Форум » » Слеш и полный бред *(продолжение) » Ответить
Слеш и полный бред *(продолжение)
Io: Вдруг кто не прочел аннотацию: Эта тема создана согласно ст. 28, ст. 29 (п.1 ,п.3 ,п.4 ,п.5) Конституции Российской Федерации, а так же ст. 138 Гражданского кодекса Российской Федерации. Подробно: * Cт. 28 Конституции РФ гласит: каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать собственную религию [….] иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. * Cт. 29 Конституции РФ п. 1 гласит: каждому гарантируется свобода мысли и свобода слова. - Cт. 29 Конституции РФ п. 3. Никто не может быть принужден к выражению своих мыслей и убеждений или отказу от них. - Cт. 29 Конституции РФ п. 4 каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить информацию любым законным способом. - Cт. 29 Конституции РФ п. 5 гарантируется свобода СМИ. Цензура запрещается. * Cт. 138 ГК РФ гласит: в случаях и в порядке, установленных настоящим кодексом и другими законами, признается исключительное право (интеллектуальная собственность) гражданина или юр.лица на результаты интеллектуальной деятельности […]. Использование результатов интеллектуальной деятельности [….] может осуществляться третьими лицами только с согласия правообладателя. Здесь вы прочтете фанфики и прочий бред, который родился в мозгу правообладателей, не имеет никакого отношения к действительности и представляет собой развлекалово. [more]Он снова приехал домой поздно. Не так, чтобы очень… не так, чтобы Саша уже начал переживать. Рукопожатие. Быстрое объятие. Легкий поцелуй. - Пробки? - Нет. Они не привыкли обманывать друг друга. - Снова те же проблемы? – без злобы спросил ударник. - Да, - откликнулся Валера. - Что ты решил? - Как всегда, ничего. - Вы поговорили? - Нет. - Ты боишься? - Я не знаю. - Я приготовил ужин… - Спасибо, я с удовольствием поем… Саша разогревает картофель с поджаристой золотой корочкой и сочным бифштексом, наливает чай с вишневой косточкой, садится рядом… наблюдая за ним. Потом они вместе убирают со стола. - Ты жалеешь, что все так вышло? - Я не знаю… я просто немного растерян… совсем немного. Но… я решил другое. Все это больше не имеет никакого значения. - Ты думаешь? - Я знаю. Манякин гасит свет, прибавив температуру на котле, берет еще один плед… в феврале-начале марта так морозно, что кажется, звенящий холод пробирает до костей. Он накидывает еще один плед. - Не холодно? - Немного… Саша обнял вокалиста. - Сейчас будет теплее… Валера улыбается, Манякин чувствует это, гладит того по волосам… холодные Валеркины ступни между его ногами… он смеется. Кипелов кутается в его объятия и два пледа, наброшенные сверху… - Тебя согреть? – на ушко шепчет Маня, чуть касаясь губами. Мурашки разбегаются по всему телу вокалиста. Валера обнимает его… - Согрей… В его голосе интрига, обещание сладкой истомы… а может быть… Саша высвобождает его из плена одежды. Лерка притворно капризничает. Руки Манякина ласкают его. Лера чувствует, как жар исходит от его ладоней. Прогибаясь навстречу. Позволяя Сашиным пальцам ласкать, распаляя страсть. Настоящее не уйдет никуда. [/more] Все материалы, представленные в данном разделе не подлежат копированию и несанкционированному с авторами распространению. При выявлении подобных случаев, к нарушившим будут применены меры административного характера. Kipelove.borda
Io: freedom Ты все не ложишься, хотя прекрасно знаешь, что завтра самолет, а вечером концерт. Мотивируешь тем, что в аэропорту выспишься, что еще пять минут, что честное пионерское. Новый нарисованный на экране мир увлек тебя и завладел тобой. Пока ты под впечатлением от новой компьютерной игры, ничего не может тебя завлечь сильнее. Разве что музыка. - Здесь все, как в песне, понимаешь? – рассказываешь ты. Я делаю вид, что понимаю, о чем идет речь. Однако меня не хватает на большее, чем: - Я надеюсь, что ты всех победил? - Опять ты не слушаешь! Ты смеешься, и устраиваешься рядом…. Тогда террористы угоняли самолеты вовсе не для того, чтобы их взорвать, поэтому таможенный контроль мы проходили быстро, а стоило «тушке» оторваться от земли, как я тихонько начинал молиться о том, чтобы именно эта машина прошла капремонт на заграничных верфях. Я был бы весьма благодарен тебе, если бы мы поехали автобусом или поездом… но аэрофлот устраивал какую-то классную акцию, это по твоим словам… боже, за что ты так со мной? Но все плохое, как и хорошее, заканчивается. Мы благополучно приземляемся в Берлине, оттуда нас отвозят в означенные пригородные клубы. Организация, как отмечаешь ты, получше, чем в 1994. Конец девяностых. Общий подъем и надежды еще не рухнули прахом. В воздухе неосязаемо витает предчувствие чего-то хорошего. Вера в лучшее, что ли, черт знает, как еще это назвать. Мы не зарабатываем почти ничего на этих гастролях, но это было… было что-то такое волшебное. Что-то феерически ненастоящее. Мотель три звезды кажется мне довольно приличным. И мы уставшие и взмыленные заваливаемся в номер с бутылкой какого-то незнакомого пойла. И ты сидишь у меня на коленях, глупо хихикая, промахиваешься мимо бокала… Мы пьяны свободой, друг другом, предчувствием того, что что-то должно случиться. Ведь ничего не случиться просто не может! В дни, не занятые концертами, мы просто гуляем. Тут все кажется легко и просто. Можно сидеть в парке и есть мороженое. Можно держаться за руки. Можно целоваться полночи, стоя на какой-то незапертой крыше старого сквота, и не бояться… ничего не бояться. Твои обветренные губы царапают шею, а я смеюсь, глядя на догорающие звезды. - Рыжик, я замерз, пойдем… - я утягиваю тебя вниз, в тепло, чтобы забыться в твоих объятиях, чтобы знать, что есть только ты… чтобы слышать твое дыхание, твои стоны и вздохи, чтобы бесконечно целовать тебя… Нам можно было все. Никаких ограничений. Точно предчувствуя, что этому не суждено повториться, точно зная, что так легко нам не будет больше никогда, мы любили друг друга безотчетно и безоглядно, снова и снова подтверждая, что иначе нельзя… Нулевые перекрыли доступ воздуха. Я не хочу сказать, что мы перестали мечтать или совсем потеряли надежду. Но роботизация сознания, столь долго устраивавшая меня, вдруг разлетелась вдребезги, отразившись в зеркале истины… лишь когда я снова проснулся в твоих объятиях, я понял, что, наконец, снова стал по-настоящему свободным.
Io: Нечто потустороннее. - А что, если Виталик узнает? Я не думаю, что он сильно обрадуется… - Да ладно тебе, какая ему разница? - Как это какая? Вы же столько времени встречаетесь… Петрович хохотнул: - Ну, да, а пожениться не можем. Короткие, едва достававшие до плеч, белокурые волосы нового вокалиста группы «Ария», выглядели неестественно ухоженными. Его серые глаза были то задумчиво печальны, то удивленно распахнуты, и гитарист все не мог понять, говорит ли тот серьезно, или шутит. Он вообще был какой-то неестественный. Будто бы свой в доску, а в то же время, словно пришелец из другого мира, пропуск в который потерял по неосторожности. Володя не собирался распространять информацию, грозившую нехилыми тюремными сроками, но Кипелов все увидел сам, и, что самое удивительное, ничего не сказал. На все угрозы и запугивания Дубинина он спокойно ответил, что ему нет никакого дела до их личной жизни, и он ни в коей мене не станет им мешать. Здесь-то все и пошло наперекосяк. Басисту вечно казалось, что за ними кто-то следит. Чуть ли ни в каждой черной машине ему мерещилась кровавая гебня, Холстинин успокаивал друга, как мог, но страх Виталия оказался сильнее. Промучившись, какое-то время, Владимир осознал, что водкой делу не поможешь и неожиданно, быть может, и для себя самого принялся ухаживать за новым вокалистом. Валера не возражал, несмотря на супружеские отношения, и на то, что был вовсе не против стать отцом. - Ты не понимаешь, Валера, - горячился гитарист, - у него мания преследования! Я не могу так! - И именно поэтому ты решил сменить партнера? Наплевав на его чувства? - Ты все переворачиваешь с ног на голову. Ты мне нравишься… - Ты мне тоже, Володя… - его голос такой тихий и вкрадчивый, почти девичье лицо, рождали в Холсте желание немедленно его защитить… но с Валерой изначально было что-то не так. «Ты мне тоже, Володя…». Он так просто рассуждал об отношениях между мужчинами, как будто имел какой-то опыт, или воспитывался в другое время и в другой стране. - Почему же… - слова готовые сорваться с языка, остались не высказанными, потому, что Валера вдруг оказался очень близко, и его губы, пахнущие какими-то пряностями, коснулись его губ. Ладони скользнули под рубашку, и вокалист не спеша стал поглаживать его тело, растягивая момент, целуя не торопясь его лицо шею. Он прижимался теснее, Холст и оглянуться не успел, как остался в одних вельветовых штанах. - Боишься меня, Володя? – игриво поинтересовался он. Гитарист не знал, что ответить, да и отвечать не хотелось. Время клонилось к полуночи. ДК, где они репетировали, наверняка уже закрыли на замок. А значит, до утра они были предоставлены друг другу. Сторожу никогда не приходила в голову мысль совершить обход вверенной ему территории, считалось, что здесь ничего не может случиться. Ночуя здесь еще с Виталиком, он установил, что обход производился только перед приездом большого начальства, да и то для успокоения нервов. – Ну что же ты, Вова? Говорил ведь, что я тебе нравлюсь… - глаза Кипелова смеялись, и в то же время на самом дне чарующего взгляда плескался ледяной огонь. Гитарист очнулся лишь, когда его пальцы срывали одежду с такого желанного и близкого Валеры. Остановиться он не мог, и не хотел. Он не помнил, что он говорил, и говорил ли он вообще что-нибудь. Кипелов был так податлив, так уступчив, что крышу буквально срывало с петель. Он выгибался, как девочки с танцев, страсть захлестывала рассудок. Оба музыканта захлебывались стонами, и не желали прекращать сладкой пытки. Когда Володя был на грани оргазма, и казалось, что лучше больше не может быть, а больше удовольствия получить уже невозможно что-то холодное и острое пронзило его сердце. Успел ли гитарист вскрикнуть, или его крик отразился лишь на грани его сознания? - Проснись! Володя! Проснись! – кто-то отчаянно тряс его за плечо. - Валера?... - Какой я тебе, на хрен, Валера?! - Виталик? - Чего у вас тут произошло? Выглядишь, как будто вы тут не работали, а квасили, причем, без меня! Оглянувшись вокруг, Володя понял, что вопросов лишних задавать не стоит, может быть, и вправду не было ничего? И все, что было, только приснилось? Не сходит ли он с ума? Вокалист пришел почти вовремя, свежий и бодрый, радостно поздоровался со всеми и ушел к Векштейну за текстами. Холст старался держаться поближе к басюге, поскольку все происходящее, нравилось ему все меньше и меньше. Репетиция длилась не очень долго. Валеру уже успели ввести в курс дела, но предстоящий смотр заставлял двигаться быстрее, а значит, ему предстояло работать больше всех. - Виталь, а Виталь… может останешься сегодня со мной? – канючил Холст. - Я же тебе говорил, что… - Я не хочу оставаться наедине с этим, - он кивнул в сторону Кипелова, появившегося со стопкой каких-то листов. - Боишься, приставать начнет? -усмехнулся басист - Ничего не боюсь… просто мне неуютно в его присутствии. Вечером, как ни ждал Володя, ничего не произошло. Виталик не внял его мольбам, он был все еще под впечатлением собственной оплошности, да и Валерий вел себя вполне буднично. Скоро нервы гитариста пришли в норму, и сверхурочная работа перестала казаться испытанием, Кипелов неожиданно оказался рядом, бесцеремонно уселся на его колени, и обвив шею гитариста руками сказал: - Не любишь ты меня, Вова, если бы любил, не стал бы убегать, как вчера. Но, я не сержусь, просто я не то, что ты ищешь, и не там… и ты не тот, кто мне нужен. Ты не переживай. Если и загремишь в кутузку, то за музыку, не за отношения, что согласись – почетно. - Лера… - неприятный холодок пробежал по хребту, - ты меня пугаешь! - Я засну сейчас. Разбудит тот, другой… кто придет на твое место. А тебе… тебе может и помогут черные страницы истории, но учти Вова, только забыться помогут, не излечат душу. Тело Кипелова стало вдруг безвольным, и как-то о весь обмяк, уж и вовсе не цепляясь за него. Холстинин в ужасе не мог встать, да и пошевелиться не мог. Ситуация менялась так стремительно, что реагировать на происходящее было сложно. - Господи, Вова! – Валера точно это был и не он вовсе, - что ты творишь? - Ты заснул, - на автомате ответил гитарист не своим голосом. - Это еще не повод так ясно заигрывать со мной! Мне кажется, Виталик не порадуется – Холст вздрогнул, от осознания дежавю. - Я… не заигрываю… просто… - Решил найти ему замену? Могу поспорить, он скучает по тебе… - Ты так спокойно говоришь об этом? – голос плохо слушался Владимира, но уверенность мало-помалу возвращалась к нему. - А почему я должен беспокоиться? Ты хороший человек Вова, мне кажется, я немного завидую Виталию…. – он улыбнулся, проводя кончиками пальцев по щеке гитариста. Прошло немало лет, прежде, чем распался советский союз. Группу «ария» влекла судьба и не могли музыканты ни свернуть, ни остановиться. Владимир не забыл разговора в ДК, только теперь все было иначе. Заматерев и сделавшись жестче, он все время стремился явно, или подспудно подчинить Кипелова своей воле. Валера терпел. То ли понимал, чего в действительности отел гитарист, то ли ждал чего-то… - Что у тебя опять случилось, что ты не можешь исполнить эту композицию? Вов, это слишком… даже для меня! Все эти демоны… может нам лучше уйти от столь… скользких тем… - Хватит, Валер! Едва ли Брюс Дикинсон… - Но я не Брюс Дикинсон! Холстинин замахнулся, чтобы использовать свой последний аргумент, но удар его не получился, точно из-под земли между ними появился «вышедший в отставку» гитарист – Сергей Маврин. - Какого хрена ты себе позволяешь? – его голос был наполнен сталью, и казалось, воздух дрожал вместе с ним от гнева. - Сергей, не вмешивайся! – где-то на краю сознания вспыхнула надпись «exit». Над ним стояли двое в сияюще-белом и огненно красном свечении, они негромко беседовали о чем-то, как старые знакомые. - Валера… ? - Вов, ты заебал уже! - Виталик!? Что ты здесь делаешь? Где все? - Ты скажи мне, друг мой любезный, на хуя ты с Мавриным-то подрался? – Басюг прикладывал лед к его непутевой башке, на которой зрела немаленькая шишка. - Я не помню… чтобы я дрался… - Конечно, не помнит он, пить надо меньше и на блондинистые жопы заглядываться! - А сам-то?! - Что сам-то? Еле отбрехался перед остальными. Вот ей богу, ведешь себя кое-как! = Понимаешь… Виталя… в нем что-то есть… что-то потустороннее! - Да, конечно… - ворчал Дубинин, - потусторонняя кипеловская жопа… как ты меня достал! - Но они с Мавриным… -…спять вместе, дальше-то что? Ничего… просто они… они не люди!!! - Да бля, бессмертные демиурги серебряный волк и золотая лиса. Начитается эзотерики, пелевина-шмелевина, сознания расширять начнет, лезет, понимаешь, на чужие зиккураты. - Хватит нотации читать, поцелуй лучше… Виталий осторожно чмокнул гитариста в нос. Холст сморщился, сделав вид, что ему больно, чтобы пожалели. - Болит? Сильно? Ну, я ему… устрою, пусть только появится на студии. Все мне споет! Весь телефонный справочник на мотив «Катюши»! Петрович лыбился, несмотря на подпорченный фасад и активно просился на коленочки, чем был немедленно вознагражден. - Хватит кулаками махать, - поучал Дуб, - чтобы больше такого не было, каких бы зеленых человечков ты не увидел, идет? - Идет, - согласился Холст, и потерся виском о плечо басюги.
Maine Coon: Вчера сидел допоздна – доделывал очередную передачу для радио. Сегодня надо бы отвезти запись в офис. Проснулся пораньше, ибо дел на радио было много. Помимо записи – надо было разгрести почту и разобраться с какими-то бумажками и документами. В общем, опять сидеть полдня. Вот что значит новый месяц. На улице лето, а мне в офисе сидеть. Я выгулял собак и сел завтракать. В это время задребезжал телефон – звонил Кипелов. Я был удивлен такому раннему звонку от него. Валера поинтересовался, какие у меня планы на день и попросил встретиться. На что я сообщил, что буду в офисе «Юности» и могу выйти практически в любой момент на часик-другой. Договорились, что Валера сообщит, как подъедет. Я допил кофе и поехал на радио. Примерно в два часа дня, когда голова уже пухла от разбора всякой непонятной документации – пришла sms от Кипелова «Я приехал, жду тебя у выхода». Оставив все, я бросил начальству «Пойду пообедаю» и вышел на улицу. Валерий уже ждал. – Привет. Как работается? – Устал жутко. Ненавижу всю эту бумажную тягомотину. – Ну вот, отдохнешь немного. Пройдемся или посидим где-нибудь, где есть кондиционер? – Давай лучше в кафешку какую-нибудь, я есть хочу. Мы прошлись по улице и зашли в какую-то кофейню. Пока несли заказ, мы закурили, и я спросил Валеру: – Ну что там у тебя, что вдруг потребовалось встретиться? – Сереж… ты не думал над моим предложением? – Валер, да сколько можно? Я же говорил, не потяну я две группы… У меня и на радио еще работа. Как я буду всем этим заниматься? Все равно все пойдет в ущерб чему-нибудь… – А может… все-таки придумаем что-нибудь? Где мне еще гитариста взять? Со стороны кого-то брать я не хочу, да и не разбираюсь я особо во всем этом… Да еще и басиста искать… – Ну, ты же это все затеял, наверное, думал о том, как все это будет… – Думал, конечно… но я правда не знаю, кого взять… тем более, ходят слухи, что ты можешь пойти к Холсту и Дубу, говорят, они уже делали тебе предложение… – Делали, да… я отказал, как и тебе. Помимо всего прочего, я не хочу являться очередной причиной ваших ссор… Валера накрыл мою ладонью своей, заглянул мне в глаза и тревожно сказал: – А я боюсь, что ты согласишься на их предложение… – Ох… Валер, неужели ты не помнишь, почему я ушел из группы? Я говорил, что не буду в этом участвовать без тебя. Моя позиция не изменилась… – И все-таки… Нас прервали – принесли заказ. Валера резко отдернул свою руку от моей и виновато уткнулся в тарелку. Мы замолчали, обдумывая аргументы и наполняя желудки. – Сереж… – неуверенно подал голос Валера. – Ммм? – я поднял на него вопросительный взгляд. – А если я все организую так, чтобы твоя группа никак не пострадала? В смысле, я подгоню репетиции и концерты под твое расписание… Устроим так, чтобы было удобно тебе… – Ты хочешь сказать, что Рина на это пойдет? Подгонять график тура под меня? Не смеши меня… Нет, Валер. – Ну репетиции-то точно можно подогнать… Эх… что же делать… Рина уже готова забивать график тура, а у нас еще не укомплектован состав… Сереж, может ты все-таки еще подумаешь? Или хотя бы посоветуешь, где взять музыкантов? – По поводу музыкантов – я могу разве что спросить Сергея Задору, у него в рок-гимназии полно хороших ребят. А больше я не знаю, где взять тех, кто нигде не занят… – А по поводу своего участия… Все-таки подумай… пожалуйста… – Эх… Ладно, Валер, я еще подумаю… Мы пообедали, оплатили счет, и вышли на улицу. Валера предложил еще немного пройтись… мы вышли под тень каких-то деревьев, и пошли наугад. Я курил и думал. Аргументы, которые убеждали меня самого и вроде бы убедили Холстинина и Дубинина – на Кипелова почему-то не действовали. Он как будто знал, что если я захочу – я смогу выкрутиться. Передачи для радио можно записать заранее, сразу несколько штук, благо, не в прямом эфире выходим… репетиции и правда можно подогнать. Правда, не его, а мои… у меня-то музыканты больше ни в каких проектах не заняты. Концертная деятельность под известным именем может принести неплохой заработок, который можно будет пустить на запись своего альбома… Да и вообще – давно я не выступал перед большой аудиторией… И старого друга поддержать хочется… Я совершенно не смотрел, куда мы идем, полностью погрузившись в свои мысли… ноги несли меня на автомате, а Кипелов молчал, не мешал думать и выбирал направление. В какой-то момент я почувствовал, как он неуверенно взял меня за руку. Я очнулся и резко посмотрел по сторонам. Мы были в каком-то полузаброшенном сквере – со всех сторон кусты и деревья… хотя за ними проглядывались дома. Остановились. Валера крепче сжал мою руку, опустил глаза и тихо сказал «Я скучаю, Сереж…». Я только вздохнул и тоже опустил глаза. Валера сделал шаг и оказался вплотную ко мне, лицом к лицу. Я скорее почувствовал, чем увидел, как он поднял взгляд и выжидательно уперся в меня взглядом. Я еще раз вздохнул и боднул его плечо. Он быстро обнял меня за плечи второй рукой и ткнулся губами в макушку. Я замер… долгие секунды раздумья – сдерживать эмоции или перестать, раз Валера первый не выдержал… Сдерживаться было сложно и я неуверенно буркнул ему в плечо «Я тоже… скучал». Он провел рукой по моему плечу… я поднял голову, и мы посмотрели друг другу в глаза. Валера осторожно приблизился и дотронулся до моих губ своими. Поцелуй – после долгой разлуки и сдерживания себя – такой нежный, осторожный… ощущения свежие и как будто новые… Мы отступили в заросли каких-то кустов и целовались – долго… сначала нежно и осторожно, потом страстно и с упоением, истосковавшись друг по другу… Когда мы наконец прервались, лицо Валеры вдруг приняло виноватое выражение, он сделал шаг назад и опустил глаза… «Прости… я не должен был этого делать…». Я усмехнулся… потому что успел принять решение… «Никогда не поздно снова все прекратить… а пока… наверное, это правильно… давай попробуем все заново… и… я согласен, Валер…». Валера покраснел, опустил голову и промямлил «Ну вот… я тебя вынудил…». Я снова усмехнулся… «Считай, что ты меня убедил. Мы попробуем… и с басистом что-нибудь придумаем. Я принял решение» – Спасибо, Сереж… ты мой лучший и настоящий друг… – У нас все получится… Мы снова взялись за руки и быстро поцеловались. Потом дошли до метро, попрощались и Валера нырнул в подземку. Я развернулся и пошел к офису, на ходу набирая номер Лены… – Алло. – Привет, Лен. Тут Валера приезжал… поговорить. Все с тем же вопросом. – А ты? – А я согласился.
Io: Может и вправду никуда не ехать…? - Иди ко мне… - Я итак здесь, - Сергей смеялся, запуская пятерню в пушистые после ванны волосы Кипелова. - Опять будешь мне изменять… - рассуждал золотой голос металла, - там будет много красивых девочек… - … и мальчиков, - расплывшись в наглой улыбке заявил Рыжий Бес, за что незамедлительно получил довольно ощутимый тычок в бок. - Да ну, они там страшные, только тот блондинчик ничего… с ним разрешаю, - вальяжно заключил Кипелов, после недолгой возни в яростной попытке защекотать Маврика. - Ты же знаешь, - отсмеявшись ответил Рыжий, - блондин у меня может быть только один… - Поэтому ты методично выжил из своей группы всех, у кого волосы были светлее утвержденного МаврТестом образца? - Что-о-о?! Ах, ты гад! – Сергей набросился на вокалиста, пытаясь ни то задушить, ни то защекотать того вусмерть. Кипелов смеялся, прижимаясь в гитаристу теснее, пока, наконец, не обездвижил Рыжего. Тот и сам не был против, с готовностью подставляя губы поцелуям. - Мне хочется оставить тебя здесь, прошептал Кипелов, - никуда не отпускать. Чтобы, как и раньше мы практически везде были вместе. Да, я знаю, что через неделю, максимум две, ты сбежишь, хоть в Антарктиду, чтобы меня не видеть. Или устроишь сцену, в духе: «Ты меня не понимаешь, обыватель!», но… сейчас мне так хочется, чтобы ты остался…. Слова, произнесенные бархатным шепотом, отпечатывались в подсознании. Сергей не знал, радоваться теперь такому положению вещей, или уже начинать нервничать и паниковать. Еще пара слов и он останется! Еще один умоляющий взгляд… и он плюнет на все. Он будет жалеть о решении. Может сразу после жаркой ночи или, может быть, после нескольких ночей. Он выслушает мат-перемат участников группы и ее директора, понесет большие убытки… эх… Сергей вздохнул, пытаясь стряхнуть себя морок, наведенный Кипеловым. А это было не так-то просто, как казалось на первый взгляд. Хотя, Кипелов, пригревшись и устроился на его плече, все еще казалось, что он слышит мягкий шепот. - Лер? - М…? - Ты спишь? - Почти…. - А… - Сергею нужно было удостовериться, что то, что он слышал было слуховой галлюцинацией, никак не больше. - Чего такое? – на него смотрели сонные леркины глаза. - Ничего, показалось, что ты разговариваешь во сне. - Угу, - Валера притянул плед, и зарылся лицом в кофту Сергея, распахнутую на груди. - Может, разденемся? – Маврин куснул засыпающего вокалиста за ухо… - Угу, - сказал тот, и сладко задрых. Сергей с нежностью посмотрел на него. Они никому ничего не должны. Память относила его к тому времени, когда им было страшно… страшно за свои отношения, за свои чувства, за то, что можно спалиться перед коллегами. Когда, деля один номер, или какие-то смежные комнаты, они как бы случайно оказывались в одном уголке. Касание одежды друг друга вызывало дикий стыд, щемящий восторг и волну адреналина. Однажды у «Арии» было запланировано несколько концертов в одном небольшом городке. Стояла звеняща осень, и все в погоде располагало к успокоению. Но несмотря на это, непонятные чувства между ними достигли предела. Иногда казалось, что между вокалистом и Рыжим Бесом пробегали небольшие электрические разряды. Им казалось, что это видят все. Так это было, или нет, ребята не знали. Но в один из дней воспользовавшись ситуацией, улизнули с банкета пораньше. В гостинице было сумрачно, весь этаж, где жили музыканты, будто вымер. Уже стемнело, и от одиночных заоконных фонарей веяло жутью. Но не той, что цепенеющим лезвием режет нервы, а той, на которую хочется любоваться. Сергей первым скользнул за дверь, потянув за собой Валеру. Они свалились на первую же койку и поток обоюдных острых эмоций захлестнул с головой. Рваные быстрые поцелуи, суетливые движения, бешено колотящееся сердце… не поймешь твое или его так бьется? Страх наполовину с бесшабашностью… а что если…? Все болтают об осторожности. Да какое там? Валерка долго не давался, изводя желанием Рыжего, пока тот ни прижал его лицом к подушке и одним властным жестом не овладел. Кипелов дернулся от боли и дискомфорта, но гитарист не собирался его отпускать. Только почувствовав, что Лерка плачет он изменил свое поведение, хотя безумно хотелось закончить быстрее, сейчас. Едва ли Кипелов тогда испытал положительные эмоции. Но Маврик покрывал его тело поцелуями, и не оставлял ни на минуту. В душе, когда они пытались отмыться от запаха друг друга а Валера еле стоял на ногах… его глаза немного припухли, и Сергей был готов поклясться, что ничего более желанного он не видел за всю свою жизнь. Он опустился на колени перед вокалистом и, стараясь доставить тому, удовольствие пытался повторить то, что видел в плохеньких копиях немецкой порнушки. А Лерка старался стыдливо прикрыться руками, но слабость, одолевшая его колени позволяла либо держаться за стену, либо сползать по ней… за эту неумелую ласку, он и сегодня отдал бы очень многое… поскольку сильнее чувственного наслаждения тогда он не мог себе представить. Не имело никакого значения, что потом на следующий день они нескладно врали про фанаток, которых сделали женщинами. - Но почему на моей кровати? – возмущался Дуб. А вокалист еле стоял на ногах, ну а присесть, так вообще не решался. Они не говорили на эту тему. Было не принято. Сергей просто знал, что если они снова останутся одни, то он подарил Валерке всего себя, чтобы он тоже смог почувствовать это. Он погладил Кипелова по волосам, а тот улыбнулся во сне. Странно… Сергей вовсе не собирался жить с ним долго и счастливо. Маврик хорошо помнил тот момент, когда в их отношения вмешался Холст. Володя устраивал шикарные гулянки и умел так очаровательно улыбаться, что по его лицу очень хотелось двинуть, особенно, если в тот момент, у него на шее вис Валерик. Последней каплей была бурная сцена, которой он не должен был становиться свидетелем, но все-таки стал. С Володей Кипелову было хорошо, и не Сергей не мог этого вынести. Может, не хватило духа бороться… и неясно, что было страшнее. Когда он оглянулся – было уже поздно. Уже много позже, когда с ним случился Артем Стыров, он неожиданно для себя осознал все те моменты, где ошибался прежде. Отношения с Валерой были нейтральными, дружескими, но не более того. Серега бросался на помощь, очертя голову, но лишь пережив расставание с женой, и бурный роман с Тёмой осознал, что никуда они с Валеркой друг от друга не денутся. А какие Кипелов устраивал сцена. Подумать только! Однажды заглянув на концерт Мавриков, кажется, это было после «Смутного времени», он увидел, как Сергей имел неосторожность слишком тепло попрощаться с Артемом. Что за чушь он нес тогда? Что, дескать на любовников у Сергея время есть, а как на него - старого друга, так только работа. И мол, не мог, что ли Маврик выбрать кого-то получше, и вообще! Тогда Сергей горячился, не понимая, что происходит, к чему эти срывы и истерики. Этот обреченный с самого начала на провал роман с Риной Ли… Лишь после 10-летия группы «Маврин» все точки над «ё», наконец, были расставлены. Они проснулись в одной кровати, и больше не нужно было ничего объяснять. Больше обще ничего не было нужно. Они заново открывали друг друга и приходили в восторг. Казалось, с годами чувства и эмоции должны были притупиться, но страсть захлестывала их не меньше, чем прежде. Сергей поцеловал Леру в висок. Тот крепко спал, черты его лица разгладились, а волосы разметались по подушке. Во сне он отполз от Маврика, но ровно настолько, чтобы всякий раз спросонок суметь схватиться за его руку. «Может и вправду никуда не ехать…?»- подумал Сергей, и, наконец, провалился в сон.
Io: БдыщЪ - Зараза, твою мать! Приглушенный мяв, сменился злобным шипением. *Скрип….* *Бдыщ!* - Блядь! - Сергей, что ты тут делаешь? *Никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу* - Добрый вечер, Галина, - попытался быть вежливым гитарист, держась рукой за ушибленный лоб. К счастью для Рыжего беса, человеком он был опытным, нужно было только стоять и молчать. Хорошо, хоть ни в чем мать родила, остальное вполне объяснимо. Сейчас она поставит на стул дорожную сумку и сама придумает историю, что же здесь произошло. - Опять ты мужа моего спаиваешь! – ворчала она, вешая куртку на крючок, - вот не надоело за столько лет? И ведь приличный же человек был, нет связался с какой-то малолеткой! Иди уже, что ты на меня смотришь, как Ленин на буржуазию. Сильно я тебя? Дай, посмотрю… , -Маврик покорно убрал руку со лба.., - ничего, жить будешь, хоть протрезвел… - она улыбнулась, а Сергей проскользнул за дверь ванны… Выдохнуть… и еще раз выдохнуть…. Унять трясущиеся конечности… Кипелов – экстремал хренов! Или это все случайно получилось… вот бля, возвращается жена домой из командировки… Сергей чуть было не заржал в голос, но, взяв себя в руки, включил воду и залез под душ. На лбу шишка будет, но ничего, за челкой может не так видно, а вот Валерке сейчас достанется за себя и за того парня… Вылезши из ванны, и приняв благопристойный вид, Маврик проскользнул на кухню. С противоположного конца квартиры доносились странные, но по возможности, приглушенные крики. Смысл всей тирады сводился к тому, что Кипелов старый @#$%, пьянь и @#$^%^%, *»№%^ и *%^#@^&&! И, если он случайно встретился со старым другом вовсе не обязательно &%$^@ и #&#&$%&!!! Раздался новый *БДЫЩЪ* и Валера виновато поскребся в кухонную дверь. Увидев Маврика, прикладывающего ко лбу большую кастрюлю он заржал аки конь, достал откуда-то початую бутылку вискаря и уселся напротив. - Что делать будем, артист? – усмехнулся Рыжий… - Чего-чего? Придется пить… Маврик хохотнул наполняя стаканы. - И еще нас послали в зал дышать друг на друга перегаром… Сергей потянулся, всей своей позой показывая, что согласен.
Io: Есть только здесь и сейчас. Не оставлять следов так сложно. Всегда думать о последствиях. Контролировать жесты. Нельзя просто расслабиться. Невозможно взлететь. Как часто я замираю на полпути до поцелуя. Или отстраняюсь от тебя в такой томительный момент. Я думаю, а не пошло бы оно? Разве мы не заслужили? Но ты виновато опускаешь глаза, и я понимаю, что сделал все правильно, а через мгновение в дверь либо стучат, либо заходят без стука. О да, это особенное чутьё! Я не знаю, откуда оно появилось, будто бы это было со мною всегда. Созрело в тот момент, когда мы осознали неотвратимость наших отношений. И что теперь? А теперь ничего. Только страх. Нервы и много сигарет. Потом… потом я наверное, снова привыкну, но сейчас мне тяжело. Понимаешь, я хочу ясности. Нет, мне не нужна огласка, не стоит переживать и путать понятия, но я должен быть уверен в том, что я тебе действительно нужен! - Сереж, ты опять где-то в далеких мирах? Сделай милость, спустись к нам, на грешную землю, - я стараюсь улыбаться, а Алексис перехватив мой растерянный взгляд, объявляет перекур. Иногда мне кажется, что Юра знает мои мысли лучше, чем я сам и способен предугадать реакцию на те или другие событии. Я делаю вид, что не замечаю ничего, но долго претворяться все равно не получается. - Хватит хандрить! Себя пожалеть всегда успеешь, сейчас у нас работы вагон и маленький бронепоезд. В такие моменты мне ни то, что хочется дать ему по роже для профилактики рецидивов, ни то, броситься на него, прижаться и высказать все, что на душе. - Ну, как же мне себя не пожалеть? Так ведь и жить на свете не интересно! - я вскочил, чтобы отправиться с остальными на перекур. Но юра неожиданно перехватил меня за руку, захлопнув дверь в рубку перед моим носом. Он притянул меня к себе и властно усадил на диван. - Я понимаю, что твои внутренние противоречия едят тебя. Я даже подозреваю с чем, а вернее с кем, они связаны. Я даже могу предположить, что происходит между вами, но не стану. Сейчас твои переживания переходят те границы, когда небольшой стресс способствовал твоей работоспособности и держал тебя в тонусе, поэтому я беспокоюсь. - Я не хочу это обсуждать, - предательский комок подступил к горлу. Черт возьми, Юрка! Не лезь в это! - Теперь что? Ты будешь высокопарно страдать, но не станешь оглядываться вокруг. Ритм-гитарист закурил прямо в помещении, а я стоял растерянный, глядя, как стремительно укорачивается сигарета в его руке. Я не знал, как поступить, а он решительно затушил бычок и, сделав шаг вперед, прижал к стене. Я был настолько ошарашен, что не оказал никакого сопротивления. Юра поцеловал меня, вдохнув в мои легкие горький табачный дым. Черт… Мне казалось, что я сейчас задохнусь. Дверь скрипнула. Краем глаза я успел заметить, появившегося на пороге Кипелова. Но я не мог сделать ни вдоха ни выдоха и бессильно вис у Юры на шее, а Валера почему-то понимающе погладил меня по волосам и бережно принял мой вес из рук моего лучшего друга… Какого …? Я очнулся в кромешной темноте. Она была такой плотной, что казалось, за нее можно было зацепиться и использовать как опору. На вкус она отдавала резиной, а пахла какими-то лежалыми тряпками. Я не понимал где я, и как не силился пошевелиться – не смог этого сделать. Моего тела как будто не существовало, но мне не было страшно. Будто это со мною уже бывало и ни раз… что это? Черт! Свет больно резанул по глазам. Ощущение собственного тела вернулось, отдаваясь сильной болью в висках. Правая рука не слушалась, я сразу даже не понял в чем дело, но в следующий момент резкая боль пронзила руку. - Терпи, уже вправил… - голос принадлежал Валерке, это я сразу понял… однако он был приглушен какой-то мембраной. - Что это? Где мы? - Тяжело обратно-то? Тут по ходу дела, крыша обвалилась. Но ничего, мы с тобой сейчас немного передохнем и в обход. Тут вроде тоннель был, если старые карты не врут. Откуда-то из-под потолка в глаза било яркое солнце. Я попробовал перевернуться на бок, чтобы не видеть его. Получилось с трудом. Осознание собственного положения повергло меня в шок. На мне был защитный костюм РХБЗ. Какая-то усовершенствованная модель. Противогаз с большим плексигласовым обзорником, и все это мало походило на тот мир, в котором я был только что. На меня навалилось чувство какой-то безмерной тоски. Страшного черного горя. Будто только что умерли все мои близкие и друзья. Я схватился за голову руками и негромко заскулил, пытаясь прижаться лицом к коленям. Но резиновые спайки и жесткие швы не давали мне этого сделать… - Успокойся… - Лера гладил меня по плечу. Я почти не чувствовал этого, скорее просто знал, что это было так, - тебя чего-то каждый раз ломает…. Попей… Он нажал какую-то кнопку на рукаве, и к моим губам придвинулась соломинка. Я сделал несколько глотков, и попытался сделать глубокий вдох. В моем сознании что-то будто бы со крипом повернулось, и на меня хлынул поток воспоминаний. Оглушительный сигнал «АТОМ!» рвал барабанные перепонки, а мы со всех ног бежали к метро. Это было похоже на программу, которую незадолго до всех этих событий я прочел в книге какого-то из фанатов, подаренных на мой день рождения. Я действовал, точно согласно инструкции…. Мы все, вся группа и технический персонал. В основном мужчины. Выносливые и молодые… Только через неделю меня накрыло также, как сейчас. До меня дошло, что же случилось на самом деле, что уже ни у кого и никогда не будет другого завтра, что всем нам придется жить здесь и сейчас, а эти каменные стены отныне наш единственный более ли менее надежный и безопасный мир. Прошло около года, прежде чем мы встретились с Валеркой. Его-то уж какие черти уберегли? Ответа на этот вопрос я не знал, однако, был несказанно рад. Это чувство нельзя было описать словами. Роднее его и группы у меня не было никого в этом новом постъядерном мире. Всем пришлось пройти нелегкий путь понимания и становления. Словно с тебя слетает вдруг вся шелуха, и ничего не остается, а ты стоишь голышом перед судьбой и не ведаешь, будут стрелять, или выдадут защитный костюм, оружие и амуницию и пошлют на разведку. В те дни на поверхность особой нужды соваться не было. Запасы еды и воды в метро было на три месяца, но сразу же стало ясно, что без разведки не обойтись, да и о дне завтрашнем подумать не мешает. Отряды так называемых сталкеров формировались изо всех желающих. Вот так и мы с Алексисом не остались в стороне от этого банкета. Мотивация была простая, как колено. Мы, оказывается, были одни из самых старших, а стало быть, едва ли могли бы шибко пригодиться на станции в качестве генофонда, к примеру. Да и что - что а в армии отслужили честно без обиняков. С нами не спорили, а помогали, понимая, что если вернемся, то принесем самое ценное – информацию. Именно мы приняли первый удар обновленной биосферы. Признаться, я до сих порне понимаю, как нам удалось выжить в первой ходке? Но бог нас миловал, а может, мы были настолько ему не интересны, что он не стал тратить силы, чтобы уничтожить нас. С переменным успехом, то и дело увеличивая радиус поиска мы обшаривали все новые и новые здания, пока не наткнулись на такой де поисковый отряд, в котором, как ни странно и был Валерка. После радостной встречи был оформлен обоюдный транзит, и вся зеленая ветка получила хорошо организованную и крепко сбитую группу сталкеров из восьми шести человек. Уже к следующей весне мы поняли, что ресурсы на поверхности тоже когда-нибудь закончатся, а от однообразного питания в метро начнется цинга. У витаминов выйдет срок годности… и вот тогда любой даже самый безобидный вирус выкосит остатки человечества, словно и не было никогда. Нужно было какое-то радикальное решение. Но в чем бы оно заключалось, никто не знал. Однажды Валерка сказал, что ему необходимо отправиться в одиночную ходку. Кому, как ни мне было знать ,что он явно что-то задумал. Он знает путь, он нащупал какую-то ниточку, но пока не убедится в том, что все работает, все равно ничего не откроет остальным. Я не ошибся, когда с волнением и трепетом ожидал его возвращения. Он был в доме Маргариты Пушкиной и принес, то, что было необходимо. Как странно, и страшно… Марго помогала нам даже теперь, после того, как все, что могло закончится – было закончено. - Я не знаю, - сказал он, - есть ли бог, но дьявол не дремлет. Я нашел книгу, в которой описан любопытный способ… я бы даже сказал механизм. Мы сможем переноситься в прошлое и с помощью простых манипуляций прятать все необходимое в одном укромном месте. Так вот, с помощью нескольких заклятий все то, что мы перенесем из того мира в этот не будет иметь вид двадцатилетней тухлятины… поэтому… нам предстоит найти подобающее место, как здесь, так и за чертой… Как оказалось кровью крест ставить нигде не надо. По сути, мы сами выбрали себе наказание. Обрекли себя на вечные муки. Муки совести, страданий и сомнений. Мы выбрали невзрачный дом неподалеку от метро Аэропорт. Мы репетировали неподалеку когда-то. Оставалась самая малость… составить заклятие, перенестись в то время и переместить в это все необходимые ресурсы. Но тогда мы не могли знать главного. Проблема переходов была связана с тем, что мы помнили кто мы и откуда час, может быть чуть дольше, а после круговорот событий того мира, где мы были иными, и все было другим простым и понятным, уносил нас в обыденность дней. Порою такие сеансы там, в прошлом, длились неделями, а выброс в реальность был неожиданным и болезненным почти всегда. Первые разы мы толком ничего не успевали сделать. Уже после мы догадались писать себе руководства к действиям, но как ни странно «прошлые мы» не всегда желали выполнять тот бред, которые писали «мы из будущего». Но, так или иначе, нам удалось арендовать нужное здание, расположить там небольшой склад, и произвести необходимые манипуляции. Самым сложным по-прежнему являлась острая нехватка времени в благополучном прошлом. Меня выброс накрывал сильнее всех. Я не мог отличить сон от реальности. Каждый раз я с трудом возвращался в настоящее, и мне казалось, что я схожу с ума. А вот Юра был самым стойким, зачастую за пять или десять минут до выброса он успевал предупредить меня, однако, я не всегда понимал, что именно эти его действия должны были меня о чем-то предупредить. Чаще всего в момент выброса по тем или иным причинам рядом оказывался и Валера «из прошлого». Валерку накрывало реже, или он просто не подавал вида, а терпел изо всех сил. Кто-то должен быть сильным. Это понятно всякому. Кроме всего прочего никто из нас не мог знать, где нас выбросит в следующий момент. Сегодняшняя прогулка едва не стоила нам жизни. - Где Юра? - Ты лежи… - под завалами его нет, я уже все проверил, - успокаивал меня Валера, - скорее всего его выкинуло где-то в другом месте, как тебя в позапрошлый раз. Сейчас мы дождемся сумерек, и дай-то бог, чтобы никакая тварь сюда не забралась, и потопаем к месту встречи. Я думаю, Алексиса там и обнаружим. Я кивнул. Мне хотелось ему верить, потому, что больше верить все равно было не во что и не кому. Сознание медленно и с неохотой запихивало в мозг картину нового бытия. Я пришел в себя нескоро, настолько, чтобы быть способным на активные действия. Было уже темно, начинало холодать, и стоило поторопиться, если мы не хотели встретить новый день на поверхности. Валера все хорошо рассчитал, тоннель обозначенный на карте, к счастью не был завален. На улицах Москвы было сегодня подозрительно тихо, и безлюдно. Да и тварей в округе замечено крупных не было. Под ногами шуршал растрескавшийся асфальт… и больше ничего. До места мы добрались часа за три, пришлось пережидать неожиданную миграцию ни то растений, ни то живых существ, которые прежде никогда не встречались нам ни лично, ни в описаниях других поисковых групп. И лишь увидев Юрку живым и невредимым, я вздохнул свободно. Алексис вкратце рассказал о своих подвигах, пожурил меня за невнимательность и позвал нас приступать к разбору материальных ценностей, которые мы успели затарить в наш тайник. До метро мы как всегда шли молча. После ходки в прошлое всегда тяжело разговаривать Сейчас все привычно… дезактивация, восторг принимающей стороны, подписка о неразглашении, дележ добычи… А после мы наконец-то отправимся домой. Армейская палатка, нары, рундук, он же стол, если потребуется, наспех сколоченные лавки, вот и весь быт, вот и все богатство. Ах, да, мы же сталкеры, еще оружейная стойка. Когда-то на ней были закреплены гитары… но это было в тогда. Сейчас другие времена. С Валеркой мы жили вместе и ни единая душа никогда не посмотрела на нас косо, не сказала лишнего слова. И это значило для меня безумно много. Вот если бы ТАМ… Валерка тянул меня в лазарет, а я отпирался, все как обычно. - Подумаешь, контузило маленько, руку выбил, ах, какое несчастье! А может быть, там кому-то действительно помощь нужна, а я тут буду койко-место занимать. Сам подумай! Нехотя Кипелов все же согласился, и дома не позволил мне даже самому постель разобрать, ни говоря уже о том, что стал для меня чуть ли ни родной матерью и сиделкой одновременно, - Валерррррррра! – нарочито злился я, а сам позволял стаскивать с себя пропыленный комбез и расшнуровывать ботинки, - я не при смерти, черт тебя дери! - Как ты не понимаешь! – кипятился он… - я же переживаю! Я должен убедиться, что с тобой действительно все в порядке! - Я знаю… и каждый раз, когда мы ходим ТУДА, я боюсь, что мы не вернемся… - ТАМ все ненастоящее. Ты не хочешь это признать, и поэтому… поэтому тебе это так тяжело дается возвращение. - Почему… Лер… почему… мы были… такими… почему не можем изменить что-нибудь ТАМ? - ТАМ больше нет… есть только здесь и сейчас… - он коснулся губами моего виска, и я доверчиво прижался к нему. Он был моим миром, а другой мир мне был сейчас не нужен.
Susя: Смутное время Опять напрыгнул внезапно, обхватил за плечи, навалился сзади, смеясь в волосы. Месть за то, что я пытался сделать из тебя папуаса, когда ты в очередной раз проповедовал светлое-доброе-вечное, докурив мятую сигаретку и назидательно потрясая пальцем? Мелькает тень, и перед нами вырастает Рита с фотоаппаратом. Я пытаюсь испуганно вытаращить глаза, дескать, буржуин напал с тыла, а я - святая невинность и святая простота. Выходит, как обычно, виновато-блаженная физиономия в стиле "Мммм... Леркаа... щщит, палево!". ...а руки мягкие, без злых мозолей... волосы мягкие, пахнут осенними листьями и морем... После записи - "да, ребят, вы сегодня молодцы" - пропускаю тебя на повороте вперед, потом быстро догоняю и ...чёрт бы с ним, будь что будет... окликаю. И вжимаю спиной в стену, почти не дыша, чувствуя взгляд у себя на щеке. Ты не знаешь, что делать, и послушно стоишь, прижавшись ко мне. На лестнице темно, прохладно и пахнет морем от твоих волос. - Что с тобой? - голос звучит робко и не властно, не ликующе, не раскатывается, как полчаса назад, а повисает мокрым пером. - Там снайпер был, а я тебя закрыл, - серьёзно поясняю я, не отступая. Наклоняясь и ощущая дыхание на губах. - Серьёзно? - ты начинаешь смеяться. Как море, неслышно, шелестя щетиной по моей щеке, откидываешься назад, слегка стукаясь затылком о стену. - Осторожно! - я дёргаюсь вперед и натыкаюсь на приоткрытые губы. ...бежать тебе некуда... Секунда, твой судорожный вздох. Блеск в глазах - близко-близко - угасает, ресницы легко щекочут мои скулы. Морем пахнет всё сильнее. Я цепляюсь за твои пальцы и ныряю, закрыв глаза и задержав дыхание...
Io: Сбыча мечт. Честно говоря, черт его знает, какой на дворе был год. Маргарита Анатольевна созвала «арийское» племя в количестве пяти штук на весьма специфический праздник. Я даже не помню теперь уж, чему он был посвящен. Но, вроде бы, что-то языческое. Где-то очень далеко от цивилизации у Марго имелся домик в деревне. Вот сюда-то мы и были приглашены по случаю, ну, или просто так. Мол, местный колорит, домашнее вино и русская печь, что может быть более захватывающим? Господи, как только мы на это согласились? Определенно, не обошлось без вмешательства некоторых сил. Во-первых, стоит отметить тот факт, что за окном стояла зима, во-вторых, там же стоял вполне себе ощутимый морозец, который бодрил весьма и зело. После того, как все необходимые вещи были уложены, и пути назад не было, выяснилось, что и вперед он так же, не очень-то и есть. Фишка была в том, что до места пребывания всем нам предстоит добираться на перекладных, потому, как машиной все равно не добраться, и вообще, себе дороже. Тогда-то у меня и появились смутные сомнения, однако, я решил оставить их при себе. Электрички казались мне бесконечным кошмаром. Хмурые лица пассажиров так же не добавляли оптимизма. Ребята мерзли и жались друг к другу, как воробышки на ветке за окном, а Марго, как и всегда оставшись невозмутимой, мотивировала нас тем, что страдания полезны для творчества. Последняя электричка ехала недолго - минут сорок, и была она теплой, и мягкой. Нас разморило и, лично мне, уже хотелось остаться в ней навсегда. А что? Запас еды у нас с собой имелся, дня три мы бы сто процентов продержались. Но с помощью магического пенделя, Пушкина распорядилась нашей судьбою иначе. Нужная станция, а вернее такой заброшенный полустанок встретил нас неприветливым ветром и сугробами по колено. - Совсем недолго осталось! – обрадовала Маргарита и с нарочитым оптимизмом зашагала вперед. Всего-то три километра пешком и мы у цели! Избушка стояла на небольшом пригорке, немного в отдалении от всей безлюдной деревни. Ага… ну примерно так я это себе и представлял. Но, несмотря на все наши «как это было тяжело», все возрадовались! Жилье! Цивилизация! Но не тут-то было! Радужные мечты разбились о деревянный порог пушкинского жилища. Внутри оказалось не просто холодно, а очень, мать вашу, холодно! Печку еще только предстояло растопить. И, чтобы мы не скучали, Пушкина показала, где можно оставить вещи, и пока еще не совсем стемнело, раздала реквизит для согревающих процедур. Ах, если бы Марго пригласила нас к литрболу! Как же! Лопаты в руки и вперед! Тут еще генератор можно будет запустить, но сперва, надо очистить подходы к сараюшке, который мы б и не узрели, если б длань указующая не наметила для честной компании маршрут. Управились мы прямо-таки очень быстро. Ведь от этого зависело, как скоро мы согреемся, и как скоро нас будут кормить. Наконец, Марга подключила электричество и вот разгорающаяся лампа Ильича показалась нам чудом в этой глухомани. Мы за каких-то минут пять оперативно оказались в доме, а попав в теперь уже благодатное тепло, радостно прыгали с ноги на ногу в предвкушении банкета. И наконец, Пушкина, закончив последние приготовления пустила нас за стол. Я пил ароматный чай из блюдечка, рассматривал раскрасневшихся коллег и было в этом во всем что-то такое сказочное. Окрепший мороз рисовал на окнах новые узоры, и там за тонкими стеклами в ажурном снежном убранстве стояла непроглядная темная ночь. Вокруг было тихо, пахло деревом, смолой и чем-то еще. В глазах Марго плясали чертики, она шаловливо поглядывала на Валерку, а он, расстегнув на груди «харлеевский» свитер, что-то увлеченно рассказывал. Ни Холстинин, ни Дубинин его как ни странно не перебивали. И было так хорошо… почти по семейному. Валерка улыбался, и кажется, я тоже лыбился чему-то, выпив уже достаточно чая, который готовила Марга и вина, ее же приготовления. Я все не мог решить что же мне нравится больше, поэтому запивал один напиток другим и мне казалось, что это совершенно естественно. Саша первым покинул наши нестройные ряды, забравшись на лежанку у печи. Мы впятером еще сидели какой-то время, и кажется, все время молчали, но разговоры велись о чем-то без слов. Когда кукушка в ходиках прокуковала четыре раза, все вдруг осознали, что ночь на дворе, а если быть точным, то утро следующего дня. - Ну, давайте, укладывайтесь, - скомандовала Пушкина, - места конечно мало, но я думаю, никто не будет обижен. Мои мысли к тому моменту превратились в сплошной поток сознания. Я плавал в теплом и сладком мареве. Окружающие казались мне дружелюбными и меховыми цветами, и я улыбался, не зная, что торкнуло меня сильнее, то, что их можно погладить, или что они все такие мягкие! Каким-то непостижимым образом я понял, что койко-места были распределены. Холсту и Дубу была уступлена настоящая перина. Басюг радовался, как ребенок, попеременно ощупывая ее в разных местах. У Холста, судя по всему, уже не было сил. Он пытался привести Витальку в горизонтальное положение, чтобы заснуть уже без задних ног. Мне была предложена раскладушка с геологическим спальным мешком, в котором, судя по отзывам, можно на снегу спать. Ну а сама хозяйка дома намеревалась выбрать себе Кипелова в качестве грелки во весь рост, но что-то пошло не так. Валерка подполз ко мне, уронив голову на мои колени. А я стал его почесывать, и его так развезло, что он больше не захотел никуда уходить. - Черт с вами! – в сердцах выругалась Марго и показала мне в сторону дивана, а сама, нахохлившись, забралась в спальник. Мы добрались до дивана как-то очень долго. Неожиданно погас свет. Наверное, пробки выбило, или генератор сдох. Но сил у нас не было решительно никаких, как и желания выяснять, что там произошло на самом деле. Мы как есть завалились на вкусно пахнущие подушки, внутрь, судя по нежно шуршащему звуку, были засунуты пучки каких-то трав. А Лерка обнял меня, и попросил, чтобы я еще немного почесал его хаер. И в моей душе что-то сломалось. В самом центре. Что-то, чего я раньше не мог видеть, и понять не мог, откуда оно там появилось. Потрясающая ясность сознания обрушилась точно истинное пробуждение. Я прижал Кипелова к себе, и легко поцеловал его губы, а он был вовсе не против, и обнял меня еще крепче, с готовностью отвечая на поцелуй. - Чего же ты так долго ждал? – спросил он, отдышавшись куда-то мне в плечо. А мне было очень хорошо и хотелось летать… Под утро мне показалось, что в темноте я услышал чьи-то голоса. Один принадлежал Маргарите, а второй не понятно кому. Марго была немного возмущена, а ее собеседник напротив очень спокоен. - Желания, дорогая моя, нужно писать конкретные. Сама что написала?: « …и, чтобы а эту ночь двое истинно любящих сердец стали единым целым»… Я, можно сказать, даже перевыполнил план. - Ой! – воскликнула Пушкина, и унеслась, судя по топоту в соседнюю комнату. Ничего больше я не помню. В доме Марго говорят, люди часто видят странные сны. - А ты меня завтра еще обнимешь? – шепотом спросил Кипелов, проснувшись от шума. - Конечно, Валерик, конечно….
Мавря: Сие представляет собой флешмоб, и это полный бред, но когда это я прятал траву от народа? Тело моба: 1. Составьте список из 10 имен персонажей. 2. По каждому из условий напишите фик от 15 и больше слов. Не заглядывайте в условия, пока не выполните первый шаг. Условия: 1. 4 и 6, первый раз 2. 7, ангст 3. 1 и 8, АУ 4. 3, 6 и 9, тройничок 5. 5 и 10, хёрт/комфорт 6. 1, крэк 7. 10, хоррор 8. 5 и 9, бэбифик (фик с участием детей) 9. 2 и 8, дарк 10. 4 и 7, романтика 11. 2 и 3, смерть Мои персонажи: 1.Алексей Харьков 2.Владимир Холстинин 3.Андрей Смирнов 4.Виталий Дубинин 5.Алик Грановский 6.Сергей Маврин 7.Сергей Попов 8.Вячеслав Молчанов 9.Валерий Кипелов 10.Сергей Терентьев И, собственно, сами драбблы - осторожно, стёб! 1.Дубинин/Маврин, первый раз - Сергей. - Нет. - Ну Мавр! - Не дам! - Но ты же трахался с Кипеловым! - Это было давно. - И целовался с Холстининым! - Это было по пьяни!! - Вот! - удовлетворённо воскликнул Дубинин и без лишних слов опрокинул возмущённо пискнувшего Сергея на кровать. – Теперь моя очередь! Уютный домик где-то в Германии огласил протяжный стон. 2.Сергей Попов, ангст «Ебанез, ебанез.. Да на себя бы посмотрел, пудель фендеровский!» - молча страдал Сергей Попов, любовно протирая любимую гитару тряпочкой. Холстинин в углу студии ехидно усмехнулся. 3.Харьков/Молчанов, АУ - Алекс, ты такой.. Я ещё никогда.. Чёрт! – с досадой выругался сэр Молчанов, приглаживая волосы рукой в латной перчатке. – Прости, я не умею делать комплименты. - А я – принимать, - смущённо улыбнулся зажатый между каменной стеной и телом рыцаря Алексей. – Я же не фрейлина. - Так может сразу обойдёмся без них? – с надеждой выдохнул Вячеслав, чуть ближе наклоняясь к миловидному слуге. - Нет, подожди! – Алексей цепко ухватился за пряжку ремня, на которую уже покусился рыцарь, и быстро оглянулся. – Не здесь же! - Ну вот, - улыбнулся Вячеслав, покорно шагая за потащившим его куда-то Алексом. – А говоришь, не фрейлина. 4.Андрей Смирнов/Сергей Маврин/Валерий Кипелов, тройничок - Ты спятил, - ошалело заявил Кипелов Маврину, когда тот – в состоянии лёгкого нестояния - возник на пороге их питерского номера, таща за собой слегка недоумевающего и смущённого Смирнова. – И я даже не буду спрашивать, кто тебе в этом помог. - Так Молчанов! – радостно икнул Сергей. – Посоветовал, можно сказать! Андрей за его спиной незамедлительно поперхнулся, Кипелов нахмурил брови. - Грановский тебя убьёт, - мрачно заявил Валера. - Сам скоро присоединится, - мечтательно улыбнулся потолку Сергей и, повернувшись к Андрею, вытащил из кармана колоду потрёпанных карт. – Ну что, Андрюшка, на раздевание? Смирнов испуганно сглотнул. Вечер обещал быть незабываемым. 5.Грановский/Терентьев, хёрт/комфорт Иногда Сергею Терентьеву казалось, что ему, на самом деле, довольно крупно повезло. Потому что несмотря на колючий нрав, перманентно включающуюся упрямость осла и полную замкнутость во время особенно обострённых депресняков, у Алика было одно огромное достоинство, перекрывающее все остальные недостатки – его всегда можно было взять на ручки и дальше обращаться без всяких проблем. Вообще. 6.Харьков, крэк Сидя на коленках у Маргариты Анатольевны и брезгливо вылизывая собственный бок, Лёша обиженно косился на сверкающее на безымянном пальце поэтессы готическое кольцо и думал о нескольких вещах сразу – о том, что не надо было так беззастенчиво ржать над утверждённым Валерой вариантом их новой баллады в присутствии Маргариты; о том, что слухи насчёт способностей поэтессы таки оказались не совсем слухами, и о том, с каким же, чёрт возьми, трудом в голове хорька помещается больше одной мысли. 7.Теря, хоррор - Мда, - озадаченно почесал пластмассовым топором в затылке Теря, держа в одной руке маску Джека Потрошителя и оглядывая лежащих на полу студии обморочных арийцев. – Может быть, Хеллоуин действительно не такой уж весёлый праздник.. 8.Граныч/Кипелов, фик с участием детей - Заходи, Саш, заходи, я сейчас, только вот по-быстренькому.. – запыхавшийся Кипелов, держа маленькую Соню одной рукой, а второй поправляя бантик на голове у старшей Настеньки, попытался приветливо улыбнуться зашедшему на чай Грановскому. – С этими детьми столько хлопот, ты не представляешь.. - Ну почему же, - довольно улыбнулся Алик, вспоминая Андрея, поедающего сгущёнку пальцами и прямо из банки. – Очень даже представляю. 9.Холстинин/Молчанов, дарк Еле умудряясь сглотнуть из-за мешающего во рту кляпа и с трудом шевеля руками, чтобы не так затекали сцепленные наручниками запястья, Слава подумал, что никак не ожидал, что концерт «Ария XXV» закончится для него именно так. 10.Дубинин/Попов, романтика - Вот тебе и романтика, - не удержался от усмешки Сергей, заливая вспыхнувшие от упавшей свечки шёлковые простыни остатками шампанского. Покрытый взбитыми сливками Виталик обиженно засопел. 11.Холстинин/Смирнов, смерть - Дядь Вов, - вежливо зевнул растянувшийся на диване Андрей. – Вы рассказываете эту историю уже в сотый раз. Можно что-нибудь не про убийство несчастных ворон? - Конечно! – хищно улыбнулся Холстинин. – Рассказать тебе, как я однажды подстрелил сороку? Андрей со стоном накрыл голову подушкой.
Io: Квартирник Квартирник был совсем небольшой. Черт дернул и нас туда направиться. Вроде и немолодые уже. Ну да ничего. Парень с гитарой пел достаточно неплохо, к счастью собравшаяся тусовка никаким боком не относилась к металлической общественности, а стало быть, до нас им дела не было. Признаться, я терпел достаточно долго, старался особо не лезть к Валерке. Я понятия не имею ,как мне удалось подбить его на то , чтобы он пошел со мною черте куда. Подозреваю, что просто попал в настроение, и, тем не менее, я был счастлив. Когда девушки погасили свет, и возожгли свечи, моя крыша окончательно отъехала, и я притянул сонного Кипелова к себе. Неплохой глинтвейн и какой-то острый имбирный напиток сделали свое черное дело, и Лерку слегка разморило, он доверчиво жался ко мне, терся макушкой о мой подбородок. Потом концерт закончился, вся честная компания разбрелась по комнатам хозяйка квартиры, чем-то похожая на Маргариту Пушкину в молодости, включила какой-то интеллектуальный фильм. Кто-то заторопился домой, а мы, устроившись на диванчике, изредка косили в экран. В конце-концов, Валерка закрыл глаза, зарылся носом в небольшую подушечку, а я обнял его, защищая от внешнего мира, слегка почесывая хаер около ушка. Кип подобрал мою вторую лапу поближе к себе, просунул пятки между моих ног и теперь использовал меня, не только как щит, но и как надежное одеяло, которое, сто процентов, спасет от любой напасти, или, от внезапно выскочившего из-под кровати, монстра. - Ведешь себя кое-как, - сквозь дрему шепнул Кипелов и потерся о мои бедра. - Кто бы говорил, - шепнул я, прихватив губами мочку его уха. - Может быть, останемся тут? Я усмехнулся: - Нет уж, поехали домой… а то еще десять минут и мне будет стыдно всю оставшуюся жизнь…
Петра: моб, не удержалась, прошу прощения за свой бред))))) персонажи 1.Холстинин 2.Алексис 3.Кобра 4.Грановский 5.Маврин 6.Молчанов 7.Удалов 8.Стыров 9.Хорь 10.Прист 1. Грановский/Молчанов, первый раз Меня пригласили на концерт Мастеров, без Олега здесь конечно не обошлось, ну да бог с ним. На репе всё было мирно, как-то по-домашнему и вот прогнав пару песен с моим участием. Все потихонечку расходимся. Я как-то закопался. Пока туда-сюда. Остался наедине с Аликом. Мы как-то сразу поладили, он предложил пойти выпить. Последнее что я помню в тот вечер, как таксист чуть не выкинул нас на дорогу за страстные поцелуи. В день концерта я мог думать только о нём, и когда Lexx сказал – «выходи не стесняйся», сам вокаллер не понял, как он был прав. 2. Удалов, агнст Меня все достали. Я называю их деспоты и насмешники. А сам то я кто? Не знаю. Я вроде не с теми и не с другими. Посередине. И как всегда виновен. Во всём . Но может так лучше? 3. Холстинин/Стыров, АУ Тёма поёт красивую балладу, я медленно перебираю струны акустики. И этот маленький клуб. И эта вдумчивая публика. Я никогда не мечтал о таком, он наверное тоже. Но нет смысла скрывать, мы счастливы. 4. Кобра/Молчанов/Хорьков, тройничок - Лёшка пойдёшь с нами? Один взгляд на Славу, он подглядывает из под ресниц, с опущенной головой. Другой на Олега, он почти чужой, но смотрит открыто с вызовом, это притягивает. - Пойдёмте, господа. 5. Маврин/Прист, херт, комфорт М: - Ну сколько можно? Каждый раз одно и то же! П: - Ты опять кого то доконал? М: - Да нет, они сами уходят. А мне что остается мне? П: - Я остаюсь с тобой. М: - Да каждый раз одно и тоже, от меня уходят музыканты, друзья близкие, и я иду к тебе. П: - И я этим пользуюсь! 6. Холстинин, крэк Обычный концерт группы Ария. Два часа до концерта Артура нет. Да ладно времени е достаточно. Чек прошел нормально. Всё ещё нет. Телефоны не отвечают. Пять минут до концерта. Владимир заходит в гримёрку. На столе стоит банка апельсинового сока, рядом лежит пачка пельменей. - Поросята! Значит, надуть меня хотели, или это карма? Тут вбегает Булгаков, хватает кепку и спешит обратно. - Вчера забыл. - А вот это уже перебор! Где они? - Кто? Прости, я спешу. Конечно Артур появился, как только закончилось вступление первой же песни. Но Холст решил, что отмстить, всё таки, стоит. 7. Прист, хорор Холст, играл соло. А я загляделся на потолок. Деревянная доска там отваливалась и грозила упасть прямо на меня. Я не растерялся и тихонечко отошел за сцену. БАМММ, все наконец-то перестали наблюдать за Владимиром. АХХХ зала. Спустя несколько секунд, я подхожу к микрофону: - Ну, что страшно вам? 8. Маврин/Хорь, фик с участием детей - Сергей Константинович, может быть сыграть здесь по другому? - Нет именно так - Но получается достаточно паршиво - Не спорь со мной, щенок - Мало того что вы деспот, так ещё и педофил! Свидетелями такого разговора стали участники группы Маврин, спустя месяц после прихода к ним Алексея Харькова. 9. Алексис/Стыров, дарк А: - Ну же, убей его! С: - Сейчас! А: - Осталось ещё пятерых уложить. С: - Давай на этого наковальню уроним. А: - Нет, лучше топором его С: - Наконец-то мы его прошли – отбрасывая джостик. А: - Иди сюда, я так думаю, следующим моим соперником будешь ты. С: - А когда я возражал. 10. Грановский/Удалов, романтика На дворе была тёплая сентябрьская ночь. С неба падали листья и звёзды. Я читал тебе стихи. А ты всё время смеялся, то и дело, поглядывая на цилиндр в котором я пришел. 11. Алексис/Кобра, смерть Прошло два дня, всего два дня, целых два дня. Я лежу дома и кручу в руках твои палочки забытые в самый первый раз. Когда я уйду Уйдёт ли кто-то со мной Когда уйду, мир станет другой Кто-то останется здесь Он всё увидит сам. Паршивые мысли лезут в голову. Как ты мог разбиться на каком-то сраном самолёте? Почему? Я стискиваю палочки сильней, но это только дерево. Только напоминание а том что ты ушел навсегда. А я оставлю здесь Всё что было моим Это всё прах и это всё дым Я этот хлам оставляю вам Я кидаю палочки о стену, но тут же бережно поднимаю. Может пойти на базу, авось кто будет. Мне плевать, что 2 часа ночи. Нет сил сидеть дома. - Постой – слышу голос Маврина из машину у самого входа. - Как ты узнал - Мне Митя позвонил, мы решили, что так будет лучше. Поедем когда-нибудь. - Спасибо, хорошо.
Maine Coon: «Нет, ну почему им приспичило записывать бас именно сегодня? Что, совсем никак нельзя перенести? Я же заболел, что я там им сыграю…» – злой и раздраженный Харьков, бурча возмущения себе под нос, направлялся на студию в Москву, где записывался первый сингл группы «Кипелов». Утро для Алексея началось с того, что проснулся он абсолютно разбитый, словно накануне он промок насквозь под холодным дождем, наелся мороженого, и вдобавок ко всему лег спать с открытой форточкой, откуда дул холодный ветер. И, хотя ничего такого не было, и вечером он чувствовал себя совершенно нормально, с утра у него жутко болело горло и голова, нос был заложен, и он еле встал с кровати. Прекрасно понимая, что переносить запись уже поздно – накануне все еще раз согласовали, Леша влил в себя кружку горячего кофе и отправился на студию. Дорога вымотала окончательно, до места Харьков добрался с опозданием и уже совершенно никакой. На студии его ожидали оба Сергея и Кипелов. Терентьев что-то изучал в записанных файлах, изредка подзывая Маврина, который о чем-то разговаривал с Кипеловым и что-то периодически наигрывал ему на гитаре. Терентьев скептически оглядел больного басиста, в ответ на жалобный взгляд дружески посочувствовал и отправил его записываться. Несмотря на неважное состояние, тот довольно бодро отработал все дубли, хотя с перерывами и разговорами запись затянулась и когда все, наконец, решили расходиться – было уже совсем поздно. Харьков посмотрел на часы и озадачено сказал: «Кажется, придется ехать на такси. Боюсь, на последний автобус я не успею». «Ну и куда ты в таком состоянии ехать собрался, интересно?», – Маврин оценивающе оглядел замученного басиста, – «Так, ты нам нужен в нормальном состоянии, потому ни на каком автобусе или такси ты сейчас не поедешь… лучше поехали ко мне домой, переночуешь, а с утра нормально уедешь домой, а мы на студию». «Мы?», – удивленно переспросил Леша, – «Мы все к тебе едем что ли?» «Да нет», – успокоил того Сергей, – «Теря поедет к себе, домой, и вообще, по-моему он пока никуда не собирается… а вот Валерка ко мне едет, да, мы тут разговор не закончили, да я еще пару записей показать хотел…» Кипелов, Харьков и Маврин загрузились в машину последнего и по уже опустевшим улицам довольно резво докатили до Тушино. Сергей и Валера о чем-то вполголоса переговаривались на передних сиденьях, А Леша чуть не заснул, устав за день. Квартира Сергея удивила своей пустотой. Харьков поинтересовался, почему это вдруг в квартире так пусто, на что Сергей беспечно ответил, что Лена уехала к родственникам на неделю. И еще тут же сообщил, что спать все будут в одной комнате, причем Харькову, как самому больному достанется отдельная постель, а им придется спать вдвоем. Троица прошла на кухню. Маврин заглянул в холодильник и перечислил, чем может накормить гостей. Лена, уезжая, оставила приготовленной какую-то еду, но уставшим музыкантам было лень даже разогревать ее, потому ограничились чаем, бутербродами и печеньем. Влив в себя две кружки горячего чаю с откопанным где-то медом, Харьков дотопал до выделенного ему спального места и упал без сил. Сергей и Валера остались на кухне, курили и что-то довольно бурно обсуждали. Приглушенные голоса, шум проезжающих автомобилей из приоткрытой форточки – все это давало довольно ровный шумовой фон, и утомленный басист быстро вырубился. Проснулся он оттого, что в глаза светил уличный фонарь. Окно не было занавешено, и довольно яркий свет пробивался сквозь ветки дерева. Взгляд на часы показал, что прошло около двух часов. Шум машин стал реже, а в квартире стало тихо. Разговоров на кухне больше не было слышно, однако свет горел, частично перекрываемый светом фонаря из-за окна, а колыхание веток рождало на стене коридора причудливые тени. Сергея и Валеры в комнате не наблюдалось. Харьков уселся на кровати – сон как рукой сняло, а чувствовал он себя явно лучше, и задумался, куда могли деться его товарищи по группе. Вроде бы в квартире была тишина, но с другой стороны включенный свет на кухне настораживал – неужели заснули прямо там, за разговорами. С улицы доносился шелест веток деревьев, потревоженных ветром и равномерно-периодичный шум проезжающих неподалеку автомобилей. Алексей сидел с закрытыми глазами, расслабившись и прислонившись спиной к стене. Через некоторое время ему показалось, что через довольно равномерный и однообразный шум пробиваются другие звуки. Он напрягся и прислушался… казалось, что было слышно тяжелое дыхание и сдавленные стоны. Не было никаких сомнений – звуки доносились с кухни. «Чем они там занимаются?» – пронеслась мысли в голове Харькова. В полном шоке он встал с кровати и тихо подошел к двери, стараясь не шуметь и держаться стен, чтобы его тень не отобразилась на стене в коридоре – а вдруг заметят? Дойдя до двери, Леша замер и прислушался. Нет, вздохи и стоны ему определенно не приглючились. Он осторожно выглянул в коридор… Все, что ему удалось увидеть – это тень на стене – но и этого было достаточно, чтобы шокировать молодого музыканта. Тень оказалась одна на двоих и она двигалась. Судя по всему, тела были несколько переплетены, если не сказать большего. Свет был довольно яркий и без особого труда можно было уловить в какой диспозиции находятся его коллеги. Валера стоял, опираясь руками на стол, а Сергей был у него за спиной, прижавшись и обняв его… оба были полураздетые и… движения гитариста давали вполне однозначное понимание того, чем именно они занимаются. Харьков дернулся обратно за угол, закрыл глаза и отчаянно потряс головой. Верить в увиденное не хотелось. В голове крутились странные мысли «Не, я, конечно, знал, что они давно близкие друзья, может даже очень близкие, но… не настолько же! Это же уже не просто дружба, это… что-то совсем невозможное…» Из кухни раздался очередной стон и Харьков, не выдержав, выглянул за дверь снова, уставившись совсем офигевшим взглядом в силуэт на стене. Руки Сергея беспорядочно блуждали по телу вокалиста, бесцеремонно гладили спину, грудь, иногда нажимали на спину так, что Валерий ложился грудью на стол и тут же Сергей наклонялся к нему, чтобы поцеловать в шею или провести языком по спине. Сергей двигался, то увеличивая, что сбавляя темп, Валера выгибался и периодически вздрагивал от слишком резких движений и прикосновений Сергея. Оба тяжело дышали, но старались не шуметь. Когда из-за окна раздавался шум от очередного проезжающего автомобиля, они издавали дружный сдавленный стон, позволяя себе чуть-чуть расслабиться. В какой-то момент в этом стоне был слышен тихий голос вокалиста «Сережка…» и шепотом – ответ: «Тише, Валерик, тише…» Совершенно офигевший от увиденного басист замер у дверей комнаты, уставившись в тени на стене, слившиеся в одно целое... Через некоторое время он все-таки пришел в себя и осторожно попятился вглубь комнаты. Обнаруживать себя явно не стоило – понятно, что они пытаются не шуметь, боясь именно того, что услышит он. Харьков упал на кровать и лежал, уставившись в потолок. После увиденного стоны и дыхание уже были отчетливо слышны за шумом автомобилей. Показалось, что они стали громче и беспорядочнее и звучали уже почти постоянно. Видимо, движения тоже стали более беспорядочными, потому что послышался стук, словно что-то полетело на пол и следом за этим сдавленный мат Сергея и едва слышное «Осторожнее…» Кипелова. Харьков повернулся, зажмурился и уткнулся носом в подушку, натянув одеяло до самой макушки, стараясь отгородиться, чтобы только не слышать доносящихся с кухни звуков. Вскоре он все-таки заснул… Проснулся Харьков раньше всех, когда на улице еще едва светало. Осторожно высунувшись из-под одеяла, он нашел взглядом спящих товарищей. Они лежали рядом – Сергей на спине, а Валера рядом, на боку, уткнув нос в плечо Маврина и по-хозяйски того приобняв. Алексей тяжело вздохнул – «Не приснилось». А ведь была надежда, что все это был болезненный бред. К слову, чувствовал он себя намного лучше, чем накануне. Стараясь не шуметь, басист выскользнул из-под одеяла и выскочил из комнаты. Добравшись до ванной, он умылся и переместился на кухню, где, устроившись на стуле, пытался осознать, что же он увидел ночью и как теперь себя вести. Чтобы занять себя хоть чем-то, он вскипятил чайник, нашел чашку и заварил чай. Хотелось глотнуть чего-нибудь покрепче, но искать что-то такое Харьков не решился и ограничился чаем. Пил медленно, часто задумываясь… когда чай все-таки закончился, Алексей решил, что пока не будет подавать вида и постарается вести себя как обычно, хотя, возможно, это будет непросто. Он вымыл чашку и вернулся в комнату. Старшие товарищи лежали уже по отдельности, но, вроде бы, продолжали крепко спать. Кажется, они не заметили отсутствия Алексея, если просыпались – одеяло на выделенной ему кровати лежало довольно неоднозначно. Харьков снова сел на кровати и прислонился спиной к стене. За окном было уже совсем светло. Пора было ехать домой. А эти двое спали и не думали просыпаться, что, в общем-то, было неудивительно, учитывая то, во сколько они легли. А значит, спать они будут еще долго, если их не разбудить. Еще немного подождав, Леша все-таки встал, застелил кровать, подошел к спящим товарищам и осторожно потряс Сергея за плечо. Тот вздрогнул, проснулся и уставился на басиста непонимающим взглядом. Затем, видимо что-то сопоставив в своем сознании, мимолетно обернулся и посмотрел на Валеру. Харькову показалось, что во взгляде была тревога, которая, впрочем, тут же улетучилась. Мавр расслабился и, переведя взгляд на Алексея, спросил «Чего тебе? Не спится?». Басист смутился и попросил выпустить его, сказав, что поедет домой – лечиться. Маврин неохотно выбрался из-под одеяла и увел юного музыканта на кухню, не забыв в дверях оглянуться и проверить, не разбудили ли они Кипелова. Впрочем, тот продолжал спокойно спать. Сергей поинтересовался у Алексея, давно ли тот встал и предложил его сначала накормить, на что тот ответил, что выпил чаю и ему вполне хватит этого до дома, а встал не так давно, просто не хотел их будить. Маврин пожал плечами, мол, мое дело предложить, а там уж как хочешь, проводил до двери и выпустив, пожелав на прощание скорейшего выздоровления и дав указание подлечиться до ближайшей репетиции. Дверь захлопнулась. Харьков неторопливо пошел по улице, думая о том, что теперь он уже никогда не сможет смотреть Кипелова и Маврина как прежде и все, что ему казалось раньше просто дружескими порывами, приобретает совсем иной смысл… И в то же время, все их повседневные действия, забота друг о друге, которая была на виду – казались такими естественными, что сложно было представить что может быть как-то иначе… Теперь уже казалось, что ему не составит особого труда не подавать виду, что он знает больше, чем должен был… Закрыв дверь за басистом, Сергей прошел на кухню и закурил, смотря в окно и провожая взглядом удаляющуюся фигуру. Через пару минут после того, как Харьков скрылся из виду, Маврин затушил недокуренную сигарету и вернулся в комнату. Скользнув под одеяло, он обнял Валеру, легонько коснулся губами его виска и с мыслью «Кажется, Лешка ничего не заметил…» снова провалился в сон.
Io: я сделал это!!! флешмоб ))) Предупреждение: я не фанат Терентьева. Я вообще его не люблю. Так получилось!!! Мои персонажи: 1. Виталий Дубинин 2. Сергей Терентьев 3. Владимир Холстинин 4. Александр Манякин 5. Андрей Голованов 6. Валерий Кипелов 7. Алексей Харьков 8. Юрий Алексеев 9. Сергей Маврин 10. Леонид Максимов 1.Манякин/Кипелов, первый раз - Валерка... какой ты... чего ты так раскраснелся-то? – ударник не хотел отступать именно сейчас. Саша неторопливо провел языком по уху вокалиста, слегка прикусив, его пальцы скользнули между ног Кипа, но несмотря на возбуждение, тот только плотнее стиснул колени. - Я не могу, Саш… - Но… ты же с Рыжим мутишь… Лерик… все знают… чего ты стесняешься? - Обычно, - буркнул Кип, - я сверху… - Да ладно тебе… - Манякин старался казаться уверенным в себе, ведь еще совсем недавно, он едва ли мог мечтать о том, чтобы войти в состав группы «Ария», а тем паче оказаться в одной постели с Кипеловым, которого до сей поры почитал своим идеалом. От одного его взгляда, казалось, мурашки бегали по всему телу. - Ну ладно… я тоже никогда… гм… не был снизу… - Ну, Сережка, обычно бывает не против… - вокалист тут же переменился, подмяв ударника под себя, неожиданно сильно вжав его во взвизгнувший матрас. «Черт, - подумал Манякин, - наверное, и Рыжий и Холст так же попались на все эти милые ужимки и большие глаза… уй, бля….». 2. Алексей Харьков, ангст «За что они так со мной? За что? За что? За что? – думал Алексей, сидя в темноте в обнимку с басухой, - только ты, моя девочка, никогда не бросишь меня одного-одинешенька! Уйду я от них. Эх, куда же я уйду… Страшно… темно, а вдруг монстры?!» - Алексей спрятался под одеяло, прижимая к себе гитару, по-другому было очень уж жутко. «У пидорасы старые, бухают там без меня… за что они так со мной? За что? За что? За что?». 3.Дубинин/Алексис, АУ - Держись, твою мать! Как только Алексис увидел, что в обрушившемся здании кто-то отчаянно сигналит условным сталкерским сигналом, он тут же ринулся туда. Парень был совсем плох… кто-то его хорошенько потрепал, и, на самом деле, еще повезло, что сверху присыпало… Алексис торопился, нужно было успеть до рассвета… как не хотелось бросать добычу… отличные почти новые ножи и инструменты… черт… черт… как все не вовремя! Но это новый мир искушает его. Проверяет на человечность… он не Бес. Он не сможет бросить человека, никогда… он слишком человечен… даже теперь, когда это, кажется никому не выгодно. «Ну, давай же!». - Идти можешь? Парень сильно хромал, до спасительно входа его пришлось практически волочь на себе. Кажется, потерял много крови… что за хрень успела завестись в тех руинах? Или он приполз сюда уже будучи в таком состоянии, а потом на него еще и потолок обвалился… ладно… там разберемся… Солнце встает… Герма вот она, родимая… стук… смачный чавк… как же жаль инструментов… черт с ним.. - Вот, принимайте… сталкера наверху подобрал. Охранник презрительно сплюнул, мол, очередного нахлебника приволок. А Юра не помня себя, уже спешил на дезактивацию и в лазарет, чтобы увидеть, что с братом по оружию будет все в порядке… Противогаз был снят с изуродованного лица… шрамы выглядели зажившими уже давно. И, несмотря на все это… - Господи, Виталька! -Алексис взял старого товарища за руку… - ты не смей мне тут загнуться… - Кто… здесь? – прошептал сталкер в бреду, - откуда знаешь… имя… - Тебе помогут… все будет хорошо… Я Юра… Юра Алексеев. Виталий слабо сжал его пальцы. И осторожно кивнул. 4. Владимир Холстини/Сергей Маврин/Валерий Кипелов, тройничок Володя жадно целовал Валеру, собираясь немедленно повалить того на кровать, и уже наконец, перейти к более активным и конкретным действиям, в очередной раз собираясь доказать свое главенство и превосходство перед вокалистом. Тот пылко отвечал взаимностью, и вот, оба наконец, добрались до заветного ложа. - Пчхи! – сделала кровать. - Что за? – взвился озмущенных Холст, забыв о готовом на все Кипелове. - Володенька, это мыши… - Какие на хрен мыши??? - Ну, какие-нибудь… иди сюда! Однако Владимир не внял просьбе Кипелова, а запустив руку под кровать вынул оттуда за шкирман весьма откормленную, мутировавшую такую рыжую мышь по имени Сергей Маврин. Сергей грациозно развел руками. - А я тут это… примус починяю… - Сил моих больше нет! – воскликнул Холст, зашвырнув Мавра на постель к зардевшемуся Кипу. - А больше и не надо, Вовочка, - мурлыкнул Кипелов, притянув гитариста к себе… нам ведь… ничего не мешает… мы же все… гм… порядочные люди… давно друг друга знаем… 5.Голованов/Максимов, хёрт/комфорт - Блять! Какого хуя! Там же моя нога! - О, пожалуйста, прости… - Андрей сочувственно смотрел на басиста Мавриков, поднимая с его кеда тяжеленный комбик. - Ты вообще думаешь! - Иногда со мной такое случается, - извинялся Голованов, - давай я тебе помогу.. - Не инвалид чать… Но, прикинув все за и против, Максимов все же решил поддаться на ухаживания «кипеловского» гитариста. Тут не понятно, что хуже… да и почему нет? Андрей принес откуда-то лед, помог Леониду доковылять до закулисья, и собственноручно стащил с него, не брезгуя обувку и носок. - Вот так, хорошо? - Да… - скорчив притворную гримаску боли сказал Леня. - Здесь? – Андрей немного сместил пакет со льдом. - Да.. – Леня улыбнулся, -выше… Андрей переместил пакет выше. - Мне холодно, - пожаловался Леня, тогда Голованов осторожно стал массировать его ступню. - Так лучше? - Да… повыше Андрюша, - Максимов сладко облизнулся. 6.Дубинин, крэк За кулисами «ария-фэста» творилось что-то невообразимое. Еще один саунд-чек… Виталию Дубинину приходил в голову только один вопрос, ну, если быть точным, два: «Где я?» и «Кто все эти люди?». Перелет в Екатеринбург выдался каким-то слишком уж напряженным и сейчас больше всего басюге хотелось спрятаться куда-нибудь, и чтобы его не трогали. Но, куда бы он не направился, везде были знакомые лица, норовившие поддержать какие-то давно забытые разговоры. «Черт!» - в сердцах Дуб стукнул кулаком по какой-то двери, казавшейся вроде бы запертой. - Заходи… - раздался мягкий низкий голос. Дуб нерешительно повернул ручку, обжегшую его пальцы неожиданным холодом металла. Он было хотел извиниться за то, что вломился так бесцеремонно, но не успел. В небольшом техническом помещении на старой колонке сидел Сергей Терентьев, меланхолично прихлебывая какао. - ... о… я помешал? - Нисколько. Не смотри волком, Виталь… что было, то прошло. Присядь лучше. Басюг просочился в комнатушку прикрыв за собой дверь. Теря подал ему свою чашку с ароматно пахнущим какао. «Черт» - подумал Дубинин. Ничего больше он просто не успел измыслить, поскольку Теря легко поднял его на руки и усадил к себе на колени. Это было такое странное чувство, и Виталий не мог себе представить, что вообще может быть ТАК. Он сидел на коленях у Сереги и прихлебывал потрясающе вкусное какао, а рука Тери легла на его талию, сам гитарист оставался невозмутимым, и меланхолично заметил: - Я больно не сделаю, Виталь, и не покусаю, это точно. 7.Лёня, хоррор В тот вечер ничего не предвещало беды. Басюг «Мавриков» остался поработать на студии допоздна. Если быть уж совсем честным, то Дмитрий обещал проставиться за покупку какой-то примочки, в общем, культурная программа в самом разгаре. Максимов качался на стуле, раздумывая о вечном, а именно, где же Димка. Так продолжалось совсем недолго, пока в коридоре не послышались бодрые завидовские шаги. - Что как? – спросил ударник, впорхнув в помещение. - Обана! Какие люди и без охраны! – обрадовался Леня. Пожав друг другу руку музыканты стали сооружать нехитрый стол, и тут Алексис сунул нос в открытую дверь. Выглядел он как-то не очень, должно быть заболевал, но при виде готовящейся поляны, воспрянул духом. - Опаньки! За что пьем? - О, Юрец! Заходи, третьим будешь! – улыбнулся ударник. «Маврики» выпили, закусили, устроились на диване разговоры разговаривать, и не успели они договорить до донышка первой бутылки, как вдруг в студии погас свет. «Бля!» - ответило привычно эхо. - Я схожу в подвал, проверю пробки – сказал Дмитрий, и, подсвечивая себе дорогу мобильником, направился в заданном направлении. Максимов же оставшись с Алексисом, занял того каким-то бесполезным трепом. Но тот не только не поддержал беседу, но и совсем будто устранился. - Эй, ты где? – позвал Басюг ритм-гитариста, - заснул что ли? Но Юра не откликнулся и теперь. Максимов зашарил рукой вокруг, но когда его пальцы наткнулись на колено друга, Леня понял, что очень малое расстояние отделяет его от панического вопля. Конечность коллеги была холодна, точно сама бездна. Басюг попытался найти мобильник в кармане, но руки его тряслись от холода и ужаса. Ужасные предчувствия будоражили его ум, однако, все оказалось еще хуже. - Не включай… - не своим голосом сказал Алексис, - ты же не хочешь сделать мне больно? - Лёня, ты же хороший парень… - второй голос стал неожиданностью, но Максимов не мог испугаться больше, чем был напуган теперь. Голос чем-то напоминал голос Маврина, но имел весьма не характерный для Сергея присвист. Крик застыл у басиста где-то в горле, когда он почувствовал, что чьи-то руки холодные, и нечеловечески сильные, обняли его… - Дима… - выдавил он сиплым шепотом, - ты где? - Я здесь… - прошелестело где-то на полу. В следующий момент Басюг почувствовал, как три пары клыков впились в его тело, а затем наступила полная тьма… 8.Голованов/Маврин, фик с участием детей - Пап, - спросил Кипелов-младший, - а это все хорошо, когда знакомые взрослые мужики спят вместе? Валера сперва не понял вопроса, так как пил чай, и был увлечен просмотром какой-то передачи. - Да, конечно, Саша… ЧЕГО?! – Кип подавился чаем. Его мозг работал в турбо-режиме. Сыну уже исполнилось четырнадцать, стало быть, это мог быть, кто угодно. Однако если он решился задавать такой вопрос, стало быть он должен был услышать, а возможно и увидеть что-то… что-то совсем из ряда вон! Быстро пролистав картотеку встреч с Мавриным он понял, что палева быть не могло, поскольку все встречи проходили на съемной квартире… он немного успокоился, и дал сыну рассказать что и как. - Я заходил на твою работу за документами, как ты и просил, по-моему, твоим гитаристам было не очень хорошо…. Лер Саныч слегка спал с лица, но вида постарался не подавать. Харьков с новоприбывшим Андрюшкой едва ли позволили себе что-то… нет… Ух, сволочь рыжая! И это при ребенке!!! - И, что же…гм… там произошло? - По-моему, - продолжил подросток, - они без тебя водку пили… - А ты? - А что я? Взял документы спросил дядю Сережу, что как, а он сказал, что они сейчас дорабатывают, очевидно очередную бутылочку, и пойдут вместе с Андреем спать. «Сука рыжая!!!» - подумал Кипелов. «Шутка удалась, - подумал Александр, - будут знать, как запрещать мне курить, и угрожать отцом». 9.Терентьев/Алексис, дарк - Сергей, ты что с ума сошел! Я понимаю, он нас всех достал, но убивать-то зачем? - Да тише ты, Юра! Я же должен был испытать свой новый карабин «Сайга». - Но это ведь государственное преступление! Серег, ты не понимаешь! Тебя же посадят! - Нас, Юра, нас, - Терентьев многозначительно вытер окровавленные руки о футболку Алексиса. - Блин, почему ты не мог его просто пристрелить? – возмутился ритм-гитарист, пытаясь осознать все, что только что произошло с ними и депутатом государственной думы. - Ну … видишь ли, выстрелить, это каждый может, а вот прикладом башку размозжить… - Сергей усмехнулся и потопал к серой «Ниве», напевая «а мы с тобою будем вместе, как Сид и Нэнси, как Сид и Нэнси….». 10.Манякин/Харьков, романтика - Зачем тебе все эти дурацкие диеты? Ничего ты не понимаешь, - ворковал Манякин, пытаясь уговорить басиста отведать что-нибудь вкусненькое с прекрасно оформленного для романтического ужина стола, - что ты ей богу? Не слушай ты Кипелова, зла на него не хватает… ну, скушай хотя бы кусочек, доставь мне удовольствие! Наконец, Лешка уломался приоткрыв ротик в ожидании, что его покормят. Саша не мог отказать своему молодому и капризному любовнику и положил в приоткрытые губы кусочек банана, обмакнутого во взбитые сливки. Лешка хитро прищурился, облизнувшись и потребовал добавки, слизывая сливки с пальцев ударника. «Ну вот, - самодовольно подумал Саша, - это я понимаю согласованность ритм-секции». 11.Терентьев/Холстинин, смерть - Она не дышит! Вова, она не дышит! – гитарист приоткрыл один глаз, чтобы оценить глубину трагедии, но не смог, поскольку у Терентия похоже начиналась истерика. - Что случилось? – недовольный Холстинин заставил себя вылезти из-под одеяла. - Вот! Вот! Вот!!!! – Сергей тыкал ему в лицо каким-то странным грызуном, при ближайшем рассмотрении, оказавшемся белкой. - И откуда «это вот» здесь появилось? – не отступал фюрер. - Я не знаю! Но я… я на нее сел… и… - на Сергея было жалко смотреть… - Ну вот, допился, - констатировал Володя, - из тебя уже дохлые белки полезли. Он взял животное за хвост и попытался выкинуть в форточку. Такое поведение явно не понравилось очешуевшей от всего происходящего белке. Она грызанула Володю за палец и утекла под кровать. - Ебаный карась! – вскричал маэстро, хватаясь за припрятанное в шкафу ружье.
Maine Coon: Был какой-то большой праздник. Я, честно говоря, даже и не помню какой. На улице стояла весна, и часть народа разъехалась по своим загородным владениям, но, было ощущение, что гуляет вся Москва. Было тепло, светило солнце и улицы были заполнены народом, радующимся очередному выходному. Конечно, я никуда не собирался. Какие гулянки, когда на следующее утро нам выезжать на очередные гастроли? Но наша молодежь, казалось, всегда полна энергии, и они уговорили меня выползти-таки прогуляться. Да, это уже становилось хорошей традицией – праздники встречать вместе. Группа постепенно становилась похожа на семью, по крайней мере, в последнее время мы чувствовали себя единым дружным коллективом. Хорошо хоть у них не возникла идея идти тусоваться в центр – мы неплохо погуляли в одном из многочисленных московских парков, а потом завалились в какую-то кафешку. Кухня была хороша, помещение просторное, компания приятная, так что я расслабился и был даже рад, что ребята вытащили меня из дома. Разве что старался пить поменьше, я уже не в том возрасте, когда мог делать вид, что абсолютно трезв, еле стоя на ногах, так что стоило себя ограничивать. И вполне можно было никуда не торопиться и сидеть до вечера – выезжать все равно не с утра, а во второй половине дня. Однако… В кармане завибрировал поставленный на беззвучный вызов мобильник. Вытащил – пришла sms. На меня никто не обращал внимания, и я открыл сообщение. «Все семейство уехало на дачу, я остался один. Сижу, скучаю. Может приедешь, составишь компанию?» – писал Кипелов. Надо сказать, я был удивлен. Я вообще планировал этот день провести дома, а тут оказалось, на меня есть планы и у моих музыкантов, и у Валеры. Да и вообще, последние пару месяцев мы с ним почти не общались, потому подобное сообщение для меня оказалось полной неожиданностью. Но к чему он клонит, было понятно сразу. Я, оставаясь внешне спокойным, отправил «Я завтра уезжаю на гастроли, потому не планировал никаких визитов». Ответ пришел быстро «Ну так то завтра, до него еще далеко, ты сейчас приезжай». На самом деле предложение приехать было заманчивым, и отказываться не хотелось, но, осознавая ситуацию, я написал: «Я сейчас с группой, мы в кафе сидим, и не знаю, когда закончим». «Ну ты же можешь что-нибудь придумать, чтобы уйти пораньше?» – прилетело в ответ. Ну не мог же я ответить на этот вопрос, что не могу! Мысли в голове завертелись, я влил в себя очередную порцию чего-то алкогольного… пришло еще одно сообщение «У нас будет целый вечер…». Тут я уже заерзал, ибо Кипелов меня однозначно провоцировал и сам мешал думать, как вдруг меня озарила идея. Я хлопнул себя рукой по лбу, показывая, что внезапно вспомнил что-то важное и выдал «Ребят, вы тут празднуйте, а я, пожалуй, поеду, мне еще на базу надо заехать кое-что забрать». На заверения, что на базу можно заехать и с утра, я возразил, что, учитывая количество выпитого и веселую компанию, с утра ни я, ни они об этом даже не вспомнят, посоветовал всем не сидеть допоздна и покинул дружную компанию. Выйдя из кафе, я на самом деле направился на базу, так как мне действительно надо было забрать оттуда свои вещи – своим коллегам я сказал чистую правду. Однако Валере я позвонил, едва отошел подальше. Он, конечно, не обрадовался тому, что я не сразу направляюсь к нему, но деваться ему было некогда. До базы я добрался быстро – в метро народу было немного, ведь был еще день, праздник еще не закончился, и москвичи продолжали гулять. Собрав все необходимое, я направился прямиком к Валере, сообщив предварительно, что уже в пути к нему. А сам думал, как глупо я поступаю. Потому что когда мы долго не видимся, а такое периодически случается, то мне иногда начинает казаться, что я ему нужен только для развлечения. Мне обратиться к нему за поддержкой и помощью зачастую почему-то бывает стыдно, мне кажется, что я ему много дать не могу... и вроде бы я взрослый и полностью самостоятельный человек, и у меня вполне себе нормальная жизнь, однако же все равно бегу к нему по первому зову, захлебываясь от счастья, как верная собачка. Да, так здраво рассуждать я могу только когда я остаюсь наедине со своими мыслями, а когда он рядом – я сразу теряю волю и не могу ему отказать. На мое удивление, Валера встретил меня у выхода из метро. Приветственные объятия, я выдохнул ему в ухо: – Давно ждешь? – Да нет, только подошел. А ты что такой нагруженный? – На базу ж заезжал, и сразу к тебе. – Идем… – Кипелов потянул меня в сторону дома. Едва за нами закрылись двери лифта, как я оказался заключен в объятия Валеры, и он занял мой рот страстным поцелуем. Нет, я, конечно, тоже соскучился, но не ожидал таких бурных проявлений чувств, да и вообще, почему-то в этот раз мысли и сомнения не успели покинуть мою голову. Потому, наверное, что я не ожидал встретиться с ним у метро. Я еле успел высвободиться из объятий Валеры до того, как лифт остановился на нужном этаже. Усмехнулся: «Ну что ты как мальчишка? Как будто я убегу…» Он, казалось, смутился, и открыл дверь в квартиру. Я думал, что когда мы войдем, мне уже никуда от него не деться, после таких неожиданных приветственных порывов, но он сначала предложил мне чаю. Я не отказался, и через десять минут мы уже сидели на кухне и пили горячий напиток. Кипелов сидел, уткнувшись взглядом в свою чашку, и изредка посматривал на меня, а все остальное время казалось, что он где-то не здесь. Чтобы прервать установившееся молчание, я спросил: – А что это ты не поехал со своими на дачу? – Да не знаю, что-то вот не захотелось… – буркнул он в ответ и, посмотрев на меня, разъяснил – отдохнуть от них решил немного. – Но в одиночестве отдыхать не получается, да? – я улыбнулся и посмотрел ему в глаза. – Ну, что ты придираешься… может быть, я соскучился. – Да я шучу. На самом деле мне приятно, что ты захотел меня увидеть. Я же тоже соскучился. – Ну, раз так, то не придирайся. – Так и быть, не буду – отшутился я. Валера оставил чашку, поднялся со стула и, расположившись у меня за спиной, опустил руки мне на плечи. Он осторожно начал разминать мне шею и плечи, и я тут же расслабился и поставил чашку на стол, чтобы случайно не уронить ее. Почувствовал, как Валерка легко поцеловал меня в макушку и тихо сказал «Пойдем…» Он увлек меня в комнату, притянул к себе и начал целовать. От близости его тела, прикосновений его рук и страстных поцелуев, я быстро потерял голову и плохо соображал, что же происходит. Наши руки, казалось бы, начали действовать сами по себе и мы как-то очень быстро оказались обнажены по пояс. Язык Валеры спустился на мою шею и у меня из груди невольно вырвался стон. Я запрокинул голову, предоставляя ему простор для действий, а сам гладил его по спине, а потом нащупал застежку его джинсов. Мне всегда казалось, что я привык к татуировкам настолько, что совсем не ощущаю этих рисунков на своей коже, однако же, когда он проводит по ним языком, я чувствую каждую линию, как в первый раз, когда мне их рисовали. Я чувствовал, что одновременно он снимает мои ремни и расстегивает мои джинсы. Изучив в очередной раз мою грудь, Кипелов легко толкнул меня, и я упал спиной на кровать, до которой мы непонятно как успели дойти. Одним движением он избавил меня от оставшейся одежды и устроился сверху, снова припав губами к моей груди. Он знает, как меня расслабить и заставить подчиняться. Я балдел от удовольствия и совершенно не думал о том, что стоит перехватить инициативу в свои руки. Валерка, похоже, этого и добивался и воспользовался тем, что я стал совершенно безвольным. Иногда бываю совсем не против того, чтобы сверху был он. Он перевернул меня на живот и осыпал поцелуями мою спину. Я окончательно расслабился и позволил ему творить все, что ему вздумается. В конце концов, он явно был в ударе и через несколько минут заставил меня ожить и метаться под ним, и я стонал и нес какой-то бред, который я никогда не запоминаю, что, наверное, даже хорошо. Вся нежность с его стороны сразу закончилась, он почти не обращал внимания на мои эмоции, полностью сосредоточившись на своих ощущениях, двигаясь резко и с силой. Не то чтобы мне это не нравилось, но меня всегда несколько обижает то, что он практически забывает про меня. Как будто ему все равно, кто с ним сейчас, главное – удовлетворить свои желания. Хотя, может это я такой придирчивый и чего-то не понимаю… Но каждый раз, несмотря на получаемое удовольствие, у меня возникает это непонятное чувство обиды… Оргазм накрыл меня раньше, чем Валерку буквально на несколько секунд. Мы издали почти синхронный стон, и он, обессиленный, повалился на мою спину. Но если я тут же расслабился, то он быстро пришел в себя, дотянулся губами до моего уха, легко поцеловал и скрылся в ванной. Едва он покинул комнату, я сразу ощутил какую-то странную пустоту, оттого, что его нет рядом, и не успевшее утихнуть чувство обиды вернулось ко мне в полной мере. Мне казалось, что он в очередной раз просто воспользовался мной, а на меня самого ему совсем нет дела. Я сел на кровати, обняв колени. От навалившегося ощущения пустоты, ненужности и обиды захотелось плакать, но я стиснул зубы и сдержался. Кипелов вернулся минут через десять, довольный, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер. Он присел на кровать, а я почему-то только больше сжался, глядя на него. – Ты чего, Сереж? – спросил он меня, придвигаясь и пытаясь обнять. Я дернулся, но уйти от его рук мне не удалось – он обнял меня за плечи и прижал к себе. И тут меня словно прорвало. Уткнувшись носом в его плечо, я закрыл глаза, и, всхлипывая, как ребенок, попытался объяснить, что я чувствую. Я говорил, что меня обижает наплевательское отношение ко мне, что я чувствую пустоту, когда он, вместо того, чтобы обнять меня, уходит и занимается собой, говорил, что мне не хватает какого-то тепла и ощущения близости не только на физическом уровне, что мне кажется, что ему все равно, кто окажется на моем месте… «…Валера, ну зачем тебе я, объясни? Зачем? У тебя же все есть, ты все и всегда можешь получить, все хорошо и без меня, но зачем-то ты раз за разом дергаешь меня и только пользуешься мной, как игрушкой, с которой можно сделать что угодно, и забыть, как только надоест… Мне кажется, что я только мешаю твоей жизни, что я какой-то лишний элемент, который никуда не вписывается…» Я говорил, говорил… Мне казалось, что местами я несу откровенную чушь, говорю лишнее и, возможно, перегибаю палку, но поток слов не прекращался, я уже боялся остановиться, боялся того, что он мне скажет в ответ на это. А он… он ничего не говорил, не перебивал, а только молчал, давая мне выговориться. Прижимал к себе и гладил по голове, успокаивая, словно маленького ребенка. Моя мысль, казалось, замкнулась в кольцо – я стал повторяться, не зная, как еще описать свои ощущения, паузы, которые я сперва делал только для того, чтобы перевести дыхание, стали затягиваться, и я в итоге замолк, и, не открывая глаз, вжался в его объятия. Какое-то время мы молчали, потом Валера все же тихо сказал «Сереж… знаешь, я сейчас почувствовал себя последней сволочью… совсем не думал об этом… Мне все казалось таким… естественным… Я, наверное, действительно не очень правильно себя веду… извини… я правда не хочу, чтобы ты так думал…» Было заметно, что он с трудом подбирает слова, не зная что сказать, но я улавливал смысл… а его виноватый голос постепенно успокаивал меня. «Я постараюсь вести себя иначе… и больше думать о тебе… правда постараюсь… я люблю тебя…» Он замолчал и осторожно поднял мою голову. Я все еще не открывал глаз и почувствовал, как его губы коснулись моего лица, собирая редкие слезы, которые мне все-таки не удалось сдержать. Потом – поцелуй… мне казалось, что я сейчас снова растаю от этой осторожной нежности, но он, не разрывая поцелуя, пальцами одной руки провел по моей груди, потом она скользнула на живот, еще ниже… и он начал ласкать меня, на что мой организм отреагировал без промедления. Чувствуя все нарастающее желание, я высвободился из объятий Кипелова и повалил его на кровать, одной рукой отбрасывая съехавшее с него полотенце. Он вяло сопротивлялся, распаляя меня, а я беспорядочно целовал его, временами начиная легонько покусывать, на что он каждый раз вздрагивал и периодически шипел. Я знал, что ему не больно, просто он не может сдерживать свою реакцию на мои порывистые движения. Не прекращая настойчивых ласк, я коленом раздвинул его ноги и одной рукой скользнул между ними, спускаясь губами по груди и животу. Прервавшись на секунду, я ввел в него пальцы, одновременно накрывая губами его возбужденный член. Валерка застонал и начал метаться, поддаваясь и не зная, в какую сторону ему лучше двигаться. Мне не пришлось ласкать его долго – он и так уже был готов. Не затягивая, я поднял его за ноги и быстро вошел в него. Он застонал, насаживаясь, изогнулся, руки вцепились в простыни, а я начал двигаться, то быстрее, то медленнее, доводя его до исступления и заставляя чуть ли не кричать. Это продолжалось довольно долго, мне было очень хорошо, и очень приятно было смотреть на раскрасневшегося Валерку – волосы разметались по кровати, глаза полузакрыты, с приоткрытых губ то и дело срывается мое имя вперемешку со стонами… Наконец, я не выдерживаю. Мы снова кончили почти одновременно, но на этот раз мы еще долго лежали, обнявшись, а потом вместе отправились в душ. После всего, когда мы на кухне пили кофе, Валерка предлагал мне остаться у него на ночь, аргументируя тем, что ехать мне завтра все равно днем, и я вполне успею заглянуть домой. Что ж за день такой – все меня уговаривают где-то остаться, и пытаются говорить, что я все успею завтра. Но я прекрасно понимал, что если я останусь, то выспаться мне явно не удастся. Точнее, не то чтобы выспаться, а встать действительно с утра, чтобы до обеда действительно куда-то успеть. Хотя, на самом деле соблазн был велик, и мне очень хотелось остаться – я действительно очень соскучился по нему, ведь мы так давно не были вместе. Мне хотелось заснуть, чувствуя тепло Валеркиного тела пол боком и его дыхание на своем плече…. Я все-таки удержался от соблазна. Но запретить ему проводить меня я не мог. Да не хотел вообще-то, хотя все же вяло попытался отказаться. Мы шли между домами в наступившей темноте, а я уже сожалел о своем решении не оставаться. Но все-таки не подал вида и постарался остаться невозмутимым. Мы расстались, когда до моего дома оставалось не больше пяти минут ходьбы. Объятия и поцелуй – легкий, мимолетный, в котором только нежность. И тихие слова мне вслед: «Удачных гастролей…» Я оборачиваюсь через плечо и говорю: «Спасибо… Спокойной ночи, Лер…». «Спокойной ночи…» – еле слышно произносит в ответ Валера. И я, больше не оглядываясь – а то не выдержу и вернусь к нему – направляюсь в сторону своего дома, подумав о том, что эти гастроли, пожалуй, будут обязательно удачными и еще о том, что я снова буду скучать…
Мавря: Название: Dream a little dream about me Пейринг: Холстинин/Грановский Комментарий: всем жёстким диванам и острым локтям посвящается! Спать с Аликом спокойно невозможно – это Володя понимает с первой их совместной ночёвки, ещё с той, когда ни о чём.. ну, таком не было и речи. Просто их всех тогда лёгким движением векштейновской руки занесло на очередные чёртовы рога с единственной гостиницей на весь город и горячей водой исключительно по выходным дням, и Виктор Яковлевич, мило улыбаясь, сообщил, что «вследствие ужасного недоразумения» номеров всего два, и один из них, как руководителя («руководятела..» - хмуро пробурчал рядом Большаков) – его. - Ну, ребята! Всего одну ночь, как-нибудь переночуем, завтра отыграем и поедем дальше, не в первый же раз! – воодушевлённо вещал Векштейн, пока восемь пар охреневших и смотрящих на него глаз явно и неприкрыто жаждали крови и как можно скорее. – Ради публики можно перетерпеть и не такие мелочи, правда? Вот и отлично! – не дожидаясь ответа, хлопнул в ладоши Векштейн. – Разбирайте вещи и отдыхайте, рано утром саунд-чек и только попробуйте опоздать – возьму ножницы и поотрезаю к чертям все ваши патлы. Ферштейн? Позже, уже ночью, пытаясь выпутать пальцы из густого аликового хаера под шипение самого Грановского и сопение дрыхнущих на полу техников, Володя думал, что стандартная страшилка Виктора Яковлевича была не такой уж плохой идеей – кое-кого тут действительно не мешало бы постричь. Желательно налысо. - Да твою мать, поосторожнее! – громко возмутился Алик, когда Володя слишком сильно дёрнул рукой, ощутимо потянув Грановского за волосы. – Вырвешь всё нахрен! - Молча лежи и не дёргайся! – моментально огрызнулся Холстинин. – Разложил по всей подушке, и я ещё виноват! - А с девушками ты так же спишь? – ехидно поинтересовался Алик. – Небось они лысыми наутро просыпаются? - Заткнись, - отрезал Володя и облегчённо выдохнул, выпутав последние кудрявые прядки из-под браслета наручных часов. – Всё, забирай. Хоть бы под воротник спрятал, блин, спать невозможно. - У меня нет воротника, если ты не заметил, - хмыкнул Грановский, демонстративно потягиваясь на узкой гостиничной кровати – под колючим одеялом показалась полоска голой груди. – Можно подумать, я тут пляшу от счастья. Всегда мечтал с тобой переспать. - Обломись, ты не в моём вкусе, - фыркнул Володя, нагло отбирая у Алика половину подушки. – Делись, не барин. Надо было всё-таки с Большаковым пить идти, - с досадой выдохнул Холстинин. В углу на куче из одеял и гитарных чехлов всхрапнул кто-то из бедолаг-техников. – Сидят сейчас где-нибудь с Покровским водку глушат, а мы тут.. - Вот и шёл бы к ним, я бы хоть выспался. - Ну, знаешь ли, не одному тебе охота.. Хренов Векштейн. Может хоть «вальтом» ляжем? – без особого энтузиазма предложил Володя. - Ага, и всю ночь нюхать твои ноги? – фыркнул Алик, заворачиваясь в одеяло. – Фиг. Сам ложись. - Вот ещё, - буркнул Холстинин и заёрзал, пытаясь устроиться поудобнее. В бок тут же довольно ощутимо ткнулся острый локоть Алика. – Блин, ну ты костлявый! Подвинься! - Иди ты! Так могло продолжаться довольно долго – Володя хорошо и по собственному опыту знал, что им обоим не нужно особого повода, чтобы сцепиться языками в очередной перепалке, но препираться полушёпотом было жутко неудобно, а пинаться под одеялом за каждый сантиметр матраса быстро надоело, так что уснули они почти одновременно, прервав бесполезный спор на полу-фразе. Утром Володя, так всю ночь и отгонявший лезущие в нос и лицо волосы Алика и перманентно страдающий от его острых коленок, впивающихся то в спину, то в бедро, проснулся первым, с удивлением обнаружив полулежащего на нём Грановского и самого себя, ткнувшегося носом куда-то в шею Алика. Потом это, конечно, станет для них нормой – ну, насколько это вообще возможно, и Володя быстро научится бороться с вечными брыканиями Грановского банальным сграбастыванием в охапку и притискиванием к собственной груди, но в то утро техников разбудило громкое «да бля, слезь с меня, надоел!!» Холстинина, а шипение бесцеремонно скинутого на пол Грановского слышал, кажется, даже Векштейн. Спать с Володей после секса невозможно – это Алик понимает после их первого раза. Мало того, что всё это вообще ощущается, мягко говоря, немного странно (потому что оба уж если и привыкли засыпать с кем-то в обнимку после, кхм, приятного времяпрепровождения, то только с симпатичными и податливыми во всех отношениях девушками), так ещё и пальцы скользят по непривычно сильной и широкой спине и нет никакой возможности выбраться из-под семидесяти килограмм живого и щекотно дышащего в шею веса. Хотя это, может быть, даже приятно. - Раздавишь, - по привычке хрипло шипит Алик, когда у Володи подламываются руки, и он наваливается на него почти всем телом – большой, горячий, мокрый и совсем не обладающий параметрами какой-нибудь мисс мира - Алику едва ли хватит обеих рук, чтобы обхватить его за плечи. – Холстинин, бля.. Я тебя сейчас.. - Я тебя уже, - Володя довольно улыбается в потолок, и Алик не остаётся в долгу, быстро награждая его новым синяком на шее. – Зараза. - Сам дурак. Дай одеяло. Одеяла им, конечно, тоже категорически не хватает на двоих, но обращать на это внимания нет ни сил, ни желания - после секса их срубает покруче, чем после бессонной ночи и ночи в неудобном автобусе вместе взятых. Алика не хватает даже на традиционную подколку в духе «ты лось, у тебя ноги из-под одеяла торчат, и только попробуй мне их потом холодными сунуть!», что уж говорить о душе, до которого целая вечность по коридору, а ходить в ближайшие сутки он явно сможет с немалым трудом. Ну, блин, Володя. - Ты липкий, - бормочет Алик. - А ты зануда, - глухо отвечает Холстинин, и Грановский невольно хмыкает, потому что сонный Володя путается в словах похлеще, чем в спущенных штанах – ну вот, буквально полчаса назад, в коридоре. - И спину мне поцарапал. - Во-первых это был не я, а ковёр, а во-вторых – ты мне больше. - И пальцы отдавил. Как я играть завтра буду? - Силой мысли. - А ещё.. - Блять, Алик! – Володя не ленится открыть глаза и даже приподняться на локте, одеяло сползает, и Алик пару минут наслаждается чудесным зрелищем свежих засосов на лице, шее и груди Холстинина. – Заткнись уже, или я тебя ещё раз трахну. А то на разговоры, я смотрю, силы остались? Когда Володя без дальнейших разговоров прижимает его к себе и накрывает одеялом едва ли не с головой, сил действительно не остаётся никаких, и Алик засыпает, словно от хорошей дозы наркоза – быстро и совершенно безболезненно. Во сне он ворочается больше обычного, постоянно натыкаясь на спину и ноги Холстинина, закидывает на него руки, отчаянно пытается распластаться во весь рост и всё равно просыпается среди ночи от того, что жарко, блять, так жарко, Холстинин, ты слишком здоровый, отлипни от меня, ты, хренова печка. Но он не отлипает, конечно же – диван узковат, только крепче прижимает к себе и хрипло шепчет в волосы: - Ага, щас. Чтобы ты опять заехал мне локтем по носу? Потом Алик, конечно, привыкнет и научится сворачиваться в клубок у холстининской груди, по привычке фыркая что-то вроде «шкаф ходячий», но в ту ночь локтем по носу Володя всё-таки получил. Вообще-то они оба прекрасно понимают, что, несмотря на все неудобства, тычки, баталии за лишнюю подушку и вечные «подвинься-мне-и-так-мало-места», спать без друг друга уже не смогут, тактильная ломка - вещь такая.. Но разве эти идиоты признаются?
Io: Чай Кипелов решил провести этот вечер в тишине и спокойствии. Ничто не предвещало иного исхода, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонил Вячеслав Молчанов. Он говорил, что-то про запланированное радио интервью, про которое Валера якобы забыл, но потом рассмеялся, и сказал, что просто хотел пригласить на ужин, что есть повод. Валера не стал отпираться, и, предвкушая что-то интересное, скоро собрался и поехал в установленном направлении. Кроме четы Молчановых здесь же присутствовали Андрей Голованов и Алексей Харьков. Ужин проходил в теплой дружественной обстановке, и вот, наконец, Вячеслав торжественно объявил, что скоро станет отцом. Он принимал искренние поздравления своих коллег и друзей и рассказывал о том, как счастлив и горд. Супруга Вячеслава немного стеснялась, но так же не могла скрыть радостного блеска в глазах. Разошлись гости лишь за полночь, вдоволь наговорившись о всяческих мелочах, обсудить которые бывает весьма приятно, но на студии на это вечно нет времени. Андрей вызвался решить для всех транспортную проблему, но так, как третьей машины не случилось, ритм-гитарист предложил Кипелову отправиться с ним. Кто знает, быть может, в этом состоял какой-то тайный план Андрея, но Валера пребывал в благодушном настроении, и отказываться не стал. По дороге Голованов задремал и был телепортирован в квартиру к вокалисту. Где был напоен теплым молоком и уложен спать. Казалось бы, Валерий Кипелов учел все нюансы. Однако существуют такие неожиданности, которые просто случаются. Как правило, в самый неподходящий момент. По обыкновению они имеют рыжий хаер и называются «Сергей Маврин», когда недовольны, переходят в ультразвук. Вот и теперь, Валерий проснулся от странного звука, который свидетельствовал о том, что неприятности наступили. - Блядь! – сказали они и громыхнули кастрюлей. - Мяаааау! – ответила кошка. - Уйди, мешок с ушами, - шипели неприятности. - Фршшшшшш! – парировала кошка. На кухне включили газ, закрыли дверь, налили в чайник воды, матюгнулись, вылили лишнюю, затем раздался дикий мяв. (Это неприятности наступили на кошку). - Тише ты! – пригрозили неприятности, и, вероятно, закурили, во всяком случае, на несколько минут стало тихо. Валера понял, что по любому придется вставать. Он тихо (действительно тихо, а не так, как некоторые слонопотамы) пробрался на кухню, не забыв прикрыть дверь в зал, где видел свой десятый сон Голованов Андрей. - Ты чего шумишь? – заспанный вид Валеры и его растрепанный хаер, по-видимому, вверг Рыжего в шок, он взвизгнул от неожиданности, но прошептал: - Блядь! Нельзя же так подкрадываться! - Это я уже слышал… - прошипел Кипелов, - у меня тут дети спят, а ты тут кошку мучаешь и кухню громишь. - И кого на этот раз совратил, старый перечник? – поинтересовался Сергей. - Может это не я, может, меня совратили? - Ну, и кто на тебя теперь позарился? – Маврик усмехнулся, схватил Валерку за пояс халата и усадил себе на колени. - Там Андрюшка в зале спит. - Лефлер? - Ты что? С ума сошел? Свою любовь забыть не можешь… я б/у не употребляю. Мой ритм-гитарист, естественно. Маврик сдавлено хихикнул и поцеловал Кипелова в шею. - Я есть хочу, - пожаловался Рыжий Бес. - Бля… прости господи! Может меня тут может быть насилуют, в заложники взяли, а ты!… - А я есть хочу… - капризничал Маврик, - вы тут бухаете, пока некоторые вкалывают на благо отечества! Кипелов усмехнулся, однако, пришлось проснуться окончательно и кормить Рыжего, не отстанет, это проверено. Так же была выслушана его очередная жалоба на жестокий мир и долбанные условия окружающей среды, бесконечные нервы и бла-бла-бла. На шум выполз Андрей. Вид у него был разнесчастный. На что Сергей не преминул вставить свои «5 копеек». - Не дорос аще старую гвардию совращать. Голованов покраснел, но ничего не сказал. Его усадили за стол вместе с Сергеем, влили дозу специального чая, затем эвакуировали в зал. - Это ты меня чта ли этой же дрянью напоил, когда тогда? - Угу, - кивнул Кипелов, - чтоб не лез, когда я не в настроении. - Ах, поди ж ты! – Сергей крякнул, - хоть чему-то тебя Марго научила… ни к ночи будет помянута, - и поплевал через левое плечо. - Так утро уже… - Пойдем спать? - Э, нет! У меня тут дети! - Эту отмазку я уже слышал… «дети» в отрубе… «И ты скоро там будешь… - подумал Кипелов, сопровождая засыпающее тело Рыжего в спальню, - спокойно отдохнуть не дадут, дегенераты!»
Сволочь_ТМ: *Happy birthday to your!!!* … сидел на ступеньке и курил, стряхивая пепел в предусмотрительно поставленную банку из-под ананасов. Но единственным желанием было – постучаться головой о стенку, о которую он опирался спиной. Опять, как и двумя годами раньше, подарили денрожденный подарок. И опять от этого подарка мурашки толпами скитались по расписанному телу. …Тогда это было “На грани”. Его почему-то охватил неописуемый ужас, и он не мог набрать номер, пытаясь дозвониться и не попадая туда, куда надо. Так и не дозвонился. … а теперь все было сказано открытым текстом. И Сергей в смятении пытался понять, действительно ли он, его единственная радость, хочет, чтобы Сергей вернулся. Ведь знает, чем заманить, зараза…”Все то, что в тебе звучало, - больше не звучит”. Да. Конечно. Если он вернется, если мы вновь будем вместе - я горы снесу… только бы меня хватило на это… Но я сойду с ума, я сойду с ума от этой мольбы – Боже, дай ей силы все преодолеть… Дай душе бескрылой снова ввысь взлететь… “Станем прежними – я и ты, чтоб начать все сначала”. Головой об стену. И еще раз. Зачем, блять? Зачем?!!!! У меня нет больше сил. Зачем мне твои обещания? Я буду любить тебя безусловно. То есть, безо всяких условий, только потому, что ты есть на этом свете. И если ты завтра забудешь о своих обещаниях, - я все равно буду любить. Потому что это – единственное, что у меня есть. … Он докурил очередную сигарету, встал и пошел домой. Туда, где на широкой кровати, разметавшись, спал его голый Валерик. которого так приятно усаживать на колени, чувствуя тепло и тяжесть, с драгоценным, покрытым морщинками лицом, со всеми его родинками, тонкими аристократическими пальчиками и спутанными волосами, и с самой красивой, что бы там кто не говорил, задницей в русском металле, которая так и просила о надругательстве. Теплый. Живой. Любимый. Боххх.
Io: Почему задерживаются концерты. - Там же фанаты ждут! Концерт задерживается! – сетовал Маврин, когда Стыров вручил ему ключ от отдельной гримерки, скрывающейся за неприметной дверью в самом конце коридора. - Да чего ты переживаешь, Серег? Орги сказали, мол, раньше 19.20 не начинать. В крайнем случае, в 19.00, еще сорок минут, а то и целый час! - Ты скажи, кто хоть подарок-то оставил? А то сейчас зайду, а там бомба! - Ой, кому ты нужен! – беззлобно отшутился Артем, прохаживаясь по коридору. Договорить вокалер не успел, поскольку его на скорости, близкой к скорости звука куда-то утянула Елена Овсень. Любопытство Сергея было сильнее, чем опасения насчет сомнительности презента. Он неторопливо приблизился к двери, делая вид, что находящееся за ней его совершенно не интересует. Затем небрежно вставил ключ в замочную скважину, и повернул его. В комнате было тихо и темно, а в воздухе висел слабый аромат едва знакомого парфюма, недавней уборки и кофейных зерен, смешанных с запахом табака. Пошарив рукой по стене, Сергей клацнул выключателем, и тут же захлопнул за собой дверь, повернув замок столько раз, сколько он повернулся. От увиденного кровь прилила к его лицу, и он готов был сквозь землю провалиться от всей полноты ощущений, поскольку на пушистой банкетке, которой здесь явно раньше не было, в вальяжной позе сидел Валерка, томно курил какую-то дамскую зубочистку. Да все бы ничего, если бы он не был абсолютно голым, и лишь к причинному месту был прикреплен легкомысленный салатовый бантик. Рыжий подавился словами, готовыми вот-вот сорваться с языка и закашлялся. Вот, что называется «эффектное появление». - Т…ты! – вот и все, что смог произнести гитарист, прежде чем Кипелов, докурив, отложил сигаретный окурок в сторону и посмотрел на него весьма и зело выразительно, мол «я!». - Привет, Сережа! – сказал он, - я очень рад тебя видеть… пришел, чтобы поздравить тебя с днем рождения…. - Он не сегодня… - машинально брякнул Маврин. - Тебя не будет в городе, - сладко улыбнулся Валера. - У меня концерт! – шепнул гитарист. - Когда тебе это мешало? - Валера, ты меня провоцируешь! - Да ты что! В мыслях не было, - его насмешливый взгляд был вызовом, Сергей не мог среагировать, вообще никак, он был слишком растерян. Раньше ему не доводилось сталкиваться… с такими фактами проявления любви и дружбы. Нельзя было не отметить того, что выглядел Кипелов соблазнительно. Почему же самые дурацкие мысли приходят в столь неподходящий момент? Маврин стащил с себя кофту и накинул ее на плечи любимого, присев рядом, он посадил того к себе на колени. - И давно ты тут? Простудишься же, дурачок! – прошептал он, прикусив мочку уха вокалиста. Затем дотянулся рукой до его одежды, аккуратно сложенной в сторонке, и стал надевать, на отчего-то не ставшего сопротивляться, Валерку. С каким удовольствием он вновь оставил бы того нагим! Он любил бы его, прижимая к этой гребаной банкетке… но в клубе сегодня было холодно, разгоряченные ласками и быстрым сексом оба выйдут прочь. Сергей отправится на сцену, а Валера в холодную Москву и снова… недоцелованный, недоласканный… ну, уж нет! Когда он застегнул на Кипелове свой свитер, тот нежно поцеловал Сергея в губы. Не торопясь, обходительно и благодарно. Но Маврин в долгу не остался, вытянув салатовый бант из джинс золотого голоса метала. - Это я оставлю себе… в знак того, что ты обещал мне подарок. Валера улыбнулся. - В тебе проснулась мудрость? По-моему, это не предвещает ничего хорошего… Маврин прижал вокалиста к стене. - Не искушай… - А то что? – Валера смотрел Рыжему в глаза, а в его серых глазах плясали мелкие бесята. Он знал, какую имел власть в этот самый момент, и достаточно одного движения бедром, или рукой, чтобы пламя страсти поглотило их обоих. Но за стеной безумствовала толпа. Сергей порывисто обнял его: - Мне, правда, совсем пора… я люблю тебя… и я буду ждать… Валера улыбнулся. Пропуская гитариста на сцену. А сам, смешавшись с толпой, любовался своим Рыжиком еще не меньше сорока минут.
Joanna_Goth: НАЗВАНИЕ: Шанс есть всегда. АВТОР: Joanna_Goth БЕТА: нет РЕЙТИНГ: NC-15 ЖАНР: слеш ПЕРСОНАЖИ: Сергей Маврин, Александр Гречишников, Юрий Алексеев, этот форум ;) ПЕЙРИНГ: С.Маврин/Ю.Алексеев; С.Маврин/А.Гречишников; СТАТУС: закончен РАЗМЕР: мини ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: атипичный пейринг КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Александр Гречишников очень долго скрывал свои чувства, но в один день все переменилось. Теперь можно было смотреть на него сколько угодно. При желании даже прикоснуться. Это было очень большим достижением, особенно, если вспомнить с чего все начиналось. Гастрольный тур группы «Пилигрим», концерты под лозунгом «Слава России!». На многих шоу присутствовал и Он. Нельзя было не замечать его, когда все было так легко и так близко. Саша всегда был нормальным парнем, обожал приколы в духе своего времени, нередко становился душой компании. Как же он умудрился вляпаться в это? Звукач поправил очки, усмехнулся и снизил ревер. Сейчас было сложно найти ту самую точку. Точку невозврата. Закулисье «Славы», бесцельно шатающиеся музыканты, уставшие техники. Все, как всегда. Они столкнулись нос к носу. Наверное, это был тот самый момент. Александр Гречишников и Сергей Маврин стали официально знакомыми. Пожали друг другу руки, а Саша понял, что за еще один взгляд гитариста вот такой, из-под опущенных ресниц, за еще одну лукавую улыбку, или искрений смех, он пойдет за ним на край света. То, что последовало дальше, было тонким расчетом, грамотно взвешенным и выверенным решением, намеченным курсом, которым двинулся Саша. От ступеньки к ступеньке. И в то же время, это была безумная авантюра, прыжок в никуда. Теперь он стоял за тем самым пультом, за которым его не должно было быть, и улыбался. Бывало всякое. И то, что он тусовался четыре дня подряд, как шестнадцатилетний, а после чувствовал себя крайне херово, а память подбрасывала все эти несбывшиеся мечты и нереализованные моменты. Вот они сидят вдвоем в номере, и Саша гонит какую-то несусветицу – и ничего, все нормально. А потом раскаяние, новая доза алкоголя: «не попытался! Не сказал!». Но несмотря ни на что, лучше видеть его… лучше слышать… чем быть вдали. А потом был чей-то день рождения и Сергей приходил со своей постоянной девушкой, а звукачу только и оставалось, что, не выпуская сигарету из зубов, плясать с малознакомыми барышнями, доказывая свою беспечность и веселость. И все было так? радость от встреч, счастье от близости, оттого, что они работают бок о бок, и пропасть, оглушительно пугающая, расползающаяся в разные стороны под ногами. Несмотря на свои невысказанные чувства, и не прочувствованные эмоции, Саша понимал, что последних сантиметров между ними не преодолеть. Он отчаялся ждать и перестал надеяться, как вдруг осознал –Не все потеряно! Какая-то пьянка продолжалась глубоко за полночь. Черт знает, что они тогда отмечали. Подробности были не важны. Важно было другое. Дойдя до определенной кондиции, участники музыкального коллектива имени Сергея Маврина ударились в воспоминания о былом. Сергей был не слишком разговорчив поначалу, но в итоге, устроивши голову на коленях у Алексиса, наблюдал за всем с ленивым интересом. Когда же все уже расходились Саша, несмотря на то, что алкоголь давал о себе знать, остался, и почти тут же протрезвел, как только увидел, как святой человек Юра Алексеев ведет себя вне формата. Ритм-гитарист по свойски обнял Маврика, а тот вовсю кокетничал и смеялся. Уж не приснилось ли все это Гречишникову? И этот разговор… - Юра, я не хочу начинать все сначала. Ты же наешь, что это ни к чему хорошему не приведет. - Да ладно тебе, поедем лучше ко мне… пока квартира свободна. Чего ты? К чему эта хандра? - Юрка… - Сергей потрепал того по пушистым волосам, - ты не боишься, что мне захочется большего? Ты не боишься, что тебе захочется большего? Мы ведь работаем вместе. Служебные романы хорошо не заканчиваются. А мы не молоды, Юра, да и слишком пьяны. Я не хочу больше выбирать, понимаешь? А тебе оно и тем паче не надо! - Чего ты прямо, мол, вот пойду в погреб, ударюсь и умру? Наоборот надо успеть сейчас… взять от жизни все! - Мне кажется, или ты меня соблазняешь? Поцелуй. Еще. Звук шурщащей одежды. … - Юра… - Мы пьяны, как черти… - Не так уж и пьяны… - Тысяча чертей! Гречишников предпочел не узнавать, чем же все закончится, раньше ретировался. С одной стороны, произошедшее дарило надежду. С другой – ввергало в ступор. У них что-то было. Определенно! Так не ведут себя на первом свидании. Но Сергей даже в состоянии алкогольного опьянения не горел желанием возрождать былое. Что же предпринять? Конфетно-букетный период, обьещания свернутьгоры, или как вариант, себе шею, а так же прочая муть это совсем не то. Красивые ухаживания навряд ли найдут отклик, а грубые приставания закончатся мордобоем. Рука-то у Сергея тяжелая, это к гадалке не ходи! Саша уже битый час мерил шагами кухню Разум подсказывал, что таким образом он ничего не добьется. Он ведь не подросток! Нужно что-то делать, иначе ничего не получится. Никто не нанимался в экстрасенсы! А самоедством ничего не решить, это же очевидно. Черт! Не искать же теперь утешения на дне бутылки. Там его нет, он уже проверял! Закурив очередную сигарету Саша провел рукой по подбородку.Нет, надо успокоится. Надо взять себя в руки. Пролистав несколько страниц в Интернете он заглянул на один из небольших форумов, который очень любил. Здесь можно было быть кем угодно. Но главное, можно было придумать такую сказку, в которой Сергей был бы рядом. У них случилась бы большая любовь, или, может быть, они отправились бы в романтическое путешествие. Вместе. Господи, как же это глупо распускать сопли на бабской ролёвке, когда тебе под тридцать. Но что делать, когда всему виною мечты, мечты, мечты!.... Скоро жизнь вернулась к привычному потоку серых будней. Днем Саша трудился на основной работе айтишника в одном из небольших офисов на юго-западе Москвы, на которую приходилось вставать в такую рань! А вечера и выходные проводил на студии Мавриков. Он снова был рад. И не рад, что все складывается именно так. Эх, что толку гоняться за призрачными надеждами? Нужно уметь распорядиться тем, что уже приобрел. Тем, что у тебя уже есть. Сайт все никак не желал обновляться. Все шло из рук вон плохо. Идей – ноль на массу. В чате – тоска зеленая. Звукач плюнул на основной вид деятельности админа официального сайта. В конце-концов, сейчас ничего срочного, а график можно и завтра отредактировать. На студии явно никого не будет часиков до пяти. Откинувшись в кресле Гречишников набрал в поисковике адрес любимого форума. Прочитав все новости, которых после выхода нового альбома Кипелова накопилось изрядное количество. А вот и раздел «Творчество». Новый слеш обещал любопытное приключение, значит полчаса увлекательного чтива у него есть. Саше нравилось, когда главным героем рассказа становился Сергей, он читал такие с большим интересом, и почти всегда оценивал. Вот и теперь не смог удержаться, поставив «плюс». Но вдруг произошло непредвиденное. Лишь только он щелкнул мышкой, как на его плечо легка рука. Можно было не сомневаться. И даже не оглядываться для того, чтобы понять, что это был Сергей. Гречишников выдохнул. Развернулся в кресле, и как мог, невозмутимо сказал: - Привет! - Дисидентвкая литература, Шурик, - наставительным тоном заметил Сергей, - еще никому не приносила ничего хорошего. Слова, так давно вертевшиеся на языке, выпорхнули, точно испуганные канарейки. - А что мне остается делать? У меня ведь нет шансов. Пока ты с Кипеловым или с Алексисом, мне остается только мечтать о недосягаемом идеале. Маврин скорчил фирменную «противную» гримаску и крутанув звукача на кресле, снова остановил уже в несколько другом положении. Как будто прикинув что-то, гитарист потянул его за пояс брюк, пока Александр не встал и не последовал за ним. - Ну.. может не такой уж и идеал. Может не так уж и недосягаем. «Что это он? – подумал Саша, пока был еще на это способен, - пытается взять меня на слабо?». Додумать мысль Гречишников не успел. Легкая подсечка Сергея лишила его равновесия, Маврин заботливо подстраховал падающее тело, направив его движение в нужное русло. Сценарий ролевки. Вечер. Студия. Диван. Саша писал об этом десяток рад. Но никогда не думал, что все может получиться именно так! На самом деле! От близости Рыжего и сильного запаха его парфюма в момент закружилась голова, от поцелуев сделалось жарко и так сладко сводило поясницу. Такого звукач еще не испытывал. Сердце ухало, хотя он изо всех сил пытался доказать, что все идет по плану. - Боишься? – прошептал Сергей, выдыхая у самого его уха, - и правильно делаешь. Тон гитариста внушал некоторые опасения, но Саша медлил. Он был точно кроли перед удавом. Ведь он мог уже десять раз попытаться вырваться, попробовать убежать… Так почему же? Гречишников закрыл глаза. Он точно увидел, как все это было в каком-то рассказе. Исключением было то, что на его месте был, кажется, Кипелов. Ему захотелось, чтобы эти поцелуи и ласки не прекращались теперь. Он и не заметил, когда переступил грань невозврата. На студии было темно и тихо. Судя по всему, никто и не собирался сегодня работать. Уж не подстроил ли Сергей все это? Не переиграл ли он Александра? Да какая разница! Оба молча курили. Сергей лукаво усмехался, глядя куда-то мимо, а звукачу казалось, что гитарист видит в темноте нечто совсем другое. Совсем не то, что остальные люди.
Seva: пишу Канон. Рождена данная творческая потуга в результате глубочайшего неудовлетворенного желания пейринга Холсто/Кипа, который обещается для меня писакнуть Дядюшка Эдь. Ну что ж, не подведем его ожидания. Кипелов/Маврин Рейтинг, поробуемс полегче ,а там,видно будет) *** - «Дай мне, больше чем просто любовь…», громогласно раскатился тенор-альтино Кипелова. Голосовые связки напрягаясь вибрировали, выдавая на свет поразительной мощности голос. Золотая чеканка каждого звука. Слаженный механизм ударных, гитар, и голоса. Ледяная оплеуха. -Нет-Нет-Нет, Валерий, неужели нельзя взять выше?… и глубже…трагизма прибавь!- в очередной раз оборвал запись Холстинин, разочарованно комкая струны, будто пародирующие исполнение вокалиста. -Яица что ль, отдавили - выше брать?- не выдержал Кипелов, выходя из звукозаписывающей кабинки. -В песне звучит требование, а не мольбы кастрата! На ходу, сняв наушники, вокалист достал из кармана сигареты и вызывающе двинулся к выходу с явным намерением перекурить. -«Эй»,-,Холст угрожающе дернулся, -«Куда?», фигура лидера группы выражала затаенную угрозу и, похоже, от того чтоб сорваться с места и покалечить вокалиста, Холста отделяло лишь трактат «О вероТерпимости» уважаемого Вольтера. -Обрезание делать,-невозмутимо ответил Кипелов, -только после этого смогу взять «выше», но только лишь. «Глубже», простите, не выйдет!, - отчаянно бросил Валера. Микрофон со злостью отброшен и как маятник болтается, гипнотизируя взгляд одного из гитаристов. Манякин удивленно высунулся из-за барабанной установки. -А мне понравилось, как вышло, честно говоря, - да и предыдущие 25 записей тоже были ничего,…уныло констатировал барабанщик, присаживаясь на драммерский стульчик так, что из-за установки виднелась только золотистая макушка. -«Значит,ты и скупишь весь тираж нового альбома.» -Холстинин,мать твою ,хуже перестройки…. -Глубины у Ницше да Камю, а я Кипелов. -Трагизма не хватает… не 15 лет плакать от недотраха … -У Володи, похоже, проблемы с личной жизнью... Хорошо…ну, а я –то причем? -гитараст-трудоголик-садист…придурок Сигарета подрагивала в руках. Тлела стремительно и торопливо. Валерий нервозно передернул плечами. Из-за прикрытой двери доносились раздраженные голоса. -«Что ты на него напал?»,-Маврик устало пригладил прядь лисьих волос надо лбом. В кариьих глазах затаилась злоба. «Ептить, высокие ноты без фальцетов….. паузы где надо, профессионально,…..чисто, четко!»,-сквозь злобу цедил гитарист. Голоса становились все громче, и Валерий мог услышать весь диалог так же ясно, как будто бы находился рядом. «Нет у него чувства такта, не так поет, не там акценты ставит!» -«Что за любование своим голосом. Мне смысл нужен!»- не унимался Холстинин, громко поставив гитару на стойку, таким образом, дав понять, что спор окончен и нужно приниматься за дело. -«Эй, давайте, может, закончим с этой хер…репой?»-Дубинин, до этого меланхолично перебиравший одни ему известные аккорды не по тематики репетиции, выступил в роли резонного миротворца. -«Отдохнем, успокоемся, по пивку накатим, а завтра с новыми силами начнем…»-энтузиазм Дубинина скис на последнем слове. - Ага, мудрец херов, а завтра Мороз рекордс оборвет контракт за простой бездеятельный. Нам нужен альбом, качественный и как можно скорее,- Владимир угрюмо закончил с выразительно посмотрев на каждого. Чего-чего, а харизмой наделен, безусловно, внутренний напор, целеполагание. даже излишне. Двойная доза адреналина, не всем по силу работать в его темпах, под его началом.Мне тяжело.Он меня ненавидит. Валерий прислушался к себе. Он обычно тяжело переживал чье –либо плохое отношение, поэтому старался всегда соответствовать чьим-нибудь ожиданиям, со всеми в хороших отношениях. Он как глина, из которой можно лепить что - угодно. Податливый. За это себя ненавидел. Нет стержня, воли. Он всегда в роли ведомого кем-то. и пожалуй сегодняшний протест было доказательство самому себе, «что я могу сам решить», «я знаю как лучше». «Дай мне попробовать! Ты фанатик, гребанный!» Владимир не мог не знать этого и специально не давал воздуха. Кипелов тяжко вздохнул.Холст, То сжимал легкие, разминая глину, то разжимал, ваяя то, что ему было нужно. А мне? Что мне нужно?- дать иллюзию жизни,- горько подытожил Валерий ,склонив голову - «Шизик, короче», – мрачно констатировал Маврин. Валерий услышал обрывок затянувшегося «диспута». Холстинин стоически сжал зубы, желваки заиграли на выступающих скулах. Голубые глаза угрожающе блестели, обещая индивидуальное линчевание. Маврин, прикусил нижнюю губу, некий стоп-сигнал. Необходимо было остановиться. Последние месяцы Сергей сдерживал и одергивал себя даже чаще, чем Холстинин прерывал репетицию из-за недовольством Валериного исполнения. Вода капала и подтачивала каменный монолит человеческого терпения. Маврин сжал в кулак потертый ремешок гитары, и угрюмо двинулся в сторону от недавнего эпицентра конфликта(Холстинина В.П.) -«Все. Я на перекур», - бросил Сергей, быстро удаляясь из поля зрения Владимира. После выхода из студии рыжего гитариста Холстинин подавил в себе страстное желание разбить нахрен звукозаписывающую кабинку, и принялся организовывать пространство и упорядочивать материю (строить коллег) Меж тем, барабанщик и басист нежно раскладывали пасьянс из двух колод «неприличных» карт. Манякин с достоинством истинного барабанщика, после каждой пикантной раскладки лениво выстукивал незатейливое «па» на барабане. *** «Сережа…» мелькнуло в голове знакомое имя. Валера прикрыл глаза, желая убежать из этого коридора, ведущего в ненавистную студию, душную кабинку и к Злому Холсту … Да, вокалист, осознавал собственную значимость для группы, осознавал уникальность своего тембра голоса, которую доказал при записи песни «баллада о древнерусском войне». Чего ожидал Холст от неказистого и неуверенного в себе мальчишки? лирический тенор и на высоких нотах визжащий фальцет? Валера нахмурил лоб, между светлыми бровями залегла складка. Именно таким его и застал Сергей Маврин. Рыжий соло гитарист пересек границу строгого распорядка и вступил на территорию кратковременной раслабухи. Тусклый коридор. Совдеповская плитка кремово-бордового сочетания. Запах табака. И Валерий Александрович. Растерянный, хмурый, неуверенный. Раздраженный? Как же в тебе может уместиться такая яркая гамма, Валер? Соцветие чувств. Как ты такой неказистый с виду, простой, незатейливый, можешь уместить в себе так много? Валерий поднял взгляд. Светло-серые, металлические при тусклом освещении 40 ватной коридорной лампы, глаза встретились с оливковым карием Гитариста. -Хорошо ты Холстинину аргументировал!,-глаза Маврина излучали тепло, а губы дарили улыбку. Валера зарделся и смущенно повел головой. -Я не хотел…-Кипелов нвхмурился,-он ведь прав. Пауза.-У нас сроки, работа, альбом, просто, Володя не знает когда следует остановиться и оценить возможностей других людей…и желания,- Кипелов прикусил губу, взгляд рассеяно блуждал по потолку. -Скоро его авторитарное эго не влезет в студию,- небрежно бросил Маврик. -Дашь зажигалку?-, татуированная рука коснулась запястья вокалиста. Оба замерли. Минута. Вторая. Какая – то стремительная вечность. Сергей чувствовал внутреннее состояние Валерия. Глухое раздражение, Переживает из-за Холста, Непонимание. Устал. Сумбур чувств охватывал Валерия все больше. Он отвел взгляд. Не хотел делиться этим грузом с другом. Сергей улыбнулся, выражая участие, и подошел ближе. -«Валер…»,- положил руку на плечо товарища. Напряжение. Такое сильное, как натянутая струна. Маврик знал, как надо обращаться со струнами. чтоб они звучали… Эта мысль пугала разум и трепетала в сердце. Не было неловко стоять и смотреть друг на друга. трепать друга по плечу Делить и черпать. Валерий как в трансе покачивался в такт движениям руки Сергея, распространявшей по телу тепло , участие и что-то еще, мимолетное, не распознанное. Мурашки пробежали вдоль позвоночника. Глубокий вдох, резкий выдох. -«Валер…», и снова его имя слетает с губ Сергея. *Слетает с Губ* *Губы. * *Его Губы.* Кипелов затаив дыхание, глядел на обветренные губы Маврина, будто ожидал какое-то повествование или ответ на вопрос давно мучавший. Сергей, не заметил, как сократилось расстояние между ними. Почти вплотную. Зажигалка выпала из рук. Пальцы соприкоснулись и через секунду сомкнулись в стремительном желании воссоединиться. Холодные руки Валеры распаляли желание Сергея. согреть ,прижать, защитить Валеру.. Едва заметное движение навстречу. Сергей поймал взгляд Валеры .В сердце кольнуло. Гитарист приблизил лицо к уху Лерия. Дыхание Маврика порождало невыносимые мурашки. Валерий вздрогнул. -«Сереж…Спасибо,…» «За что эт?»- глаза гитариста удивленно приоткрылись. «Заступился, за меня…это ценно..»-смущенно прошептал Валера. Его брови трогательно приподнялись -«Ва..Лер»,-Маврин, мягко улыбнулся. как ребенок, искренний…. и трогательный «Да…трогательный….желанный…мой…» цепочка жарких мыслей сковала разум Сергея. Он прикрыл глаза и коснулся кончиком носа уха Валеры. Кипелов дрожал как осенний лист не в силах совладать с собой и гитаристом. *Испугался?* Сергей отстранился и оказался лицом к лицу с вокалистом. Словно в дымке, медленно он видел свое отражение в темно серых глазах светловолосого фронтмена. Расширенные зрачки, дрожь в теле, жилка что бьется на виске Валерия, его волнение доподлинно выдавало тело. Искренняя реакция Голова гитариста кружилась, ноги предательски подогнулись «Ты талант, Валер… ,» «.. талант, который не могу ценить..» Валерий замер испытующе глядя в глаза Маврина. Не могу ценить ,потому что люблю тебя не за него..» … «В отличии от Владимира»- выдох в губы. шелест пъянительного шепота. Обжигающая волна желания накрыла Кипелова. *Желания?* *...Желания!* -«Сереж…», Валерий трепетал. Сердце отбивала сумасшедший ритм. ладони вспотели. Упор. Глаза в глаза. Диспозиция. Диалог. Валерий в его объятиях. Испуганный желанием, Страшно Желанный. Ничто не отделяло его от губ Маврика, от долгого повествования ,от ответов на вопросы. Дыхание гитариста останавливалось от такой близости. Он забывал дышать. Русые волосы, неуловимый аромат вокалиста, глубокий взгляд, Губы. *тонкие, приоткрытые, видны краешки передних зубов* *Его губы…* Маврин закрыл глаза и рывком впился в рот вокалиста. Тихий стон. *Валера, ты чувствуешь?* Дверь студии скрипнула. Мужчины за секунду до появления белобрысой манякинской головы отскочили друг от друга. Смятение отразилось на лице гитариста, а лицо стало неотличимым цветовым дополнением волос. Валерий пребывал в странном состоянии. Его щеки покрылось красными пятнами. Он нервничал. Тело била дрожь. Он отводил взгляд и выглядел крайне потерянным и озадаченным. -«Валер,ты куда пропал? Володя рвет струны у своего фендера. И скоро примится и за твой,Серег…» -Я…иду…сбивчиво, хриплым голосом проговорил Кипелов. Пряча смятение за русыми волосами. -Зря ты курил, - Холст запрещает же, сам знаешь, а если услышит твой хрип закопает …-волнение в голосе Саши, согревало, лучше шерстяных носков. Драммер устало причитал на один лад -Сейчас снова будет скандал, елы-палы Горло Валеры, обожженное поцелуем, как горячим металлом не смогло бы воспроизвести сейчас ни малейшего благопристойного звука. Голос дрожал, звуки немели. Осознавая все это Валерий внутренне сжался. Знакомая рука опустилась на плечо. Сергей всем существом ощущал, что сейчас нужна поддержка Лерику как никогда. И он обеспечит безопасный тыл, если придется отступать и защитит ,в случае атаки.
Io: Спасение на Красногвардейской До известных событий они были в ссоре. До известных событий можно было обижаться по мелочам. Вообще можно было практически все, что теперь является предметом недосягаемых мечтаний и постоянных «почему?!». Реальность весьма жестоко расставила свои приоритеты. Казалось, что все закончилось. Казалось, что лишения и нужда убьет в человеке последние зачатки человеческого. Но этого не случилось, как не случилось и самого страшного, что предрекали научники. Человечество выжило. Выкарабкалось. И худо-бедно держалось на плаву. - Ну, да, конечно, как дерьмо в проруби! – Холст смачно сплюнул на мраморный пол, от великолепия которого не осталось ничего. Замызганный и стертый сотнями ног и глоток он уже никак не напоминал лучшие годы Московского метрополитена. Не являлся предметом гордости и зависти соседних стран, а выполнял свою прямую функцию. И ничего больше. Кипелов поморщился, подкладывая сухое полено в костерок, организованный здесь же, но ничего не сказал. Ходка на поверхность оказалась неудачной. Коммунисты обставили их, судя по следам не больше, чем на полчаса. И это было самое противное! Вот так ни за что растерять четверть боезапаса и вернуться пустыми. До следующей ходки не меньше недели, и еще не факт… совсем не факт, что она будет более удачной, а кушать тоже на что-то надо. – Чего ты молчишь? Валера вздохнул, но ничего не ответил, только помешал палочкой в костре. - Ты думаешь, этого я хотел? – распылялся Холст, - думаешь, так мечтал закончить свои годы? На этой вонючей станции? Крыс кормить? Сперва одних маленьких и серы, а затем, тех, что побольше… тех, что готовы поменьше заплатить за то, что ты гробишь и без того подорванное здоровье. - Вова… - Кипелов пил чай маленькими глотками, временами поднимая глаза на товарища, - перестань. - Я не понимаю!... - Хватит… - рука в прорезиненной перчатке легла на предплечье Владимира, - я не хотел бы здесь заночевать. Давай переберемся на Красногвардейскую… - Да, хорошо тебе… дома стены помогают? - Что-то вроде того. Мне нравится, что туда редко кто заходит. Метромост делает свое дело. Никому не охота переоблучатся. - Нам не управиться так скоро. - Ну, а здесь скоро будет людно… слишком людно. Мне не хотелось бы объясняться с солдатами конфедерации, да и платить нам нечем. - Хорошо… Вова согласился, скрепя сердце. Очень не хотелось ему после тяжелого рейда ввязываться в очередную авантюру, которая еще не понятно, чем закончится, если закончится вообще. При мысли о метромосте сталкер вздрагивал. Каждый раз они преодолевали это расстояние очень сильно рискуя, и каждый раз им невероятно везло. Кто знает, пропустит ли Хозяин Туннелей на этот раз? Валеру всегда тянуло на этот загибающийся отрезок зеленой ветки. Понятно, что там и уровни выше, и вода грязнее. Но,черт побери, он жил там так долго до Катаклизма. Часто Холсту хотелось плюнуть на все это, возразить, в конце-концов, поставить Кипелова на место. Но всякий раз, натыкаясь на его потерянный взгляд, и просьбу: «вернемся?» он не мог ничего возразить. Вот угораздило же, пережить конец света, а ничему, по сути, так и не научиться! Метромост хранил в себе множество опасностей. Прежде всего, конечно, радиационный фон, потом монстры, которые норовили обосноваться на его опорах, облюбованных для изготовления нор и гнезд. А потом уж само инженерное сооружение. Так было с Припятью и Чернобылем, с малоизвестными городами-призраками, некогда живущими работой на одном единственном заводе, а после развала советского союза пришедшими в упадок. Город – это люди. Когда они уходят – жизнь города сперва замирает, а спустя несколько лет прекращается. Все, что мы создаем, все, что окружает нас похоже на нас самих. Нельзя сказать, что это оттого, что какая-то частичка божественного сохранилась в этом аду. Скорее просто ничего сами люди придумать не в состоянии. Города похожи на нас. Сперва рождение, потом взросление, а если случается нечто подобное чернобыльской катастрофе, или тому, что произошло с СССР, тогда, следует следующая стадия – старения, за ней – умирание. Логично, что и после смерти существование объекта не заканчивается. Приходит время для разложения. Питания новых организмов. Пищевая цепочка- ничего больше. Вот и с Москвой сегодня было так же. И с ее частью, этим треклятым метромостом! Как всегда экипировка у сталкеров была полная, точно они собирались выбраться в какой-то опасный рейд, к окрестностям какой-либо из воронок. Тут никогда не знаешь чего ожидать. То ли это будет летающая тварь, то ли радиоактивные осадки, но хуже даже ни это, а кислотные дожди, от коих так же бывает радости немного. Помнится в прошлом месяце Володя сжег свои лучшие ботинки на этой дряни. Еще повезло жив остался. Черт бы побрал, этого ностальгирующего урода! А что же он? Идет, и еще как! Как миленький. Во проржавевшим конструкциям, по ненадежным шпалам. Идет вслед за гребаным блондинчиком, возомнившим о себе черт знает что! Идет и материт его про себя на чем свет стоит. Клянется себе и всем богам, что вот, ну больше никогда! Больше ни в жизнь! Но идет… снова идет! «Идем домой, Вова… идем домой?»… Да чтоб он еще раз! Слева на вираж заходит крылатая тень. Валерка уже засеку ее в инфракрасном отображении. Короткая очередь. Предсмертный крик. Вот и все. Нет больше твари. А внизу и рады. Не успел еще стихнуть противный крик летающей бестии, а прочие охотники до дармового мяса уже рвут не успевшую остыть тушу на куски. Ладно перемалывают кости острыми зубами. Утробно рычат, требуя добавки. Будет, будет вам… вот и еще одна ни то гарпия, ни то птеродактиль. Дарвин впал бы в маразм, если бы такое увидел. Короткая очередь. Всего 3 или 5 патронов. И нет ее больше. Снова рычание. Уже слышно, как их противные маленькие коготки скребут по железобетонным переборкам. Как лезут они вперед и вверх, чтобы поблагодарить своих благодетелей. Валерка ускоряет шаг, Холст следует его примеру. Последний десяток метров они бегут, а за ними… чего только не лезет! Тут и крысы переростки и милые такие собачки с отсутствующей кожей. А чего только стоит ящерка метра в три длиной, с десятью кажется лапками? Тут Володя не разглядел. Он был занят затвором на импровизированной гермо-двери, а Валерка методично отстреливал тварей. Сколько раз он говорил ему, что так не может дальше продолжаться? Сколько раз пытался внушить, что везение когда-нибудь закончится? Но нет! Куда там… А что, если ключ останется в замке? Что если метал и пластик не выдержат очередного кислотного дождя и дверь просто не откроются, а люди с той стороны, просто не успеют сообразить, в чем дело. Что если Валеркин автомат даст осечку? За спиной сухо щелкнуло. «Блядь! Предупреждал же!». В последний момент дверь поддалась, Кипелов буквально втолкнул Холста внутрь, и моментально захлопнут тяжелую железную дверь. На его ботинке виднелись следы чьих-то ни то когтей, ни то зубов, дуло автомата было немного согнуто, а шланг противогаза болтался в нескольких сантиметрах от коробки с фильтром. Володя схватил друга за шиворот, лязгнули засовы, и спустя всего пару мгновений они оба уже находились в дезактивационной камере. - Какого хера! – шипел Холстинин, - сколько раз я тебе говорил! Сколько раз! Бесстрастный дядя Коля поливал их специальным раствором, и не обращал никакого внимания на переругивания сталкеров. Вернее даже не так. Не обращал внимания на то, что Холст в очередной раз орал на Блондинчика. - Ну, чего, как прогулка? – поинтересовался дядя Коля, лишь только сталкеры вылезли из душа, переодетые в чистое. - Да херня, дядь Коль. Почти ничего полезного, - отозвался Холст. - Как ты, Блондинчик? - Порядок, - улыбнулся Кипелов. - Уж как бы не вы, не знаю, чего бы мы делали. - Оставь, - Холст улыбнулся тепло и по-доброму, а Валера положил ему руку на плечо. Только теперь оба поняли, как по-настоящему устали. Однако несмотря на это по платформе оба прошлись широко разведя плечи, прогулочным шагом. Немногочисленным жителям Красногвардейской нужно было подавать хотя бы какой-то пример. Если и они упадут духом… что же тогда останется? Поэтому, у сталкеров, как и у солдат всегда дела идут отлично и со всеми проблемами они непременно справятся, а всех мутантов в бараний рог согнут, посолят и сожрут! Наконец, они добрались до своего обиталища. Армейская потрепанная палатка, с укрепленным каркасом. Не самое лучшее жилье, конечно, но это все из-за Блондинчика. Как же иначе? Демократ и гуманист! Холст усмехнулся, отодвигая полог. Тут ведь и карбидку не разожжешь, а всяко экономнее фонаря выходило бы. Вот черт. С первого взгляда можно было подумать, что Володя постоянно недоволен тем, что ему выпало сомнительное счастье быть напарником Валерия, ах, если бы только напарником! Тем, что их обитание вместе давно перешло все допустимые по закону мирного времени границы. На самом деле, Холстинин просто боялся. Каждый день, что они проводили на поверхности, каждую ходку, организованную вглубь старых полуобвалившихся тоннелей, он боялся, что с Блондинчиком что-то случится. Нельзя сказать, что до Катаклизма он был таким уж самостоятельным, однако, после что-то в нем переменилось. А может, всегда было, только он, Владимир этого не замечал? Именно Блондинчик остановил резню на Красногвардейской. Не дал людям перегрызть друг другу глотки за глоток чистой воды и банку консервов. Он вселил в них надежду, что не все еще потеряно. Он заставил их оставаться людьми. Конечно быть «у власти» никогда бы его не прельстило и при первой же возможности Валера передал часть полномочий какому-то отставному полковнику, прошедшему Афганистан. Так ли это было, или совсем по-другому Кипелова не интересовало, поскольку он видел, что человек справится. И Макаров справился. Сейчас все называли его просто Макар. Кажется, новые поселенцы успели забыть, что было «До»… но… какая разница, если Блондинчик вот он? Только протяни руку… никуда не денется… по своей воли. Володя закурил самокрутку. Было время – пытался бросить. Да какое тут, одни сплошные стрессы. Валера стаскивал с себя тяжелые армейские ботинки. Хорошо, что запаска имелась. Сейчас с этим вообще туго. Со всем сейчас… никак прямо скажем. - Вот чему я удивляюсь, Лер, так это тому, что Макар твои слова до сих пор, как заповедь воспринимает. - А что в этом такого? - Все, кто мог уже перебрались в большое метро, остались лишь слабаки, старики, увечные, да больные. Каши с ними понятно не сваришь, а вот Макар до сих пор принимает всех, кто стучится в наши двери. А откуда знать, может тут половина уголовников… - Может и так. Тебе кто-нибудь тут слово плохое сказал? - Нет… но.. а что если? - Что если? Завтра мы можем погибнуть оттого, что нас придут и пожрут какие-нибудь крысы, или вроде того, что же теперь не выживать? Сложить лапки и ко дну? Все эти люди, Вова, сделали главное - боролись за свою жизнь. Боролись до последнего и мы не можем их подводить. Поэтому я каждый раз спешу сюда. Здесь мой дом… и… я думал, что… Шершавая ладонь Холстинина легла на его губы. - Не слова больше. Валера кротко кивнул. Он слишком устал, чтобы спорить, чтобы… чтобы вообще что-то делать. Признаться, он довольно сильно струхнул, когда ствол заклинило, а на него перли какие-то белесые зубастые твари с телом ни то кошки, ни то какой-то рептилии, в головы были похожи на ошкуренные кокосы… все бы ничего если бы ни обоюдоострые зубы и черные, как ночь глаза, притягивающие, убеждающие не сопротивляться, тогда мол, больно не будет. Не исключено, что последними способностями тварей наградило воображение Кипелова, однако, легче от этого не становилось. Им снова повезло. Володя едва ли сияет от счастья. Он очень устал… чистая случайность, что мутанты не успели повредить защиту костюма, и что он не успел набрать критических доз из воздуха. Хотя нередко Кипелов думал, что дядя Коля привирает, чтобы не пугать сталкеров высокими значениями полученных доз. Да какая разница! Не сдохли еще, и то хорошо. - Ну что, Блондинчик, будешь еще лазить через мост? - Так быстрее, - усмехнулся Кипелов. Как это Володе всегда удается читать его мысли? Хотя, не зря же еще до Катаклизма говорили, что у него все на лице написано. - Оставить тебе покурить? - Нет… что-то не хочется. Холст докурил, затушив окурок о подошву ботинка. Не позволительная роскошь. Но не все ли равно? Валера поморщился, но ничего не сказал. Лишь когда Володька стал хлопотать по хозяйству вытянулся на его лавке, прикрыв глаза. - Откуда у тебя еще силы берутся? - Ну это не меня ж морлоки пожрали. - Они не меня пожрали, а ботинок. - Не суть… говорят они энергию пьют. - Ой, Володь, во-первых, почему у тебя все, что белое и в темноте – то морлок? Во-вторых, ничего они не пьют… а глаза большие, чтобы в темноте ориентироваться… - Ты еще скажи, что тебе не стремно там было? - Конечно, стремно… я ж не робот тебе какой-нибудь. Когда такие твари гурьбой полезли, я подумал, все кранты… - Я понимаю, Валера, тебе на себя наплевать. Ты обо мне подумай… мне еще жить хочется, или вот о людях, которые здесь… давай уже окружными ходить? - На поверхности больше опасностей, Володя. Тут м точно знаем где и что, да тяжело, да очень стремно, но я через Царицынский парк не пойду. Я не самоубийца… - А кто же ты? На самом деле этот диалог между ними был довольно обыден и повторялся практически всякий раз, как он приходили на Красногвардейскую через метромост. Но ничего не менялось, потому, как настоящим желанием Володи было вовсе не перестать ходить сюда, а остаться в большом метро и спокойно дожить свой век с Блондинчиком. На жизнь им хватит, не так уж и долго осталось. Вот к примеру было бы неплохо в библиотеки тамошние заглянуть, или, скажем, на самодеятельность посмотреть. Они слишком стары, чтобы спасать мир, вернее то, что вместо него осталось. Почему нельзя Просто Жить? Конечно, Блондинчик его и слушать не хотел. Наверное, поэтому они были все еще вместе. Холстинин считал, что сумеет переубедить того, переменить его мнение, как бывало за много лет до… но Кипелов был неприступен. Он точно знал, что делать… и не отступился бы от своей идеи облегчить хотя бы немного страдания других никогда. Нехитрый обед был приготовлен тут же. Еще не пришли в негодность армейские пайки. Еще работали «саморазогревающиеся» пакеты. Еще можно было с легкостью найти спиртовки и таблетки к ним… это был скудный, но неплохой рацион. Так. Главное, не забыть витамины. И, конечно, дефицитный чай. - Лер… ты как? Не спишь еще? - Нет… Владимир садился рядом, и начинал кормить Блондинчика. Он старался найти в нехитрой пище кусочки повкуснее. Пусть курица была сублимированной, а то, что выдавали за мясо для солдат, представляло собою специальным образом обработанную соевую культуру. Он старался сделать так, чтобы Валере досталось все самое лучшее. Его благодарный взгляд, уставшая полуулыбка, разве что-то могло сравниться с этим? Не важно, что и сам уже плохо держался на ногах, главное улыбаться. Чтобы Блондинчик заснул с осознанием того, что Вова бдит… Ну да, конечно. Лишь только Валерка допил чай и вырубился, последние силы оставили и Холста. Даже на то, чтобы элементарно выкинуть мусор их не осталось. Скинув боты, он завалился рядом с Кипеловым. То что тесно, это совсем не важно… важно, что Блондинчик здесь. Его можно обнять и не думать. Хотя бы какое-то время. Просто вдыхать его запах и не думать. Как ни странно, Володе уже давно ничего не снилось. Кажется, сам тот слой грунта и соды тоннелей не позволяли снам проникать в его сознание. Он проваливался в черноту, из черноты же и возвращался. И, кажется, это было правильным. Правильными были звуки и осязательные ощущения, и ничего не отвлекало его, не одаривало ложными надеждами… все было так, как было. Только реальность, никаких сладких грез. У Валерки со снами дело обстояло несколько хуже. Ему нередко снилась Москва до Катаклизма, но к счастью, в ней почти никогда не встречались люди, и сны в общем и целом, кошмарами не были. Холст почти всегда просыпался первым. Но сейчас все было иначе. Когда Владимир открыл глаза, поняв, где он находится, кто рядом с ним, и, услышав звуки, доносящиеся со станции, он увидел, что Валерка смотрит на него так ласково, предано и как-то нездешне. - Проснулся? – шепотом спросил он, - Володя слабо кивнул, - Что-то я вчера совсем из реальности выпал… спасибо, что накормил, - Кипелов провел ладонью по растрепанным, спутавшимся волосам Холстинина, тот ткнулся в плечо Блондинчику и довольно засопел. – Ты мой хороший… - проворковал тот. Вова почувствовал, как в уголках глаз пронзительно защипало, но выдавать себя не хотелось. Он же всегда критиковал Кипелова за излишнюю человечность, за способность расчувствоваться при любой ситуации, и не способность пройти мимо человека, попавшего в беду. А Блондинчик гладил его поредевшие волосы и говорил какую-то чепуху. Володя старался отгородиться от этих слов, но понимал, что невозможно. Нереально не слышать этот шелестящий голос. Нереально не поддаваться на незатейливые ласки. Он судорожно всхлипнул, притиснувшись так, что ближе, казалось уже невозможно, а Кипелов парой легких движений стянул с него тельник, и поцеловал в бьющуюся на шее жилку. Провел руками по старым шрамам и следам от химических ожогов, почти полностью уничтоживших следы татуировок на руках. Прикоснулся легкими поцелуями к ним, провел языком по ключице… какого черта? В такие моменты Вова нередко терялся. Он понимал, что у них очень мало времени. Что ткань армейской палатки имеет весьма небольшие звукоизолирующие свойства, но несмотря на это… он не мог отказать Валерке. Никогда. Его поцелуи рвали душу на части. Ему хотелось плакать и одновременно смеяться… и чтобы не кончались эти минуты, растворенные в отчаянной повседневности, в безысходном понимании, того, что все их попытки… вся их жизнь ничто иное, как сублимация жизни. - Лерка… родной... Холсту казалось, что он говорил какие-то банальности, что может быть лучше вообще ничего не говорить… но всякий раз он не мог сдержаться, не тогда, когда Блондинчик любил его, не тогда, когда Валера позволял любить себя. Слова сами срывались непослушные. Кривые, звякали отстрелянными гильзами о бетонный пол. Они были совсем не тем, что хотелось произнести Холстинину, но в такие моменты искусство красноречия оставалось за кадром. Он видел и слышал только Валеру. Все остальное не имело никакого значения, пока с последним вдохом Блондинчик не умудрялся сорвать поцелуй у самого края оргазма. И как этому святоше удавалось после сохранять полное спокойствие. Понятное дело, что пока сталкерство приносило станции неплохой доход, жители и комендант готовы были смотреть на что угодно сквозь пальцы. Да что там, станция была фактически зависимой от них, а кроме Володи и Валеры наверх рисковали подниматься немногие, да и райончик был не ахти, что уж говорить о связях с большим метро? Но что будет, если…? Часто эти дурацкие мысли не давали Холстинину расслабится, а вот Кипелову кажется, вообще было наплевать на все. Блондинчик по обыкновению потягивался, выбираясь из палатки, здоровался с соседкой, немолодой тетей Полей, которой не повезло ни то во время Катаклизма, ни то сразу после него. Удивительно, но ей удалось не только спастись, но и дожить до сегодняшнего дня, и это при том, что женщина почти ничего не видела, и левая рука со временем слушалась все хуже. Однако тетя Поля не унывала. Она не знала, как выглядят он и Блондинчик оттого и представилась им так. Сейчас возраст был чем-то весьма условным. Было не ясно точно, состарила ли человека лучевая болезнь, или он сам по себе состарился под грузом прожитых лет. На станции постепенно начиналась жизнь. На этот раз их приход совпал с окончанием местных суток. Сколько же они проспали на самом деле сказать было затруднительно, да и какое это имеет значение? Вдалеке начинали мести платформу, где-то слышалось размеренное переругивание, разведчиков, возвращающихся из тоннеля. Это значит, что день был прожит неплохо. Ничего непредвиденного. Никто не разговаривал полушепотом, никто не стремился отгородиться от соседа, зная какую-нибудь страшную тайну. - Вот за что, Вова я люблю Красногвардейскую. Если что-то случается, ты сразу знаешь об этом. И никаких интриг. Из палатки высунулась недовольная и немного заспанная физиономия Холста. Он поводил носом снаружи, сделал вид, что поежился, однако, последовал пример Блондинчика, сделав пару шагов, навстречу новому дню. Трудовой повинности на Красногвардейской для сталкеров естественно не существовало, однако Валера всегда находил себе какое-то дело. То помогал в госпитале, то в импровизированной школе составлял учебные планы. Холст никогда толком не понимал для чего он забивает почти все свое свободное время этими общественно полезными занятиями, хотя мог бы хотя бы отоспаться по нормальному, но в последнее время, кажется, начал осознавать. С тех пор, как музыка в их жизни закончилась раз и навсегда Валера постоянно искал возможности для самовыражения. И, если помощь людям моно было так назвать, то, почему же он должен мешать любимому человеку заниматься тем, что приносит ему успокоение? Хотя бы не надолго помогает почувствовать себя как во время оно. Дети здесь были почти все сплошь и рядом больные. Здоровых и крепких старались пристроить в большое метро, хотя Кипелов всегда был против, говоря, что именно в таких изолированных от центра поселениях гораздо больше шансов уцелеть, если случится какая-то общая метрошная беда. Ах, как бы знать, что Валера окажется настолько прав! В тот день ничто не предвещало каких-то кардинальных перемен. Они как обычно поднялись на поверхность, далеко решили не ходить, только смотаться до ближайшего промсклада а там как повезет, вроде бы в прошлый раз там еще оставалось несколько коробок с сухпайками, надо бы довыбрать, а то конкурентов везде хоть отбавляй. С другой стороны, конечно, сталкеры из большого метро бывали тут редко, но нельзя было списывать со счетов ореховских парней. Те, хотя и опыта имели мало, но передвигались не в пример быстрее. До точки Валера и Володя добрались довольно быстро. Кипелов как всегда прикрывал напарника, а Холст затаривал рюкзаки съестным. И все прошло гладко, даже как-то слишком, лишь на обратном пути сталкерам встретилась необычная группа ганзейцев, уходящая по направлению «из центра». Холстинин просчитал ситуацию быстрее Кипелова, но до конца никак не мог поверить в увиденное. - Блондинчик, да ты, чертов сукин сын… - процедил он в шлемофон, - опять обставил меня. - О чем ты Вова? - Ты часто видел сталкеров на Ганзе? - М… вообще не видел. Говорят жутко привилегированная каста, шарящаяся по запасам госрезерва. - Чего им делать здесь на Красногвардейской? Чего ради переться в область? - Предлагаешь ознакомиться? - Полагаю, что лучше не стоит. Случилось у них что-то… про нас они видать мельком слышали, поэтому не рискуют. Идем к шахте. Надо отдать Макару распоряжения. И тебе, Блондинчик, придется ему это вбить в глотку, если понадобится. Валера не успел проанализировать все вводные, но главную задачу уяснил. Что бы там ни было – придется проявить жесткость. Голос его звучал неуверенно, но это лишь до окончания дезактивации у дяди Коли. Чуть ли не бегом он ломанулся к Макару, чтобы успеть… - О, Блондинчик! – приветствовал его начальник станции, расплываясь в улыбке, и протягивая руку для пожатия. - Не сейчас, командир. Давай о главном. Запрос с большого метро получал? - Как ни странно, ты прав! По телеграфу… я все думал на фиг мы его держим… - Что ответил? - Так, это пока ничего. Только расшифровали. Сейчас за Рябым послали, он вроде понимает чего с этим делать и как это работает. - Ничего не отвечай… и это… поверь мне, Макар, сейчас очень важно делать вот что… мы тут со склада почти все подчистую выгребли. Так вот, нам должно хватить на неделю… если ужать рационы немного, то на две, а то и три. Случилось там что-то… что-то очень нехорошее. Нам надо закупорить станцию. Никого не впускать и никого не выпускать.. - Но!... - Ради людей… Макар, прошу тебя… если я не прав… то… в общем, всю ответственность беру на себя. - Разве, что в счет твоих прежних заслуг… сам понимаешь, если ничего такого, то… вам тут… боюсь рады не будут, даже несмотря на все, что вы делаете, ты же понимаешь… - Да, - отрезал Блондинчик ледяным тоном, - я все понимаю. В этот же вечер все сходы и выходы со станции были задраены, по громкой связи объявлено чрезвычайное положение. « Я бы дорого отдал, - думал Кипелов, лежа в темноте, прижимаясь к теплому боку Холста, - чтобы опасность оказалось надуманной». возможно будет продолжение))) Seva, вот и мои 7 страниц для тебя))) ЗЫ я дебил... исправил на Красногвардейскую ибо вспомнил ГДЕ находится там метромост. я дебил!!!
Maine Coon: Я стою под деревом недалеко от твоего дома и нервно курю сигарету за сигаретой. Плевать на то, что мне говорят, что надо меньше курить – вредно для голоса. Сейчас я не знаю, как еще можно успокоить свои нервы. Я смотрю на дверь твоего подъезда и считаю минуты. Сигарета – пять минут. Короткий перерыв – минута, максимум две, и я достаю следующую. Морозный воздух кусает лицо, но я не обращаю на это внимания. Дым согревает меня изнутри, хотя мне жарко и так. Я знаю, что со стороны твоего пути меня заметить нельзя – просто сложно обратить внимание. И тем более понять, что это я. Слишком сливаюсь с тем, что меня окружает. В просвет между кустами я отлично вижу почти весь твой маршрут, а дверь в подъезд не загораживает вообще ничего. До твоего подъезда около тридцати метров. Мне идти – двадцать секунд. Я столько раз уже ждал тебя здесь, что выучил все до мелочей. Я приезжаю сюда раз за разом, опережая тебя на метро, чтобы увидеть тебя еще раз. Увидеть, как возвращаешься домой, входишь в подъезд. А потом зажигается свет в твоем окне. Да, глупо. Но я ничего не могу с собой поделать. Я не раз был у тебя дома, но в этом тайном ожидании есть что-то совсем иное… Ты не знаешь, даже не догадываешься о моих чувствах. На репетициях я никак не показываю своего отношения к тебе, изредка позволяя себе разве что быстрые взгляды в твою сторону. Но не более – все остальное я держу глубоко внутри, чтобы никто не понял, не догадался. А тут, когда никто не видит – можно не пытаться обмануть самого себя. Я устал прятать свои чувства к тебе. Но я боюсь, что ты можешь меня неправильно понять. Я слишком много переживаю всего внутри себя. И хотя я уже все миллион раз обдумал и оправдал себя, я все равно боюсь, что мои доводы не покажутся тебе убедительными, ты не поймешь… Оттолкнешь меня, отвергнешь. А еще… Думаю, что не поймешь не только ты. Твои родители, если узнают, не пустят меня и на порог твоего дома. А мне так хочется бывать у тебя хотя бы иногда. Хотя бы просто как друг, хотя бы… и это тоже то, что меня останавливает. Я боюсь, что если честно скажу тебе о том, что люблю тебя, то могу в итоге потерять тебя, как друга. И остаться совсем ни с чем… Месяц назад я не выдержал. Я написал тебе письмо и подбросил в почтовый ящик. Письмо без обратного адреса. И в нем честно написал обо всех моих чувствах к тебе. Но я испугался и не смог написать честно, от кого это письмо. Думаю, увидев подпись «Лера» в конце письма, ты решил, что это очередная влюбленная в тебя фанатка. И я даже видел, как ты озираешься по сторонам, когда идешь по улице, думая, что за тобой следят. Ты ищешь не там… Но я все равно боюсь, что если найдешь – не поймешь. В письме я просил тебя ответить хоть что-нибудь, указав законспирированный адрес, но ты, конечно, не ответил. Тебе не до того, чтобы отвечать на письма… А я взял и написал второе. Ты прочитал его, я знаю. На следующий день твои глаза выдавали тебя. И хотя ты пытался казаться невозмутимым – я увидел, что тебя это беспокоит. Я смотрю на часы. Не знаю, где ты задерживаешься, но ждать тебя приходится долго. И появляешься ты всегда в одно и то же время. Сердце бьется напряженно и сбивчиво. Странный азарт пополам со страхом. Ведь ты не знаешь, от кого эти письма и тебе это интересно, но я боюсь твоей реакции, если узнаешь. Нервы. Руки дрожат, внутри все колотится, но я заставляю себя стоять спокойно. Пятая сигарета – полчаса… Ждать осталось не так много. Нащупываю в кармане очередное письмо. В нем я написал все, как есть. Страшно. Я устал таиться и хочу ясности. Но я не могу предугадать твою реакцию и потому оно все еще у меня. Я держу в руках запечатанный конверт и не могу решиться. Пальцы быстро леденеют в февральском морозе, и я прячу письмо обратно. Дрожащими руками достаю очередную сигарету и снова закуриваю. Еще один быстрый взгляд на часы – у меня совсем мало времени. И если я не решусь сейчас, то, наверное, не решусь вообще никогда. Раздумываю еще минуту. Будь, что будет… Тушу недокуренную сигарету и быстрыми шагами направляюсь к твоему подъезду. Чувствую, что время уже поджимает, решаю, что заходить в подъезд нет смысла – могу не успеть. Быстро достаю письмо из кармана, еще десять секунд – на раздумья, куда же пристроить конверт. В конце концов, нахожу щель в скамейке и осторожно вставляю туда один из уголков. Хорошо, что нет ветра – никуда не улетит. Разворачиваюсь и ухожу обратно на свою точку наблюдения, на всякий случай еще чуть задвинувшись за ветки дерева. Уже темнеет – меня не увидеть. В это время тут никого не бывает, только ты придешь вот-вот. Я снова достаю сигарету. Руки трясутся, а в голове проскальзывает мысль, что огонек может выдать меня. Но проскальзывает быстро, и я не успеваю никак не нее среагировать. Проходит буквально еще пара минут, и ты появляешься из-за угла дома. Я прячу огонек сигареты в опущенной руке и не шевелюсь. Сердце бешено колотится, кажется, что слышу это не только я. Темно. Доходишь до подъезда – неужели не заметишь? Нет, все-таки останавливаешься, берешь конверт в руки, читаешь и убеждаешься, что это тебе. Судорожно оглядываешься, понимая, что отправитель должен быть где-то рядом, но не замечаешь меня в наступившей темноте. Никого не увидев, заходишь в подъезд, держа письмо в руке. Через несколько минут загорается свет в твоем окне, и я понимаю, что стоять дальше уже нет смысла. Пытаюсь успокоить нервы очередной сигаретой и направляюсь домой. В свою квартиру захожу почти спокойный, и мне с порога объявляют, что мне звонил Маврин. Раз десять, или даже больше. Мне не нужно спрашивать, зачем. Едва успеваю раздеться и разуться, как телефон звонит снова. Беру трубку. – Алло. – Валера? – ты мгновенно узнал мой голос, это несложно. – Угу. – Делаю весьма очевидное выражение лица, и меня оставляют наедине с телефоном. – Это от тебя письмо… письма? – без лишних слов спрашиваешь ты. – Да – отвечаю я как можно более нейтральным голосом. Говорить что-то, объяснять я сейчас не могу, потому отвечаю односложно. – Ты… не шутишь? – в твоем голосе мне слышится тревога и неуверенность – Нет. Не шучу. – И… что мне теперь делать? Как, по-твоему, я должен реагировать… на такое? – Не знаю. Делай что хочешь… Можешь презирать меня… если хочешь. – Зачем ты это сделал? – Устал таиться и держать все в себе. Решил, что так будет честнее, если ты будешь знать… Не знаю. В трубке тишина, только слышно тяжелое дыхание. Ты не знаешь, что говорить. И я тоже, хотя сотни раз прокручивал в голове этот разговор. Сейчас слов просто нет – все слова кажутся чем-то лишним, неправильным, не отражающим реальных мыслей и эмоций. Наконец, в трубке раздается голос: – Мы можем встретиться? – Да, конечно… когда? – Сейчас. – А где? – Где… на улице холодно… а где еще… давай ко мне, что ли. – Ладно. Скоро буду. – Жду. Быстро собираюсь и снова выхожу на улицу. Путь до твоего дома преодолеваю быстро. Вот и подъезд, изученный многочисленными наблюдениями. Когда я был почти у квартиры, я увидел тебя, ожидающего меня снаружи. Стоишь, прислонившись к стене, и неторопливо куришь. – Привет, – говоришь ты, когда я подхожу. В твоих внимательных глазах будто кроется усмешка. – Привет… Ну, вот, я пришел – говорю я и тут же опускаю взгляд. – Пришел… вижу, что пришел. Валер… я не знаю, что сказать даже… что это ты вдруг? – Да вот… честно говоря, я сам не знаю, Сереж… но таиться и скрывать от тебя, что я чувствую – больше не могу. – Но почему таким странным способом? – Ну… глупо, да, – я пожимаю плечами. – Как-то не придумал ничего умнее. Тушишь сигарету и задумываешься. А я отчаянно давлю в себе желание обнять тебя и прижать к себе. Но нельзя. Странное ощущение – понимать, что ты вот тут, близко, но в то же время очень далеко от меня, где-то за гранью запретов и условностей. Мы оба молчим, но я как будто чувствую, что ты не хочешь меня отталкивать, а просто не знаешь, как реагировать. Осторожно беру тебя за руку – ты не шевелишься, молчишь. – Сереж… скажи что-нибудь, а то… я чувствую себя как-то глупо… – Что говорить? – поднимаешь на меня растерянный взгляд, но не пытаешься отдернуть руку. – Ну… как-нибудь прореагируй. Если ты хочешь, я сейчас уйду и больше никогда и никак не напомню тебе обо всем этом. – Мне больно произносить эти слова, и я немного сильнее сжимаю твою ладонь. Ты бросаешь взгляд на наши руки, тут же поднимаешь его обратно, и медленно, неуверенно произносишь: – Нет… не уходи, я тебя не гоню… Я просто пытаюсь понять… как это… – Я тоже… и сам не понимаю. Я поднимаю твою руку и осторожно касаюсь губами пальцев. Ты смотришь на меня все также растерянно и не сопротивляешься. Делаю небольшой шаг и оказываюсь почти вплотную к тебе, кладу вторую руку на твое плечо, смотрю тебе в глаза. Ты замер, почти не дышишь, и продолжаешь смотреть мне в глаза, а на щеках проступил еле заметный румянец. Медленно придвигаю свою голову ближе к тебе. В какой-то момент ты не выдерживаешь, делаешь едва заметное движение мне навстречу, качнувшись буквально на несколько миллиметров, но этого мне достаточно. Я расцениваю это как согласие и быстро завершаю движение, припадая своими губами к твоим. Ты по-прежнему напряжен, но не сопротивляешься и только судорожно сжимаешь мою руку. Поцелуй – медленный, осторожный, я чувствую, как краснею сам. Я столько времени мечтал об этом, но не смел надеяться… разрывать его не хочется, но это не может продолжаться вечно. Чуть отодвигаюсь и смотрю тебе в глаза – ты все также растерян, но сейчас еще и очень смущен. Чтобы как-то прервать молчание, начинаю говорить – Сереж… я… – Тсс… – прерываешь ты меня – не надо, не говори ничего. Пойдем в квартиру… – Ты… не прогонишь меня? – с надеждой спрашиваю я. Ты чуть-чуть улыбаешься и тихо произносишь – Нет… – Спасибо… – не выдерживаю, и крепко обнимаю, прижимая к себе. И мы долго-долго стоим, обнявшись, прежде чем пойти все-таки в квартиру, откуда, как я уже понимаю, я выйду не раньше завтрашнего утра…
Io: Главное: не спускать глаз! - Если Дуб или Холст пронюхают, знаешь, что с нами будет? - Что? Они умрут от зависти? Сергей легкомысленно поцеловал вокалиста в лоб, прижимаясь к нему все теснее, ясно давая понять, что видел он отцов основателей «Арии» по телевизору. - Сереж… давай… не сейчас… - А когда? Когда ты придешь ко мне? М? Тебя жена не отпустит… Гитарист расположился на коленях Кипелова, потерся бедрами, слегка прогнулся в пояснице и в довершении ко всему лукаво подмигнул, мол, а что ты на это скажешь, м? Валерий не мог стерпеть такой наглости от Рыжего. Он зарычал, кусая того за шею. - Ты допрыгаешься, честное слово… ведешь себя… Дерзкий поцелуй заставил его замолчать. - Пойдем… Быстрые ласки. Дерзко сорванные поцелуи. Валера долго учился громко не выражать своих мыслей по поводу происходящего. И теперь лишь несколько приглушенных стонов могут выдать его. Перед глазами только пелена рыжих волос… Важно ли это сейчас? Ни сколько. Хочется растянуть удовольствие, понежиться в его объятиях, но времени нет. Нужно успеть… только еще один поцелуй… пожалуйста… Не больше десяти минут, чтобы прийти в себя. Не больше восьми, чтобы собраться. - Ну и где вы шляетесь, оба? – Холст кажется сейчас прожжет в Кипелове дыру, а Маврин, будто бы только и ждет возможности спровоцировать того. - Любим друг друга, тебе что завидно что ли? Володя захлебывается от возмущения, Кипелов хихикает, как девица на выданье, но, кажется, этого особо никто не замечает. Дуб утыкается в басуху, Манякин ржот аки конь. Все счастливы, и только Петрович недобро зыркает в сторону «сладкой парочки», которая, конечно, не любовью занималась, а наверняка курила чего покрепче, и самое мерзкое, что без него! Маврин с Кипеловым хитро переглядываются, но не палятся. Ничего больше. Как ему это надоело. Смотреть на двух гарцующих идиотов! И все понятно ведь, как дважды два. Не было бы этого Рыжего идиоты – ничего бы не было! Все было бы просто замечательно. Не нужно было бы с ним считаться, с его, так называемым авторитетным мнением, не нужно было бы оберегать от его влияния Валеру! Хотя чего уж там, его внушения действовали все меньше, и солист оставался благоразумным лишь во время работы над новым материалом, да и то не всегда. Именно из-за Сергея они не могут нормально работать. Не могут делать все так, как делали раньше. Почему это раздражает настолько? - Сбавь обороты, - советует Виталик, - мне кажется, ты сейчас гриф в бараний рог согнешь. Оно того не стоит. - Мне этот рыжий уже знаешь где? - Знаю, а что толку? Вот не знал бы я тебя Петрович, сказал бы, что ревнуешь. - Да иди ты знаешь куда! - Знаю… - хихикнул Дуб, - и пойду… немного попозже. Холст лукаво улыбнулся. Косвенный намек басюги обещал приятный вечер. Да и вообще. Дел других что ли нет? Хотя с другой стороны, вот чего этот Маврин так на Валеркину жопу пялится! Это вообще как называется? - Петрович, я понимаю, - хихикнул Сергей, - у солиста попа красивая, смотри еще загорится… ноты конечно, будут высокими, но не уверен, что запишем как надо. «Все-то он видит!» - чего стоило Володе не покраснеть, как помидору знала только его гитара, кажется там на порожке аж вмятина от пальца осталась. - Идиот! – прикрикнул он в сердцах. - Ревнуешь? Дуб мог поспорить, что Маврин все сделал специально. Но что поделать? В этом весь он. - Прекратите, девочки, - примирительно замахал руками басюг, - успеете еще личики друг другу припудрить, давайте сначала доработаем этот трек, а потом делайте что хотите! - поймав благодарный взгляд Холста, Виталя кивнул и вернулся к началу своей партии. «Вот умеет же он когда надо…» - подумал Холст, - «а то, точно бы не удержался… я с этих двоих глаз не спущу! А то мало ли! Хотя у рыжего жопа тоже ничего так… да…».
Мавря: После вчерашнего концерта не видится ничего, кроме порнухи, простите великодушно совсем сбрендившего автора Название: Восторг Пейринг: Алик Грановский/Андрей Смирнов Комментарий: спасибо АлександрМихалычу за наше щасливое детство! Для Алика Андрей – восторг. Яркий, откровенный, искренний и бесконечно щемящий где-то там, внутри – новая влюбленность всегда прекрасна. Она разгоняет кровь по жилам, расправляет плечи и позволяет получить немного больше, чем полагается в данный момент, тайком урвать свой личный кусочек запредельного счастья, хотя Алику, казалось бы, уже больше нечего желать – признанный музыкант, провожаемый восторженными взглядами поклонников, и его имя навсегда вписано во всевозможные «библии» русского рока - осталось только красиво уйти, оставив за собой последнюю ноту. Но ещё есть Андрей. Ни одно счастье не бывает полным, и иногда, глядя на стоящего рядом на сцене Андрея, Алик чувствует себя виноватым. Пальцы Андрея летают по грифу, на доли секунды скрывая нашлёпки в виде птиц на ладах, волосы свешиваются вперёд, падая на глаза, Алик видит взмокшую шею через расстёгнутые пуговицы воротника рубашки и чувствует бьющую ключом энергию, когда Андрей прижимается плечом к его спине, и его сердце быстро стучит где-то между лопатками Грановского. Его молодость неудержима и всё ещё отчаянна, и на фоне этого Алик понимает их разницу в возрасте ещё острее. И это осознание – как капля отравы в бокале с шампанским. Но без горечи любая сладость неполна. Андрей после концерта очень горячий и удивительно неуклюжий – путается в ремешках на рубашке, цепляется напульсником за дверную ручку, и Алика невольно пробирает на смех. Андрей не обижается, только улыбается смущённо и негромко спрашивает «что?» И Алик перестаёт усмехаться, улыбается в ответ и удерживает его за запястья, чтобы поцеловать, и прижимает к постели, отбрасывая в сторону наконец-то расстёгнутую рубашку. И всё хорошо, и можно про всё забыть. По крайней мере, на ближайшие полчаса. От первого толчка Андрей странно всхлипывает, словно мяукает, и Алик бы обязательно задразнил его потом, как будто им других кошачьих в группе не хватает, но сейчас ему просто хорошо, он осторожно гладит Андрея по припухшим губам и мысленно просит – ну тихо, тихо, всё же хорошо, тебе же не больно? И это правда, ведь они уже давно привыкли друг к другу, и, когда Андрей медленно выдыхает и послушно прогибается в пояснице, наконец-то можно позволить себе всё. Например, зализать его приглушённые стоны, убрать с лица мокрые вьющиеся прядки, подхватить под коленки – несложно, привычно – и двигаться, пока хватает дыхания. Андрей не стесняется и крепко прижимает Алика к себе, целует острый кадык и с силой тянет зубами за шнурок медальона Грановского, и Алик больше не слышит и не ощущает ничего, кроме чистого восторга. Восторга от этого «здесь и сейчас», от того, что так можно, и нет запретов и границ, и нет слова «нет», и ничего нет, кроме счастья и вцепившихся ему в спину пальцев Андрея, которые он потом обязательно поцелует - один за другим, а Андрей будет смеяться и спрашивать «что ты делаешь?» , будто это непонятно. Хотя, может быть, он действительно не всё понимает до конца. Это же восторг – Андрей.
Seva: Продолжение ,кусочек неумелый. -Сколько можно ждать? -Владимир Петрович гневался не на шутку, сжатые кулаки это достоверно подтверждали. Стоицизм не помог пережить Холсту мучительное отсутствие гитариста и вокалиста. -Какого, хрена, Сергей!,- неужели не донести до Вас никак. Нам .Нужно. Работать,- чеканил Владимир,краснея от переполнявшего его гнева. -Кипелов, чего ты мнешься у кабины,- рыкнул Владимир,живо внутрь! О, фамильярничает, – мрачно итожил Манька, -ни к добру… Валерий оторопел и подчинился, безвольно зайдя в кабинку, одев наушники и даже приготовив микрофон для дальнейших музыкальных испытаний. -Сейчас прогоним еще парочку раз,- послушная податливость вокалиста смягчила гнев Владимира Петровича,- и закончим,… Манякин нервно теребил палочки, играя с ними в Кипелова-Холстинина ударяя друг о друга. Такое предметное прелюбоедияние не могло пройти безнаказно, одна из палочек выскользнула из рук и как раз во время монолога Холста грузно ударилась о мякоть барабана издав издевательское «бум».В тот же момент: Дубинин издал смачный «апчих», Маврин громко зевнул, пытаясь рассеяно почесать ребра, но проделав желаемое с корпусом гитары. Конечно же, все это произошло абсолютно случайно, вне какой-либо связи друг с другом. Микроинсульты усталости. Дефицит внимания. Маниакальная трудовая зацикленность Владимира уступила место: сперва эмпатии, а затем рационалистическому началу. Его взгляд упал на «звукозаписывающий солярии»! в котором находился «виновник торжества». Грузно приклонившись к Пластиковому окну ,взгляд вокалиста неподвижно застрял между комбиком и ногой Маврина. Стекло приветливо собирало солнечные лучи в горсть и расеевала по русым, волосам .Тонкие губы кривились, руки подрагивали. -*Или мне кажется?* Валерий, ты себя как чувствуешь?, -неожиданно спросил Холстинин. -"ммм…смотри-ка ,а теперь снова чинно именует - миновала беда,"-анализировал Маня ситуацию,краем глаза поглядывая за реакцией коллеги басиста. Дуб, поморщил нос и сделал вид, что настраивает гитару. Маврин беспокойно шевельнулся. Не сколько вопрос, а лишь резкое движение Рыжего гитариста вывело Валерия из мрачной задумчивости. И Владимир это понял. Валера мгновенно встретился взглядом с гитаристом, и застенчивая улыбка коснулась тонких уст. Маврин ободряюще подмигнул из под рыжей челки. Пряча заливший щеки румянец, непроизвольным жестом: смахивания пылинок с плеча. Вокалист светился таким же светом изнутри как и кабинка снаружи. Владимир, наблюдающий эту картину, нещадно сжал гриф гитары. Струны болезненно впились в пальцы, передавая болезненные ощущения сердцу. *** В «звукозаписывающем солярии», как именовал местную кабинку для звукозаписи, Виталя, процесс испарения воды и выделения пота превышал все возможные границы. Отсутствие вентиляции и неудачное географическое положение кабинки, невольно делали Валерия мучеником . -«Без слез не посмотришь..»,-бурчал Маня. -«Может Ему раздеться?», -Виталя, скрабезно присвистнул. Холстинин нервно сглотнул. -«Разврат плодишь, дитя порока?»,- улыбнулся он уголками губ, *зачем он поддержал эту дубовую шутку?* -Сергей Маврин подошел к кабинке . Валерий тяжело дышал,сердце отстукивало невероятный ритм,душное помещение,солнечные лучи слепящие и дезориентирующие в пространстве..в барабанит не хужи манякинских соло,мутная паволока застлает глаза. *Кажется,мы не закончим репетировать*-мелькнула заключительная мысль. Вокалист качнулся и судорожно вздохнув, повалился на пол. Гулкий удар застал в врасплох группу. -«Терентий,ты что ли?»,-Дубинин оторвался от демонстративной настройки гитары и оглянулся на дверь. -"Валера!",- воскликнул Сашка Манякин.Драмерская табуретка запуталась в ногах повалив на пол барабанщика. Холст лишь на секунду позже Маврина оказался возле кабины. Гитара Сергея валяется на полу отвергнутая своим владельцем ради чего более привлекательного. Маврин бережно вытаскивает из парилки Кипелова, поддерживая голову. Руки Валерия висят безвольной плетью. Бледное лицо, весь мокрый. руки холодные отметил Сергей укладывая друга на студийный диван. Владимир уже рядом.Начинает осматривать Валерия. Трогает лоб, косается скул. *Зачем?*, *Руки.Он трогает его руки.* -«Обморок»,-голос Холста чуть дрожит.еле заметно,но такая деталь не ускользает от Мани-аналитика *он беспокоится* -«Ну что, доигрались?»-почти крикнул гитарист. «Валера,разденься…»,-эло передразнил Сергей и сплюнул.-
Susя: Гроза По просьбам трудящихся на меня. Основано на мистической грозе 13 августа. Warning: нецензурная лексика, космический пафос и полный бред Которую неделю Россию душит жара. Жара – да такая, что небо сохнет и разваливается. Осыпается мелкой пылью, забивая горло, царапая кожу. Сажей, копотью и гадким дымом застревает в зубах, скрипит, колет глаза. Лекс неделю назад вслух и нецензурно плюнул на запись и свалил с семейством на дачу, Кобра умотал в Америку – будь благословенны гастроли! Ну этот хоть объяснился более-менее цивильно. Крустер торчит в Карелии, как в старые добрые, а Лео слинял на берег моря, объясняя линьку заботой о дитёнке. Только эти два идиота остались в Москве – с ненавистью пялясь на два ящика липкого горячего пива и давно забыв, как открываются окна. - Надо картонку приклеить, чтоб затемнение было… - лениво фантазирует Андрей, распластавшись полуодетым – в плавках и дикарских бусах – на линолеуме. Вдоль пола ползет иллюзия прохлады. И самокритично заканчивает: – Только я лодырь. Алик не отвечает, прижавшись спиной к холодильнику. Тело щиплет от солёного пота, сползающего ручейками. Вроде бы был в душе полчаса назад – всё без толку. Ничего не хочется – даже смотреть на практически раздетого Смирнова. Всё вокруг – даже воздух – липкое, вонючее, муторное… Грановский клятвенно обещает себе нырнуть в первый же сугроб, как только представится возможность. Вот в первую же неделю зимы. Нет, в первый день. Или как только снег выпадет. - Это тут ещё гнуса нет, – Андрей ползает по полу в поисках ещё не нагретого участка. – А то бы они нас живо… «Маленькая стёбная дрянь, - с привычной грубоватой нежностью думает басист, облизывая потрескавшиеся губы и соскребая мокрыми пальцами солёную корку с плеча. – Другой бы ныл… например, я… а он плюсы ищёт…» - Помыться, что ли… - Андрюха целеустремленно заползает в ванную и через минуту вылетает оттуда с диким воплем. – Бля, там кипяток!! Я холодную включил, а там!!! Алик молча двигается, освобождая ему кусочек холодильника, и искоса смотрит на постепенно сползающее по жёлтому небу неестественное, бумажное солнце. Когда оно сядет, станет чуть легче. - Ну мы как сталкеры прямо. Или как вампиры. От солнца прячемся, - лосёнок продолжает ворковать, не ожидая ответа и слегка потряхивая слипшимися в войлок волосами. Натуральный дикарь. – Грёбаное пиво. От него ещё сильнее пить хочется. «Да», - мысленно кивает Алик и смотрит на солнце, не щурясь. День, второй, третий… Андрей, наконец, замолк и лежит в коридоре – там, куда не проникает свет ни из одного окна. За ночь он наскрёб в эмалированную миску остатков льда из морозилки, и теперь оба лакают холодную воду, жмурясь от удовольствия и сталкиваясь лбами. - А всего-то простая вода, - с глубокомысленным выражением типичного культуролога шепчет Смирнов, наклоняясь к уху басиста, и тот неожиданно фыркает, услышав в звенящей тишине почти металлический скрежет щетины о щетину. Сколько оба не брились? - Андрейка, ты б побрился, - впервые за две недели подает изрядно осипший голос Грановский. - Ты будешь меня целовать? – улыбается почти двухметровый Андрейка, с невинным видом роняя на спину Алику льдинку. Тот от неожиданности выгибается дугой и замирает, провожая холодные струйки, стекающие на ковер. Спина покрывается забытыми мурашками. - Обязательно… после дождичка в четверг. - Хотя бы в пятницу? - Ну как скажешь… А в четверг небо наливается зноем так, как ещё не было. Солнце багровой каплей соскальзывает за горизонт, но прохладней не становится. Андрей, не одеваясь, выглядывает из душа, холодный и мокрый, не решаясь шагнуть в духоту кухни. - Я побрился, - полушепотом сообщает он, недоверчиво глядя на серый квадрат распахнутого окна и силуэт Алика, такого же мокрого, но по пояс высунувшегося наружу. – Ты не простудишься? - Плюс сорок на улице, конечно, простужусь, - ехидно фыркает Алик, не оборачиваясь. Как раньше. – А я вот не побрился. - Саааш? – неуверенно мяукает Смирнов и, оставляя мокрые следы, шлёпает к окну. – Может, закрыть?.. – и останавливается. Даже в полутьме видно, как дышит Алик – глубоко, яростно, будто срывает с Андрея одежду или зажимает его в конце автобуса. - Дождь будет, - басист улыбается, блестя зубами, и слегка толкает его. – Чувствуешь? Город вдруг озаряется яркой бело-голубой зарницей. Беззвучная вспышка. Чёрно-белое лицо Алика – вздыбленная ещё мокрая грива, дикие пронзительные глаза, полуулыбка-полуоскал. Куда делась его беспросветная лень? Как будто издали напился гремящей вдалеке грозой и выпрямился, помолодел, ожил. Небо неожиданно раскалывается прямо возле окна – сухим страшным хрустом, будто чьи-то всемогущие руки рвут сотню стальных листов как промокашку. Андрей от неожиданности шарахается, цепляясь за Алика – а тот обнимает его и ненавязчиво толкает на пол. - Ложись, не бойся… - разве можно ему противостоять? Только слегка посопротивляться, дразня. Мозолистые пальцы едва заметно сжимают ноги чуть выше колен, ползут выше, поглаживают. Андрею сейчас холодно, и Алик почти ложится на него, целует и царапает щетиной, прижимается отчаянно бьющимся сердцем, согревает своим телом, будто час назад они не умирали от жары. - Мне холодно, - по-детски шепчет Андрей, обнимая басиста за плечи и касаясь губами его шеи под ухом. - Согреть? – голос Алика с глухим бархатным смешком звучит слишком низко, слишком развратно – как бас в секунды их слияния на сцене. Слишком двусмысленно и слишком понятно. Ответ известен заранее, и Андрей подаётся вперёд, прижимается ещё, чтобы Алик уже не мог уйти. Он и не уходит… Гроза разражается, когда они уже мечутся на полу, переплетясь и вцепившись друг в друга. Ледяная вода падает на пол, как будто её плеснули из ведра, на секунду застыв в воздухе прозрачным полотенцем – и обрушивается на Андрея, заставив его сжаться, стиснув басиста, как в первый раз. Алик с хрипом выгибается на нём, и очередная зарница освещает их – как будто момент из какой-то древней истории о многоруких и многоногих божествах. О слиянии неба и земли в тысячелетние секунды всемирной грозы... …Гроза стихает под утро. Алик смотрит на умытый город, промокший насквозь впервые за несколько месяцев, на краешек почти жёлтого солнца и улыбается, машинально зализывая прокушенную губу. Андрей тихонько садится рядом и лижет его солёное плечо. - Что? – басист косится на него, улыбаясь. - Просто… - Смирнов утыкается носом в его шею и опять лижется. - Ты, лосёнок маленький, - Алик смеётся и щекочет гитариста за ухом. - Дыыыыы… - Андрей бодает его в плечо и тоже смеётся.
Seva: «Обморок является разновидностью сосудистого криза, вызывающего острое малокровие мозга. Может возникнуть при психических травмах, болевом раздражении, больших кровопотерях, интоксикации, инфекционных заболеваниях. Обморок часто наблюдается у людей с сосудистой лабильностью, находящихся в вертикальном положении, в душном помещении, у лиц с вестибулярными нарушениями и исходным низким артериальным давлением.»-На одном дыхании цитировал медицинскую энциклопедию В Дубинин. Значимость информации, а также ее уместность приподняли, басиста в глазах Сергея Маврина. -Холстинин, тем временем, расстегивал воротник валериной рубашки. Маврину стало некомфортно.Руки Холста уж больно заботливо пархали над тело его Валеры. -Окна откройте, - бескомпромиссно скомандовал лидер группы. Сергей двинулся к окну. Старое, на ладан дышащее, заклеенное толстым слоем бумаги 2х метровое «окно в Европу» безмолвно затворенное, не открывалось никогда.Связано это было прежде всего со сложным механизмом защелок, расщелкнуть которые удалось лишь единожды Сергеем Терентьевым тужившимся в тот момент, как дама на сносях. Но намерение Сергея впустить свежий воздух подкреплялось болезненным состоянием Валеры и по сему, неотступно следовало за конкретными действиями. -«Уложили, расстегнули воротник, воздух…. почти есть»,-короткий взгляд в сторону Сергея, -Маня комментировал каждое действие, меря шагами комнату-студию. -Нашатырь, дай ему, Володя - крикнул Сергей, балансируя на подоконнике в усиленной борьбе с механизмом форточки. -«Ебаные тапочки»-, Маврик всем весом налег на шпингалет. -«Теря нужен»,-высказался Виталик ,задрав голову и внимательно наблюдая за потугами Сергея. -«Откуда…ты столько знаешь…о обмороках…»-в перерывах между интенсивными силовыми воздействиями на проржавелый механизм, выдыхал Маврин . - «Холст научил», -небрежно бросил Виталька, почесывая репу. -«А может тебе стоит не вниз тянуть, а чуть правее» ,-дал дельный совет басист. -«Смотри, угол рамы кривой..»внезапно проговорил Дуб- смещен механизм шпингалета-, уже сам с собой продолжал Виталя, потому что Сергей взяв на вооружение ловкое наблюдение басюги с триумфальным щелчком распахнул окно. Потоки свежего воздуха, солнечных лучей ворвались в душную комнату. -«Ура, склеп проветривается»,- Александр в припрыжку подбежал к установке и отбил незатейливый мотив, довольно улыбаясь. Виталя, дружелюбно похлопал Сергея по плечу, мол, знай наших. Но Сергей уже впился глазами идеалистическую, по словам Виталика сцену: Владимир придерживал Валеру за спину, голова вокалиста откинута, выступающий на передней поверхности шеи, кадык .Непроизвольные движения адамова яблока под удивительно тонкой кожей на шее зачаровывали. Рука Владимира переместилась слишком трепетно к шее. Голова Валерия откинулась на руку гитариста. Рука пропускала длинные волосы через пальцы. Ритмичные движения массажировали голову. Глубокий вдох, приоткрытые губы, непрерывный взгляд Холстинина. Губы Холста неосознанно приоткрылись, голова чуть склонилась. Сергей отогнал наваждение. Рядом стоял Виталик и также пристально впивался взглядом в сидящего на диване Петровича, как и Сергей в лежащего на нем Валерку. Вафельное полотенце, смоченное водой касается бледного лица вокалиста. Вата с нашатырным спиртом, позаимствованная из скудной студийной аптечки уже поднесена к носовым пазухам. Резкий вздох. Глаза распахнулись. Рука Петровича ложится на безудержно вздымающуюся грудь Кипелова. На мгновение задерживается у шее прощупывая пульс, а затем нарочито небрежно убирается. -«Не забудь поцеловать в лобик и спеть колбельную»,-Виталик отвернулся. -«Я покурить»,- бесцветно проговорил Дуб. Владимир невозмутимо смотрел вслед Виталику. Маврин, укладывал гитару в чехол. Рука прошлась корпусу, неожиданно остановилась. -«царапина, наверно, когда упала…», -маленькая неприятность, но отчего-то непропорционально стремно. -«Я, кажется ,где?»- Валерий откашлялся. Сергей ринулся к дивану. -«Лерка, ты как?», -беспокойство наполовину с нежностью. - "Сережка, я кажется, уснул посреди репетиции»,-озадачено говорил Валерий. - «Нет, это ты снова не те акценты поставил, и Петрович тебе гитарой по голове въехал» -,хихикал Маня. -«Вон, видишь, шишка какая»,-Сергей тронул лоб Валерия, где красовался большой шишак, убирая прядку светлых волос за ухо. Валерий неуклюже поставил ноги на пол. Сергей помог подняться вокалисты, придерживая за торс. -«Володя, давай отложим на завтра?»,-Маня со всей серьезностью задавал этот вопрос, хоть все и понимал и, что дальше никакой репетиции и быть не должно. Но, Владимиру важно чтоб за ним признали лидерство. Маврин фыркнул. -«Вов, не могу больше, давай завтра?»-Валерий, устремил взгляд к одинокой фигуре у окна. -«Да-да. На сегодня хватит. идите. Валер, тебе лучше будет остаться здесь. Ты еще не совсем оправился.Неподдельная забота и этот туманный взгляд Холстинина окнчательно выбесили Сергея. Не успел Кипелов подать голос как за него ответил рыжий. -«Я помогу, Валере добраться до дома . Там. Оправится.»-слишком резко.
Maine Coon: В первых числах мая днем кажется, что уже совсем лето, но утром все еще по-весеннему холодно. Сергей, закутавшись в плед, сидит на веранде загородного дома и невидящим взглядом смотрит в предрассветный туман. Белая пелена скрывает недалекие деревья, путаясь в молодой листве, а вблизи стелется у самой земли неровными струйками. Последний час перед рассветом всегда самый холодный. Зябко поежившись, Сергей закутывается в плед плотнее и обреченно смотрит на кружку с остатками остывшего чая. Вздыхает, но никуда не идет – шевелиться лень, не хочется даже курить. С восточной стороны надвигается рассвет. Ветра нет, застывший влажный воздух оседает росой на мягкую траву. За спиной раздается тихий скрип плохо смазанной двери. Аромат свежесваренного кофе достигает носа Сергея за несколько секунд до того, как рядом с ним появляется кружка с горячим напитком. – Доброе утро. – Валерий, держа в руках вторую кружку, присаживается рядом. – Опять не спал всю ночь? Маврин коротко кивает и отвечает сиплым от многочасового молчания голосом: – Не спится… Отвык спать по ночам, опять режим сбился… – Взяв в руки кружку, делает большой глоток. – Спасибо за кофе, а то я, кажется, почти замерз. – Отогревайся… – Валера придвигается ближе, и, поставив свою кружку на маленький столик, забирается к Сергею под плед и обнимает его. – Не заболей только. – Постараюсь. – Маврин прижимается ближе к разогретой со сна груди вокалиста, на которую натянут только мягкий свитер. – Может, в дом пойдем? – предлагает Валера. – Пойдем… – эхом отзывается Маврин, удобнее устраиваясь в руках вокалиста, и не предпринимая попыток встать. – Смотри, какой туман… – Красиво… Солнце встает… все просыпается… – Да… скоро и туман рассеется… сегодня будет жарко… – Наверное… – выдыхает Валера ему в ухо и заворожено смотрит на оживающую природу. Солнечный круг проступает через быстро тающий туман и слепит отвыкшие от света глаза. Где-то совсем рядом поют птицы. Мужчины молча пьют кофе, прижимаясь друг к другу. Через некоторое время Кипелов снова подает голос: – Пойдем все-таки в дом… Ты совсем закоченел тут сидеть… Сергей кивает и потягивается, разминая затекшие мышцы. Оба встают и направляются в тепло. – Валерка… – тихо говорит Маврин. – Знаешь, ночью было так красиво… жалко, что я не взял гитару… – Ты не меняешься, – усмехается Кипелов – нет бы обо мне подумать, или о девушке хотя бы… нет, гитару ему подавай… – Ты спал, – возражает Сергей, – а то бы я тебя позвал. – Оправдывайся… – смеется Валера и тянет гитариста на кровать. – Ты замерз за ночь, пойдем, я тебя согрею. Гитарист послушно идет вслед за Кипеловым, дает себя раздеть и уложить в кровать. Через минуту Валера присоединяется к нему под одеялом и по-хозяйски обнимает. – Я просто не хотел тебя будить… – шепчет Сергей на ухо вокалисту и проводит языком по его щеке. – Скажи лучше, что тебе было просто лень вставать, – пытается продолжать спорить Валерий, но последние слова тонут в жарком поцелуе. Вокалист издает глухой стон, когда мозолистые ладони проходятся по его телу, и поддается, когда неожиданно оживший Сергей – и откуда только силы взялись – подминает его под себя, устраиваясь сверху. Делать какие-то резкие действия по-прежнему не хочется. Тела переплелись сами собой, чтобы только доставить друг другу больше ласки. Движения медленные, размеренные, сильные. Они не торопятся – никто не помешает, а спешить некуда, ведь уезжать только под вечер, а впереди еще целый день… Маврин осыпает поцелуями прогибающегося ему навстречу Валеру, а тот тихо стонет в такт движениям… Они растягивают удовольствие настолько долго, насколько получается. Наконец, Сергей увеличивает темп и через несколько секунд, издав короткий стон, обессилено падает на любовника и удовлетворенным голосом выдыхает ему в ухо: – Я согрелся… Кипелов только фыркает, спихивает с себя гитариста и тянется за влажными салфетками. Сил подниматься с кровати нет у обоих, и они не предпринимают таких попыток. Через несколько минут Сергей обнимает Валеру и, довольно щурясь, прижимает к себе. Тот зарывается в родные руки, которые неизменно дают ощущение спокойствия и безопасности. За окном вовсю поют птицы, но солнечный свет почти не пробивается через плотные шторы на окнах и вскоре оба музыканта погружаются в сон – до вечера еще много времени и они успеют выспаться в тишине и покое…
Io: *** Валера схватил Рыжего в охапку. - Куда собрался? Не пущу! Маврин сидел на его коленях и звонко смеялся, делая вид, что вообще-то протестует против этого совращения совершеннолетних. - Убери руки! Что ты творишь? Развратник! Нет! Я сказал, Нет! В его взгляде плясали маленькие чертики, и сам он был точно соткан из пламени и света. Откинувшись назад, Сергей всем своим видом показывал чего ему на самом деле хочется. Кипелов нежно поцеловал его шею, провел по ней языком, добрался до бьющейся жилки, слегка прикусив кожицу рядом. - Я же сказал… «нет!» - томно протянул Сергей, повернувшись к Валерику полубоком. Долгий поцелуй, дразнящие ласки. Оба и не заметили, каким это образом оказались на полу. - Здесь пыльно! – капризничал Маврик, но сам уже уступал, как можно было не уступить? Лерка целовал его все жарче, руки его двигались все активнее, точно находя нужные точки, а Рыжий двигался навстречу, чтобы сорвать новый поцелуй, получить еще больше ласки… Лерик не отказывал. Стоп кадры. Синяя зажигалка, закатившаяся за диван. Колтун серой пыли. Коричневый синтетический ворс ковровой дорожки. Вдох-выдох… Диванная подушка так кстати… Вдох-выдох… Ну, чего он медлит? Кипелов прижимает Рыжего так, что уж и не высвободиться, а тот и не думает об этом. Он вообще не думает. Крестовина крутящегося стула. Смятая сигаретная пачка. Лучше приподняться на колени… но Лерик сам знает… как лучше, поднимает… направляет… толкается вперед… Чертов ковролин впивается в колени и царапает ладони… это оттого, что кто-то тушил о него сигареты. Бенгальские огни так же внесли свой посильный вклад. Рыжий закусывает губу… спина мокрая от пота. Какого черта Лерка не снял с него майку? Чего уж теперь… Его руки как всегда на месте… помогает достигнуть оргазма… Маврин кусает губы, двигаясь ритмично… позволяет вокалеру делать все самому, больше невозможно подстраиваться под его темп… оба хватают ртом воздух… почти сразу кончают… Сергей чувствует, как из прокушенной губы скатывается капля крови… а плевать… Какое-то время оба лежат без движения. Ноги ватные при попытке подняться слушаются плохо. Но все же потом Валера направляется в уборную, за ним приходит Сергей… весь в пыли и песке, прилипшей к торсу майке, растрепанный, с красной от засосов шеей… - Классно поработали, - подытоживает он, - меня в таком виде жена на порог не пустит, это прямо с корабля на бля! - Чего ты переживаешь? – Лерик мурлыкает, прижимая Маврика к холодному кафелю, прикинься выпившим, поедем ко мне, Галя и слова не скажет… - Да… выставит нас обоих! Но, попытка не пытка! Куда теперь деваться? Надо судьбу свою испытать. Супруга Кипелова Валерия Александровича визиту двоих музыкантов не порадовалась. Сказала, что испытывают окаянные, не судьбу, а ее терпение, и что Рыжий мог бы и совесть поиметь, а вообще ему уже ничего не поможет, поэтому шел бы он далеко и надолго, и мужа ее забрал бы с собой, а вот как протрезвеют, мол, тогда пусть и приходят с цветами и извинениями. Оба. - Говорил же я тебе! – лениво протянул Маврин, забираясь за руль видавшего виды «жигуленка», - пошлет она нас с тобой в дальнее плавание… а у меня спина болит, ты в курсе? И я спать хочу. Так что если засну по дороге, ты толкни уж… - Угу, - сказал Кипелов, и отрубился сам. Дорога, к счастью была ровная, что называется, без сучка и задоринки. Бензина достаточно, только спать хочется. Кипелов умеет вымотать, тут уж ни дать ни взять… хотя как не дать? Маврин усмехнулся, закурил, и сделал радио погромче, чтобы так сильно не клонило в сон. Все эти нехитрые ухищрения действовали недолго. Примерно до первого поста ДПС. Сергей точно не мог бы сказать действительно ли дежуривший старлей назвал его сударем, или ему сие только пригрезилось. Однако речь его выглядела примерно так: «Сударь, да вы пьяны пройдемте!». Валера, проснувшись, попытался что-то возразить, потом вроде бы, задобрить милиционера автографом или обещанием проходки. Но тот металл не любил. Даже более того, ненавидел. Тем паче обидно было отпускать двоих патлатых. «Даже на опохмел не оставили, супостаты!» - подумал старлей, но это не имело уже никакого значения. Сергей смутно помнил, каким именно образом они доехали до его загородного коттеджа ни во что не врезавшись, и не съехав в кювет по дороге, однако, проснулся он глубокой ночью оттого, что Валера гладил его по волосам. Гитарист улыбнулся вокалеру и прижавшись теснее пробурчал что-то невразумительное.
Susя: Утоли мои печали Я опять один. Всегда один, открытый всем ветрам. Всегда навзрыд, наизнанку, до крика, раздираемый всеми страстями. Стоит пустить через себя чужую эмоцию, как я уже, задыхаясь, увлекаю весь мир в свой вихрь. Отчаяние, вой, надрыв, истерия. Рыдания. Крик уносит ветром, что рвёт меня уже тридцать лет, а критики аплодируют стоя. - Какие эмоции! - Какая экспрессия! - Какое проживание материала! - Просто до слёз! Я стою выжатый, пустой, и почти слышу, как внутри свистит воздух. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Как будто флейта, только что выгибавшаяся от штормовых чувств, теперь стоит, продуваемая случайным сквозняком и тоскует по тёплым губам флейтиста, придававшим ей – пустому дырявому куску дерева – смысл и силу древнего божества. - Не умирай, - горячие мозолистые пальцы касаются запястья, в ладонь тычется горячая фарфоровая кружка. Коротко киваю, не открывая глаз, - боюсь, что пустота во мне поглотит всё. Или ветер снова рванётся через обессиленное тело, и я не смогу сдержать его ярость. Да и не нужно смотреть, чтобы узнать тебя. Я помню переливы твоего голоса наизусть – спады и подъёмы, водовороты и мелкая рябь. Глубокая тёплая тихая река, которая смывает боль и страх, заполняет сосущую пустоту, ласкает и успокаивает. И постоянно ускользает из судорожно стиснутого кулака. Однажды я видел, как тонет стеклянный пузырёк. Кувыркается, танцуя в просвеченной насквозь воде, играет ртутно блестящими шариками воздуха внутри, выпуская их по одному. И, наконец, заполнившись зеленоватой водой полностью, исчезает. Будто растворяется. Буря кончилась, и я стою, ловя отголоски чужих эмоций. Холодно. Сквозняк. Признательность, похвалы, лесть, жадные взгляды, жадные руки, белые листки, чёрные маркеры. Мир постепенно выцветает – с каждой вспышкой, в центр которой я должен смотреть и не щуриться. Улыбаться. Обнимать. Расписываться. Пожимать руки. Складывать пальцы в привычные жесты – искажённые и оттого потерявшие силу магические фигуры. Моё небо, я почти ослеп… Я хочу раствориться в тебе и забыть о диком танце ветра внутри. Я устал. Я не хочу эпитетов, похвал, рукоплесканий. Я хочу тепла твоих рук, хочу сжаться в твоих объятиях и заснуть, не слыша леденящего свиста в ушах. Крадучись, разувшись и стараясь не касаться стен, вхожу в комнату, несколько секунд привыкаю к темноте и приближаюсь к твоей кровати. Я отсюда чувствую твоё тепло. Ровное дыхание. Вдох, выдох. Тёмные кудри разметались по подушке. Присев на краешек кровати, я несмело трогаю бархатный завиток. - ...ррртём? Я подскакиваю, будто застигнутый на месте преступления. А ты уже сидишь на кровати и ждёшь ответа, призывно пахнущий теплом и мягкостью воды. От окна по полу тянет свежестью, и я машинально поджимаю босые ноги. Сквозняк. - Ложись уж… - улыбаешься. Улыбаешься! Запускаешь руку в волосы и заваливаешь на себя – в ровное ласковое тепло – и сразу же засыпаешь. А я впитываю тебя всем телом, как заблудившийся в пустыне, наконец-то нашедший родник – вжимаюсь лицом, еле ощутимо дотрагиваясь губами, сжимаю плечи, чтобы не потерять. Постепенно согреваюсь и задрёмываю, расслабляя пальцы. Воду в кулаке не удержишь – только в раскрытой ладони… На улице начинается дождь, и мой шёпот сливается с шорохом капель: - Юрррркааааа...
полная версия страницы