуть не провалился туда снова, когда понял, что Славе на меня как-то побоку. – А какое тебе до этого дело было? – спросил я, стараясь не звереть. Кое кто до сих пор общался со мной, как с душевнобольным. Явно считали, что любое упоминание о Паше для меня, как лезвием по вене. Люди странные. – А мне дело было самое прямое, – спокойно ответил Слава, почесав меня за ухом. – Я к тебе был неравнодушен, но я понимал, что против Элькинда у меня, как и у всех прочих, никаких шансов. А посему я просто хотел, чтобы ты был счастлив. Наличие мальчишки счастья тебе не обеспечивало. Вот откуда моя агрессия на него. – А почему ты перестал добиваться моего расположения? Еще одно хмыканье: – Ты не реагировал. Но ты настолько к моему вниманию привык, что я решил прекратить его тебе оказывать. Хотел посмотреть, как тебе будет с голоду от его недостатка. А ты ведь многое осознал, многое пересмотрел в своих отношениях ко мне. Помнишь, я сказал, что я тебя приручаю? Я кивнул, понимая, к чему он клонит. – Ты меня приручил, – согласился я. – Но зачем потом было еще год меня отшивать? – от этого во мне все буквально кипело от негодования. – Голод разжигает аппетит, – последовал простой ответ. Негатив как рукой сняло. Я улыбнулся и высвободился из-под его руки, после чего оседлал его бедра. Взял в ладони его лицо и довольно прошептал: – Я тебе отомщу. – Обязательно, – не менее довольно промурлыкал Слава, обнимая меня. Конец. Начало написано: 01.11.2008-16.01.2009 Середина и конец: 27.07.2011-15.12.2011
Dara: Название: В темно-синем лесу… Автор: Дара Нагваль Фэндом: RPS – музыка Рейтинг: NC-17 Пэйринг: Страйк/Голованов.. или Голованов/Страйк… кто как увидит)) Саммари: группа «СтрайкЪ» на посиделках в лесу за несколько лет до беспредела, разворачивающегося в «А смысле?» Жанр: pwp Предупреждение: слэш. Права: ох если б это все мне принадлежало!.. Комментарии: уж лучше бы действительно было «что-нибудь покастное про зайцев» (с) Бо! июль 1996 года Ночь, лес, берег реки. Луна освещает изгибы дороги… …И компанию придурков на выезде! – Бля, такой текст сорвался, – вздохнул Страйк, откладывая гитару. – Твои укуренные тексты с каждым разом все укуреннее, – раздалось рядом. – Может хватит сочинять их на нетрезвую голову? Лешка повернул голову и в его поле зрения попали белая футболка и светлые джинсы. Сфокусировав взгляд на их обладателе, удалось разглядеть бледное, почти белое лицо в обрамлении черных, как воронье крыло, волос. С минуту Лехе понадобилось, чтобы припомнить, а кому же в их сумасшедшем коллективе может принадлежать столь редкое сочетание… «А еще там зелено-карие глаза», – услужливо подсказала память, которая была не менее пьяненькая, чем ее обладатель. Так… Тааак... – О, Андрюха! – вспомнилось, наконец. Голованов, высунув язык куда-то в бок, скосил глаза на переносице и выразительно покрутил кистью у виска, после чего присел рядом со Страйком. – Не стебись, – мирно отреагировал гитарист, – я не настолько пьян. – Ну так я и не настолько стебусь, – так же мирно пожал плечами второй гитарист. Алешка вздохнул, подтянул к себе гитару и, обняв ее как любимую женщину, с тоской посмотрел на реку, в которой отражалась полная луна. – Андрюха, у меня текст нифига не клеится, – как-то по-детски пожаловался он, крепче обнимая гитару. Андрей пожал плечами: – А ты не веди себя, как крайний житель севера. – В смысле? – не понял Страйк. – Да, я просто слышал, что ты там сейчас выдал, – с улыбкой. – Лех, ну честно, ты как чукча: что увижу, то пою! От тебя муза сбежала? Идеальный звук не дает никаких намеков? Леша улыбнулся. Нет, не дает никаких намеков. Идеальный звук ускользнул еще позавчера, едва он закончил писать эту мелодию. А муза сделала ручкой, похоже, где-то в начале пьянки. Андрей тем временем ухватился рукой за ветку и подтянулся, вставая. – Ты куда? – удивленно спросил Алеша, несколько разочарованный тем, что ритм-гитарист, оказывается, не собирается составить ему компанию. – Купаться, – последовал ответ. – Ты сбрендил?! – вскинулся Страйк. – Мы тут все нетрезвые, кто тебя вытаскивать будет, если что?! Андрюшка повернулся к нему: – Ты и вытащишь! Если сообразил опасность, значит не настолько пьян. А я так вообще почти не пил. С этими словами Андрей пошел к реке на ходу стягивая с себя футболку. «Сучка, – умиленно подумал Алеха, наблюдая за ним. – Тихий омут сраный. А ведь такой с виду милый и воспитанный мальчик! И ведь все ведутся!..» Андрей тем временем уже стоял на берегу, разувшись, и снимал с себя джинсы. «Ой, бляяяяя! – восхищенно пропищал Лешкин внутренний голос, истекая слюнями. – Какие ножки! А какая попка!» – Да уж… – невольно вырвалось у Страйка. «Что, нравится? – ехидно-ехидно. – Завалить и трахать, пока не вырубится! А потом еще трахать, пока сам не вырубишься! И чхать, что он парень! Хотя на девочку похож очень даже. Симпатичную такую девочку», – потирая лапки. Гитарист поперхнулся от неожиданности. У него действительно как-то вылетел из головы тот простой факт, что они с Андреем одного пола. – Юфкин, ты там чего застыл? – донесся до Алеши голос Андрея. – Что? – Чего, говорю, уставился на меня, как баран на свежепокрашенную калитку?! – Да мы тут с моим внутренним голосом размышляем: трахнуть тебя или нет? – просто ответил гитарист. Пьяная голова не хотела хитрить. Внутренний голос торжествующе плясал канкан. А совесть билась челом о пень березы. Андрей упер руки в боки и ехидно спросил: – И что порешили? – Нууу… – протянул Страйк, удивленный совершенно спокойной реакцией друга на такое заявление. – Мы с внутренним голосом «за», совесть «против», а гражданская сознательность, походу, воздержалась. «Что? – откровенно охренела от такого игнора себя, любимой, гражданская сознательность. – А моим мнением тут вообще интересовались?!» «Нет», – хором ответили ей Лешка и внутренний голос. «Все, я спать», – глядя на весь этот беспредел, решила совесть и сделала всем ручкой. «Ладно, тогда я – тоже», – подумав, кивнула гражданская сознательность, улепетывая вслед за товаркой. – Решайте быстрее, – откликнулся Андрей, заходя в воду. Леша в полном афиге впал в еще более полнейший ступор, наблюдая, как гитарист скрылся под водой, нырнув. Вынырнул со счастливым воплем и опять нырнул. «Рыбка ты моя нетраханая», – под эту мысль Страйк поднялся на ноги. – Юфкин, ты долго, – прокричали ему с реки, продолжая резво плескаться. Алеша положил гитару и начал раздеваться. «Поймать говнюка и отыметь, чтоб не борзел!» – думал он, лихорадочно стаскивая с себя одежду. Затем припустил к берегу, с разбегу влетев в на удивление теплую воду. Минут двадцать ему понадобилось, чтобы понять: Андрея он не догонит. Тот хоть и был легче, но плавал все равно быстрее. К тому же он снова скрылся под водой, и даже при полной луне его было не разглядеть. Острое разочарование въелось куда-то в область сердца, отчего Лешка недовольно сплюнул. В тот же момент его крепко обхватили сзади за поясницу. – Леш, учись плавать, – горячий шепот в ухо. «Соблазнитель хренов! Но как соблазняет-то, а!» Андрей тем временем прижался губами к его артерии. Спустился на плечо. У Леши колени подогнулись и он вцепился гитаристу в плечи. – На берег, – констатировал Голованов, и отбуксировал Страйка в указанное место. Под спиной у Алешки оказалась мягкая земля, волосы путались в прибрежной траве, а ноги приятно утопали сперва в воде, а потом и в иле. Андрей уселся ему на бедра, многообещающе улыбаясь. – Ты когда-нибудь делал это раньше? – поинтересовался он, глядя на гитариста сверху вниз и водя ладонью по его груди. – Нет, – шепнул тот. – А ты? Андрей провокационно усмехнулся: – Неа. Но, думаю, стоит попробовать, – с улыбкой добавил и склонился ниже, обхватив губами его сосок. Лешка выгнулся со стоном, вцепившись неугомонному гитаристу в волосы. Руки последнего нагло опустились на бедра и стали стягивать плавки. – Андрюха, ты уверен, что ты девственник в этом плане? – недоверчиво спросил Страйк, когда более-менее позволило дыхание. Андрей уже успел стащить с него плавки, стянуть свои, и тогда только соизволил немного задуматься. – Насколько я знаю да, – сообщил он секунд через пятнадцать. Леха поперхнулся: – Тогда чего такой смелый?! У самого у него руки дрожали, он боялся даже тронуть нежданного любовника в относительно приличных местах, а этот… соблазнитель, мать его! «Этот» усмехнулся: – Ой, Лех, ладно тебе! Мальчик, девочка. Какая, в попу, разница? Страйк усмехнулся, но потом до него дошел смысл сказанного. – Э, нет! – завозился он. – В задницу я тебе не дам! – А в рот? – тут же спросили его. – И в рот – тоже! – Ну так и я тебе не дам тогда, – пожатие плечами. – Бля, – разочаровано выдохнул он. – Что делать будем? Еще одно пожатие плечами: – Можем пойти пить дальше. – Черта с два! – рявкнул Лешка, хватая Голованова за плечи и притягивая к себе. – Я тебя хочу! – Я тебя тоже хочу, представляешь? – ехидна. – Но вот просто так, не получив ничего взамен, я тебя удовлетворять не намерен. Нет, ты, конечно, можешь меня изнасиловать, силенок тебе хватит. Но оно тебе надо, Юфкин? Не надо. «Да дай ты ему уже! – рявкнул, до этого молчавший, внутренний голос. – А то ни себе, ни людям…» Страйк обхватил гитариста за пояс и перевернул, осторожно уложив на землю, затем прижался к нему, целуя со всей возможной нежностью, стараясь показать, как он к нему привязан. Оторвавшись от губ, он посмотрел на Андрея. Тот щурился, глядя на него. Глаза, ставшие совсем зелеными, смотрели недоверчиво. Леша прижался поцелуем к его шее, стал спускаться ниже. Андрей никак не реагировал, его тело было по прежнему напряжено. Страйк прошелся языком по его груди, спустился на живот, с некоторым усилием заставил себя спуститься еще ниже и стал целовать бедра. Андрюшка тихонько выдохнул и согнул правую ногу в колене. Намек был понят и Алеша прижался к внутренней стороне его бедра губами и языком. Раздался нетерпеливый стон. «Блядь, от меня же не убудет!», – дав себе такого морального пинка, гитарист немного боязливо коснулся кончиком языка головки. Андрей, издав громкий стон, дернулся с такой силой, что едва не скинул Страйка с себя, попутно загнав свой член наполовину ему в рот и застонав от этого еще больше. Лешка отстранился от неожиданности, вздохнул пару раз. В ушах стояли те чарующие звуки, что, оказывается, умел издавать Голованов. В жажде снова их услышать он, на этот раз уверенно, обхватил его плоть губами, впустив в себя почти на всю длину. – А… Ох… Леха… – прошипел Андрей, запуская руки ему в волосы и беспорядочно ероша их. Страйк с упоением слушал стоны, активно вызывая все новые. Оказывается, это даже приятно. Тело Андрея вдруг прошила крупная дрожь. Он вцепился любовнику в волосы, двигая бедрами и с силой прижимая его голову к своему паху, отчего тот едва не закашлялся, когда горло рефлекторно сжалось, не пуская. С громким хрипом кончил, откинувшись на траву. Страйк, наконец-то, смог прокашляться, выплевывая вязкое чужое семя. Не теряя времени, он раздвинул Голованову ноги и осторожно просунул перепачканный с слюне и сперме палец ему в проход. Тот мутно посмотрел на него и прогнулся, раскинув ноги шире. Убедившись, что смазал там все более менее, Алешка начал осторожно входить. Андрей зашипел и начал извиваться, инстинктивно пытаясь избежать вторжения. Леша остановился, давая время привыкнуть. Когда любовник немного успокоился, он продолжил. Он старался двигаться медленно, чтобы причинить как можно меньше боли, но, когда Андрей со стоном подался на него сам, осторожность послала всех к чертям. Страйк неистово вколачивался в тугую плоть, слушая ответные стоны, полные отнюдь не боли. Андрюха извивался под ним, и гитарист с удивлением увидел, что его друг снова возбудился. Обхватив его член рукой, он начал двигать ей в такт своих собственных движений. Еще пара толчков и он с истошным воплем излился в Андрея, который хрипел и дергался под ним в еще одном бурном оргазме… – Так, – очнулся Леша, поняв, что засыпает. – …сказал бедняк, – на автомате буркнул Андрей, находящийся в схожем состоянии. Страйк огляделся. – Может отмоемся и спать пойдем? – предложил он, гладя Андрюшку по волосам. – Предлагаю сменить первый вариант на «оденемся» и выполнить оба, – пробормотал тот, не открывая глаз. Алешка с улыбкой положил голову ему на грудь. Хорошая идея. 12.11.2011
Dara: Название: Козлов по осени стреляют Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS-музыка Персонажи: Элькинд, Голованов (основные) Саммари: период совместного творчества двух вышеупомянутых в группе "Ключи" Жанр: angst, драма Рейтинг: PG-13 Комментарии: очередной приквел к "А смыслу?" (фактически основной) Дисклаймер: только бы не нашли! только бы не прочли! только бы не поймали! Примечание автора: 1. попертый из фандома Final Fantasy аттракцион «как запихнуть макси в мини». 2. название просто приклеилось и не никак не хочет отклеиваться октябрь 2001 года Как добрался до дома, уже и не помнил. Все болело, садило. Уж лучше б избили! Голова не работала совершенно. И ничего удивительного: сколько он выхлестал перед тем, как эти мрази... Черт! Доковылял до ванны, пустил воду. Некоторое время, словно в трансе, смотрел, как она льется, из последних оставшихся сил борясь с желанием окунуться в, наполняющуюся водой, чугунную емкость и вдохнуть полной грудью... Нельзя! Нужно перетерпеть. Все будет хорошо, это пройдет и все будет хорошо. Не как раньше. Уже ничего не будет так, как раньше. Но все просто обязано быть... хотя бы просто не в темных тонах. Начал стягивать с себя одежду. Свитер, футболка, носки... взявшись за ремень остановился. Несколько судорожных вздохов, как перед прыжком в прорубь, перед тем, как потянуть одежду вниз. Дикая боль от малейшего движения, ткань, прилипшая к ноге. Резко дернул, снимая джинсы. Взгляд вниз. На одной из штанин с внутренней стороны бедра нехилое такое пятно уже засохшей (а до этого присохшей к ноге) крови. Подумав, влез в ванну в белье. Кровь отмокнет, тогда снять. Черт! Тихий полурычащий вой сквозь зубы. Теплая вода — не обезболивающее. А почти горячая и подавно! Успокоиться. Выровнять дыхание. Ни в коем случае не спать. Ни в коем случае не спать... Разбудила телефонная трель... Какая, нафиг, трель?! Этот гребаный агрегат визжит аки изнеженная соплячка, увидевшая мышь! Паша со злостью выдернул провод, и телефон заткнулся на самой истошной ноте. Хорошо. Шипя, перевернулся и, укрывшись одеялом с головой, моментально провалился в сон. Снова побудка. И снова от истошного вопля. На этот раз, правда, истерил дверной звонок. Деваться некуда, пришлось вставать. Костеря незваных гостей на чем свет и тьма стоят и пляшут, Паша поплелся к двери, на ходу натягивая джинсы. За дверью обнаружились Андрюха Голованов и Олежик Бобков. И судя по их физиономиям, они надеялись застать ударника в гораздо лучшем состоянии. – Эт ты сколько вчера выжрал?! – охренел Олег. – Да пошел ты, – прохрипел Паша, впуская их в квартиру. – Это у вас в Брянске все такие вежливые? – ничуть не обидевшись, поинтересовался клавишник, стаскивая с себя куртку. – Тебе повезло несказанно – это у нас в Брянске я один такой уникум, – лениво огрызнулся барабанщик. – Так вот чего тебя в Москву-то с родины выперли, – хмыкнул Бобков, пихая, стоявшего рядом, гитариста в бок. Гитарист промолчал, ехидно улыбаясь. – Чего приперлись-то? – спросил Паша, проходя в кухню и ставя чайник. – Да как бы тебе сказать... – протянул Андрей. – Ты репу запорол. – Интересно, как? – полюбопытствовал "запорщик реп", несколько нервно прикуривая. "Блин! Чего руки-то так трясутся? Запоздалая реакция, что ли? Или от шока отхожу?" – Ты на нее не пришел, – Голованов сел на табуретку и с хрустом прогнулся в спине. Олег поежился от звука: – Не делай так. – Моя спина. Как хочу, так и гроблю, – мирно ответил гитарист. Паша, тем временем, с наслаждением затягивался. Вот, что он не сделал вчера! А надо было бы покурить... и кофе с коньчком дерябнуть. Глядишь, и спал бы лучше. Вдохновленный сей приятной во всех отношениях идеей, он полез в шкафчик за бутылкой, попутно достав чашки. – Эт в честь чего? – обрадовано присвиснул Олег. – Это мне, – равнодушно и даже не оборачиваясь. – Тебе могу к кофе предложить лишь сахар. Ну или варенье, если ты совсем гурман. Олег поморщился, но ничего не сказал. Видать понял, что Пашку сейчас просто лучше не трогать. Пашка с радостью согласился, предоставив гостям и дальше думать, что у него похмелье. Похмелье, может быть и было бы, если бы он вчера просто нажрался. Скипел чайник и хозяин квартиры выдал гостям по чашке с кипятком, кивнув попутно на банку с растворимым кофе. – Это же не Нескафе! – воскликнул Олег. – Не нравится, не заваривай, – пожал плечами Паша, заливая кофейный порошок сначала коньяком, а затем уже только кипятком. – Паш, ты в курсе, что при таких пропорциях, это уже называется "коньяк с кофе"? – проговорил Андрей, наблюдая за его действиями. Ответом ему был утвердительный кивок: – А кипяток, это чтобы напиток получился теплым, – довольно мурлыкая в предвкушении. – Да, на, на! – добавил он, взглянув на просительную мордочку Олега, и поставил перед ним бутылку. Клавишник, радостно потер ладони, но взять заветную склянку не успел: ее стянул гитарист. – Андрей, – протянул он. – Побудь хоть ты трезвенником! – Не собираюсь, – усмехнулся Голованов, подливая коньяк себе в чашку. Наконец, бутылка попала в руки Бобкову, чем тот радостно и воспользовался. Паша отхлебнул свою порцию, поморщился и, высказав все, что он думает о вкусовых качествах некоторых суррогатов, достал чашку побольше. После чего перелил в нее "коньяк с кофе" и долил кипятка, взглядом спросив у гитариста "Доволен?" Голованов с улыбкой кивнул и приподнял свою чашку в немом, зато весьма одобрительном тосте. – Паш, ты так и не ответил, почему не появился на репе, – заметил он, прихлебывая кофе и не спуская с Элькинда внимательного взгляда. Тот пожал плечами: – А ты посмотри на меня! Андрюх, у меня тяжкое похмелье. – Ага, – ехидный кивок. – И поэтому ты языком мелешь так, словно с головой все в полном порядке. Паша, у тебя не похмелье, а локальное воспаление хитрожопости. Что случилось такого, что ты даже телефон отрубил? Вроде как не раззвездяй ни разу. Паша дернул плечом, про себя помянув друга малоцензурным словом за эту его гребаную наблюдательность. Отчитываться ему тоже никак не улыбалось. Нет. Хотя... Выговориться, конечно, нужно. Хотя бы легче станет. А Андрей, как раз тот человек, которому можно все рассказать. Трепаться он об этом не станет. Да и трезвый взгляд со стороны тоже нужен. Мало ли где что в себе пропустил, когда все по полочкам в голове утрамбовывал... Но не при Олеге. – Я тебе, как нибудь, потом в интимной обстановке все расскажу, – похабно улыбаясь, пообещал Паша томным полушепотом. Андрей вскинул брови и ответил таким заинтересованным взглядом, что ударник чуть было не подумал, что... Хотя, кто его знает? Вдруг он би? Барышня-то у него была. А может просто прикалывается. С этого станется. Паша припомнил пару историй о группе "СтрайкЪ", в которой Голованов играл до "Ключей". Истории, правда, рассказывал сам гитарист, но мало ли, мало ли... – Может я пойду? – хитро спросил Олег. – Как хочешь, – пожал плечами Паша. – Если оба отсюда свалите, я вам только спасибо скажу. Мне отсыпаться надо. – Угу, – фыркнул Олег. – Спи, пока есть возможность. Учитывая, что с тобой сделает Арсенич. Тимур уже подумывапет, где нам достать нового ударника, ибо, говорит, Арсенич рвет и мечет по поводу твоей загульности-забывчивости, – смеясь, сказал клавишник. – Ну, про нового ударника, ты Пашу не пугай, – покачал головой Андрей. – Никто его убивать не собирается. – Алле, гараж! Что случилось-то? – подал голос Паша, которому надоело быть сторонним слушателем разговора, имевшего непосредственное отношение к нему самому. Да и Тимурка, походу, по шее схлопотал из-за него. А может и не схлопотал еще, но схлопочет. А вот к менеджеру группы, к Арсеничу, у Паши со вчерашнего дня (точнее, ночи) появились личные счеты. И эти счеты окажутся очень высоки, если его подозрения в отношении Арсенича оправдаются. – Мы вчера выступали, помнишь? – спросил Андрей. – Помню, – кивок. – И, кстати, это не остановило кое-кого от назначения на сегодня репы. – Да не было сегодня репы. Сегодня был разбор полетов и аварий, – провел по лицу руками гитарист. – Вызвонили всех, кроме тебя, ибо ты телефон отключил. Помнишь? – ехидно. – Великолепно, – полностью скопировав тон. – Отлично. Так вот. Арсенич вчера тебя попросил, чтобы ты подождал, когда они вторую половину денег за выступление отдадут. – И? – Деньги где? – спросил Голованов. – Не взял, – повел плечами Паша. – Забыл. Торопился. Андрей уже открыл рот, чтобы, наверняка, высказать все, что он думает о приятеле, но тут встрял Олег, которому, похоже, просто надоело слушать, как гитарист морально пытает ударника: – Деньги они прислали сегодня. Немного сверх того, что обещали. Сказали, что отыграли очень хорошо и, мол, вот вам премия. Тебе, кстати, выдали чуть больше, чем нам, сказав, что ты оказался хорошим собеседником, – Бобков непонятно скривился, показывая, что его несколько все это напрягает. Паша закашлялся. – Что?! – тихо-тихо, и от этого совсем зловеще. – Ну… – Олег замялся. – Вот так вот. А что такого? В конце концов, ты же не быдло какое, а очень образованный парень… – Да пошел ты! – во весь голос огрызнулся «образованный парень», запуская своей чашкой в стену. Раздался звук бьющегося стекла, во все стороны полетели осколки, а обои украсило весьма живописное кофейное пятно, пуская под собой потеки того же цвета. Гитарист и клавишник вскочили в полнейшем шоке в то время, как ударник, схватившись за голову, с тихим воем осел на пол. – Паша! – Андрей кинулся к нему, подхватывая подмышки. – Отойди, – прошипел он Олегу, таща полубессознательного Пашу в комнату. Уложив того на кровать и ощупав его лоб, гитарист направился в ванную. Оттуда он вскоре вернулся мрачнее тучи и с влажным компрессом, что положил ударнику на лоб. – Олег, – произнес он, – если нас завтра не будет, скажешь Тимуру, что Паша приболел. Олег кивнул, обеспокоенно смотря на «приболевшего». – Давай, иди отсюда, – поторопил его Андрей. – Вечер уже. Завтра мы либо придем, либо значит, Пашка еще не поправился. – Андрей, подожди, – пробормотал Олег. – Может, скорую вызвать?.. – Да не нужна ему скорая! – отрезал гитарист. Его поведение тоже пугало. Обычно спокойный, сейчас Андрей был взвинчен, казалось, до предела. – Иди уже отсюда, Олег! Бобков мотнул головой и вылетел в прихожую, где стал одеваться с такой скоростью, словно от этого зависела его жизнь. Андрей закрыл за ним дверь и пошел в комнату. Пашка уже, к счастью, из обморока перешел в состояние сна. Это хорошо. Отоспится, а там уже можно будет и поговорить. Когда Пашка потерял сознание, он просто за него испугался, но, зайдя в ванную, чтобы найти что-нибудь для компресса, и увидев валяющиеся прямо на полу измазанные в крови джинсы и белье, он буквально озверел. «Хороший собеседник»… Твари! Андрей попытался хотя бы примерно вспомнить и подсчитать, сколько этих животных там было хотя бы примерно, и содрогнулся. Порядка тридцати, если не больше. Черт, Паша! Ты только головой не тронься! Зайдя в комнату, он осторожно присел рядом. Сон был глубокий, это хорошо. Похоже, Олег, сам того не зная, просто морально добил Пашу и у того сдали нервы. Хорошо, что он вообще еще держался, это был более чем положительный признак. Хотя, опять же, с головой их ударник был даже более, чем на короткой ноге, что само по себе снижало вероятность неадеквата с его стороны до минимума. Паша с шипением перевернулся на бок, и Андрей быстренько откинул одеяло, желая убедиться, что все не так плохо, как могло бы быть. Ага, размечтался! Кровать была вся в крови, не только уже засохшей, но и свежей, в свежих подтеках были и джинсы на Паше. «Черт! Надо было аккуратнее его тащить, может быть бы и раны не открылись», – с обреченной злостью подумал гитарист, раздумывая, что пусть уже лучше Паша спит дальше, а раны можно будет обработать и после, хотя надо бы наоборот. Если же попытаться сделать это сейчас, пока ударник спит, может плохо кончиться. Андрей сильно сомневался, что Пашка спросони отреагирует нормально на то, что его будет раздевать человек, который с ним одного пола. ~*~ Паша проснулся с, мягко говоря, дискомфортом в понятно каком месте. Странно, вчера, когда к нему пришли Андрей с Олегом, такого не было. Похоже, просто был шок, потому и боли не чувствовал. С трудом перевернувшись на бок, он понял, что в отличие от вчерашнего, сегодня он ходить не сможет вообще, да и сидеть – тоже. От резкого движения он почувствовал, как джинсы снова неотвратимо намокают. – А! Не-ет! – простонал он, чувствуя, как от бессильной боли на глаза наворачиваются слезы. – Паша? – сонно спросил знакомый голос откуда-то с пола. С трудом перегнувшись через кровать, Паша с удивлением обнаружил на полу Андрея Голованова, который, похоже, там просто спал всю ночь, стащив подушку с дивана в зале и укрывшись покрывалом. – Ты что здесь делаешь?! – обалдел он от увиденного. – На данный момент я проснулся, – как ни в чем не бывало ответили ему с пола. – Сейчас планирую сделать завтрак и начать тебя лечить. – Я не так уж сильно приболел, – пробурчал Паша, надеясь выпроводить друга и тогда уже начать лечиться по-настоящему. – Ты одежду, в крови испачканную, в ванной бросил на самом видном месте. Кстати, у тебя раны вчера открылись, а это не шутки, особенно учитывая, сколько с тебя натекло крови. – Андрей… – Паш, не заморачивайся, – перебил его гитарист. – Я лично не вижу в этом ничего постыдного. Ты ранен в прямом смысле этого слова, и тебя надо выхаживать. Вдвоем это сделать будет легче, и физически, и морально, нежели в гордом одиночестве. Паша вздохнул и осторожно лег. Андрей тем временем поднялся и, потягиваясь, вышел из комнаты. В ванной зашумела вода. Минут через пятнадцать Паша услышал, как на кухне поставили чайник, а затем хлопнула дверца холодильника. Все это время Элькинд просто лежал, смотря в потолок и прикидывая все за и против. С одной стороны не хотелось показывать свое бессилие, с другой он прекрасно понимал, что бес грамотной помощи ему, конечно, обойтись удастся, но лучше не отказываться. К тому же он сам подумывал ведь до этого рассказать обо всем Андрею, чтобы тот в случае чего помог. Тогда нечего ломаться, как девочка! Завтрак был, что называется, в постель, хотя, по мнению Паши, уж лучше бы на кухне. Покончив с едой, он понял, что откровенно трусит из-за понимания того, что лечение будет весьма болезненным. Раны, кстати, больше не кровоточили, но сукровица все еще шла и, подсыхая, создавала еще больше дискомфорта. И это не считая того, что от любого движения все начиналось по новой. То, что лежать приходилось все время на животе, в сравнении со всем остальным, как неудобство даже не рассматривалось. – И как ты собираешься меня лечить? – спросил он Андрея, едва тот зашел в комнату с аптечкой в руках. Гитарист посмотрел на него и прыснул. – Что смешного? – Да так, – отсмеявшись, выдавил из себя Андрей. – Ты лежишь, весь нахохлившись, как мокрый воробей. Одни глазища сверкают. – Тебя бы на мне место! – сугубо рефлекторно огрызнулся Паша и, поняв, что он только что сказал, тут же добавил: – Хотя нет, не надо. Не заслужил. – Ты тоже не заслужил, – негромко произнес Андрей, присаживаясь рядом на кровать. Паша дернул плечом и ехидно ухмыльнулся. – Ты в депрессию-то не впадай! – прикрикнул на него гитарист, мигом поняв настрой друга. – Постараюсь, – пообещал Паша, который прекрасно понимал, что жалость к себе – это не выход, а уж депрессия и подавно. – Так как ты собираешься меня лечить? – вновь спросил барабанщик, опасливо косясь на аптечку. – Для начала сделаю тебе клизму из перекиси… – ЧЕГО?!?!?! Андрею пришлось срочно скатываться с кровати от греха, а точнее от Паши подальше. Тот же порывался добраться до гитариста и сделать с ним явно что-то противозаконное. – Не ерзай, раны откроются, – громко сказал Андрей, поднимая руки в знак того, что сдается. – Паш, я пошутил, – примирительно добавил он. – Но перекисью обработать все равно придется. А потом я пойду в аптеку, купить что-нибудь еще. В том числе, чтобы кровь быстрее восстанавливалась. – Угу, – буркнул Паша, морщась от боли. – Вина красного, блин! И, кстати, ты сволочь, раны открылись, причем, из-за тебя. – Кто ж виноват, что ты такой нервный, – пробурчал Голованов. – А с вином перебьешься. Учитывая, сколько крови ты потерял, ты, вином ее восстанавливая, сопьешься в кратчайшие сроки. Паша с ухмылкой показал ему средний палец, после чего лег нормально. – Ты что делаешь? – спросил он через пару минут, когда Андрей стал снимать с него джинсы. – Насилую тебя, – мирно огрызнулись сзади. – Ааа… Ну давай-давай, не стесняйся. – Не сте- что? – То самое, то самое. – Как все запущено. – Ага. Покончив с неприятной процедурой, Андрей укрыл друга одеялом и отправился в аптеку. По дороге мелькнула мысль докупить еще и снотворного на всякий случай, но была тут же отброшена. Спал Паша, вроде бы, нормально, а посему гробить лишний раз его организм, который и так уже пострадал из-за страшного стресса позавчера, и перманентно страдает от сигарет, смысла никакого не было. Вернувшись, гитарист обнаружил, что барабанщик опять уснул. Его это не слишком удивило. Пашка сейчас так и будет спать, восстанавливаясь. Вечером, правда, его все же пришлось растолкать, чтобы обработать все раны по новой, а заодно перестелить постель и заставить самого хозяина квартиры переодеться. Натягивая штаны, предусмотрительно выбранные за черный, весьма актуальный в данной ситуации, цвет, Пашка тихо ругался себе под нос. – Нафига это? – наконец-то, вопросил он вслух. Андрей вздохнул: – Что-то мне подсказывает, что сегодня припрутся остальные тебя проведать. Паша сделал огромные глаза и скорчил мордочку, весьма выразительно умудрившись этим продемонстрировать, куда бы он послал Тимура с остальными, будь на то его воля. Андрей в ответ показал ему язык, намекая, что «а ты как думал? Теперь ты точно запорол кучу репетиций». ноябрь 2001 года То, что для Паши тот случай не прошел, мягко (очень мягко) говоря, бесследно, Андрей понял после того, как ударник расстался со своей подругой, с которой у них, что называется, «было все прекрасно и вообще идеальная пара». Когда вся группа, находясь от новости в полном афиге, стала допытываться подробностей расставания, Паша плел что-то вполне себе внятное, но явно выдуманное. В конце концов, он просто послал согрупников в практически пешее эротическое по весьма искривленному маршруту. С Арсеничем, кстати, тоже все выяснилось. Менеждер был свято уверен, что Паша перепил, после чего «отравился печенькой» и в итоге дунул домой лечиться. Лечиться пришлось очень долго, а посему Арсенич, после выздоровления барабанщика, вился вокруг последнего, утверждая, что больше он «своих идиотов» ни с кем не оставит ни на каких корпоративах! Паша более менее успокоился, а тему больше не поднимали. Реальную ситуацию, естественно, знал только Андрей. И сейчас его эта ситуация очень напрягала. Паша вел себя как обычно, и то, насколько сильно эта история покорежила ему психику, понять было очень сложно. Да, барабанщик явно отсекал за собой многие вещи, до этого ему несвойственные, но далеко не все. А другие этих вещей просто не видели. То, что замечал Андрей, было лишь верхушкой айсберга, ее пиком. О том что было ниже, ему оставалось только догадываться, а уж о той части, что находилась под водой, вряд ли даже сам Паша знал достаточно, чтобы залечить свои душевные раны. – И все-таки, какого любимого растения огородника ты с ней разошелся? – спросил Голованов вечером следующего же дня, после разрыва Паши с его подругой. Они сидели у Андрея и пили чай, попутно подумывая «а не сходить ли за пивом», на что тут же выходил ленивый ответ «да, надо сходить за дровами». Внутренний вопль «Хочу пива!» это не ублажало, а посему выходил этакий немного мазохистский замкнутый круг. – Не любовь, – процитировал Пшка попсовую песенку. – Что, все также банально? – закатил глаза гитарист. – Нет, все также печально! – огрызнулся барабанщик. – В смысле? Как печально? – Как в клипе! Андрей на миг задумался, припоминая клип к этой песне, а затем поперхнулся, благо воздухом, а не чаем. – Во-во! И я о том же, – ехидно подтвердил Паша, явно удовлетворенный реакцией. Голованов прокашлялся и сипло спросил: – А тебе не приходило в голову, что я могу оказаться там гомофобом или еще каким бешеным зверем? Пожатие плечами и еще одна ехидная улыбка в ответ: – Учитывая твою реакцию на события месячной давности и принимая во внимание тот факт, что ты в курсе как правильно пользоваться мозгами… В общем, наезд необоснован. – И чо?! – выдал Андрей вопрос, о который, как известно, вдребезги разбиваются любые аргументы. – Чо – это китайское слово с известным значением, а учитывая, как оно сейчас использовано, на тебя можно подумать что-нибудь очень интересное, – равнодушный ответ. – Жопа, – вздохнул гитарист. – Вот-вот, оно самое, – рассмеялись в ответ. Некоторое время молчали, затем Андрей не выдержал: – Ты точно уверен в этом? Может это просто шок… все еще, – буркнул он, прекрасно понимая, что несет чушь. – Шок уже был, и я благополучно оттуда выписался. А теперь меня, блядь, потянуло на мальчиков! Хорошо так потянуло! Нет, ты не думай, – добавил Паша, – девочки меня тоже до сих пор привлекают. В общем, как-то так, – пожал он плечами и добавил: – К тебе приставать не буду, не волнуйся. – Жаль, – горестно вздохнул гитарист. – А я так надеялся… Теперь уже поперхнулся Паша, на что Андрей с огромным удовольствием посмотрел. – ЧЕГО?!?! – охренел барабанщик, огроменными глазищами смотря на друга. – Ты шутишь, надеюсь? – А ты? – вопросом на вопрос. – Я – нет, – удивленно. – Я – тоже, – спокойно. – Просто после «СтрайкЪа» я решил завязать. – А сейчас что, передумал? – спросил Паша через пару минут, когда переварил информацию. – Нет, – все также спокойно. – Но с тобой я был бы не против завести романчик, если бы это произошло где-то с год назад. Паша со слегка прифигевшей улыбкой покачал головой: – Брезгуешь таким капитальным б/у, как я, так и скажи. – Не брезгую, – серьезно посмотрел на него Андрей. – Просто я действительно завязал с этим. Попрошу это запомнить на будущее. В этой речке я больше не плескаюсь. – Учту, – барабанщик поднял свою чашку в тосте: – И пусть все будет! – Пусть все будет! – кивнул гитарист, подняв свою чашку. Через пять мнут друзья сорвались таки в магазин за пивом. 01.12.2011.-19.12.2011
Dara: Название: Уходя, останься со мной Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS-музыка Пейринг: Харьков/Элькинд Рейтинг: ну конечно же эНЦа! Жанр: драма, романс, ангст, pov Саммари: да все то же самое, как у этих двоих обычно. Действие происходит сразу после их сумбурного признания друг другу в студии. Комментарии: это не приквел, а просто рассказ ситуации, упомянутой в фике. Дисклаймер: никаких претензий на личную жизнь этой парочки в реале! Но как хочется-то, а! ~Павел Элькинд~ октябрь 2004 года Из студии мы вывалились едва ли не в обнимку и, заплетаясь в ногах от счастья, поковыляли в сторону метро. – К кому? – спросил я, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не затащить Лешку в ближайшую подворотню и "продолжить банкет" прямо там. – Можно ко мне, – неуверенно прошептал малыш, шагая рядом со мной. Он был напряжен, как струна, и явно нервничал. После того, как его пальцы пару раз как-то судорожно коснулись моей кисти, он сунул руки в карманы куртки, от чего стал похож на маленького насупленного и мерзнущего воробушка. Волосы его в этот пасмурный осенний день горели ярким каштановым пятном, на белых щеках отчетливо выделялся румянец, а глазища за стеклами очков сверкали, как две звезды. Я часто видел Лешу в таком возбужденном состоянии перед концертами, когда он в ожидании начала просто не находил себе места. Сейчас было то же самое, с тем лишь исключением, что ожидал он отнюдь не начала концерта. Доехав до его дома, мы впервые за все то время, пока ехали, посмотрели друг другу в глаза, после чего Леша с хрипом затолкал меня в лифт, где благополучно облапал, со счастливой улыбкой слушая мои стоны. Похоже, от желания у него уже немного сорвало планку, ибо прикосновения были жесткими, на самой грани боли. Пока он открывал дверь, его облапал уже я, не менее грубо и ощутимо, отчего мальчишка едва не рухнул с блаженным стоном прямо на грязный пол, но вовремя схватился на дверную ручку. Наконец, мы ввалились в квартиру. Именно ввалились, тут же рухнув на пол и начав раздевать друг друга трясущимися руками. Раздался треск невыдержавшей рывка ткани, а мы катались по грязному полу прихожей, срывая друг с друга одежду и ничуть не заботясь о ее целостности. Избавившись от последних деталей гардероба мы на пару секунд застыли, прижавшись друг к другу, даже не дыша, словно боялись, что спугнем волшебный момент единения. Затем Леша стал со стонами тереться своим членом о мой. Я с хрипом перевернулся на спину и обхватил мальчика ногами за бедра, приглашая. Тот застыл. – Паша, я не… – он запнулся, пожирая меня взглядом. – Я не думаю… – Да что там думать?! – прохрипел я, прогибаясь в спине. – Я же не девочка, чтобы сомневаться, а в какую там дырку совать! Леша с улыбкой опустил глаза и закусил губу. После некоторого раздумья он осторожно толкнулся в меня. Меня прошил разряд облегчения, невероятно болезненный от перенапряжения, и я гортанно закричал, выгибаясь. Леша остановился. – Паш, прости! – Не смей, – крикнул я, когда он резко вышел из меня, испугано отстраняясь. – Паш, я… Договорить ему я не дал. Понятно, чего он испугался, но испуг был более чем напрасен. Посему я крепче обнял его ногами и прорычал: – Харьков, будь человеком, не обламывай мне кайф! Леша с облегчением улыбнулся, после чего снова стал осторожно в меня входить. Два наших вопля облегчения если и не поставили на уши весь дом, так только по чистой случайности. Я откинулся на пол, раскинув руки в стороны, и ощущая себя центром маленькой вселенной блаженства, слушая те невнятные толи слова, толи просто звуки, что издавал мой мальчик. Двигался он все быстрее и я понял, что еще чуть-чуть и… ну, собственно, и все. Лешка с силой подался вперед, кусая губы и издавая какие-то совсем неподражаемые звуки. Кончив, он рухнул на меня, пытаясь отдышаться. Я же скрипнул зубами и начал подниматься. – Что?.. – расслабленному удовлетворенному Харькову, похоже, сейчас не доставало сил даже на удивление. – В койку. Показывай маршрут, – коротко пояснил я, взваливая его на себя. Лешка махнул рукой, показывая, правда, траектория вышла очень размытой, благо было понятно в пределах небольшой квартиры. Добравшись до спальни, я сгрузил мое сокровище на кровать. Леша блаженно разлегся на покрывале, я встал над ним. Почувствовав, как из меня вытекает его сперма, я провел пальцами по белесой дорожке на внутренней стороне своего бедра. У, наблюдавшего за этим, басиста расширились глаза и утяжелилось дыхание. Опять? Как славно. Сел между его раздвинутых ног и провел перепачканными в его семени пальцами мальчику между ягодиц. Лешка кусал губы и стонал, не на секунду не переставая ерзать, а как только я начал вводить в него пальцы, невероятно грациозно для своего телосложения прогнулся. У меня, глядя на это, словно что-то в голове перемкнуло. Вытащив пальцы, я схватил его за бедра и вошел. Резко, полностью, где-то на задворках сознания осознав, что Леша взвизгнул от боли и попытался отстраниться. Но я лишь крепче схватил его и начал двигаться, не давая ни улечься его боли, ни возможности привыкнуть к новым ощущениям. Лешка метался подо мной, крича, срываясь на визг, но не пытаясь вырваться. Его пальцы вцепились в мои запястья, ноги обвились вокруг поясницы. Он все сильнее вжимался в меня, не переставая кричать. По щекам его текли слезы. Когда я, опустошенный, упал рядом с басистом, тот уже затих. Тихо шипя, он с огромным трудом свел ноги вместе и со стоном перевернулся на бок, уткнувшись лбом мне в плечо. Обнял руками и ногами, прижавшись так тесно, как только мог. Отдышавшись, я посмотрел на Лешу. На щеках все еще алели пятна, губы были искусаны, а щеки мокрыми от слез, но он уже крепко спал. Проклятье! Солнышко мое, прости. В следующий раз я буду осторожнее, но у меня просто крышу сорвало. Прости меня, Лешенька. Я погладил его по щеке, нежно поцеловал в губы, получив ответный поцелуй, но басист даже и не думал просыпаться. Уложил его на кровать нормально и сам лег рядом, обняв. Лешка тут же вцепился в меня, словно даже во все боялся, что я могу куда-то деться. Нашарив покрывало, я укрыл нас и сам моментально провалился в сон. Проснулся я от нежных прикосновений. Чьи-то пальцы ласково, почти невесомо, гладили меня по лицу и волосам. Открыв глаза, я встретился взглядом с Лешей. Тот сидел рядом со мной, завернутый в еще одно покрывало и улыбался. – Доброе утро, – прошептал он тихо-тихо. – Доброе утро, – промурлыкал я. – А ты что за такое дивное видение узрел, что шепчешь, словно боишься спугнуть? – Я дивное видение боялся разбудить, а сейчас оно проснулось, – все также тихо прошептал юноша, склоняясь надо мной и касаясь моих губ своими, нежно и невесомо, словно бабочка крыльями. У него вообще были просто потрясающе мягкие губы. Я прижал его к себе, заставив лечь на меня, затем выпутал из покрывала, ибо нефиг! Лешка прижался ко мне, уткнувшись носом в шею, и промурлыкал что-то довольное. Я уже было собрался предпринять более активные действия, как в дверь позвонили. – Эээ… – разочаровано протянул я, в то время как Леша скатился с кровати и стал лихорадочно одеваться. – Блин, я забыл совсем! – пробормотал он. – Мы ведь проспали весь остаток дня и целую ночь, представляешь?! В принципе, ничего криминального в том, что ты у меня ночевал нет, – и он осмотрел меня с головы до ног. – Но лучше оденься. Я, тихо матюгаясь, стал натягивать одежду, а мальчик уже пошел в прихожую, на ходу одевая футболку. – Привет, – услышал я его голос. – Привет. Чего это ты спишь в такое время? – спросил настолько знакомый голос, что я заржал от неожиданности. Странно, конечно, что я удивился, но, похоже, просто из головы напрочь вылетело, что… – Да, мы тут засиделись вчера допоздна… – Андрюха, он врет! – заорал я во всю глотку. – Я его вчера нагло соблазнил и мы тут предавались активному разврату! Лешка издал совершенно непередаваемый звук, явно мечтая провалиться как минимум на пару этажей ниже. – Ну и где тогда врет? – спокойно спросил Голованов. – Предаваться разврату можно и сидя. Несчастный басист издал еще пару невменяемых звуков. – Ой, Лех, да ладно тебе. Личная жизнь есть личная жизнь и не важно с кем, – философски заметил Андрей. Я тем временем уже даже оделся и пошел в прихожую здороваться. – Здорова, извращенец! – хмыкнул я, пожимая гитаристу руку. – Кто бы говорил, – с сомнением протянули в ответ. – Здравствуй, Паша, старый хрен! – Я тебя всего на год старше, – фыркнул я. – Вот видишь, – расплылся в улыбке Голованов. Затем мы оба посмотрели на Лешу, который стоял, ни жив, ни мертв, смотря на нас огроменными глазищами. – Леха, ты жив? – спросил Андрей, щелкнув пальцами перед самым носом басиста. – Д… да, – выдавил тот, все еще находясь в состоянии шока. – Ты забыл, что мы с Пашей знакомы? – гитарист посмотрел на меня. – Года три-четыре уже как, – добавил он. – Да, я в курсе, – буркнул Леша. – Просто… – И то, что Паша у нас специализируется как по девочкам, так и по мальчикам, я тоже знаю, – спокойно продолжил Андрей. – Ты, кстати, если что не волнуйся, по собачкам и трупам – это не к нему. Хотя кто его знает… – протянул он, придирчиво осмотрев меня, и весьма резво отпрыгнул в сторону, когда я надумал его пнуть. – Ладно, валите в кухню, – наконец пришел в себя Леша. Минут через двадцать я уже бился в смеховой истерике, когда Андрей чинно встал и поднял свою чашку с чаем в тосте: «И жили они долго и счастливо, но все равно не пустили их в ЗАГС!» Алеша тихо улыбался, поглядывая то на меня, то на Андрея. – Алексей Анатольевич, хватит грустить! – рявкнул Голованов. – У вас сейчас должно быть счастья немерено, учитывая то, сколько вы вздыхали по этому… хм, ладно опустим, эти слова цензура не пропускает. А учитывая, что именно из-за него вы так долго и продолжали торчать в группе «Маврик»… В общем, мы уже ставки делать начали... – Андрюха, беги! Ты не я, за установкой не прячешься, а посему лицом работаешь! – подал голос я, с хохотом вцепляясь в свое жаждущее кровавой расправы сокровище, которое уже кинулось подпортить милую мордашку согрупника. – Леш, нервный ты какой-то, – спокойно сказал гитарист, отпрыгивая в противоположный угол кухни. начало ноября 2004 года Это было тяжело. Тяжелее, чем я думал, хотя и приготовился к самому худшему. Банальную фразу «Мы должны расстаться» Леша сначала принял за шутку, но потом, глядя на меня, запнулся. Кровь отхлынула от его лица, сделав еще бледнее, глаза перестали сверкать, плечи ссутулились. Он просто потух в один миг. Всего одна фраза, всего секунда, и вот уже передо мной вместо яркого и позитивного молодого человека стоит обычный немного пухленький лопоухий парень в очках. От этой резкой перемены я едва не пошел на попятную, но вовремя себя одернул. Нет. Так будет лучше для нас обоих. Так я думал тогда. Мне и в голову не приходила такая простая мысль, что это были лишь отмазки, и в нашем расставании виноват я сам. Только я и никто другой. Через пару лет я буду корить себя за эти слова, но сейчас я думал лишь о том, что Леше, да и мне тоже, так будет лучше. Через пару лет я пойму, что просто испугался той зависимости, в которую попал. Отрицал ту простую вещь, что Леша нужен мне как воздух. Я пойму это потом и буду очень горько жалеть о содеянном. Но сейчас я бежал без оглядки от того счастья, которым меня одарил этот необыкновенный человек. Сейчас во мне была черная дыра, которая засасывала в себя все, что не было цвета тьмы. Я не жил. Я медленно тлел на углях так глупо утерянного счастья. Это был конец. Если бы я понимал это тогда! Все сложилось бы по-другому. После расставания я осознанно ограничил все возможные встречи с «кипеловским» басистом. Это было не так-то просто. Но я не мог его видеть, и чтобы мое сердце не разрывалось на части, рвясь к нему и от него одновременно. Прощай, Леша. Крепись, ты выдержишь это. Ты сильнее меня. Это я буду гнить в яме на дне отчаяния. А ты обязательно будешь счастлив, тебе просто нужно понять, что ни какая мы не пара. Мы просто два идиота, решивших поиграть в любовь… «Но почему же тогда так больно?..» 21-22.12.2011.
Dara: Название: Кривой порог Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS - музыка Пейринг: Харьков/Элькинд Жанр: романсе, драма, мозгоебство, как всегда Рейтинг: PG Саммари: теперь уже действительно конец! Комментарии: "А смысл?" конец. От автора: название хапнулось из песни, которая и дала толчок/настроение истории. Песня в тексте та же: Бергтора "Кривой порог". сентябрь 2011 года ~Алексей Харьков~ Нам нужно было в срочном порядке снять клип. Вот прям срочно! Кровь из носа, как нужен клип! Дня два занимались мозговым штурмом (Слава, правда, называл это дело более точным, но весьма нецензурным словом), после чего Сашка на все плюнул и выдал: – Я не понял, нам нужен запоминающийся качественный клип? – Желательно, да, – кивнул Валера, устало потирая висок. – Так в чем проблема? – удивился Манякин. – Пару кисок и алга! – Каких кисок?! – охренел Кипелов. Я едва не рухнул со стула, Андрюха хрюкнул от неожиданности и упал грудью на подлокотник дивана, на котором сидел, а, сидящий рядом с ним, Слава со скулежом сполз с того же дивана на пол. – Вот, Слава! Вот! Вот так и надо брать высокие ноты! – наставительно произнес Валера нашему бэквокалу, который, все еще поскуливая, забрался обратно на диван, откуда радостно показал начальству язык. – Саша, каких, нафиг, кисок?! Мы не попсовая группа, чтобы всяких там "Барби" тащить к себе в клипы! Какие киски?! – отвернувшись от соло-гитариста, вопросил вокалист у барабанщика. – Четверолапые, – Саша пытался отсмеяться. Получалось плохо. Наша реакция его явно позабавила. – Большие и полосатые. – Аа-а... – облегченно вздохнул Валера. – А я уж было подумал... – Подожди-подожди, Саш, – до меня что-то сегодня медленно доходило, а посему я только сейчас понял, куда клонит Маня. – Мы же с Запашными работали уже, нафига повторяться? Единственная натуральная блондинка нашей группы немного удивленно посмотрела на меня: – Леш, ты вспомни, когда это было? Когда мы "Вавилон" снимали? – Понял, понял, – я потер глаза. Действительно. Восемь лет с тех пор прошло. Поразительно, а кажется, что вот совсем недавно первый клип снимали... В общем, идея с "кисками" понравилась всем. К тому же, к Запашным мы уже давненько не заглядывали. – Слава, а ты был в цирке? – елейным голосом спросил Андрей, когда мы погрузились к Сашке в машину и поехали обговаривать детали. Позвонил Лера дрессировщикам сразу, а те сразу согласились. "Они там, похоже, чуть не запрыгали от радости, – пробурчал Кипелов. – Что, совсем простой у них там, что ли?" Слава на вопрос Андрея лишь скривился: – Да я каждый день провожу в одном контуженном цирке и спрашиваю себя "Нафига я пять лет назад приперся туда на прослушивание?" – Угу, – кивнул Валера. – А товарищ спонсор наш периодически выдает очень схожую фразу... – "Нафига этот страус пять лет назад приперся сюда на прослушивание?!" – хором прокричали я, Андрюха, Слава и Саша. – Во-во, – подтвердил вокалист. – Иногда я бываю с ним солидарен. – Со спонсором вообще полезно быть солидарным, – хмыкнул Манякин. Доехав и выгрузившись из машины, мы с удивлением увидели, что нас, оказывается, встречают. На входе стояли братья Запашные собственными персонами и еще одно знакомое тельце. – О! Тезка, – улыбнулся Андрей, который тоже узнал, чье это тельце там стояло рядом Запашными. – Как дела?! – ничуть не смущаясь, кинулся мне на шею малыш. Хотя какой он малыш? Двадцать четыре года пацану уже, если мне память ни с кем не изменяет. А пофиг! Все равно малыш. – Шикарно, – расплылся я в улыбке. – У вас как? – А... – пацан замялся. – В общем, ситуацию проясню не при всех. Ого! Что случилось-то? – А Пашка где? – спросил наш Андрей, сильно соскучившийся по другу, которого не видел уже месяца два. Это я с Пашкой не встречался, а с Андрюхой они виделись достаточно часто. Если, конечно, встречи раза два-три в месяц и через два-три месяца можно идентифицировать как "часто". С другой стороны, я Элькинда не видел все эти два года. – Внутри, – Лефлер оглянулся. На улице уже не было никого, кроме нас троих и Славы. – Кстати, всем привет, – мальчишка пожал руки гитаристам. Я с радостью отметил, что Славу о больше не опасается. – Внутрь? – он указал рукой на дверь. – Внутрь, – согласились мы. Тем более, что начал накрапывать мелкий и весьма противный дождик. Осень вообще, похоже, решила в этом году начаться в формате "пакостно". Внутри было тепло и форменный бардак, характерный для любого творческого балагана, будь то цирк или рок-группа. По себе знаем! Я повел плечами, чувствуя, как колотиться сердце. Кровь стучала в ушах, а дыхание у меня потяжелело. Блин! Оказывается не так я и остыл прежними чувствами. Да вообще не остыл! А просто обманывал сам себя все это время! И Славу... Мельком взглянув на гитариста я попробовал успокоиться. Слава с интересом осматривался и не обращал на меня никакого внимания. Я тоже осмотрелся, но Пашки так и не нашел. Хорошо. Я не хотел с ним встречаться при Славе. Мало ли чем может вылиться. Хотя Слава не агрессивный, а Пашка и подавно. Но мало ли. Тут меня кто-то осторожно тронул за запястье. Повернувшись, я встретился взглядом с лучшим другом. Андрей смотрел на меня с сочувствием. Уж кто-кто, а он прекрасно понимал мои чувства, ведь видел всю эту историю от начала и до конца. Восемь лет... Восемь лет!! Как так можно? Значит, можно... – Эй! – гаркнул откуда-то родной и любимый голос, который я не слышал уже, казалось, тысячу лет. Меня словно током шибануло, сердце не пропустило удар, оно просто встало на пару-тройку секунд, а затем как-то истерично забилось, совершенно не позволяя дышать. Перед глазами все поплыло, и я рухнул на, подхватившего меня, Андрея. Очнулся я, вися на чьих-то руках. Меня притащили в какую-то комнатушку, после чего уложили на диван. Я смотрел по сторонам, ничего не видя. Я искал. Сейчас мне было наплевать на все на свете, мне просто физически нужно было увидеть подтверждение тому, что это не была галлюцинация, и Пашка действительно здесь. Все эти два года мне казалось, что мы живем с ним как минимум на разных континентах, если не планетах, не смотря на то, что торчали в одном городе, а дома наши находились далеко не на разных его концах. Наконец, мой взгляд сам остановился на лице одного из, стоящих надо мной, людей. Пашка смотрел на меня с беспокойством, но как-только наши взгляды встретились, он жестко поджал губы и отвернулся. – Нет! – с хрипом я попытался броситься за ним, но меня удержали сразу несколько рук, и мне оставалось лишь обреченно смотреть Паше в спину те несколько секунд перед тем, как за ним закрылась дверь. С истошным криком, пытаясь хоть им выпустить всю боль, что оказывается во мне накопилась даже не за два года, а за все эти восемь лет, я упал обратно на диван и закрыл лицо руками, сжавшись в комочек. Меня трясло. В голове была только одна даже не мысль, а образ – уходящий Пашка. Я понял, что могу сейчас просто свихнуться, но меня накрыла спасительная тьма. ~Андрей Голованов~ Когда Пашка вышел из комнаты, я понял, что дело дрянь. Во-первых, Лехе хреновее, чем я думал, во-вторых, у Паши тоже все ни разу ни айс, хотя в случае этой парочки я другого и не ожидал. Тут еще Славка дернулся следом, и, не успей я его перехватить, число близких мне людей стало бы меньше на единицу. Особенно мне не нравился тот факт, что кровавую (а Славка от Лешкиной реакции на Пашку просто взбеленился) расправу над этим самым близким человеком учинил бы другой близкий мне человек. Я схватил тезку за плечо и выволок из комнаты. – Куда Паша дунул?! – спросил я, поставив мальчишку перед собой. – Скорее всего, на улицу. В ту дверь, в конце коридора тебе, – Лефлер указал направление и я выпустил его. – Славка будет спрашивать, ты не знаешь, где Паша! – с нажимом сказал я. Мальчишка кивнул в ответ: – Я Паше не враг. – Отлично, – с этими словами я припустил по коридору. Толкнув дверь и вылетев на улицу, я оказался во внутреннем дворике, где увидел, сидящего на спинке скамейки, Пашу. Тот хмуро смотрел перед собой и, как всегда, курил. – Бросай курить, вставай на лыжи! – рявкнул я, присаживаясь рядом. – Я для этого жизнью слишком обижен, – равнодушно ответил барабанщик. – А я тебя предупреждал, – начал заводиться я. – Да, ты выбрал тезку, оставил Лешку. Лешка тоже ступил, сам себе идиот! Но скажи мне, скажи честно: оно того стоило? Все эти восемь лет того стоили? Паша провел ладонью по лицу, стирая воду. Дождь все продолжал накрапывать и явно не собирался заканчиваться в ближайшие пару-тройку часов. – Андрей, не начинай. Я знаю что овчинка изначально не стоила выделки. Эта история должна была закончиться еще десять лет назад, мать твою! – последнюю фразу он прокричал мне в лицо. – Десять, а не восемь! – Это с твоей стороны эта история началась десять лет назад, а с Лешкиной – восемь. И он сам тебя выбрал. Из всех доступных, он выбрал именно тебя. Им интересовался Маврин еще с момента прихода в группу, до появления в ней тебя (не спрашивай, откуда я об этом знаю), но он в итоге выбрал тебя! Его обхаживали в первом составе "Кипелова" Валера, Саша, Сереги, оба, как опять Маврин, так и Терентьев, четыре живые легенды русского металла, но он остался верен тебе, даже когда вы разбежались! К нему подкатывал Смольский, да кто к нему только не подкатывал! И он всех посылал дремучим лесом, потому что кроме тебя ему нахрен никто не нужен был! Страйка я в расчет не беру, он ему нахрен не сдался! Пообщаюся, да напряжение физическое снимут, не больше! Он пытался себя убить, он бесился на тебя, он страдал из-за Лефлера, но он продолжал тебя любить! Он все-все тебе простил! А ты снова от него убегаешь! Тебе не надоело мучить и его и себя?! – я тоже кричал. Кричал, потому что мне надоело видеть их страдания. Вопрос, почему они так поступали, даже не вставал. Я знал, откуда взялись душевные травмы Паши, что мешали ему быть счастливым, которые давили на него непонятной даже ему самому виной, которые заставили отказаться от Лешки в первый раз, и во второй тоже, выбрав мальчишку, которого он и не любил вовсе. Просто чувство вины требовало заботы о ком-нибудь, а тезка идеально подходил на эту роль со своей зависимостью от него, Паши. Я лишь догадывался о подобном, но полгода назад Пашка сам мне все рассказал. Ему тогда нужно было, наконец, выговориться. Сказать, что я был, мягко говоря, в шоке от услышанного, значит не сказать ничего. С Лешкой было все не так трудно, но ему было плохо от того, что он не видел логики в Пашиных действиях. Он знал о той страшной ночи осенью две тысячи первого, и каждый раз при упоминании этого случая заводился в бессильной злобе, не смотря на то, что я ему объяснил, что не будь в жизни Паши этого кошмара, вряд ли бы они сошлись. На Лешку это не действовало, он лишь хотел Паше счастья. Поэтому и пытался сперва себя убить, потом забыть посредством Лехи Страйка, потом примириться с наличием тезки в Пашкиной жизни... потом снова забыться, теперь уже с помощью Славы. И в случае со Славкой у него это получилось. Вот только появление самого Паши на горизонте смело все воздвигнутые барьеры нафиг, как цунами прибрежную деревушку. Я потер ладонями лицо. Все хреново. Хотели как лучше, получилось, как больнее. Почему у них так? Почему они не могут по-другому? Ведь все сопутствует обратному, им словно сама судьба помогает, устраивает все, как нельзя лучше. Но они... Где они каждый раз допускают ошибку? ~Алексей Харьков~ Я проснулся. Точка. Лучше бы не просыпался... Разлепив глаза, я осмотрелся. Я лежал все в той же комнате, все на том же диване, укрытый пледом. Рядом в изголовье примостился малыш. Он сидел на полу и, то ли спал, то ли дремал, положив голову на скрещенные на диване руки. Почувствовав, что я завозился, он вскинул голову. – Ура, – хрипловатым голосом. Улыбался он от уха до уха, и вообще был доволен до неприличия. – Ты проснулся! Мальчик вскочил с пола и залез на диван, усевшись рядом со мной и прижавшись своим бедром к моему. – Как ты? – спросил он, наклоняясь ко мне. – В норме, – я легонько оттолкнул его от себя. – Не нависай надо мной, пожалуйста. – Прости. Парень сел нормально. Поежился и вздохнул: – Помнишь, я говорил про прояснение ситуации? Я кивнул: – Помню. А она относится к случившемуся? Пацаненок закивал: – Вполне. Видишь ли... – Так, подожди, – перебил его я. – А где все? – Вышли, – пожатие плечами. – Я вызвался посидеть с тобой, остальные согласились. – Ничего серьезного не произошло? – меня грызло противное чувство миниатюрного пушного зверька, нависшего над нашей маленькой, уже разбежавшейся, но все еще дружной компанией. – Андрей побежал за Пашей, когда тот ушел. Молчанов рвет и мечет, ищет Пашу. Его насилу успокоили. Все боятся, что будет маленькая кровавая баня, если Паша в его поле зрения таки попадет. Но они с Андреем так и не появились пока, – пояснил мальчик, явно находясь немного не в своей тарелке. – Ясно, – кивнул я. – Рассказывай. Малыш пару раз вздохнул и выпалил: – Мы с Пашей расстались. У меня перед глазами все снова поплыло. Наступившее облегчение было практически сродни оргазму, я аж застонал, откидываясь на подушку. – Леш, ты в порядке? – долетел до меня взволнованный голос мальчика. – Да, – простонал я, пытаясь вернуть себе ощущение времени и пространства. – Теперь точно в порядке. Лефлер понимающе улыбнулся, и улыбка эта успокоила меня лучше, чем это бы сделали сотни объяснений. Если парню и было когда-то больно, то теперь уже нет. Выкарабкался. Молодец, малыш. И тут меня словно громом поразило. Было... было!.. Когда тогда?.. – Когда вы расстались?! – вскинулся я так резко, что парень чуть не слетел с дивана. – Да где-то с полгода назад, – удивленно ответил мальчишка. – Полгода... Я снова упал на подушку. Черт! Какого хрена, Паша?! Почему я об этом узнаю только через полгода?! – Где он?! – хрипло прорычал я, вставая. – Я ему голову оторву! Нет, этого точно не хватит... – Э-э... Леш, а может вы просто поговорите? – раздался позади меня немного испуганный писк. – А то получится, как в две тысячи пятом: всех избили, толку – ноль. Паше и так плохо. Разбор полетов сделает ему только хуже. Я резко остановился. Злоба прошла мгновенно. Правда найти эту заразу все еще было необходимо, но не для того чтобы пройтись ему по морде и мозгам, а чтобы прижать к себе и теперь уже точно, точно никогда и никуда, ни на какое блядство его не отпускать! – Кстати, усы тебе не идут, – вырвал меня из размышлений смешок Лефлера. – Выглядишь, конечно, старше, но немного обрюзгшим. А вот без них крышу сносишь с петель всем в радиусе обзора. Я усмехнулся. Еще один остряк. Ладно, с Пашкой поговорить успеется. Я снова сел и потрепал малыша по волосам. Не мог отказать себе в удовольствии сделать это. Малыш в свою очередь зажмурился, млея от этой нехитрой ласки. – Как ты-то? – спросил я. Как пацан выбрался из всего этого, мне было очень интересно. Учитывая, как он зависил от Пашки, меня просто поразило, что их расставание, похоже, обошлось без каких-либо эксцессов. – Нормально, – расцвел Андрейка и, прекрасно поняв, что я хочу услышать, начал рассказывать: – Я понимал, что он ко мне привязан, но не любит, но ничего не мог с собой поделать. Нет, было, конечно, несколько мыслей покончить с собой... Он замялся. – И ты тоже? – тихо рассмеялся я. – И я... Что?! – на меня воззрились огромные, полные ах... в общем, удивления темно-карие, почти черные глазища. – Алеш, ты... – Ну, да, – улыбнулся я. – Причем я не думал, я попробовал. – И как? – ошалело спросил мальчик. – Не получилось, – с притворной грустью вздохнул я, но увидев, что пацан воспринял мои слова всерьез, рассмеялся. – Расслабься. Я очень рад, что не получилось. – Я тоже очень рад, – выдохнул мальчик. Проговорили мы, в итоге, до самого вечера. История расставания Паши с малышом вызвала во мне гордость за Пашу. Оказывается, Андрей влюбился в какую-то барышню и, поняв, что все, вот оно и прочее, порвал с ним, прекрасно зная, что этот разрыв мало уязвит Элькинда, к которому мальчишка уже относился, как к лучшему другу, а не возлюбленному. Месяца через два пацан, отследив всю цепочку своей влюбленности и сопоставив ее с действиями и реакцией Пашки, понял, что хитрый барабанщик просто перенаправил влюбленность Лефлера с себя на ту самую барышню, которая так вздыхала по мальчишке, а сам пацан ее не замечал (да, в его поле зрения вообще мало кто попадал, Пашка все загораживал). Собственно, на этом вся история и закончилась. Просто, романтично и, главное, бескровно. Была свадьба, а сейчас мальчишка еще и гордый отец. Про мою жизнь малыш тоже пораспрашивал, сильно огорчившись, когда узнал о моем разрыве со Страйком, и не меньше удивившись, узнав, что мы со Славой порядка года были любовниками. "Были, – зло хмыкнул я про себя. – Именно были. Слава, только не убивай меня. Хотя нет, лучше меня, чем Пашку. Он вообще не виноват в том, что я такая дрянь!" Дверь открылась и вошел... кто бы вы думали? Правильно, Слава. Гитарист встал в дверях и оглядел представшую перед ним картину. Мдя. Я труп, наверное. Наши глаза встретились и я сглотнул. Столько боли в его взгляде было. И столько все той же странной решительности. Этот человек никогда не сдавался и никогда не отступал. Правда, судя по взгляду, добиваться он меня больше не будет. – Я найду квартиру в течении недели и съеду от тебя, – сказал я, неосознанно приобнимая малыша, который в испуге вжался в меня. "Все таки ты его все еще боишься", – подумалось мне. Мальчишка даже подрагивал немного. Слава кивнул: – Ключи не забудь потом отдать, – и вышел. Я некоторое время смотрел на закрывшуюся за ним дверь, затем схватился за мобильный и набрал Андрея. Гитарист ответил сразу же. – Пашка где? – спросил я его, не тратя времени на пустые разговоры. – Дома, – спокойно ответили мне. – Тебя ждет. – Еду, – успокоено выдохнул я и отключился. – Поехал налаживать отношения? – понимающе усмехнулся малыш. – Не налаживать, а сказать этой... ладно, не буду переходить на столь нецензурные личности... в общем, я еду ставить Пашу перед фактом того, что никаких больше расставаний и схождений между нами не будет. И пусть он только попробует опять разойтись со мной, я ему устрою такой локальный Апокалипсис, что он потом, если выживет, в монастырь уйдет! Бегом! – многообещающе проговорил я, набирая номер такси. – Рад за вас, – от души сказал Лефлер и тоже направился домой к своей благоверной. Пока ехал в такси, воткнул в уши наушники и включил плеер. Андрюха мне как-раз вчера что-то скинул послушать, и я решил прослушать сейчас. Хоть отвлекусь, до Паши все равно ехать в лучшем случае минут сорок. Закрыв глаза, я нажал на play. Неплохая исполнительница пела весьма приятным голосом. Исполнительница была бардом, а посему с музыкой было напряжно, но вот текст... Третья песня заставила меня на миг застыть, а затем поставить на повтор... Словно все наши с Пашкой отношения представлены были там образами. Все три раза. По разу на каждый куплет... Не получаешь, так купи, Поросший мхом, кривой порог. На эту землю не ступить, Не ободрав избитый бок. Здесь много радующих лиц, И лысый клоун снова пьет, Здесь в честь твою наследный принц Твое же сердце разобьет. Их не слушай голосов, Не думай, кто же прав. Просто вытри снова кровь, Не щади рукав. Может быть это было мое настроение, но я словно воочию увидел всю нашу ситуацию в две тысячи четвертом. Первое четверостишие меня словно схватило за горло. "Не получаешь, так купи..." Паша, как ты это сделал?! Сто раз задавал себе этот вопрос. Чем ты меня так взял?! "На эту землю не ступить, не ободрав избитый бок". О, да! Но опыт приходит с болью. "Здесь много радующих лиц, и лысый клоун снова пьет". И кому какое дело было?.. "Здесь в честь твою наследный принц твое же сердце разобьет.". Сердце кровоточило слишком долго и слишком сильно. "Просто вытри снова кровь, не щади рукав." А щадить тогда просто было уже нечего... Тогда я потерял все. Смотрел недвижно белый принц, Как Норман пламя высекал, А зверь лохматый молча ниц Перед тобой опять упал. Лишь клоун временный приют Пробил плешивой головой, А остальные там и тут Камнями висли над водой. Их не слушай голосов, Не думай, кто же прав. Просто вытри снова кровь, Не щади рукав. "Смотрел недвижно белый принц, как Норман пламя высекал". И я также смотрел без всяких действий на то, как Малыш прибирает Пашу к рукам... "А зверь лохматый молча ниц перед тобой опять упал". Слава? "А остальные там и тут камнями висли над водой". И зачем все эти люди лезли в мою жизнь?! На лысом черепе шута Играют принцы в домино. И ты не та, и я не та, И все потеряно давно. Когда заснет их чудный мир, Мы спляшем танец на камнях, И в честь твою закатит пир Король-скала с цветком в зубах. Их не слушай голосов, Не думай, кто же прав. Просто вытри снова кровь, Не щади рукав. "И ты не та, и я не та, и все потеряно давно". Сейчас нам действительно нечего уже терять, Паша. Даже друг друга мы больше потерять не сможем... "Когда заснет их чудный мир, мы спляшем танец на камнях". И все ушло на задний план, отрезано от нас стеной этого, черт подери, спасительного ливня. А ты меня ждешь, чтобы станцевать этот танец, танец нас с тобой... "И в честь твою закатит пир король-скала с цветком в зубах". И я его уже чувствую. Пир души, пир чувств. Пир единения. "Их не слушай голосов, не думай кто же прав". Мы слишком много с тобой думали. Всегда так было. Но теперь больше не будет. Никогда... Не щади рукав. Щадить нечего. Щадить нечего... ~*~ Через час я уже звонил в дверь Пашкиной квартиры, тот открыл почти сразу же... и я впал в ступор. Что с ним?! Ответ на этот вопрос был только один: постарел. Причем сильно и резко. Меня это удивило, мягко говоря. Тот же Слава был с Пашей ровесником, но выглядел далеко не на свои тридцать шесть, ох далеко не на эти годы. Хотя, резко ли? Мы два года не виделись, и тогда, при прощании, я ведь только впервые заметил, как он изменился. А изменился он сильно, очень сильно. Когда мы впервые встретились, он казался старше, а через пару лет, наоборот, словно помолодел. Округлый какой-то, коротко стриженный, более плавный в движениях. Более счастливый... Потом появилась эта угловатость тела, но он стал выглядеть моложе. Может из-за длинных волос, кто знает. Улыбка стала гораздо более открытой и безбашенной... Я тайком любовался им, ведь мы тогда как раз уже расстались и сойтись снова должны были лишь через пару-тройку лет. Затем уже после нашей второй попытки, во время расставания я увидел эти его резкие немного нервные движения, он словно как-то... высох, что ли? Не похудел, а именно высох. Вокруг глаз залегло слишком много морщинок, хотя я был свято уверен, что это просто мимическое, с его подвижным лицом это было закономерно. А сейчас... Да все тоже, только в глазах бесконечная усталость и какая-то, то ли апатия, то ли просто сознательный пофигизм... Дико захотелось протянуть руку, зарыться пальцами в эти русые волосы, притянуть его к себе... Паша, в свою очередь, рассматривал меня, а посему я не двинулся с места. Затем он протянул руку и, схватив меня за ворот мокрой футболки, втянул в квартиру, после чего придирчиво осмотрел, всего насквозь вымокшего. Так раздражавшая днем дождевая морось, вечером превратилась в нехилый такой ливень с грозой, под которым я успел вымокнуть буквально за те несколько секунд, пока садился в машину, а затем по-новой, когда выходил по приезду на место. Затем он с ухмылкой покачал головой, велев мне разуваться, после чего отправил в душ, выдав мне кое что из собственной одежды. Вот так все просто. Как будто и не было никакого расставания, словно так было всегда. Да оно и было так всегда, просто мы, два кретина, от этого отказывались. Я долго отмокал под душем, греясь. Никакого волнения не было. Я знал, что Пашка сидит в кухне, что, когда я выйду, он накормит меня какой-нибудь своей нехитрой, но такой вкусной стряпней, а потом мы будем просто сидеть все там же в кухне и слушать грозу в открытое окно. Будем ловить голыми спинами капли, залетевшие в комнату и долетевшие до нас либо самостоятельно, либо разбившись о подоконник. Я буду пить чай и согреваться теперь уже душой, а Пашка пользовать по назначению свои неизменные кофе и сигареты. И досидим мы так до глубокой ночи, после чего, умиротворенные, счастливые и сонные поползем в постель и отключимся, едва успев скинуть с койки тоненькое покрывало, что будет так мешаться в эту душную дождливую ночь. Окно, не смотря на частый гром, будет открыто настеж, впуская прохладный ветерок и капли дождя, так контрастирующие с душным тяжелым воздухом. А нам будет и жарко, и зябко от такой смеси духоты и прохлады, но мы будем спать, просто потому что ни на что более силы уже не будет, они все потратились на нервы в этот безумный день. Утром он обнимет меня, прижмет к себе и ласково прикусит мочку моего уха. Просто, как приветствие. А я потрусь щекой о его слегка свернутый на бок, когда-то сломанный нос... ...И пробуждение было именно таким, хотя я и не предполагал, что мы так замерзнем и будем вынуждены проснуться под утро. Паша нехотя отпустил меня и потянулся за покрывалом, со смешным кряхтением затаскивая его на кровать и накрывая нас обоих. Я не хотел спать больше, не смотря на то, что проспали мы от силы часа три-четыре, и начинающийся рассвет только-только окрасил небо в серые тона. Я сел, отобрав у Пашки покрывало, завернувшись в него сам, затем усадил его сонного, а оттого протестующего, напротив себя вплотную и, с удовольствием обняв и прижавшись к любимому и такому родному телу, пропел строчку из, так и приставшей ко мне вчера, песни: – Когда заснет их чудный мир, Мы спляшем танец на камнях... Паша рассмеялся, откинув назад голову, и я, не удержавшись, провел языком по его горлу, от ключиц до подбородка. А тот тем временем, к моему удивлению, продолжил: – И в честь твою закатит пир Король-скала с цветком в зубах... 28-29.12.2011.
Dara: Название: Дорога в рай Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS-музыка Пейринг: Маврин/Кипелов Жанр: romance Рейтинг: PG-13 Коментарии: маленький сиквел к "А смыслу?" и "Потерянному раю" Дисклаймер: да, сдались мне эти двое! ~Сергей Маврин~ сентябрь 2011 года Было часов десять вечера, когда позвонил Кипелов. – Маврин, сука рыжая, ты дома?! – голос в трубке был настолько веселым, что я заподозрил даже не подвох, а самую натуральную на*бку. – Дома, – осторожно ответил я, прикидывая, а чего это Лерка так навеселе. – Заеду? – ощущение на*бки возвелось во вторую степень. – Давай. – Не помешаю? – третья степень. – Да, заезжай уже! – не выдержал я, прекрасно понимая, что если Валерка в таком настроении, то лучше его впустить и выслушать, а то потом, скорее всего, грянет буря. – Буду через двадцать минут, – радостно и в каком-то предвкушении промурлыкали в трубке и отключились. Я посмотрел на несчастный мобильник так, что будь тот жив – полег бы с инфарктом. Затем вздохнул и потянулся за сигаретой, размышляя, какая-такая "птица счастья" цапнула Леру в известное и востребованное место на этот раз. Кипелов действительно подошел через двадцать минут и радостно повис у меня на шее, едва я впустил его в квартиру. – Лера, ты чем так догнался?! – офигел я от его состояния. – Тебе отсыпать? – счастливый смех в ответ, после чего золотой голос русского металла полез ко мне целоваться. Я в полном шоке даже забыл, как сопротивляться, чем эта стерва тут же воспользовалась, проникнув языком ко мне в рот и вовсю начав там хозяйничать. – Лера, стерва ты блондинистая, чего творишь?! – оклемался я минуты через две и отцепил друга от себя. Лерка радостно дышал, глаза бешено сверкали, и, вообще, был доволен до такой степени, что захотелось скормить ему килограмм лимонов, чтоб жизнь этой заразе таким медом не казалась. – В чем дело, Лера?! – рявкнул я, хватанув его за плечи и встряхнув пару раз. Кипелов был в таком состоянии, что всерьез раздумывал засунуть его под холодный душ, дабы привести этой блондинке мозги в порядок. – Чаем не угостишь? – весело спросили меня в ответ. У меня челюсть отпала. Валера все с той же счастливой улыбкой протянул руку и захлопнул ее. От клацанья собственных зубов я очухался и встряхнулся, как пес от воды. – Сережа, – довольно промурчал Валера и начал откровенно ластица ко мне. – Сережа, пошли поговорим. – В постель? – ехидно вскинул я брови. – Потом можно и в постель, – расплылся в улыбке Лерка. – Но сначала, я тебе кое что расскажу, – многообещающим тоном. Я снова тряхнул головой и, буркнув "Ладно, поговорим", пошел в кухню. Лерка устроился за столом и продолжил пожирать меня счастливым взглядом. – Кипелов, смотри в пол! – не выдержал я, возясь с чайником. Тот послушно отвернулся и захрустел печенькой, которую цапнул из вазочки. Под этот веселый и какой-то неумолимый хруст я разлил чай по чашкам и поставил одну на стол перед Валеркой. Со второй же уселся напротив так, чтобы счастливый вокалист не смог до меня добраться незаметно. – Серега, не сцы, не изнасилую, – хихикнул Кипелов. – Сомневаюсь, – протянул я. – Ты мне до конца жизни это теперь припоминать будешь? – жалостливо вскинул брови Валерка. – Мне было больно, – осторожно ответил я. – И, Лер, я в курсе, что тебе тоже от этого морально очень больно. Прости. – Он еще и извиняется, мать его, – пробурчал Лерик. – Я ему больно сделал, а он передо мной извиняется вот уже несколько лет, – и уже в полный голос: – Маврин, ты мазохист! – Станешь с тобой, – усмехнулся я. – Ладно, проехали, – Валерка отставил свою чашку. – У меня новость. Опупенная новость, – снова хихиканье. – Ты выращиваешь у себя на балконе коноплю? – ехидно спросил я. – Лучше, – многообещающая улыбка. – А что тогда? – я, признаться, был заинтригован. Валерка прямо-таки светился от счастья, и мне было действительно интересно, что чем его так проняло-то! – Наши два оболтуса снова вместе! – выкрикнул Лерик, подпрыгнув от радости на месте. Понадобилось минут пять, чтобы до меня дошло, о каких-таких "наших оболтусах" идет речь. В голову лезла только одна парочка, да и та после двух неудачных попыток разошлась как в море кобели... тьфу!.. корабли. И когда до меня дошло, что речь шла именно об этой парочке, я в тихой радости сполз с табуретки. – Серега, – Валера с хитрой улыбкой заглянул под стол. Я в счастливом шоке под этим столом сидел и глупо улыбался. Ну, хвала всем богам, святым и прочим темным магистрам! Хотя на долго ли?.. – Теперь уже насовсем, поверь мне, – тихо произнес Кипелов. Моя улыбка клинического идиота стала еще шире. Еще бы! Ведь я был искренне рад за них! Честное слово, как вспомню, как они, друг к другу только "притирались" еще будучи "просто друзьями", как нежно друг друга опекали. Смотришь и видишь между ними То-Самое-Чувство, которому не помеха ни годы, ни расстояния, ни прочие раздражители, включая "левых" любовников. Именно поэтому я перестал заниматься приручением Лешки уже на второй день их с Пашкой знакомства друг с другом, когда вошел с утра в студию, где им по моей безмозглой воле пришлось провести ночь, и увидел их, спящих прямо на полу под одним пледом. Ничего предосудительного в этом даже не виделось, но уже было нечто крепкое, что связало их до конца жизни. А ведь Алеша тогда даже и подумать не мог, что окажется связан столь прочными узами не просто с кем-то, а с кем-то одного с ним пола, еще и до конца своих дней. Валерка тем временем отодвинул свою табуретку подальше и опустился на корточки; после чего схватил меня за лодыжки и выволок из-под стола на свет божий, то есть электрический кухонный обыкновенный. – Так, блондинка, ты чего вытворяешь?! – рявкнул я, очнувшись от того, что Лерка начал меня внаглую раздевать. С огромным трудом удалось перехватить его руки. Правда, наглеца это никак не впечатлило и он, наклонившись, чмокнул меня в нос. – Серег, не ломайся, не в первый раз чать, – промурлыкал он. – Кипелов, да ты вообще охренел! – в праведном афиге воскликнул я. – Щас, момент, – с этими словами он ужом вырвался из моих рук и такой же змеей юркнул вниз, тут же начав расстегивать мои джинсы с явным намерением "охренеть". – КИПЕЛОВ, ТВОЮ МАТЬ!!!! ТЫ ЧЕГО ТВОРИШЬ?!?!?! Я умудрился сгруппироваться и оттолкнуть от себя эту пиявку руками и ногами. Надо сказать, что от избытка эмоций ("Бл*, я х*ею в этом зоопарке!!! Он сбрендил?!?!") я его не оттолкнул, а просто отбросил. Лерка всегда был на порядок легче меня, и годы этого не изменили, а посему золотой голос металла пролетел через небольшую кухню по весьма изящной дуге, закончить которую только на половину позволила злобная стена, выросшая у Лерыча аккурат за спиной. – Ой! – пискнул я, глядя, как Лерка сполз по этой самой стеночке на пол, оставляя за собой кровавый след. – Мама! – с этим писком я уже подбежал к другу, подхватывая его на руки. Приземлив его бессознательную тушку на кровать, я побежал за аптечкой. Гуманно решив сперва обработать рану, а потом уже приводить в чувство, я смочил ватку перекисью и приложил к Леркиному пострадавшему затылку. Кипелов оказался в не настолько глубоком обмороке, а посему мне посчастливилось пополнить свой словарный запас матерных словосочетаний, как минимум, на две фразочки. А еще я получил скользящий удар ребром ладони сбоку по челюсти, но это уже, как говорится, издержки производства. Валерка со стоном сел на кровати, держась за голову, секунд через тридцать, правда, он снова в красках расписал мне, кто я и где мне самое место. Я с улыбкой слушал его. Ко мне больше не лезли, а посему я был спокоен. Лерка смешно кривился, продолжая свой непечатный монолог и не отнимая ватки от затылка. Через пару минут я отобрал у него сие пыточное орудие и протянул, сложенный в несколько раз, бинт. – Сучка ты крашеная, – беззлобно произнес Кипелов, прикладывая бинт. – Да, – просто кивнул я. До меня внезапно дошло, чего Валерка такой веселый ко мне прискакал. Ведь Пашка с Лешкой разошлись, но ничего не смогли с этим сделать, они снова вместе. А тогда, почему бы нам не попробовать? Ведь мы с Лерой разбежались практически точно так же. И что нам мешало все эти годы сойтись вот так же? Потеря веры в то, что можем быть вместе просто так, без шальных выходок, разборок, побегов друг от друга и таких же погонь. Просто вместе. Тогда не понимали, потом стало поздно, как мы считали. А вот, глядя на Пашку с Лешкой, Лера первым понял, что и у нас еще не все потеряно. А до меня, огорошенного хорошей новостью о "наших оболтусах", только сейчас дошло. И я со счастливым мяуканьем обнял Леру, устроив голову у него на груди. Сами идиоты. Старые. Оба. Со смехом я обнял Кипелова крепче. – Дошло? – а ехидства-то сколько в голосе! – Ну я же извечный тормоз, – кивнул я, заваливая его обратно на подушку и внаглую устраиваясь на нем. – В плане мозгов – да! А вот как в постель, так впереди планеты всей! – засмеялся Лерка. Я кивнул и прижался губами к его лбу. – Лерка, – шепотом. – Лерка, как ты это сделал? – Что? – также тихо. – Как ты умудрился так покорить меня с первого взгляда? Я ж тебя увидел и все – пропал! Кипелов кокетливо повел плечами: – Наверное, все дело в моей неотразимой яркой и неземной красоте, – томно сказал он и рассмеялся, когда я окинул его циничным взглядом. – Не звезди, Лера! В зеркалах ты отражаешься, мышка серая, никакой экзотики... ну вот с красотой я согласен, голосистость ты моя, – сжалился я. Правда Валерка не обращал на меня никакого внимания, он был занят, а именно, ржал своим самым демоническим смехом и никак не мог остановиться. Поняв, что по-другому вокалиста не заткнуть, я прижался губами к его губам. Подействовало на все десять баллов из пяти. Лерка как-то полуудивленно-полуневеряще выдохнул, отвечая на поцелуй, и обнял так, что у меня что-то хрустнуло в районе левого плеча. С трудом оторвавшись друг от друга, мы на некоторое время застыли, смотря один другому в глаза. – Ты меня любишь, – прошептал Валера. Он не спрашивал, он просто утверждал. – Ты тоже меня любишь, – так же шепотом подтвердил я. Потом мы просто разговаривали. На улице был сильнейший ливень, а посему нам было просто лень для всего остального. Уже была глубокая ночь, когда мы заснули в обнимку на постели, не подозревая, что сейчас в этом же городе, не так уж и далеко от нас, в другом доме, в такой же погруженной в тишину квартире с распахнутыми настеж окнами буквально в этот же момент точно так же в обнимку заснули "два наших оболтуса"... Цикличность. Все повторяется по одному и тому же сценарию, хоть иногда он и имеет некоторые расхождения. И иногда эти расхождения могут увести совсем в другую историю, откуда можно и не вернуться в свою совсем. Но мы вернулись в свой маленький, когда-то потерянный рай. Мы ведь столько лет искали туда тропку, но не могли найти. Как говорится, мы не ищем легких путей, а все было до смешного просто. Но пока носом не ткнут, ты и не увидишь легкий путь. Ошибки молодости приходится исправлять в старости. Мы свою исправили. А что еще нужно?.. ...думал я ранним утром, смотря в предрассветное серое небо и обнимая спящего Валерку. 26.12.2011-16.01.2012
Dara: Название: Я вижу Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS-музыка Пейринг: Харьков/Элькинд Рейтинг: наверное, R Жанр: да фиг его знает. Повседневная романтика, чуть ангста. Саммари: еще одна сюжетная вставка в «А смысл?» октябрь 2001 года ~Павел Элькинд~ Голова работает плохо, мысли путаются… Чьи-то руки стальными тисками сжимаются на запястьях, выворачивают в суставах, заставляют наклониться. Довольный пьяный смех со всех сторон. Скидывают на пол и ставят на колени. – Хотели же девочек дождаться! – восклицает кто-то. – А нефиг было заказывать только девочек! А мальчики?! – в ответ со смехом. Руки продолжают выкручивать, так что приходится уткнуться лицом в паркет. Кто-то хватает за волосы и поворачивает мою голову так сильно, что своими пьяными мозгами я понимаю: еще чуть-чуть и шея моя будет свернута… – Красивый мальчик, – одобрительно. – А я говорил, – довольно. – Долго ты его еще так держать будешь?! – нетерпеливо. – В очередь, ребята, в очередь! – с довольным смехом. Кто-то вцепляется в ремень на моих джинсах, расстегивает. Джинсы резко стаскивают вместе с плавками. Руки заводят наверх и также стаскивают свитер вместе с футболкой. И эти чужие руки везде, по всему телу, не дают двинуться, держат, изучают… Срываюсь на визг, когда одна из этих скотин резко врывается в меня. Больно! Разрывающе… Хватают за подбородок, заставляют открыть рот… Откусить нахрен!.. Но засаживает так глубоко, что челюстью не двинуть… от боли и унижения совсем перестает работать голова. Впервые в жизни приходит желание потерять сознание, но это не случиться. Почему-то знаю, что этого не случится… май 2008 года ~Алексей Харьков~ Удар в висок, и я резко просыпаюсь. Это был лишь сон, кошмар… Но я до сих пор слышу эти полные мольбы о пощаде стоны… Оборачиваюсь на них. Рядом мечется во сне Пашка, пытаясь от кого-то отбиться. Он-то и разбудил меня ударом локтя. Я не раздумываю над тем, будить его или нет. Я сам только что видел тот кошмар, что его сейчас мучает. Я не раздумываю над тем, почему я увидел тот же сон, что и он. Я просто обнимаю его и начинаю гладить по лицу и волосам, прижимаю к себе. У меня зрение не ахти, а посему в предрассветных сумерках я не вижу, но остро чувствую, что он плачет. Прижимаю его к себе сильнее, он извивается в моих руках, случайно задевает своей щекой мои губы, на которых остается соленая влага. Отбивается еще сильнее и срывающимся от рыданий голосом зовет меня, но не просыпается. Тогда я встряхиваю его несколько раз и громко зову по имени. Чувствую, что он открывает глаза, но глаза эти не видят меня, они все еще видят тот ужас. Пашка еще не проснулся, он все еще со стонами и сиплым рычанием пытается вырваться из моих рук. Я сильнее, но удерживаю его с огромнейшим трудом. Он начинает отбиваться ногами, в предрассветных сумерках мне удается разглядеть его широко распахнутые, словно голубым огнем горящие, глаза и оскал. Еще немного и он начнет кусаться, а зубы у него острые, не понаслышке знаю. Я прижимаю его к постели своим телом, не давая брыкаться и, не дай бог, повредить себе, я-то переживу. Он вскидывается подо мной, я пытаюсь держать его на месте, но острые зубы вцепляются мне в плечо, прокусывая кожу. – ПАША!!!! – от боли ору я во всю глотку. – Это же я, Леша!!! Он дергается и затихает подо мной. – Леша, – сипло, все еще плача. – Я здесь, – шепчу я, выпуская его руки и осторожно гладя по щеке. – Все хорошо, я здесь. Я тянусь к прикроватной тумбочке, чтобы взять очки. Надев их, я, наконец, могу рассмотреть его. Глазища испуганными горящими блюдцами, на губах и подбородке вообще художество из размазанных слез и моей крови. Дыхание тяжелое с присвистом. Он всматривается в меня так, словно видит в последний раз и хочет запомнить навсегда. Задумчиво проводит языком по губам и удивленно сводит брови, почувствовав характерный кровавый привкус. – Ты меня укусил, – шепчу я, подбородком указывая на свое плечо, и слезаю, наконец, с него. Ему и без моей туши сверху дышать тяжело. Беру все с той же прикроватной тумбочки влажные салфетки и подаю ему. Вытерев лицо и зашвырнув скомканную салфетку через всю комнату на подоконник, Пашка садится и пытается осмотреть оставленную им рану на моем плече. Тихо ругнувшись себе под нос, он встает с постели, чтобы включить свет. Я зажмуриваюсь и трясу головой, а он возвращается и присаживается рядом, «оценивая повреждения». Снова ругнувшись, выходит из комнаты, не потрудившись даже одеться. Через минуту раздается его голос: – Харьков, где у тебя в доме аптечка?! Я вылезаю из-под одеяла и встаю с кровати. Зябко переминаюсь с ноги на ногу в предутренней прохладе, иду в кухню, достаю из шкафчика аптечку. Пашка буквально вырывает ее у меня из рук и, поставив на стол, начинает в ней рыться. Ухмыляется, после чего сажает меня на табуретку. Я недовольно ерзаю, думая про себя, что прикрыть чем-нибудь голый зад все же нужно было. Пододвинув табуретку, Пашка садится напротив меня. Садится, поджав под себя ноги, от чего я завистливо шепчу ему «сволочь», поскольку при своих габаритах не могу сидеть так на подобных жердочках. Тот лишь кивает с серьезным лицом и начинает промывать укус, после чего обрабатывает. Я морщусь, но знаю, что это еще не все. Откуда знаю, не задаюсь вопросом, просто знаю. Точно так же, как сегодня ночью увидел его сон. Просто это есть. Мы еще до этих странных отношений друг друга с полуслова, даже полувзгляда понимали. А посему терплю, когда Пашка все с тем же сосредоточенным лицом аккуратно зашивает рану. Надо сказать, цапнул он меня знатно, я не ожидал, что он может так разодрать мне плечо одним укусом. Хотя, с другой стороны, в его состоянии это было вполне предсказуемо… Закончив, он внимательно осматривает результат своей (в обоих случаях) работы и, удовлетворенно кивнув, вопросительно смотрит на меня. – Нет, я не хочу спать больше, – отвечаю я на его немой вопрос. Он кивает и идет в комнату за одеждой. Я же встаю и повожу плечом. Кожу немного тянет, но открытой такую рану оставлять не самая лучшая идея. Ставлю чайник. Возвращается Паша с моей одеждой. Сам он уже одет в джинсы, через плечо перекинута футболка. Я благодарно киваю и одеваюсь. – Не надо, – прошу я, когда Пашка берет со стола пачку с сигаретами. – Я не хочу этим дышать с утра пораньше. Пачка летит на окно, проехавшись по подоконнику и замерев, столкнувшись с микроволновкой. Сам Паша тяжело садится на угловой диванчик и опускает голову на скрещенные на столе руки. Вскипает чайник и я делаю Паше кофе, а себе чай. Тот берет чашку, нюхает и отставляет в сторону, поморщившись. – Раньше десяти утра курить не будешь, – твердо говорю я, залезая в холодильник и ища что-нибудь, из чего можно сделать, к примеру, горячие бутерброды. Ответ мне – кривая усмешка. Мы заканчиваем завтракать, когда горизонт на востоке наливается оранжевым. Пашка несколько раз порывается закурить, в итоге несчастная пачка перекочевает в карман моих джинс, где на данный момент и ждет своего смертного часа, то есть десяти утра. Плечо у меня немного саднит, из раны выделяется сукровица, посему футболку я так и не одел, а из-за этого немного зябко. Паша допивает кофе и внимательно изучает меня. Я вопросительно вскидываю брови, на что получаю пожатие плечами и немного усталую улыбку. – Я насчет того, что мне сегодня снилось, – произносит он тихо, но я перебиваю: – Я видел. Удивленный взгляд. Объяснения не требуются. Я видел, а он понял, что именно я видел. – Это крайне редко случается… Я… – шепотом. – Все хорошо, – также шепчу я. Он откидывается на спинку диванчика и улыбается устало и благодарно. Я не могу не заулыбаться в ответ. – Ты слишком много видишь, – шепчет он. – Я вижу то, что нужно. И ты – тоже. Кивок и еще одна улыбка. Его кисть ложится на мою, пальцы наши переплетаются. Глаза в глаза. Немой диалог, ибо слова не нужны… – Сигареты раньше десяти не получишь! – повторяю я с твердой уверенностью. Пашка смеется и сгребает меня в объятья. Над Москвой встает солнце. 25.01.2012.
Dara: Название: Апрель Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS-музыка Пейринг: Молчанов/Голованов Жанр: romance Рейтинг: NC-17 Саммари: эээм… кое-кто кое-что для себя понял… Комментарии: небольшой сиквел к "А смыслу?" Дисклаймер: извращенка я! И мне не стыдно! А парни все равно не мои февраль 2012 года ~Андрей Голованов~ В комнате было темно. Единственными источниками слабого света были раскрытый ноутбук, лежащий на журнальном столике, да свет из прихожей, проникавший через дверной проем. Окна были занавешены тяжелыми шторами, отрезая свет уличных фонарей. Я сидел в кресле, напротив меня на диване полулежал Леша. Вид у басиста был какой-то покинутый и немного виноватый. – Я никогда не понимал полностью, что у него в голове происходит, – вздохнул он, смотря куда-то в пол. – Когда мы... расстались, – кислая усмешка, – я думал, он меня прикончит. А он до сих пор со мной общается... – и рассмеялся немного истерично так. Я вздохнул. Мы решили посидеть ночку за пивом сугубо втроем. Пошли, естественно, к Славе. Сейчас хозяин квартиры отсутствовал по причине нахождения себя любимого в магазине. На вопрос «Кто идет сегодня за «Клинским»?» выпал ответ «Самый быстрый», в нашем случае ногастый, короче Слава, чем он, собственно, на данный момент и занимался. Едва гитарист вышел из квартиры, и я закрыл за ним дверь, как Лешке приспичило выговориться. Со Славкой они ведь расстались спонтанно (не то слово!) и, похоже, тяжело это расставание воспринял именно Лешка. Не смотря на то, что они с Пашкой снова были вместе уже порядка полугода (Аллелуйа!), Лешка, похоже, все еще не мог "отцепиться" от Славы. – Ты в курсе, что ты просто так и не смог с ним морально расстаться? – спросил я друга, когда тот замолк. – Вы разбежались почти шесть месяцев назад, но почему-то Слава сразу это понял нормально. А вот ты мучаешься и окружающих мучаешь этим, кстати, тоже. Слава не знает, как с тобой нормально разговаривать, боится, что ты можешь его неправильно понять; Пашка себе места не находит в страхе за твою нервную систему из-за всего этого, ну ты же знаешь, он не умеет ревновать... А в итоге, крайним оказываюсь я! Потому что эти двое любят меня в мозг по очереди, а пару раз сделали это дуэтом! Что? Да, мы у меня, помнится, втроем неплохо посидели и посидели бы еще лучше, если бы не поднялась тема про тебя. Не смотри на меня такими глазами, они не вместе пришли, а по отдельности, не договариваясь... хотя, кто их знает. А тут еще ты ноешь. Почему все свято уверены, что могут вывалить на меня свои проблемы, и что я обязан эти проблемы выслушивать и решать?! Леш, без обид, но вы втроем меня уже достали! Славка придет, подкатывай к нему, ладно? Поговорите вы с ним, выскажите все друг другу, так тебе будет гораздо легче его отпустить. Славе, повторю, тоже тяжело от твоих заскоков, – последнее предложение я уже произносил просительным голосом, проникновенно заглядывая Лехе в глаза и размышляя, как быстро он очухается и пойдет по указанному маршруту... или сам меня пошлет. Хотя, вряд ли, мы были не в тех отношениях, когда на подобное еще можно обидеться. Лешка некоторое время удивленно смотрел на меня, затем улыбнулся. – Прости, мы действительно тебя достали, – тихо сказал он. – Не то слово. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа и в квартиру вошел Слава с пакетом в руках. – У нас что, похороны? – осведомился он. – Чего притихли? – Ну, мы же тут гости, – расплылся я в улыбке и поднялся с дивана. – Давай, я это все в кухню унесу. Слава посмотрел на меня так, словно ожидал подвоха, но пакет все-таки передал и стал снимать с себя пуховик. В кухне я стал выгружать покупки на стол, попутно думая о том, закрыть ли мне окно или фиг с ним, пусть сквозняк гуляет? Мерзляк-Лешка в зале, а окно приоткрытым оставил Славка, которому, судя по всему, было жарко. На нос мне прилетела пара снежинок и я решил отрезать этим диверсанткам путь к неминуемой реинкарнации в капли воды, а посему окно было закрыто. Правда, перед этим я распахнул его настежь и высунулся примерно наполовину, вдыхая морозный воздух и всматриваясь в черные силуэты домов. Сквозь облака пробивался молодой месяц, а на улице, что странно, было ни души. Ветер тут же швырнул мне в лицо еще горсть колючих и сухих снежинок, заставив меня с фырканьем вернуться в тепло и закрыть-таки створку. Из зала раздался дружный гогот, Славкино «Идиот!!» и Лешкино «Ага!!» в ответ. Значит, разобрались. Я с улыбкой откупорил бутылку с пивом и с удовольствием отхлебнул. Затем взял еще две и пошел в зал. – Ну, в общем, я согласен с первым оратором, – заметил я, протягивая им обоим по бутылке и садясь на диван рядом с Лешкой, ибо в кресле расположился хозяин квартиры. – Я тоже, – улыбнулся Леша. – Ты смотри, какой башковитый, – «одобрительно» протянул Слава. Харьков отсалютовал ему бутылкой, и мы трое заржали. «Что-то лично-групповое семейное», – так когда-то сказал про нас Пашка. Да, он был прав. В нашем случае гитаристы группы «Кипелов» это не работа, а вполне себе полноценный диагноз! Часа через два Лешка засобирался домой. – Да куда ты дергаешься? – спросил Слава, когда Лешка вызвал такси. – Время третий час ночи, Элькинд дрыхнет уже, небось, давно. – Может и дрыхнет, а мне с ним спать приятнее, – пожал плечами Леша. – А ты его в следующий раз приводи, – предложил гитарист. – Мы тогда у Андрюхи весьма продуктивно посидели. – Мой мо-озг! – простонал я, вспоминая «продуктивную посиделку». – Андрюх, расслабься, не все так плохо было, – Славка хихикнул в бутылку. – Это вам все не так плохо было! Особенно, когда вы уже после первых двух бутылок пива спелись и начали закусывать тем, чем я вообще-то думаю! – огрызнулся я. – Ну, так не съели же! – пожал плечами Молчанов. – Пошел ты, – беззлобно ответил я. – Если только в следующий раз с Лешиковой второй половиной за пивом, – Слава многообещающе вскинул брови. – Э! Это мой парень! – рявкнул Лешка, глядя на мою кислую рожу и стараясь не заржать. – Расслабься, уводить не буду, – «сжалился» Славик. – Мы с ним в первую же ночь подеремся в разборках «кто сверху». – Странно, – протянул Лешка, – мы с ним почему-то ни разу таких разборок не устраивали, да и с тобой тоже. Все было по взаимному согласию. – Ну, так это с тобой, – пожимая плечами, ответил Молчанов. – А друг с дружкой мы точно захотим оказаться в активе. – Вот, блин, тоже мне альфа-самцы нашлись, – рассмеялся басист под трезвон собственного мобильника. Вытащив телефон из кармана и глянув на экран, он кивнул, принимая звонок. – Хорошо, спасибо. Пока, придурки, – последняя фраза была адресована уже нам со Славкой. Алешка уехал, а мы, немного еще посидев, стали тоже укладываться спать. Точнее, спать отправился я, а Славка, по ходу, собирался сидеть до утра. Сова. Причем, конченная. – Есть немного, – кивнул Слава на это мое заявление. Я долго возился под одеялом. Заснуть не получалось от холода и этой странной нежилой пустоты в комнате. В конце концов, я собрал одеяло и подушку в ком и с этой ношей завалился к Славке в комнату, на его удивленный взгляд заявив «Сам там спи!» и со всеми удобствами устроился на его кровати. – Совсем оборзел, – пробурчал на это Славик, но выгонять не стал. Эта койка в его квартире тоже была двуспальной. апрель 2012 года Гастроли выдались настолько нервотрепными и дурными, что было впору вешаться... или разрывать контракт. Но мы же кучка мазохистов! А посему «погнали в следующий город, там все тоже будет из рук вон плохо, и отдохнете вы, милые, только в могиле!». Этот концерт тоже не отличился оригинальностью. Аппаратура тупила, со светом фигня какая-то творилась, меня током шибануло прямо на сцене, благо не насмерть, а у Леры отказал микрофон минуты на четыре! Последнее, правда, было воспринято зрителями на «ура!», ибо золотой голос продемонстрировал себя весьма и весьма неплохо, даже мы слушали «совсем живое исполнение» с открытыми ртами и промахиваясь по струнам, пока Кипелов надрывался на весь зал, пытаясь спеть на уровне многострадальный «Призрачный взвод». Потом, правда, прослушали весьма нецензурный монолог в адрес злодейки-судьбы по поводу того, что микрофон – с*ка такая! – отказал именно на этой песне (мне, как одному из ее авторов, перепало по отдельному тарифу). Но все это было уже, естественно, после выступления в гримерке. По прибытии в гостиницу мы рассосались по своим номерам восстанавливать, порушенное в хлам, хрупкое душевное равновесие. Я выполз из блаженного душа и, развалившись на кровати, уткнулся носом в книгу, обиженный на весь свет, и на свою ни в чем не повинную гитару в первую очередь. Славка, с которым я делил номер, устроился на соседней койке минут через пятнадцать и хмуро смотрел в потолок. После душа его настроение явно нифига не улучшилось вплоть до того, что Молчанова ни капли не волновал тот факт, что волосы он не потрудился нормально вытереть и спать ему теперь придется на мокрой подушке. – Четыре, – резюмировал он вдруг. – Трещины? – спросил я, кинув взгляд на гитариста и видя, что он все еще смотрит в потолок. – Мухи, – ехидный ответ. – Мухи еще спят. – Вот теперь это им скажи, – как-то особенно гаденько хихикнул Славка. Я пересел к нему на кровать и посмотрел на потолок, где действительно обнаружились четыре сонные мухи. – Какого полового органа?! – офигел я от удивления. – Начало апреля же! – Мужского, – все также пакостно хихикнул Слава. – И не думаю, что у них есть календарь. Я удивленно повернулся к другу. Славу явно штырило, причем качественно и от души. – Тебя тоже током ударило? – спросил я. – Трахаться хочу! – ответил Молчанов, дернувшись так, словно его действительно только что током стукнуло. – Сублимирую я! – Угу, – пробурчал я, перебираясь обратно на свою кровать и снова утыкаясь в книгу, – между ног весна, а переспать не с кем. Понимаю. – Ну, ты-то хотя бы можешь пойти подцепить фанатку, а я парня хочу, – немного обиженно протянул Слава. – А что мешает сходить и подцепить фаната? – удивленно спросил я. – А вдруг он натуралом, вроде тебя, окажется? – У меня стойкое ощущение, что скоро натуралов придется заносить в Красную Книгу. Маловато а то. Особенно, в нашем окружении, – задумчиво протянул я, откладывая книгу. Славик пожал плечами: – Это просто ты не в ту компанию попал. – Блин, слушай, Славка, ты меня заразил совсем! Я тоже секса хочу! – Говорю, иди клей девочек, – пожал плечами Слава. – Что тебе мешает? – Зверек по кличке Влом, – буркнул я. – И вообще, может мне тоже мальчика хочется. Молчанов от неожиданности заржал, как конь, да настолько громко, что к нам забежал Лешка, узнать, что случилось. – Ой, не могу, мне плохо, – продолжал ухахатываться Славик, катаясь по узкой кровати и грозя рухнуть на пол. – Андрюх, ты?! Ё мое! Оу-у-у!!! – на вой гитариста за окном в ночи откликнулись собаки, отчего тот заржал еще пуще прежнего. – Лех, переспи ты с ним, а? – повернулся я к басисту, который в полном шоке стоял в дверях и смотрел на Славу огромными глазищами. – Неа, – даже не моргая, покачал головой Харьков. – Если это единственный способ его успокоить, можешь попробовать сплавить его к Валерке и Сашке... Ну, или сам как-нибудь. Я пас. Услышав предложение про «сам как-нибудь», Славка совсем забился в истерике. Лешка, глядя на это, покрутил пальцем у виска и, бросив «Сами разбирайтесь, я спать хочу», отправился к себе. Я снова остался один на один с истерящим гитаристом. Говоря откровенно, я не думал, что у него такой недотрах, что аж до истерики дошло. Но дошло. – Слав, а ты после того как с Лешкой разошелся, хоть с кем-нибудь спал? – осторожно спросил я. – А что, есть претенденты? – проскулил тот, успокаиваясь, и тут же добавил: – Себя не предлагай. Это уже не смешно. – А если стриптиз станцую? Славик снова заржал. – Ну вот, – притворно вздохнул я. – А говоришь, что не смешно. – Андрюха, ты у меня дождешься, я тебя точно трахну, – проскулил Слава. – Да, пожалуйста, хоть легче обоим станет, – пожал я плечами. Смех на соседней кровати резко оборвался. Повернув голову, я увидел, что Слава сел и как-то странно смотрит на меня. – Андрей, ты вот сейчас либо стебешься и тем самым нарываешься, либо я чего-то о тебе не знаю, – совершенно серьезно произнес он. – Второе, – спокойно отреагировал я, внимательно наблюдая за его реакцией. Гитарист промолчал, продолжая сверлить меня взглядом. – И? – протянул он. – Кто же оказался таким шустрым, что соблазнил тебя, а кто такой тварью, что ты решил завязать? Я усмехнулся: – В обоих случаях это был Лешка Страйк. Славка поперхнулся. – Блин, а! Ваша шведская семья меня уже даже не пугает, а самым натуральным образом ужасает! Кто с кем только ни тра... пардон, ни пел/играл. Я усмехнулся. Про шведскую семью Слава более чем попал, но: – Ты в эту шведскую семью тоже входишь, не забывай. Мы с тобой оба в Легионе играли, помнишь? В разное время, конечно, но все-таки. В ответ я получил равнодушное пожатие плечами. – А что у вас со Страйком все-таки было и случилось? Я улыбнулся. Я мог отмазаться, сказать, что это шутка, и Слава бы поверил в это, как и все остальные. Но рассказать хотелось. Причем, рассказать именно ему. Чтобы он знал. Зачем? Я этим вопросом не задавался, по крайней мере, не искал его глубинный смысл, прекрасно понимая, что смысл этот проявится уже после рассказа. Если, конечно, меня вообще выслушают. – Я в него тогда влюбился, – начал рассказывать я. – Я не знаю, что это было: на почве дружбы, или восхищения его талантом, или это у меня так гормоны играли, мне ведь девятнадцать всего тогда было... Но я им прямо болел. Потом на одной гулянке на природе я его соблазнил. Я до этого с парнями ни-ни, но там меня словно подменили. Я понял, что либо сейчас, либо никогда. Лешка был немного поддатым и клюнул без проблем. Потом у нас был довольно бурный роман, но... – я горько усмехнулся, – но в какой-то момент он охладел ко мне. И... – я замолк. Увлечение Лешкой прошло давно, но чувство обиды было до сих пор. Слава пересел ко мне и легонько толкнул плечом. Я покачнулся и посмотрел гитаристу в глаза, в которых отражалось столько всего, что трудно было разобрать, какие именно чувства он на данный момент испытывал. Одно я знал, чувствовал всем существом своим, этот человек всегда на моей стороне, всегда поддержит и придет на помощь, что бы ни случилось. Тогда у меня не было такой поддержки... – В общем, мы расстались, – продолжил я, ободренный. – Где-то через полгода я не выдержал и покинул группу. Не мог больше находиться рядом с ним. Ушел играть в Легион и наши с Лешкой пути разошлись совсем в разные стороны. Мне было плохо, я понимал, что хрен вылечусь... Потом я попал еще и в Ключи. Играл там, но потом от нас ушел ударник, а новым стал, да-да, Пашка Элькинд. Мы быстро сошлись в интересах и сдружились. Я к нему очень сильно привязался. Ну а он, благодаря этому, довольно быстро вытянул из меня все подробности моей несчастной любви. Я рассказал ему все, кроме того, естественно, что моей второй половиной во всей этой истории был парень. Не удивляйся, – рассмеялся я, увидев, как Слава удивленно вскинул брови. – Пашка парнями не сразу заинтересовался, и я не прикладывал к этому руку! Я тогда уже завязал! – добавил я, когда гитарист посмотрел на меня совсем хитро. Слава поднял руки, показывая, что все понял и ждет продолжения. Я снова улыбнулся. Многолетняя тоска потихоньку отпускала, разжимая тиски и позволяя вновь легко дышать. Я вдохнул полной грудью, словно все эти годы мне действительно, на физическом уровне, что-то мешало дышать и сейчас это «что-то» меня отпустило. Возможно, мне действительно нужно было выговориться по-настоящему? – В общем, Пашка меня «вылечил» как получилось, а получилось у него очень хорошо. Вот только я после этого случая решил в однополые отношения больше не ввязываться. Вот и все. А вообще, могу тебя поздравить: кроме самого Страйка и Паши, ты теперь третий в этом гребаном мире, кто знает о том, что и я когда-то парнями увлекался. Слава на это ничего не ответил, лишь тихо прокомментировал: – Неудачный первый опыт перечеркнул все. Я удивленно повернулся к нему, но гитарист смотрел перед собой невидящими глазами и думал о чем-то своем. На губах его блуждала задумчивая улыбка, а во взгляде было нечто такое, что становилось понятно, видит он сейчас далеко не эту комнату и, возможно, даже не этот отрезок времени. Затем он встряхнулся, словно скидывая с себя морок и повернулся ко мне, шкодливо улыбаясь. – Ты прав, – вырвалось у меня. – Я действительно повел себя именно так. Дурак, – рассмеялся, спрятав лицо в ладонях. Мне действительно было смешно. Все так просто. Пашка говорил тоже самое, но именно из-за недосказанности о самом главном я не смог понять этого до конца, а скорее всего, просто подсознательно не хотел принимать тот простой факт, что Страйк действительно оказался моей первой серьезной любовью. Такой опыт бесценен, но лишь когда ты выносишь из него урок. Я вынес вот только буквально сейчас. Славка откинулся назад, упав на кровать. Я снова посмотрел на него. Тот практически лежал, опираясь на локти. Снова эта задумчивая улыбка и взгляд словно в другую реальность. «Удачненько он так лег», – подумалось мне. А еще я понял, что именно этот «неудачный первый опыт» закрывал мне глаза все это время. На Славу, например. А что? Учитывая, как когда-то кто-то метко выразился, всю нашу озабоченную компанию… а уж то, как к самому Молчанову подваливали все, кому не лень… И весьма понятно, почему. Понимание моего порыва высказаться пришло спокойно и твердо – я тоже хотел Славу. Все так просто… Я посмотрел на него, уже сознательно, другими глазами. Молчанов не был как-то особо красив, нет. Он был шикарен, а это поэффектнее любой, даже самой потрясающей красоты. Что-то царственное было в его лице, в тяжелом, подчиняющем взгляде темно-серых глаз, над которыми изящно и в то же время жестко изгибались тонкие четко очерченные брови. С моей позиции была очень хорошо видна каждая черточка его лица, которое портил разве что только довольно большой второй подбородок. Практически прямой, лишь с легкой горбинкой, нос… вообще, профиль у Славки был какой-то греческий. Я перевел взгляд на его губы: тонкие, четко очерченные, твердые, но, в то же время, сочные и странно яркие, словно помадой накрашены. «Вот нафига ты их сейчас кусаешь, а?» Перевел взгляд дальше. Коротковатая, что называется, бычья шея плавно и незаметно переходила в широкие покатые плечи. Смотришь и не поймешь, где кончается шея и начинаются плечи. Довольно рельефный мускулистый торс. «Сволочь, а!» После душа эта зараза не стала утруждать себя футболкой, и решила ограничиться одними только джинсами… с низким поясом… «Ох, Слава, чтоб тебя…» С трудом оторвав взгляд от его груди и живота, я продолжил «осмотр». Руки длинные и красивые, кисти тонкие, с длинными хваткими пальцами. При всей своей ярко выраженной жилистости, у Славы были очень широкие и тяжелые кости, что, вкупе с высоким ростом, делало его очень крупным и мощным. А уж его задние конечности уже давно стали во всей тусовке объектом шуток на тему страуса. Конечности эти были просто потрясающие и я, помня его слова про «дождешься», положил ладонь гитаристу на колено. Слава вздрогнул от неожиданности. – Андрей, что ты делаешь? – удивленно и тихо спросил он. – Кто-то, помнится, был весьма не против, – также тихо ответил я и провел ладонью вверх по его бедру. Гитарист с шумом выдохнул, окончательно упав спиной на кровать. Ободренный, я переместил ладонь еще выше, на миг остановившись на ремне его джинсов, скользнул ладонью на живот, остановившись там. Слава, казалось, даже дышать перестал, только бедра его мелко подрагивали от возбуждения. Протестующе застонал, когда я убрал руку и облегченно выдохнул, когда стал расстегивать на нем сперва ремень, а затем и джинсы. Но тут же с нетерпеливым шипением перехватил мою руку. – Ты вообще соображаешь? – дрожащим голосом спросил он. Я посмотрел ему в глаза, в которых отражалось два вопроса: «Ты точно этого хочешь?» и «Мозги совсем пришли в негодность?» – Соображаю, – хрипло ответил я. – Я вообще в такие моменты на удивление хорошо и трезво соображаю. Славка некоторое время напряженно всматривался в меня, затем отпустил мою руку и закрыл глаза, предоставляя полную свободу действий. Чем я и воспользовался, расстегнув его джинсы окончательно и начав стягивать, бурча: «Молчанов, гребаный ты страус, помог бы хоть!» «Са-ам!» – ехидно протянул Славик, выпутывая ноги из штанин. Джинсы полетели на соседнюю койку, туда же отправилась белье соло-гитариста. Уложив Славку на кровати нормально, я стал раздеваться сам, не спуская с него пожирающего взгляда. После того, как моя одежда отправилась по тому же маршруту, что и Славкина, я устроился между его разведенных ног и замер, прикрыв глаза, пытаясь определить, что я чувствую. Слишком давно я не был с кем-то своего пола, слишком давно. «С прошлого века», – ехидно усмехнулось что-то внутри меня. Я заткнул это «что-то», не желая ввязываться в спор с самим собой, и сосредоточился на ощущениях. Было хорошо. Не так, как с девушками, не лучше, но и не хуже. Это просто было другое. Открыв глаза, я встретился взглядом со Славой, который в свою очередь внимательно изучал меня. Я облизнул губы и положил руки ему на бедра, мягко проведя ладонями до колен, затем по внутренней стороне вверх до паха. Молчанов вцепился в мои запястья жесткой хваткой и, не отпуская моего взгляда, потянул на себя. Я упал на него, и наши тела одновременно пронзила дрожь острого удовольствия, когда наши члены оказались зажаты между нашими же животами. Я застонал и начал тереться о Славу, но тот с рычанием схватил меня и перевернул, очутившись сверху и прижимая меня к постели своим весом. Горячий язык прошелся по моей шее, щеке, скользнул по губам. Я подался вперед, пытаясь поцеловать, но Славка уже юркнул вниз, исследуя мои плечи, грудь. Губы обхватили сосок и втянули, заставив меня с тихим хрипом выгнутся дугой. Второй сосок получил легкий укус, после чего это неугомонный, во всех смыслах острый язык снова двинулся вниз к животу. Славе явно не терпелось. Когда лицо Молчанова оказалось на уровне моих бедер, я снова выгнулся, но был безжалостно прижат к койке, после чего Слава с меня просто слез. – Куда?! – я не узнал в этом рыдании собственный голос. А Славик тем временем открыл свою сумку и начал что-то искать. – Без смазки? – не оборачиваясь, спокойно спросил он. – А ты ее с собой таскаешь? – я таки нашел в себе силы съязвить. – Таскаю, – невозмутимо. – Ты, кстати, – тоже. Она просто не для нас, а для гитар предназначена. Я закрыл глаза. Ну, конечно. Не сообразил. Тут матрац прогнулся под весом соло-гитариста. Приподняв веки, я наблюдал за тем, как он устраивается меж моих разведенных ног. Заставив меня согнуть колени, он вылил немного масла себе на пальцы и вопросительно посмотрел на меня. – Славка, не будь садистом! – рявкнул я, шире разводя ноги и с огромным трудом противостоя желанию покончить со всей этой сексуальной напряженкой при помощи собственной руки. Слава не ответил ничего и даже рожи никакой не состроил – он был занят мной, точнее моей задницей. Очередное знакомое, но позабытое ощущение всколыхнуло мои чувства, когда Молчанов ввел в меня палец. – Еще, – хрипло. – Зря ты в натурала переквалифицировался, – хихикнул Слава, тем не менее добавив второй палец, почти сразу же за которым последовал третий. Я, продолжая шипеть, насаживался на пальцы, которые были непривычно длинные. У Страйка были заметно короче. Снова выгнувшись, когда Слава задел внутри меня нужную точку как-то особо ощутимо, я благополучно выбросил своего бывшего любовника из головы. Все равно было ощущение, что с Лешкой все происходило где-то в прошлой жизни. Слава вытащил пальцы и подхватил меня под колени, закинув мои ноги себе на плечи и прижимаясь головкой ко входу. – Блин, Молчанов, я тебя сейчас сам изнасилую! – прохрипел я, когда он снова вопросительно посмотрел на меня. Разрешение было более чем понятным, и со странной улыбкой он плавно и уверенно вошел в меня. Я захрипел, теряясь в ощущении не боли, но неудобства и полного блаженства, по которому я, как выяснилось, более чем скучал. Слава двигался сперва медленно, но затем стал увеличивать темп. Под конец он вколачивался в меня, как ненормальный, воя при этом не хуже волка, на радость (или испуг, как посмотреть) уличным собакам, которые снова не замедлили ответить. – БЛИ-ИН!!! – дуэтом раздался из-за стены сонный и злобный вопль Кипелова и Манякина, после чего они еще и кулаками в стену начали стучать. – ЗАТКНИСЬ ТАМ, ты, страус!!!!! Я засмеялся, Славка тоже, сорвавшись с воя на очень высокий, на уровне ультразвука, визг. – БЛЯ, Я УБЬЮ НАШ БЭК-ВОКАЛ!!! – еще один вопль Валеры и еще один удар в стену, судя по звуку, теперь уже ногой. – На*уй, а!! Вячеслав Андреевич – МАТЬ ВАШУ! – вы не могли хотя бы на полтона потише собак пугать?! – возопил Саша. – Блин, Слава! – из-за противоположной стены раздался крик Лешки. – Знал бы, что у тебя все так запущено, сам тебе дал бы! Андрей, заткни его, а!!! Заржать, как ненормальному мне не позволил сам Слава, в это момент взяв мой уже просто болящий от перенапряжения член в ладонь и задвигав рукой просто в бешеном темпе. Теперь заорал уже я, но мой рот тут же зажала другая рука гитариста, а сам он вцепился зубами в мою ногу, аккурат возле коленки, не переставая скулить, теперь уже приглушенно, и двигаться во мне все в том же сумасшедшем ритме. Кончили мы, похоже, все-таки одновременно. У меня перед глазами все поплыло, и я заорал, срывая горло. В уши врывался хриплый крик Славы, которого словно бросило на меня. Мы пытались отдышаться. Не знаю, сколько прошло времени, но когда Слава слез с меня, я уже более-менее пришел в себя и даже смог открыть глаза. Сам Славка сидел передо мной, смотря куда-то в пространство, и задумчиво слизывал мою сперму со своей руки с таким видом, словно это было мороженое. – БЛИН, ВЫ ТУТ ЧТО, ТРАХАЛИСЬ?! Я повернулся к двери, которую мы забыли закрыть, и встретился с офигевшим взглядом Алешки. Басист смотрел то на меня, то на Славу с таким видом, что было ясно: у него только что случился локальный апокалипсис мироздания. – Нет, кроссворды разгадывали, – мирно ответил Молчанов, который продолжал вылизывать свою перепачканную в моем семени руку с видом довольного, обожравшегося сметаны, кота. – Ты… – у Лешки, похоже, слов никаких не было, чтобы охарактеризовать Славу. Даже непечатных. В дверь просунулась встрепанная сонная и явно жаждущая убивать голова Валеры. – Я убью вас обоих! – злобно прохрипел он. – Если этой ночью я услышу еще хоть один стон/писк/не важно с вашей стороны, я приду и лично вас обоих поимею грифами ваших же гитар! Ясно?! – он повернулся и посмотрел на стоящего рядом Лешу так, словно тот только что незаметно подошел. – А лучше твоей, у твоей больше, – сообщил он басисту и ушел к себе под наше гробовое молчание. А то! Жить-то хочется! И не калеками! Хотя, вдвоем со Славой мы бы отбились, а там и Лера бы уже отошел. – Так и будешь стоять сусликом? – осведомился тем временем Слава у Лехи. – Иди спать, мы больше не будем… сегодня уж точно, – пообещал он, довольно поглядывая на свой сотовый, валявшийся на полу. Очевидно, телефон выпал из кармана джинс, когда те пролетали по маршруту «кровать А.С.Голованова – кровать В.А.Молчанова». На экранчике бодренько высвечивалось полдвенадцатого вечера. – Я предупредил! – как почуяв, пригрозил Лера из-за стенки. – Ладно, до завтрашнего вечера, – пошел на компромисс гитарист. – В поезде?! – охренел Саша из-за той же стенки. – Мы будем тихо, – пообещал я. – Ну-ну, – скептически откликнулся барабанщик. Больше от старших никаких реплик не последовало, и мы повернулись к Лешке, который все еще в полном шоке стоял в дверях. – Тебя до комнаты проводить? – спросил Слава. – Леш, я – би. Вот и все. Просто мало кто об этом знает, – устало пояснил я другу. Даже говорить удавалось с огромным трудом. Тот пробурчал себе под нос что-то и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Я посмотрел на Славу и немного прифигел от его хитрющей улыбки. – Второй раунд? – весело спросил он. – В этот раз однозначно будет тише. Я кивнул со смехом. Первый голод утолен, дальше десерт, а десерт, как известно, смакуют. 19-27.01.2012.
Dara: Название: Поймать счастье за хвост Автор: Дара Нагваль Фандом: RPS – музыка Пейринг: Молчанов/Голованов, Голованов/Карпухин + еще несколько мимо пробегавших Жанр: романс, ангст, пов Рейтинг: R Саммари: ...на чужой кавай тентакли не распускай! (с) Дядюшка Эдь Комментарии: сиквел к «А смыслу?» От автора: никаких личных и не очень счетов к Сашеньке Карпухину. Я к нему абсолютно равнодушна. Короче, оно само Отказ от прав: неа. Я с ними даже не знакома. май 2012 года ~Александр Карпухин~ Был общий концерт. Даже уже и не вспомнить, чей это был концерт, и вообще, общий, или же чей очередной юбилей, но вот гулянка вышла после него знатная! В чьем загородном доме проходило все действо, я так и не понял, но хата была здоровущая, во всяком случае, она без труда вместила в себя всю толпу, и даже еще осталось место. Приближалась ночь. Солнце уже село, было почти по-летнему тепло, и все уже были пьяненькие. А посему кто-то «играл в рыбаков», рассказывая подвиги, а кто-то уже пошел эти подвиги совершать. Я тоже искал глазами кого-нибудь, с кем можно скоротать ночь. Оба Лешки (Страйк с Лексом) в обнимку слиняли наверх, дав мне понять, что третий им сегодня не нужен. Жаль, я тоже по Лексу соскучился. Харьков сидел на крыльце в обжимку (именно в обжимку, а не обнимку) с приехавшим попозже Элькиндом и ни на кого кроме барабанщика внимания не обращал. Элькинд довольно громко шипел ему, что надо бы уже пойти в отведенную им комнату, но басист был либо в легком алкогольном неадеквате, либо ему было пофиг, либо хотел экстрима на радость вуаеристам; а посему Элькинд отбивался от него в прямом смысле этого слова (увы и ах, расклад был далеко не в его пользу) и явно молил все известных богов, чтобы хмельной басист его не изнасиловал прямо там, на крыльце на глазах у кучи народа. Некоторые наблюдающие, кстати, уже даже ставки делали, кто тихо, стараясь не смущать того же Элькинда (хотя, по-моему, этого подобным хрен смутишь), а кто и в открытую, громко и с хохотом. Мимо меня, посмеиваясь, прошли Кипелов с Мавриным. Шли почти в обнимку и явно тоже уединения ради. Я проводил их равнодушным взглядом. Маврин был шикарным любовником, чего греха таить, именно он был первым, кто ввел меня в мир однополых отношений, показал и научил. Я был ему благодарен, наверное, как бывают благодарны хорошему учителю, но Рыжий Бес мне был уже несколько лет как неинтересен. Я вздохнул. Сходить в беседку, посмотреть кто там? Там молодежь! Туда и надо. Встав с плетеного кресла, я спустился с крыльца, походя отвесив шутливый пинок Харькову. Тот повернулся, дав, наконец, Элькинду более-менее спокойно вздохнуть, и окинул меня мало-трезвым и таким же мало-дружелюбным взглядом. – Шурка, катись отсюда! – прорычал он и подтолкнул меня в сторону все той же беседки. Элькинд, воспользовавшись моментом, исхитрился вырваться и со всех ног драпанул в дом. – Куда?! – в полнейшем афиге заорал басист. Ударник вынырнул из дверного проема и, прислонившись плечом к косяку, в приказном тоне заявил: – В комнату пошли! Там и койка, и глаз поменьше! Харьков ругнулся и поднялся на ноги. Подходить он не спешил, и было понятно, почему. Элькинд смотрел на него с таким недовольством, что даже я Лешку пожалел, ибо было ясно: мозги съедят и не подавятся. Понуро подойдя со словами «Паш, да не злись ты…», он попытался свою вторую половину обнять, но был оттолкнут, после чего схвачен за локоть и утащен в дом. – Голубки, – раздался смеющийся голос, кажется, Холстинина. – Кто там ставил на Харька? Лбы подставляйте! Значит, спорили на щелбаны. Нормально. Совсем до подвигов из разряда «Смотри, как надо!» еще не напились. Подойдя к беседке, я не стал подниматься по ступенькам и заходить внутрь, а остался снаружи, облокотившись на перила и положив подбородок на скрещенные руки, после чего осмотрел присутствующих. На глаза мне тут же попался «мавринский» басист. Леня, его называли. Толи еще один Алексей, толи все-таки именно Леонид. От парня шло такое мощное поле хронического недотраха, что просто крышу сносило. Поставить раком и в порядке живой очереди!.. Я хмыкнул, облизнул губы, в результате чего едва не прикусил себе язык, когда кто-то резко вдарил по перилам, и их от души так тряхнуло. Повернув голову, я увидел, что по перилам не вдарили, а… тут у меня челюсть отпала. Молчанов толкнул Голованова назад, отчего тот в эти перила задницей и врезался. Сам Славка подошел к коллеге вплотную и прижался всем телом, запустив ему руки под футболку, покусывая мочку уха и что-то нашептывая. Голованов как-то истерично-нетерпеливо заскреб ногтями по его груди, после чего тоже нырнул ладонями гитаристу под майку. Они стали целоваться так судорожно и истошно, словно их могли в любой момент оторвать друг от друга и этот раз был их последним. Молчанов подхватил Голованова под ягодицы и усадил на перила, после чего прижался своим пахом к его. Голованов застонал странно низким голосом и обвил его ногами за пояс, руками же вцепился в его плечи и волосы, прижимая к себе все сильнее. Тот не оставался в долгу и просто вжимал в себя Андрея, мня руками его задницу так, что казалось, оба гитариста уже совокупляются. Да и целовались они так, словно насиловали ртами друг друга… Я сглотнул, чувствуя, что у меня самого уже стоит так, что глаз впору выколоть. Помнится, когда я в свое время, наконец-то, обратил внимание на ту простую деталь, что у Голованова оказывается просто ох*енное тело, и поделился своим наблюдением со Страйком, тот быстренько провел со мной разъяснительную беседу на тему того, что «Андрей не по нашей части, и если я хотя бы заподозрю тебя в поползновениях в его сторону, Саша, я тебя лично укокошу! Держись от него подальше! Кого угодно соблазняй даже из натуралов, но моих друзей не трогай, ясно?!» Я тогда кивнул, понимая, что дружба Лешки дороже мимолетной прихоти, пусть даже прихоть эта и была весьма аппетитных форм. Ведь это был друг Лешки, а уж кто-кто, но Лешка знал значение этого слова. Я тоже знал, поэтому не стал даже пытаться обратить на себя внимание. Но сейчас, глядя на то, как Голованов целуется с Молчановым («Не целуются, а ртами трахаются!» – поправил я сам себя), я понял, что не смогу сдержать данного Лехе обещания. Тем более что его друг оказался не таким уж и натуралом, каким себя всем представлял. Видать выпил лишнего… – Ребя-ат!!.. Андрюха!!! Славка!!! Отлепились друг от друга, БЫРОМ!!!!!! – рявкнул, судя по голосу, Олег Жиляков из Catharsis’а. Все, включая меня, подскочили от неожиданного испуга. Когда подобное орут мощным низким баритоном, да еще и с такой громкостью, лучше предупреждать заранее, а то и в штаны наделать недолго с перепугу. Гитаристы застыли, затем нехотя выпустили друг друга из объятий. – Что, завидно? – повернувшись, с хитрой улыбкой поинтересовался Молчанов. – Ща пойду курить, – не скрывая зависти, протянул Серега Сергеев из Артерии. – Не надо! – рассмеялся «мавриковский» Димка Завидов. – Тебя Терентьев прикончит, если спалит! – Блин, даже у меня встал, – громко поставил всех в известность Максимов, который (и это всем было известно) не смотря на свои более чем развратно-блядские выходки, был верен своей жене и на сторону не ходил, а с парнями и подавно. Сидевший рядом Лефлер, тоже участвовавший в концерте как специально приглашенный гость и приехавший на гулянку, поперхнулся пивом и закашлялся. – Блин, Леня!! – прохрипел он, не прокашлявшись до конца. – Не делай этого с моим ранимым и впечатлительным мозгом! – Ты видел, как они сосались?! – тут же возопил Максимов, своей бутылкой указав на «кипеловских» гитаристов. – Видел, – последовал невозмутимый ответ немного неровным голосом. Мальчишка все еще не мог нормально прокашляться, и басист похлопал бывшего коллегу по спине. – Спасибо. – Должен будешь, – хихикнул Леня, все еще смотря на Голованова с Молчановым. – Ну, вас нахрен, я за пивом, – меж тем пожал плечами Славик и пошел выполнять задуманное, предварительно осведомившись у Голованова: – Андрюх, ты хочешь? Тот кивнул с такой улыбкой, что было видно: он еще не до конца оклемался от поцелуев и хочет не пива, а Молчанова. Славка понимающе ухмыльнулся и пошел к дому. Часа два еще в беседке был легкий беспредел с пивом, шуточками и подколами. Я караулил Голованова, который к тому времени уже успел хорошенько набраться и явно засыпал, сидя на скамейке и используя плечо Молчанова, как подушку. Соло-гитарист периодически этим плечом дергал, заставляя Андрея сонно подскакивать и бормотать что-то, что слышно было только Славе. Эта парочка, правда, еще успела смотаться в раскинувшийся прямо за забором лесок минут на тридцать, откуда вернулась удовлетворенная и довольная по самое не могу, что вызывало у меня ту еще зависть. Нет, я не был дураком и прекрасно осознавал, что накладывать лапу (да и другие части тела) на Голованова себе дороже: Молчанов порвет, как Тузик-бультерьер плюшевую грелку. Однако я был готов рискнуть. То, как эти двое целовались, говорило об одной простой вещи: страсти и раскрепощенности в постели «кипеловскому» ритм-гитаристу не занимать. А провести целую ночь с таким горячим любовником, стоило того, чтобы на утро получить по шее от Молчанова. Но да я и не комплекции того же Лефлера, чтобы сильно бояться. Мы со Славкой были одного роста и примерно одинаковой конституции, причем я шире и тяжелее в костях. А посему, кто из нас еще огребет больше в возможной последующей драке, еще не ясно точно. Ночью народ стал рассасываться. Я смотрел на то, как Молчанов взвалил уже практически спящего гитариста на себя и повел в дом. Ноги у Голованова заплетались, он то и дело спотыкался. В конце концов, Молчанов закинул его себе на плечо и понес. Я вошел в дом следом за ними и смотрел, как Андрея устраивают на диване, после чего соло-гитарист отправился куда-то в одиночку. Куда он отправился, меня не интересовало, главное, что Голованов остался без присмотра. Я подошел к дивану. Гитарист из положения сидя завалился на бок, и теперь лежал, смотря перед собой совершенно спящим безразличным взглядом. Было видно, что он из последних сил старается не заснуть окончательно на столь удобной мебели. Оглянувшись и поняв, что кроме нас в гостиной никого нет, я склонился над гитаристом и осторожно провел ладонью по его щеке. – Слав… – как-то совсем беззащитно дергается тот, поддаваясь ласке. – Шшш… – шепчу я, заставляя его сесть. – Куда мы? – не понимает он, явно уже вознамерившись спать на диване. Я молча взвалил его на себя, моля бога о том, чтобы гитарист не вздумал залезть руками в мои волосы, которые были раза эдак в два длиннее и гуще, чем у Молчанова. Но Андрей лишь обхватил меня обеими руками за плечи и повис на мне, позволяя вести себя в нужном мне направлении и пробормотав «Не хочешь, ну и играй в игру имени своей фамилии и дальше!» и тут же пьяно захихикал. Поднимаясь по лестнице, я снова начал молиться. Молиться о том, чтобы не напороться вообще ни на кого. Но, слава кому-нибудь уже, мы добрались до отведенной мне комнаты без эксцессов. Я отпер дверь, которую закрыл еще в начале пьянки во избежание потом в случае чего остаться без места ночевки, если комнату кто по дури займет, и втащил в комнату гитариста, сгрузив того на кровать. Андрей тут же растянулся на все доступное пространство и застонал, потягиваясь. Я стал стягивать с него одежду. Оставив гитариста в чем мать родила, разделся сам. Голованов тем временем, повернулся на бок и свернулся калачиком, как-то по-детски засунув ладонь под щеку. Я же подошел к окну и выглянул на улицу. Комната была в мансарде прямо над крыльцом. Сейчас крыльцо освещалось фонарями, которые, похоже, уже не выключат хотя бы потому, что некому. Хлопнула дверь, из дома быстро вышел Молчанов, остановился, внимательно осмотрелся и размашистым шагом направился в сторону еще одного небольшого гостевого строения. Я усмехнулся, поняв, что он потерял Голованова. Что ж, ничем не могу помочь, я сплю, если что. Отвернувшись от окна, я подошел к постели и присел на краешек. Голованов, похоже, окончательно вырубился. Я провел пальцами по его лицу, поражаясь, какая у него все-таки белая и нежная кожа, стянул резинку с его волос и запустил руку в эти пушистые черные кудри, дивясь про себя, что столь редкое, поистине экзотическое сочетание белой кожи и черных волос досталось человеку с, в принципе, совершенно неприметной внешностью. «Белоснежка», – пришла мне вдруг на ум такая вот странная ассоциация. Голованов откинул голову назад и прогнулся с довольным стоном, приоткрывая глаза; взгляд все еще был ничего не видящий, но блаженный до невозможности. «Какая удачная эрогенная зона», – подумалось мне. А глаза у него, ко всему прочему, оказывается еще и зеленые! И это не считая такого потрясающего тела… Я пораженно покачал головой. Вот одарила природа эту мышку серую, все-таки. Ведь далеко не красавчик… Запустил ему в волосы вторую руку и получил еще один стон, громче и чувственнее, на мягких тонких губах (тоже офигенно чувственно вылепленных) расцвела счастливая улыбка. Нагнувшись, я поцеловал его, сперва пробуя на вкус, но затем углубив поцелуй, проникнув языком ему в рот, исследуя. Гитарист сонно отвечал, но я уже понял, что распалить его дело нехитрое. Посему переместился на шею, на нежной тонкой коже которой было множество едва видных, толи уже проходящих, толи просто слабеньких засосов, хотя присутствовала и пара ярких свежих. Голованов судорожно вздохнул, откинув голову назад, выгнулся, легонько трясь об меня, распаляясь все больше. Руки его метались по моим плечам и спине, стянули резинку с волос, в которых тут же запутались пальцами. Я на миг замер, но быстро успокоился, поняв, что сонный и возбужденный Андрей сейчас вряд ли заметит такую простую деталь, как несоответствие длины волос. А вот свет надо бы выключить на всякий случай. Я выпутался из его рук, что оказалось непросто, ибо гитарист был явно не намерен отказываться от удовольствия, и встал с койки. Выключил свет, после чего вернулся к Андрею, который просто сгреб меня в объятья с рычанием «Славка, сколько раз я тебе говорил, не будь садистом!» и впился в мою шею, прямо в артерию губами и зубами. Я с улыбкой откинулся назад, поняв, что меня совсем попутали с Молчановым и сейчас все дозволено. Голованов упал на меня и тут же оседлал мои бедра, начав нещадно ерзать. Я застонал от этой сладкой пытки, а гитарист издевательски рассмеялся: «Терпи! И только попробуй что-нибудь активное предпринять!». Я расплылся в улыбке. Совсем хорошо! Еще и сам удовольствие доставит. Следующие пара часов стали, пожалуй, одними из самых жарких в моей жизни. Голованов оказался настолько потрясающим любовником, что крышу сносило с петель и хорошо так сносило! Неудивительно, что Молчанов больше ни с кем не шлюхался кроме него! Неудивительно, что так спокойно отдал Харькова Элькинду. Я был с ним полностью солидарен. Ритм-гитарист был способен заставить забыть даже собственное имя, заведя в путы страсти, которой в нем, казалось, был бесконечный запас. Когда он, опустошенный, все-таки уснул, я с трудом поднялся с кровати. Нужно было пойти и найти себе кофе. Много кофе. Ибо впереди еще почти треть ночи, и я хотел насладиться ей в полной мере, пока день не отнял у меня это ненасытное страстное чудо. Наскоро одевшись, я выскользнул за дверь, которую тут же запер на ключ. На всякий случай. Тихо спустился по лестнице и вошел в кухню. То что там будет кто-то из народа, я понял, когда увидел горящий свет, но чтобы там оказались именно эти люди… А в кухне наблюдались довольные жизнью Маврин с Кипеловым, немного сонные Лефлер с Завидовым и злобный, как стая волков в голодную зиму, Молчанов. – О! Сашка, привет, – улыбнулся Маврин, смолящий сигарету и запивавший ее кофе. – Привет всем, – улыбнулся я, покосившись на Молчанова. Тот вопросительно поднял брови, словно спрашивая «Ну, тебе-то чего надо? Не до тебя сейчас!». – А кофе еще есть? – снова повернулся я к Сереже. Тот указал на кофе-машину, затем на один из шкафчиков, где, судя по всему, находились кружки. Я сделал себе кофе и блаженно вдохнул этот неподражаемый аромат. В тот же момент в кухню завалился Элькинд. Вид у него был такой, словно его только что заставили съесть корзину лимонов, сдобренных самой ядреной горчицей. Я, Маврин, Кипелов, Завидов и Молчанов с интересом уставились на него, а Лефлер прыснул в кружку с чаем: – Ты чего? – сквозь смех смог таки спросить он. Элькинд смерил его убийственным взглядом, сел рядом с Молчановым и закурил. – Кофе есть еще? – вместо ответа кисло спросил он у присутствующих. – Я тебе его даже сделаю, – смеясь, Маврин действительно сделал своему бывшему ударнику кофе. – А мне ты кофе не делаешь, – сделав обиженную мордочку, протянул нынешний ударник Рыжего Беса. – Это значит, не дорос еще, – резюмировал Элькинд, принимая кружку из рук Сереги. – О, то ж! – хихикнул Завидов. – Я из-за тебя в эту группу только с третьего раза попал! – Жизнь вообще иногда жутко несправедливая штука, – буркнул Элькинд, дуя на напиток и пытаясь дотянуться до пепельницы, обитавшей рядом с Кипеловым. Последний сидел на подоконнике, к которому почти вплотную был придвинут стол. – Че те надо, блядунок? – весело спросил Кипелов, наблюдая за его действиями. Я от этого вопроса поперхнулся кофе, Лефлер и Завидов чаем, Молчанов сипло заржал, а Маврин лишь закатил глаза, всем своим видом говоря «Понесло-ось!». – Вот эту вот х*йню! – не остался в долгу Элькинд. – Неа, не отдам, – покачала головой живая легенда. – Эта х*йня на мне растет с рождения, к тому же на тебя она больше не встает. – Да не эту х*йню, а которая кладбище бычков! – заржал Элькинд, не оставляя попыток дотянуться до пепельницы, не смотря на то, что коварная гравитация уже поселила некогда часть сигареты аккуратной кучкой на столе. – Ах, эту х*йню, – протянул Кипелов и пододвинул ударнику пепельницу. Я слушал этот диалог в нехилом таком шоке. Я себе не то что с Аликом, когда еще в «Мастере» играл, не позволял так разговаривать, да и с Мавриным тоже, не смотря на то, что у этого в группе всегда было полнейшее раззвездяйство и полное отсутствие какого-либо даже намека на возрастную субординацию. И плевать, что я там спал со всеми кроме Харькова, на которого у меня тогда даже в пьяном виде не поднималось (чего не скажешь о Маврине, который басиста едва ли не трахал глазами). Завидов явно тоже был в полном шоке. В первую очередь, явно, не сколько от тона разговора, сколько от того, что Элькинд, оказывается, еще и с Кипеловым когда-то переспать успел. Хотя, с другой стороны, он у Маврина очень долго играл, не в пример мне. Лефлер с Молчановым среагировали совершенно спокойно, явно были либо в курсе, либо просто ничему такому не удивлялись. – Че эт у тебя? – меж тем спросил у барабанщика Молчанов, с интересом рассматривая его торс (а кроме джинсов на Элькинде из одежды больше ничего не было) и руки. – Да псих этот. Взыграл в нем безумной нежности припадок по пьяни, – поморщился Пашка. – Цыц! – тут же заявил он Лефлеру, который явно хотел сказать бывшему любовнику какую-нибудь дружескую гадость. Мальчишка хихикнул в свою кружку. – Вот сколько раз зарекался попадать в поле его зрения, когда он под градусом, вечно наоборот оказывается, – продолжил Элькинд. – Любовь, – философски протянул Кипелов на эту отповедь. – Идиотизм, – припечатал Элькинд, жестко глядя ему в глаза. Кипелов примирительно улыбнулся и пожал плечами. Я сперва не понял о чем они, но, приглядевшись, смог таки рассмотреть свежие, еще почти незаметные синяки и засосы на груди, животе и шее Элькинда. Очевидно, такие же синяки начинали проступать на его руках, но это было не видно, ибо татуировки покрывали передние конечности барабанщика полностью, от плеч до кистей, оставляя открытыми лишь узкие полоски на внутренней стороне предплечьев. Там, впрочем, тоже уже были видны кое-какие нетрезвые художества Харькова. – Слав, ты чего? – удивленно спросил ударник, когда Молчанов с тихим рычанием отвернулся. – Ты Андрюху не видел? – спросил тот. Я сжался, но тут же одернул себя. Успокойся! Никто не видел, как ты его тащил. А вдруг видел? – Неа, – покачал головой Элькинд. – Я сам только-только от Лехи сбежал, едва он уснул. Слушай, может он просто где-нить завалился спать? Где ты его в последний раз видел? – Я оставил его на диване в гостиной, а сам пошел проверить, не прописалась ли какая скотина в нашу комнату на ночлег. Оказалось, прописалась, пришлось выгонять. Когда я вниз спустился, Андрей уже исчез. Именно исчез, потому что он перепил немного. А ты сам знаешь, когда он глотнет лишнего, он попросту засыпает, – вздохнул «кипеловский» соло-гитарист, после чего размахнулся, явно намереваясь двинуть кулаком по столещине (я инстинктивно сжался, тут же, впрочем, снова одернув себя), закусил губу, глубоко вздохнул и осторожно, словно та была стеклянной, опустил руку. Я, как завороженный, смотрел, как он укладывает руку на столе, словно она у него болит неимоверно. Сперва локоть, так, словно там был перелом, или как минимум выбитый сустав. Затем само предплечье, не менее осторожно. Кисть. А эта трясется, пальцы начинают сгибаться, но тут же разгибаются на столе, легко, едва касаясь, словно гладят отполированное дерево. Еще пара глубоких вздохов и гитарист окончательно успокаивается, рука его перестает трястись. Я смотрел на это, как мышка смотрит на танец хвоста гремучей змеи. Просто не мог оторваться, четко по этим движениям осознавая, в какой гитарист находится ярости. Вывел меня из прострации Элькинд, который все так же сидел рядом с Молчановым и был хмурым, как туча. Секунд через двадцать он зашипел, дернув рукой и выронив догоревшую сигарету, после чего засунул в рот указательный и средний пальцы, очевидно обожженные. Я вздрогнул, часто заморгав, и сглотнул, после чего тут же бегло окинул взглядом остальных: никто не заметил? – А если на сотовый позвонить? – тихо предложил Завидов. Молчанов скривился, дернул плечом, но ничего не ответил. – Звонили уже несколько раз, – ответил Кипелов за своего гитариста. – Косяк в том, что когда Андрей спит, предварительно выпивши, его тогда только физическими воздействиями будить получается. Будильники, сотовые и прочая звуковая, да и визуальная хрень, вроде световых эффектов, не способны его заставить даже почесаться. Тут я вспомнил, что действительно несколько раз слышал трезвон мобильника, пока мы с Головановым кувыркались. Телефон, очевидно, лежал в ворохе нашей одежды в самом низу, и слышно было его очень слабо. Голованов пару раз уловил знакомую мелодию, но лишь отмахнулся с ворчанием «Нефиг ночью звонить!». Стараясь вести себя как можно естественнее, я снова налил себе кофе. – А может он… ну, с кем-нибудь… – Завидов старательно подбирал слова, но его перебил Маврин: – Нет, – бросил предупреждающий взгляд на Молчанова с Элькиндом, но те, похоже, и не собирались проводить с младшим разъяснительную беседу. – Дим, пойми, то, что мы другой ориентации, еще не означает, что мы со всеми подряд спим, далеко нет. Тут так же, как и у нормальных людей, – на «нормальных людях» Кипелов желчно усмехнулся. – Кто-то гуляет по молодости, кто-то, как, например, Слава, – указал на Молчанова, – Андрей, когда еще тоже по нашей части был, – теперь перст гитариста уперся в Лефлера, – Паша, – Элькинду тоже перепало, – Лешка Харьков, ну или, собственно, пропащий наш, Андрей, только с одним партнером постоянно. В этом кругу общения подобное редко встречается, как для вас, так и для нас. Но, в то же время, это норма, – пояснил Сережа. Завидов опустил глаза в стол и шепнул: – Простите, никого не хотел… – Да, нормально, не грузись, – Лефлер дружески пихнул молодого ударника локтем в бок. – Серега, я тя поздравляю! У тебя, наконец-то, нормальный ударник! – громко произнес Элькинд, и мы все заржали. – Паша, ты не поверишь, но у меня это шестой ударник, и четвертый нормальный. Это вы с Сашей два из трех нарушений статистики традиционной ориентации ритм-секции моей группы, – ехидно произнес Маврин. – Лешка Харьков, кстати, третий. Басюки у меня вообще все нормальные, кроме него. Да и этот тоже был нормальным, пока с тобой не познакомился. – Да?! – на правах бывших «ненормальных» ударников, удивились мы на пару с Элькиндом. – Ладно, я промолчу про «ненормального» басиста твоей группы, – ехидно добавил Пашка. Рыжий гитарист закатил глаза и принялся загибать пальцы: – Первый барабанщик, Паша Чиняков. Натурал. Второй, вот эта вот кавайная няка, – указал на меня. – Гей, на горе всем девочкам, – я с самой невинной улыбочкой невинно захлопал глазками и пожал плечами, а Сережа продолжил: – Третий, Ренат Мухамеджанов. Натурал. Четвертый, вот эта вот блядь, – теперь гитарист указал на Элькинда, который одной улыбкой оправдал свое не самое лицеприятное прозвище. – Би. Или уже совсем в гея переквалифицировался? – Ну, живу я с парнем. По девочкам не хожу, но это не значит, что они меня не способны привлечь. Это вроде как, все-таки, би. – Ага, – кивнул Рыжий. – Далее. Пятый – ой, мама моя дорогая! – Паша Пазон, недоразумение это. – С рожей, по которой так и хочется вдарить от души, – вполголоса заметил Лефлер. Впрочем, его все услышали. – Плюс один, – улыбнулся Маврин. – Натурал, прикиньте? – Че, серьезно?! – охренели Кипелов, Молчанов и Лефлер. – Ну, да. – Серега, ты извращенец, – произнес Кипелов голосом, которым обычно ставят диагноз очень тяжелой болезни с летальным исходом. – Совсем! – добавил он через пару секунд. – Я к нему не лез! – обижено повернулся Рыжий Бес к своей второй половине. – А откуда тогда такие познания? – хихикнул Лефлер. – Да по нему видно. Он в этом плане, как наш Леня. На того тоже вроде смотришь, ну би, как минимум, а чуть поближе познакомишься, так хрен вам, натурал! Все кивнули, поняв, о чем речь. – Ну вот, собственно, и Дима у нас шестой, – заключил Сережа и тут же ехидно повернулся к Элькинду: – Да, я знаю, что ты у нас и четвертый, и шестой на самом деле, а еще ты бедному мальчику дорогу подрезал к нам раза эдак полтора, – указал на офигевшего Завидова. Элькинд, впрочем, только с пофигистксой рожей пожал плечами. – Но я все-таки считаю, что Дима шестой, а не седьмой. – Ну, так, а я и бочки не качу по этому поводу, – с эмоциональностью оборжавшегося удава произнес Пашка. – Ты еще предъяви мне, что я у тебя Харькова увел! Кипелов даже не в афиге, а в полном ах*е вылупился на Маврина. Остальные же, включая меня, тоже уставились на гитариста с открытыми ртами. – Ты увел его у женской половины человечества, а не у меня, – спокойно ответил Сережа, глядя Элькинду в глаза. – Леша, повторюсь, до встречи с тобой только девочками интересовался. Да, признаюсь, при всех, – последнее было произнесено с нажимом, глядя уже Кипелову в глаза, – что я его обхаживал. Правда, уже через год я понял, что это без толку, но ухаживать за Лешкой было просто очень приятно, поэтому я продолжал, – гитарист снова повернулся к барабанщику: – А ты у нас появился почти через год, после того, как я оставил всякую надежду в отношении нашего пушистого хищника. – Ладно, отмазался, – снова пожал плечами Элькинд с хитрой улыбкой. – Неа, – покачал головой Кипелов. – Лера, не делай это с моим мозгом! Он уже отвык от этого! – простонал Сережа. Кипелов, глядя на гитариста в каком-то маньяцком предвкушении, уже открыл рот, чтобы сказать что-то, что явно должно было сделать это с мозгом Рыжего Беса, как вдруг на лестнице раздался грохот, как если бы оттуда кто-то едва не навернулся, затем последовала тихая, но весьма внятная ругань. Кипелов сделал глаза испуганными блюдцами, скосил взгляд в сторону двери, выглядя при этом как нашкодивший котенок, которого сейчас поймают с поличным, закрыл рот и буркнул: – Долго жить будет. – Ага, – кивнули Элькинд с Молчановым. В кухню ввалился сонный Харьков. – Доброе утро, спящая красавица, – поприветствовал его Кипелов таким тоном, что я бы точно заподозрил подвох. Однако Лешка лишь смерил своего вокалиста кислым взглядом и, подойдя к столу, приземлился на табуретку рядом с Элькиндом, который закатил глаза и одними губами прошептал «Боже, дай мне сил». – Че ты дуешься? – обижено и как-то совсем по-детски буркнул Лешка. Элькинд поперхнулся кофе и посмотрел на басиста так, что тот покраснел и обижено надул губы. Я прыснул и сам едва не поперхнулся кофе, поскольку вид у Лешки при этом был просто мозговыносибельный: длинные взлохмаченные волосы, очки и эти так не идущие ему усы с бородкой, а еще по-детски насупленные брови и надутые губки. Зрелище это просто добивало контрольным в голову, отчего все заржали, как ненормальные. Элькинд держался дольше всех, и даже умудрялся сохранять серьезную мину, но и его хватило где-то на минуту, после чего ударник тоже заржал. – Придурки, – припечатал басист и допил кофе из кружки Элькинда. – Сам такой! – хором заявили Кипелов и Молчанов, пытаясь отсмеяться. Харьков пожал плечами, всем своим видом говоря «с кем поведешься», и повернулся к Лефлеру: – Малыш, а где здесь чай? – В чистом виде он тут не водится. Но можно попробовать получить нужный результат требуемой консистенции путем скрещивания заварки и кипятка, – поступил ответ. – Умник, блин, – пробурчал басист и нетвердым шагом направился разделочному столу, на которым в естественной среде обитали электрический чайник и заварник. – Блин, а, вот тебя все еще шатает! – покачал головой Элькинд. – Леш, у тебя очень странный организм. – Это еще почему? – удивленно повернулся к ударнику Лешка, едва не пролив кипяток мимо кружки. – Ты в курсе, что секс выводит алкоголь из организма кратчайшие сроки? Сейчас не вспомню точный расклад, но ты уже должен быть трезвым. – Я трезв, – спокойный ответ. – Я просто ногу подвернул спросони, когда по лестнице спускался, – с кружкой горячего чая Харьков вернулся на свое место и легонько поцеловал барабанщика в татуированное плечо. – О! – хихикнул Пашка.
Dara: – Чего ржешь? – кисло посмотрел на него басист. – Не самое приятное ощущение между прочим! Нет, чтоб пожалеть! – Меня ты не жалел, когда мы в комнате оказались, на протяжении почти четырех часов, – с ехидной рожей закуривая, поставил Пашка в известность офигевшего от этой новости Харькова. – Верни пепельницу! – тут же заявил он Кипелову, который упер сей неотъемлемый атрибут курильшика поближе к себе. – Ползи сюда, мне она тоже нужна, – предложил «выход» вокалист, тоже закуривая. Элькинд, бурча себе под нос явно что-то непечатное, встал с табуретки и, обойдя стол, подошел к окну, с подоконника которого золотой голос явно даже и не думал слезать. Я же сидел в сильном шоке, ибо слова Элькинда набатом звучали в моей голове. «Ты в курсе, что секс выводит алкоголь из организма кратчайшие сроки? Сейчас не вспомню точный расклад, но ты уже должен быть трезвым». Означает ли это, что Голованов уже проснулся и пытается выйти из комнаты? Или еще спит, но будить его больше не имеет смысла, ибо тот сразу поймет, кто перед ним… Харьков тем временем тоже поднялся с табуретки и подошел к Элькинду. Развернув барабанщика к себе, басист стал его внимательно осматривать и ощупывать. – Доктор, я выживу? – где-то через минуту ехидно осведомился Пашка, стараясь, чтобы Харьков не влетел волосами в горящую сигарету. – Я подумаю, – буркнул Лешка, продолжая «осмотр». «И все-таки, что он в нем нашел?» – в сотый раз подумал я, отвлекшись от мыслей о Голованове. Мое увлечение Лешкой поутихло, но я так и не остыл к нему окончательно и искренне не понимал, почему он выбрал именно Элькинда, предпочтя его много кому. Видать, действительно любовь… «Леша, до встречи с тобой только девочками интересовался», – всплыла в памяти фраза Рыжего Беса, адресованная Элькинду. Стало вдвойне обидно. Особенно, когда Харьков, встав на колени, нежно-нежно поцеловал синяк под ребром на левом боку барабанщика. Пашка от этого слегка вздрогнул и уронил-таки пепел с сигареты басисту на шевелюру, тут же начав стряхивать его с Лешкиных волос, тихо ругаясь при этом. А Харьков млел от его прикосновений с блаженной улыбкой на лице, обняв ударника за бедра и прижавшись щекой к его животу. Поняв, что больше не могу смотреть на эти телячьи нежности, от которых в исполнении Лешки и сам бы не отказался, я тряхнул головой, сказав, что пошел досыпать, помыл чашку и вышел из кухни. Поднимаясь по лестнице, я думал, что можно будет просто растолкать Голованова и заявить, чтобы он шел спать к себе, притворившись, что только что вошел. Хорошая идея. Разборок на тему «ты, с*ка, это мой парень и только я его трахаю!» не особо хотелось, а точнее, не хотелось совсем. Так что распинываем дрыхнущих коллег из соседних групп и выпроваживаем. Едва я оказался возле комнаты, как в голове мелькнула невероятно соблазнительная мысль на тему «покувыркаться до утра, а там притвориться, что оба были пьяные», но что-то мне подсказывало, что от разборок это не спасет. Так что я безжалостно затолкал эту мысль подальше, открыл дверь и вошел в темную комнату. Чуть постояв и дождавшись, когда глаза привыкнут к темноте, я посмотрел на кровать, где, не подумав даже укрыться, сладко спал мой сегодняшний любовник. Отпускать его не хотелось, слишком уж был горяч, но… но… – Так и будешь стоять истуканом? – неожиданно и весьма недружелюбно раздалось сзади, заставив меня подскочить и развернуться на поистине световой скорости. В дверном проеме стоял Молчанов с такой рожей, что у меня коленки позорно затряслись. Четкое понимание того, что «кипеловский» соло-гитарист меня сейчас просто по стенам с особой жестокостью размажет, подстегивало бежать без оглядки прямиком через окно. И плевать, что второй этаж, до земли три метра и, вообще, там крыльцо, не самое удобное место для приземлений, особенно, если на ступеньки прилететь. Я в испуге отступил на шаг назад. – Что случилось? – удалось выговорить мне. Голос не слушался. – Плохо врешь, – не предвещающим ничего хорошего голосом. Поняв, что совсем невинная овечка не прокатит, я решил зайти с другой стороны: – Знаешь, учитывая, сколько мы все сегодня выпили… – Все еще плохо врешь, – не меняя тона. Я отступил еще на шаг назад, а Молчанов вдруг подошел ко мне вплотную. ~Андрей Голованов~ На меня что-то весьма тяжелое упало. Правда оно тут же куда-то исчезло, но сон как рукой сняло. Я услышал звуки драки и невнятную ругань. Один из голосов точно принадлежал Славке, второй был малознакомым. Я с трудом сел на кровати, потирая глаза и, наконец, посмотрел на дерущихся. Это были Слава и Саша Карпухин. Они катались по полу и пытались, естественно, наподдавать друг другу посильнее. Первый порыв разнять их прошел так же быстро, как и пришел, ибо, глядя на две эти, катающиеся по полу, туши, я понимал, что в одиночку мне их не растащить. Посему, я подобрал с пола трусы и джинсы, после чего влез по очереди в обе шмотки. – А что, собственно, случилось? – громко спросил я, поняв, что драка серьезная. Оба музыканта оторвались друг от друга и посмотрели на меня. Физиономии у них были очень даже живописно разукрашены. – Я тебе попозже объясню, как только с этим сопляком закончу, – весьма выразительно пообещал Слава и попытался дать Сашке кулаком в лицо, но «пилигримский» барабанщик закрылся рукой, после чего двинул Славке локтем в челюсть. Я пожал плечами и потянулся за футболкой, понимая, что потасовка еще даже и не подходит к своему финалу, затем уселся наблюдать за представлением, прекрасно зная, чем это все кончится. Вскоре, как я и предполагал, драчуны перебудили всех спящих, а не спящих просто подорвали на шум. Комната заполнилась людьми, и парней растащили. – Что здесь за показательные бои?! Я же сказал, в моем доме никаких драк! – заорал Ковалев. Слава с Сашей молчали. Карпухин смотрел в пол, а Слава сверлил его взглядом, в котором плескалась жажда убийства. – Какого вы тут устроили, я вас спрашиваю?! – продолжал Ковалев. Сашка пожал плечами и покачал головой, после чего указал подбородком на Славу. Я удивленно посмотрел на друга. А что Саша такого сделал, что ты начал драку, Слава? – И зачем? – Ковалев повернулся к нашему гитаристу. Славка на него даже и не посмотрел, а продолжал буравить взглядом Карпухина. – Я спросил, зачем? – повторил «пилигрим». Но гитарист продолжал игнорировать чужого вокалиста, ясно давая понять, что не собирается отвечать на вопросы людей, которые просто суют свой нос не в свое дело. К тому же, банально, он, Слава, от этого человека не зависел. – Слава, – от этого тихого голоса Валеры у меня мурашки по спине побежали. Судя по виду не только наших, но и «арийцев», как бывших, так и нынешних, не только я уловил в Лерином голосе хорошо скрытую угрозу. Остальные, кто имел счастье не общаться с нашим вокалистом близко, ничего не уловили. Слава с кислой ухмылкой указал сперва на меня, затем на Сашу, после чего хлопнул в ладоши, словно говоря «От так вот!». – Саша, – с открытой угрозой в голосе произнес Лешка Страйк. – Я тебя предупреждал… Карпухин скорчил малоидентифицируемую мордочку и с вызовом посмотрел на друга. Лешка буркнул себе под нос что-то непечатное, но ничего не сказал. Я ругнулся и слез с кровати, поняв, наконец, из-за чего сыр бор. – Я спать и не собираюсь в этом участвовать, – поставил я всех в известность. После чего собрал остатки своих вещей, подошел к Славе и схватил его за локоть, спросив: – Куда? Славка мотнул головой: – Пошли. Когда мы выходили, я услышал чье-то: – И все так и останется? Ничего, что Сашку ни за что избили? И Страйковское: – Разговорчики! Все уладили. А ты, Саша, мудак! Я шел следом за Славой и чувствовал себя так, словно меня в грязи вымазали. Жутко хотелось под горячий душ, чтобы смыть с себя все то, что оставил на моем теле сперва «пилигримский» барабанщик, а затем и в моей душе все эти, по большей части, совершенно чужие мне люди. Я не злился на Сашку, я злился на себя. Набухался я, а Карпухин лишь воспользовался ситуацией. Если бы я не был пьян, ничего бы этого не случилось. Мы зашли в комнату, и я едва успел включить свет, как Слава тут же буквально рухнул на кровать, зарывшись лицом в подушку. Глядя на это, я решил, что душ подождет до города и присел на краешек кровати. Протянув руку, погладил гитариста по волосам, пропуская русые пряди меж пальцами. Слава вздохнул и перевернулся на спину. В серых глазах был вопрос, тяжелый взгляд гипнотизировал. Я тряхнул головой и прошептал: – Прекрати. Мы со Славой знали друг друга уже шесть лет, а посему прекрасно понимали один другого. Наверное, именно поэтому (а так же, чтобы просто не усложнять) за все это время так и не дали друг другу вслух никаких обещаний. Я видел, что его сейчас гложет. Во всем случившемся он видел вину всех нас троих: и свою, от того, что оставил меня без присмотра; и мою, что я так наклюкался; и Сашкину, что воспользовался всем этим. Хотя, я считаю, что Сашку тут вообще можно отнести к пострадавшим. Он явно не хотел ничего плохого. Парень просто молодой и горячий, и ему просто нужен был любовник на ночь. Это мог оказаться кто угодно вместо меня. Славка сел и стал раздеваться с явным намерением спать. – Ты, может, хоть отмоешься? – спросил я, разглядывая его местами не хило так помятое лицо в кровавых разводах. Удар в нос у Саши, похоже, был хорошо поставлен. – Влом, – поступил ответ. Слава избавился от одежды и залез под одеяло. Посидев с минуту, я выключил свет и последовал его примеру, все-таки решив отмыться уже завтра, либо в здешней бане, либо подождать до дома. – Андрей, – позвал Слава, когда я уже залез под одеяло и, прижавшись к нему, устроил голову на его плече. – Что? – спросил я, буквально только что поняв, что нифига не выспался, и сразу же согласившись на заманчивое предложение Морфея о совместной ночи. – Он был лучше меня? – Чего?! – охренел я от такого вопроса, впрочем, быстро пришел в себя и поспешил успокоить друга: – Слав, я не помню, я пьяный был. И вообще… Тут я заткнулся, поняв, что Славик из последних сил сдерживает ржач. – Сука, – я пихнул его в бок, тоже начиная смеяться. Слава лишь крепче обнял меня, смеясь уже в голос. Засыпая под его смех, я с удивлением осознал, что только что поймал за хвост что-то, подозрительно напоминающее счастье. 01-14.02.2012
полная версия страницы