Форум » » Слеш и полный бред *(продолжение) » Ответить
Слеш и полный бред *(продолжение)
Io: Вдруг кто не прочел аннотацию: Эта тема создана согласно ст. 28, ст. 29 (п.1 ,п.3 ,п.4 ,п.5) Конституции Российской Федерации, а так же ст. 138 Гражданского кодекса Российской Федерации. Подробно: * Cт. 28 Конституции РФ гласит: каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать собственную религию [….] иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. * Cт. 29 Конституции РФ п. 1 гласит: каждому гарантируется свобода мысли и свобода слова. - Cт. 29 Конституции РФ п. 3. Никто не может быть принужден к выражению своих мыслей и убеждений или отказу от них. - Cт. 29 Конституции РФ п. 4 каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить информацию любым законным способом. - Cт. 29 Конституции РФ п. 5 гарантируется свобода СМИ. Цензура запрещается. * Cт. 138 ГК РФ гласит: в случаях и в порядке, установленных настоящим кодексом и другими законами, признается исключительное право (интеллектуальная собственность) гражданина или юр.лица на результаты интеллектуальной деятельности […]. Использование результатов интеллектуальной деятельности [….] может осуществляться третьими лицами только с согласия правообладателя. Здесь вы прочтете фанфики и прочий бред, который родился в мозгу правообладателей, не имеет никакого отношения к действительности и представляет собой развлекалово. [more]Он снова приехал домой поздно. Не так, чтобы очень… не так, чтобы Саша уже начал переживать. Рукопожатие. Быстрое объятие. Легкий поцелуй. - Пробки? - Нет. Они не привыкли обманывать друг друга. - Снова те же проблемы? – без злобы спросил ударник. - Да, - откликнулся Валера. - Что ты решил? - Как всегда, ничего. - Вы поговорили? - Нет. - Ты боишься? - Я не знаю. - Я приготовил ужин… - Спасибо, я с удовольствием поем… Саша разогревает картофель с поджаристой золотой корочкой и сочным бифштексом, наливает чай с вишневой косточкой, садится рядом… наблюдая за ним. Потом они вместе убирают со стола. - Ты жалеешь, что все так вышло? - Я не знаю… я просто немного растерян… совсем немного. Но… я решил другое. Все это больше не имеет никакого значения. - Ты думаешь? - Я знаю. Манякин гасит свет, прибавив температуру на котле, берет еще один плед… в феврале-начале марта так морозно, что кажется, звенящий холод пробирает до костей. Он накидывает еще один плед. - Не холодно? - Немного… Саша обнял вокалиста. - Сейчас будет теплее… Валера улыбается, Манякин чувствует это, гладит того по волосам… холодные Валеркины ступни между его ногами… он смеется. Кипелов кутается в его объятия и два пледа, наброшенные сверху… - Тебя согреть? – на ушко шепчет Маня, чуть касаясь губами. Мурашки разбегаются по всему телу вокалиста. Валера обнимает его… - Согрей… В его голосе интрига, обещание сладкой истомы… а может быть… Саша высвобождает его из плена одежды. Лерка притворно капризничает. Руки Манякина ласкают его. Лера чувствует, как жар исходит от его ладоней. Прогибаясь навстречу. Позволяя Сашиным пальцам ласкать, распаляя страсть. Настоящее не уйдет никуда. [/more] Все материалы, представленные в данном разделе не подлежат копированию и несанкционированному с авторами распространению. При выявлении подобных случаев, к нарушившим будут применены меры административного характера. Kipelove.borda
Салли МанЬякина: Когда-то мне приснился длинный и запутанный сон. Я его записала, потом выкинула все, что показалось лишним. Вашему вниманию то, что получилось. В просторном гостиничном кафе за большим столом рядом с лестницей завтракают отцы-основатели русского металла. Холстинин, Дубинин, Маврин, Грановский, Терентьев, и примкнувшие к ним Максимов и Харьков. Вкусный завтрак за счет заведения, куча тем для разговоров, жить бы и радоватся, но Сергей Терентьев мрачнеет с каждой минутой. Его не волнует в данную конкретную минуту не проходящий фестиваль, ни щедрость спонсоров или прочие нюансы. Его волнует только один вопрос. Где, мать его так, Артем? После вчерашней пьянки по поводу открытия мероприятия Стыров пропал. Не явился ночевать в номер, добытый путем хитрых манипуляций по обмену номерами и местами Сидящему напротив Тери Холстинину тоже как-то жизнь не кажется радужной. И у него тоже один вопрос: «Где черти носят Валеру?». Ведь вчера уже собрались идти в номер, как Холста Маврик позвал просто ну на секундочку, а там глядь – и нет Валерки. У Маврина и Дубинина лица глумливо-блудливые. Они шушукаются и улыбаются. Кажется, словно какую-то гадость готовят. Терентьев уже допивал кофе, когда Дуб посмотрел куда-то в направлении лестницы и радостно заорал, толкая Маврика локтем: «Спалились!!! Спалились!!!». По лестнице спускались Артем и Валера. При этом Артем интимно держал Валеру за локоть, и что-то говорил, наклонившись к самому уху. Терентьев грохнул чашкой по блюдцу, а из рук Холстинина, пошедшего в этот момент стащить очередной пирожок, выпала тарелка. За стол вокалисты уселись вместе, не прерывая разговора. Да, еще в придачу, Валерий принялся ухаживать за Артемом: то пирожок передаст, то чаю подольет. Этого Теря стерпеть не мог. Встал, с явным намерением разобраться, но в последний момент сообразил, что лучше не затевать публичного скандала, и стремительно покинул кафе. Холстинин же, сделав каменную физиномию, спокойно заканчивал трапезу. Некоторое время Теря стоял в корридоре и таращился в окно, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Ревность застилала глаза, кипела и бурлила. Ну как Артем так мог поступить? И что вообще происходит, это что продолжение того, что было в поезде? Но, там вроде бы ни чего такого не было. Артем и Валера, нет, это решительно не укладывалось в голове. Этого быть не может? Или может? Почему-то в терину голову даже не закрадывалась мысль, что дело было совсем не так, как он себе нафантазировал. В конце концов Сергей окончательно запутался в своих мыслях и чувствах. И тут в конце коридора показался Артем. Гитарист решил не упускать своего, и расставить все по местам. Практически затащив Артема в закуток возле лифтов, Теря стал очень темпераментно и не очень литературно, излагать свое мнение о событиях прошло ночи и теперешнего утра. Стыров стоял, засунув руки в карманы джинсов, и был на удивление спокоен. Дав Сергею выговорится, Стыров сказал: - Послушай, Терентьев, я не желаю оправдываться за то, чего не было. Дуб с Мавриком закрыли нас с Валерой в какой-то кладовке, где мы и просидели до утра, пока нас случайно не выпустили. Мой мобильник остался в нашем номере, позвонить я не мог. Ничего ТАКОГО, что ты себе насочинял не было. Нет, я не знаю, был ли телефон у Кипелова. Уж если бы был, наверняка он бы кому-нибудь позвонил. Так что, твои фантазии – это твои проблемы. И неизвестно, как бы закончилась эта разборка, если бы в закутке не появилась женщина, заблудившаяся в гостиничных коридорах. - Простите, вы не подскажите, на мастер-класс по этно барабанам это на третий этаж? – спросила женщина. - Да, - недовольно ответил Теря, убирая руки за спину и отстраняясь от Стырова. Женщина нажала кнопку вызова, и стала ждать лифт. - Ой, Артемий Анатольевич у Вас все в порядке? – спросила она у Стырова - Да, спасибо. - А можно дурацкий вопрос? - не унималась женщина, - А кто все-таки над Вами так пошутил? Ну, я в смысле, закрыл в той подсобке, из которой я Вас сегодня с утра выпустила? - Не знаю, - с деланным равнодушием ответил Артем. Терю все эти вопросы порядком раздосадовали, но тут наконец-то пришел лифт, и любительница этнических барабанов уехала на свой мастер-класс. Артем молча отправился в общий их с Терей номер. Полковнику же в номер идти не хотелось категорически. Он болтался по территории гостиницы и вокруг, слушал сплетни. Говорили о том, что недалеко от гостиницы, в скверике, нашли убитого парня, вроде как музыканта, что милиция ходит и всех опрашивает. И почему-то, Терентьеву почему-то стало холодно. Ведь они вчера с Артемом гуляли в том самом скверике, смотрели на реку и Луну… И мелькнула мысль, о том, насколько хрупка человеческая жизнь, и что вот сейчас говорят о каком-то неизвестном парнишке, а ведь не дай бог… Даже додумывать было страшно, что могло случиться что-то с Артемом, с кем-то из своих … Под влиянием всех этих мыслей созрело решение помирится. Пока Теря собирал сплетни и философствовал, Артем вернулся в номер, и долго стоял под душем, отмываясь от запахов подсобки. Казалось, что волосы навсегда пропитались едким химическим ароматизатором какого-то средства для мытья чего-то там. Попутно продумывался некий несимметричный ответ Маврику. Понятно было, что это просто пьяная шутка, но от этого возмущения не убавлялось, да еще и сцена, устроенная Терей. Даже и предположить он не мог, что будет столь бурная реакция. Конечно, стоило сесть рядом с Полковником, и не провоцировать. Но это означало находится и в обществе Дубинина, чего не хотелось настолько, что о чувствах гитариста как-то даже и не подумалось. Закончив с банными процедурами и завернувшись в халат, Артем ощутил, насколько вымотала его ночь в вонючей подсобке в компании Кипелова. Хотя, надо заметить, беседа у них сложилась даже очень интересная, но если бы эти темы обсуждались при других обстоятельствах, было бы гораздо лучше. Артем завалился на кровать, и сразу же уснул. Полковник еще малость погулял вокруг гостиницы, решил заняться самосовершенствованием, что бы ревность снова не заставила его говорить и делать глупости. Погода испортилась, и вернуться в номер получилось уже как-то само собой. Войдя, Теря обнаружил, что Артем спит с мокрыми волосами, а в окно в номере открыто, и ветер вовсю гуляет, заставляя спящего зябко кутаться в халат. Опять с голосом проблемы будут. Окно надо закрыть. Укрывая Артема одеялом, не удержался, и дотронулся губами до его виска. Тот вздохнул во сне и потянулся к Терентьеву. Как можно было его не обнять, и не прижать к себе, зарываясь лицом во влажные и пахнущие шампунем волосы? От излишне крепких объятий Стыров проснулся. Объяснение далось тяжело обоим. Стыров был оскорблен отсутствием доверия, и возмущен устроенной сценой. Теря даже не пытался оправдываться, клялся, что больше такого не повториться, что он уже все понял. Слова кончились. Надо было ставить точку. Но вот как? Из них двоих Артем всегда легче находил решение в такой ситуации. Просто сел рядом, положил голову Тере на плечо, переплел свои пальцы с его и попросил помочь расчесать волосы. Все. Это полная и окончательная амнистия для Тери. Осталось только объяснить Маврику и Дубу, что за такие шутки в зубах бывают промежутки.
Io: mms Бывает я просто так бездумно вбиваю в поисковик твою фамилию и жму «новости». Иногда можно действительно что-то узнать, но в большинстве, конечно, анонсы мероприятий или биографии. Это так странно. Вот мы еще живы, а про нас уже пишут «Нестеровскую» летопись, искажая факты, даты, события, восприятие… так и должно быть? Так всегда бывает? Мы так долго не виделись, что мне кажется, что твой образ превращается в какой-то размытый фотоснимок. Одно дело, когда ты смотришь с фотографии, такой суровый и брутальный, как и подобает настоящему металлисту, и совсем другое, когда ты небритый и растрепанный шаришь рукой в поисках выключателя и щуришься на свет, матерясь себе под нос, а я, высунувшись из-под теплого одеяла, гляжу на тебя и умиляюсь, только стараюсь не подавать вида. Интересно, насколько хорошо это у меня получается? Последние твои фото мне понравились. И даже очень. Ты выглядишь моложе и свежее, точно вернулся с курорта. Или так хорошо постарались девочки с фотошопом? Но вот бандеросовскую небритость явно не они тебе нарисовали. Может быть, твой арт-директор считает, что так еще брутальнее? Или ты так дразнишься, подзадоривая фантазию своих фанаток? Я рассматриваю твое новое фото и не могу понять, чего мне хочется больше – изучить каждую твою черту или прямо теперь оказаться рядом, чтобы уже никуда тебя не отпускать. Телефон отзывается на мои невеселые мысли. Одно радует – я, наконец, слышу тебя. - Привет, я соскучился. - Я тоже… когда вы возвращаетесь? - Через три недели.. - Лера… я… не выдержу… так долго… - слова сами срываются с языка, я не хотел расстраивать его или заставлять беспокоится, но сердце оказалось быстрее разума. - Прости, родной… я сейчас действительно не могу ничего сделать, слишком плотный график и нет совпадений по направлениям… будто нарочно… - Я понимаю… я не то хотел сказать… я… - Не переживай. Я все понимаю. Не обижайся на меня… мы скоро увидимся, и ты покажешь мне свой новый альбом… - Там будет песня для тебя… - Про поезд? – усмехнулся Валера. - Нет, про судьбу и роковые совпадения. Про то, что шанс все изменить есть всегда, важно только поверить в свои силы и сделать первый шаг. - … спасибо. - Лер… я… - Молчи… я слышу, как ты волнуешься… …мы как влюбленные подростки. Как парочка из безмедийного века, выброшенная на жестокий песчаный берег из вод благоденствия. Как я ненавижу все эти расстояния! Почему нельзя просто… Нет… «просто» нельзя. Не нам с тобой. Еще не пришло время, а я вовсе не уверен, что когда-нибудь оно наступит. Что будет такой совершенно особенный день, когда мы, сидя в шезлонгах в белоснежных курортных халатах, будем наблюдать, как круглое красное солнце опрокидывается в океан… а если даже случится такой невероятный сценарий, то… все равно нельзя будет сказать «просто». Хорошо, что можно загрузить себя работой. Хорошо, что есть куда двигаться, хорошо, что есть ты… я знаю, что наша встреча не будет скорой, но… я знаю и то, что ты не меньше скучаешь по мне. Кто-то очень недобрый недавно научил тебя пользоваться ммс на телефоне и теперь я люблю и ненавижу этого человека, поскольку, когда ты присылаешь мне свои фотографии - я ненадолго схожу с ума… но я знаю, как отомстить тебе… Стаскивая футболку через голову, а резинку с волос - я делаю несколько снимков и отправляю в ответ. Хорошо, что в столько поздний час на студии никого нет, мне не нужно объяснять ради кого я так стараюсь. Ты перезваниваешь почти сразу. Шипишь на меня. Что я срываю концерты… что я отвратительный мерзкий тип, и ты вообще не понимаешь, как мог связаться с таким как я. Но все это лишь прикрытие… поскольку прорывающаяся хрипотца в твоем голосе говорит мне о многом. Возможно, больше, чем ты хотел бы сказать. Ты ругаешься, но очень быстро сменяешь гнев на милость… ничего каких-нибудь три недели… и я не выпущу тебя из спальни до самого юбилейного концерта, что бы ты там не говорил.
Io: Марсианские хроники. "Погоня" * Весна была в самом разгаре. Разноцветные гарии роняли смешные лепестки, усыпая собой все дорожки третьего корпуса и часть летного поля. Как бы старательны не были автоматические уборщики – природа все равно была сильнее. Кадеты были не в восторге от занятий по выходным и поэтому слушали преподавателей вполуха, и показатели по зачетам не превышали 60% рубеж. Очередная лекция подошла к концу. Валера захлопнул планшет и откинулся в эргономичном кресле. Сергей все еще был на поле, но Кипелов знал, что они обязательно встретятся в учительской на перерыве. Что-что, а без дозы кофеина Маврин до вечера не дотянет – к гадалке не ходи. - Я так и знал, что застану тебя здесь! - Я сейчас усну, - пожаловался тот. - 3.11? - Ну, да…. - Насколько все это серьезно? - Понятия не имею. На мой взгляд все эти опасения по поводу людей на данном этапе лишены всякого смысла, с чего Туарен вообще взял, что они решили устроить экспансию? - Ну… все эти их марсоходы порядком досаждают Министерству пропаганды. - Почему, по-моему, у них отличный загончик, где они будут ковыряться еще лет пятьдесят. - Они собираются монтировать модули на Луне, чтобы было удобнее перебрасывать сюда корабли. - Так почему не подкинуть им для анализа что-то ядовитое? - Я что похож на Главнокомандующего? - Иди на фиг. - Ты ведь можешь попросить кого-то на замену? - Могу, но… -… либо кто-то может прозевать что-то действительно важное, либо угробить кадетов? - Что-то вроде того. - Какое у тебя самомнение, однако - Ты прекрасно осведомлен о моей мании величия, - огрызнулся Маврин, - если тебя что-то не устраивает, мог бы не браться за разработку системы гражданской обороны. - Это не одно и то же! - Вот так всегда. В учительской появился преподаватель информационных систем Валадар, глядя на Кипелова и Маврина он усмехнулся: - Семейная идиллия? - Иди на хрен! – в один голос откликнулись те. - Не, ребята, вам надо съезжать отсюда к чертовой бабушке, а то у нас будет Вторая Межпланетная, и все из-за вас. - Знаешь ли, Валадар Вселовдович… - Знаю, Валерий Александрович… Они рассмеялись и, отойдя от короткой словесной перепалки, принялись обсуждать кадетов и будущие выборы в совет Дормиля. Сергей чуть было не заснул, слушая о достоинствах того или иного преподавателя или профессора. - Давайте сменим тему, - зевая, предложил он. - О чем бы ты хотел поговорить? - Ну не знаю… например о Земле. - А что о ней говорить? Неужели ты хочешь в сотый раз обсудить этих варваров и их обычаи? - Эти варвары наши прародители, между прочим. - И им, заметьте, ничуть не стыдно! - Им не может быть стыдно за то, чего они не помнят. - На мой взгляд, у них достаточно материальных источников, а то, что дикари не могут грамотно истолковать их, это, уж извините, не наши с вами проблемы. - Но Министерство пропаганды толкает нас в Третье столкновение миров, а вовсе не мы с Валерием Александровичем. - Я говорил о Второй Межпланетной войне… - Не важно, Первое столкновение не имело таких катастрофических последствий. - Но ни к чему хорошему не привело. Валадар вздохнул, махнув рукой на коллег и зачерпнул еще немного сладких воздушных шариков. - А вы кстати, слышали, что натворили кадеты? - Скажи лучше, чего они «не натворили»… Валера всплеснул руками: - Они подбросили в песочницу с марсоходом пакет от фастфуда и дохлого таракана. - Опять они за свое… - Молодость… что же вы хотите. В прошлом цикле кто напугал землян на Луне до того, что вся их программа была свернута менее чем за три цикла? - Ну… - Сергей отвернулся, всем своим видом показывая, что не имеет к этому происшествию никакого отношения. - Ладно. Ребята, хорошо с вами, - откликнулся Валерий, - но мне пора, у меня сегодня еще несколько лекций. - А у меня лётные закончились… тебя подождать? - Если только в Сновиле… я боюсь, ты промахнешься астероидом с твоим недосыпом. - Ты уже спишь и видишь такую перспективу? - Мне было бы интересно поглядеть, как тебя размажет по континууму. Кипелов показал Маврину язык и скрылся за дверью. Еще один обычный день в Виарии. Конечно, академия была не лучшей в галактике, но многие продвинутые родители отдавали даже самых знатных отпрысков обучаться летному делу здесь, поскольку непосредственная близость деградировавших предков с Земли, считалось, благотворно влияла на осознание важности учебного процессе. «Ну, конечно!» - сказал бы каждый, кто учился здесь. Скорее это давало дополнительные возможности похулиганить, показать землянам НЛО и поржать над местными новостями. Или вот, как вчера, подбросить исследовательским аппаратам фантик от конфеты, дохлого таракана или другой прикол в том же стиле. Дети есть дети… и сами они когда-то были такими. Сергей действительно дожидался Валерия в Сноувиле. Ему удалось немного расслабиться и почувствовать себя лучше. Обогащенные питательными веществами коктейли и растворители сознания действовали сейчас как нельзя лучше. - Удалось отдохнуть? – Кипелов появился как всегда тихо и почти незаметно. Маврин вздрогнул, но потом расслабился и, усевшись поудобнее, ответил: - Я чувствую себя лучше, но если сегодня не поспать еще одну смену, то прямо не знаю. Скажи Володе, что мне достаточно ресурсов и на 3.11 я сегодня никак. - Хорошо, но не думаю, что он станет трезвонить среди ночи. - А кто его знает. В прошлый раз, вон эти марсоходы выбрались из песочницы, и, что еще оставалось делать? - Неужели больше никого свободного не нашел? - Просто знал, что я не откажусь. Валера фыркнул, но не стал продолжать дискуссию. - Поехали домой… - Идет… Оба зашли в прозрачный телап для перемещений. Валера подключил электроды, набрал координаты и сосредоточился на необходимых параметрах, Маврин просто вяло пристегнул свое сознание к его каналу и в следующий момент оба материализовались уже в гостиной. Их жилище было обставлено в стиле позднего Цуала с легким намеком на то, что подсмотрели в земных сериалах. И нельзя было обвинить прочих обителей планетоида Ро в том, что они копировали земную культуру. В конце концов, колыбель вселенской жизни всегда задавала тон в культуре, как бы над ней не подхихикивали в Министерстве пропаганды или в Культминстрое. - Иногда я думаю, что было бы здорово показать землянам, что они не одиноки во вселенной, рассказать этим существам, что они на самом деле являются родителями стольких великих Содружеств планет! Но я прекрасно понимаю, что министр по Межпланетным отношениям прав. Если эти неразумные неандертальцы сумели уничтожить свою планету во второй раз и, только благодаря Содружеству ее удалось восстановить, то чего уж тут говорить? - Я вообще стараюсь об этом не думать, - буркнул Валера, - шагом марш в кровать. - Еще пять минуточек, мамочка! За это Маврин получил тапкой пониже спины и тут же скрылся на втором уровне, не забыв скорчить забавную рожу. Валера хотел посмотреть какой-нибудь земной сериал, но передумал. Не то, что фольк вышел из моды, просто сегодня не хотелось перегружать мозг лишней информацией, и он, бездумно потыкав по отражениям разных планет направился вслед за Сергеем. - Ты почему еще не спишь? – строго спросил он, - вот сейчас позвонит Холстинин и полетите снова какой-нибудь луноход переворачивать! - Да ладно тебе, я уже отправил рапорт. - И то ладно… - Кипелов забрался в гнездо из одеял, наверченное Сергеем, и прижался к нему, обнимая и даря легкомысленный поцелуй. - Я вот думаю, как они на Земле? - Кто? - Наши инфооболочки. Они одни из немногих ведь, кто действительно встретился и даже… ну у них почти получилось также, как и у нас. - Не совсем. - Ну… то, что они снова в ссоре еще ничего не значит. - Я не об этом. Просто там на Земле они как в детском саду делятся по расовым признакам, думают, что пол, возраст, опыт, цвет кожи, глаз и уровень мозговой активности делает людей различными. Они просто пока не доросли до того, чтобы понять, что все это напротив сближает людей. Что, помня о смертности любой физической оболочки важно какой инфослед ты оставишь за собой. - А что если наш путь не совсем правильный? Что если система должна обновляться, а мы здесь закостенели? Что если нам не хватает их наивности? Мы ведь в культурном смысле вообще никуда бы не ушли. - Я не знаю… скорее всего это есть в некотором особом генеральном плане. Мы им технологию, они нам культуру. - Но… если они увидят, что Марс, к примеру, обитаем, они просто выдоят его до капли, как практически выдоили Землю. - Давай не будем сейчас говорить об этом… - А о чем будем? - Спи, неугомонный! - А поцеловать? Их губы встретились. Валера нежно с силой провел руками по сильной спине Сергея. Тот мгновенно вышел из оцепенения. Сноувиль всегда умел взбодрить его. Отличный персонал и правильно подобранные тонизирующие средства позволяли Маврину довольно сносно функционировать в такой приятной роли. - Негодник… - прошептал Кипелов, подставляя шею и грудь для все более напористых поцелуев и ласк. Одежда была отброшена в сторону, так же как и одеяла, полетевшие вслед за ней одеяла и подушки. Сколько циклов они провели вместе? Сколько планетоидов посетили? Куда только не забрасывала из судьба, но Валера всегда закрывал глаза, когда Сережка, его Сережка любил его… он бывал неистовым, бывал мягким и нежным, но всегда точно знал чего хочется Лере и удовлетворял его сполна. Вот и теперь, несмотря на свою пассивную роль Кипелов чувствовал, как блаженная истома заполняет его тело. Они кончили почти одновременно. Маврин помог Валере рукой и они скрепили поцелуем финальный аккорд обоюдной страсти, разделив на двоих вырвавшийся стон. * Обитатель планеты Земля Сергей Константинович Маврин никак не мог заснуть. За окном маячил почти полный диск Луны, а чуть правее сверху розоватой точкой горел Марс. Сергей не думал об этом. Он прошелся по квартире, погруженной в чуткий покой. Было слышно, как у соседей тикают часы за стенкой. Совершено особенное ночное безмолвие, в котором любой звук становится в десятки раз слышнее. Он налил воды в стакан, сделав пару глотков, понял, что все равно не погасит огонь, что так непрошено ворвался сегодня в размеренное течение его жизни. Сергей вспоминал о запретных и таких сладких минутах, проведенных вместе с Валерой. Как он теперь? Вспоминает ли хоть иногда? А может быть, маска нарочитого пофигизма и холодности уже стала основой его сути? Однако мысль додумать гитарист не успел, даже толком пожалеть себя не получилось. С небом сегодня определенно было что-то не так. Точка, еще пару минут назад бывшая Марсом очень быстро увеличивалась в размерах. «Апокалипсис?» - с надеждой подумал Маврин, но и на этот раз не повезло. По небу очень быстро перемешались несколько вполне себе вещественных НЛО. Сергей никогда не видел ничего подобного, и вообще, считал что подобное можно увидеть только спьяну, но он был трезв, и даже холодная вода не привела его в чувства. Две огненные точки с огромной скоростью перемещались по московскому небу. Создавалось впечатление, что подростки угнали отцовский джип и пытаются удержать машину на дороге. «Что за черт…». Маврин набрал не 02, и даже не 03… а почему-то Кипеловский номер. Это был отличный повод и даже более, чем… - Ты чего звонишь так поздно? – недовольное в трубке. - Погляди на небо… я хочу знать я сошел с ума, или одно из двух… - Ну, Луна… - недовольно проворчал Кипелов, - ну, Марс… ну… матерь божья! Это что за твою налево?! - Теперь я спокоен… оно действительно существует… Сергей уселся на подоконник, закурил сигарету и принялся наблюдать за хаотичными перемещениями тарелок. - Я никогда не видел ничего подобного. - Я тоже… - Думаешь… многие видят сейчас это? - Не знаю, люди все в основном смотрят под ноги… но думаю, завтра в газетах появится строчка про лазеры… но ты же понимаешь, что это не лазеры… - Конечно, понимаю… можно… можно, я приеду к тебе? - Приезжай… возьми такси… не показывай водителю Это…. - Да… Вот так… все просто. Возможно, сейчас начнется что-то еще более удивительное, что-то по-настоящему волшебное, чего никогда раньше не было и они разделят чудо на двоих, или встретят ужас вселенской катастрофы… но опять-таки вместе. Кипелов приехал довольно быстро. Московские дороги в предутренний час были пусты. Маврин надел теплую куртку, и выдал Кипелову дополнительный шарф. Они поднялись на крышу и как завороженные следили за движениями НЛО. - Это похоже на чудо… - улыбнулся Маврин, - будто метеоритный дождь в августе… - Мне немного жутко… - Валера придвинулся поближе к гитаристу, а после вовсе закутался в его объятия. Словно не было многочисленных ссор, выяснений отношений, кто прав, кто не прав. Словно не было всех этих размолвок и расставаний до «больше никогда», не было притворства и лжи о том, что у каждого их них «кто-то есть»… они были вместе… и смотрели на необыкновенно чистое звездное и чудесное небо, в котором шалили неопознанные летающие объекты. Неожиданно к имеющимся двум тарелкам добавились еще две. Потом еще четыре. Они все были разных цветов, и, казалось, даже оставляли инверсионные следы. - Все, - резюмировал Маврин, - детей застукали. - Почему детей? – удивился Кипелов. - Не знаю, мне почему-то так кажется… смотри те новые, гоняются за этими… Действительно, более крупные огоньки взяли в кольцо те, что появились вначале. Но один все-таки вырвался и стремительно набирая скорость, ринулся к земле. Валерий и Сергей затаили дыхание, как оказалось не зря. Теперь НЛО было похоже на метеор, который теперь стремительно приближался к Земле. Вот вошел в плотные слои атмосферы. Загорелся. Пошел юзом. Одна большая зеленая точка ринулась за ним. - Прямо звездные войны! - восторженно прошептал Сергей. - Мне кажется, оно…. Оно СЮДА падает! Оба наблюдателя в какие-то считанные секунды оказались на улице. Было слишком рано, чтобы город проснулся, но, музыканты могли поклясться, что многие видели это, но никто не поспешил за внезапным посланником небес. Сергей даже не понял, как успел захватить с собой фотоаппарат. Они предугадали траекторию падения неопознанного объекта, однако, к их удивлению ничего не произошло. Не было ни взрыва, ни дымовой завесы. Ни-че-го. Сергей и Валерий даже не поняли, каким образом так быстро оказались в Бирюлевском лесопарке, но то, что предстало их глазам, точно хроника какого-то фантасмагорического кино, запечатлелось в памяти обоих не хуже, чем на хромовой пленке. Высоко в дрожащих сумерках парил подсвеченный зеленым конус. От него вниз тянулись серебристые нити-тросы, на которых был закреплен красноватый продолговатый предмет, размером не больше средней иномарки. Двое существ, вели третье к сетло-желтому лучу света. Пойманному не очень нравилась процедура возвращения на корабль. Но самое удивительное было то, что говорили «пришельцы» на чистейшем русском языке и их голоса были знакомы, как Кипелову, так и Маврину. - Я буду жаловаться! – вопил пойманный инопланетянин, - я на вас в суд подам! Да ваша академия больше ни одного гранта не получит! - Видал я тебя по телевизору, - огрызнулся второй пришелец, - и папаше своему так и передай, шельмец! Знаешь, во сколько обходится каждая такая операция? Не знаешь? Так вот у твоей семьи ресурсов не хватит откупиться! Думаешь, после такого дисциплинарного проступка ты хоть один цикл еще проведешь в Академии? - Хватит с ними церемониться, - вздохнул второй, - пеленай его и в карцер. - Таки сразу в карцер… ваши методы воспитания…. - Не беси меня, Лера… это ведь не 3.11, а 0.1! Вот малолетние идиоты! Гитарист забыл, как пользоваться фототехникой, сидя за еще довольно густой растительностью он во все глаза пялился на практически точную копию себя, точную копию Валеры и точную копию Алексея Харькова. Пришельцев, правда, выгодно отличал рост, сложение и общая картина внешности. Никто их них не использовал скафандр, или то, что так любят изображать в фильмах про инопланетян. Кажется, они даже не были вооружены! Они разговаривали на русском языке, эта атмосфера не была для них губительной, да еще они были их братьями-близнецами. От этого «знания» голова шла кругом. Сергею не хотелось верить в происходящее. Быть может, они просто были пьяны? Быть может… Но пришельцы закинув клона Алексея в летающую тарелку не спешили улетать. Они неторопливо осматривались вокруг. А теперь, когда глаза музыкантов привыкли к свету, они смогли разглядеть и своих «клонов». Несмотря на то, что выглядели те немного лучше, возраст их был примерно одинаков. Оба пришельца в волосах имели странные ленты и в общем, больше ничем не отличались от современных людей. - Давай хотя бы чай купим, раз уж оказались здесь, - предложил клон Сергея. - А какая валюта на этой планете? - Хрен его знает. У них еще на разных континентах разная. Надо взять пластиковую карточку, она везде прокатывает. - Пожалуй… Сергей мог бы поклясться, что его клон поставил летающую тарелку на сигнализацию, ну, а иначе, что это черт побери было! И спокойно отправился в 24-часовой магазин за покупками! В тот самый, в который он так часто заходит и сам! - Это ведь все не по-настоящему, да? – шепнул бледный, как снег Валера, - этого ведь не может быть… это галлюцинация… - Я не знаю, Валер… - гитарист плотнее прижал к себе Кипелова, тот перестал мелко подрагивать и наблюдал за тем, как оставленная на «сигналке» тарелка неторопливо растворилась в воздухе. - У них там что… клоны всех людей есть? – сглотнув спросил вокалер. - Понятия не имею… но, кажется, инопланетяне произошли от русских. - Может они мысленно общаются, а мы просто понимаем? - Не знаю… Оба бывших коллеги боялись шелохнуться, пока их клоны отсутствовали. Они боялись, что какие-то сенсоры могли засечь их и тогда, наверное, пришельцы не обрадуются, что их «клоны» подсмотрели за тайной операцией. Отсутствовали инопланетяне совсем недолго. Вернувшись с покупками оба долго и придирчиво изучали целлофановый пакет. - Это ж сколько нефти… так просто в помойное ведро! - Не говоря уже о дереве, ты видел, во сколько слоев все это упаковано! - Почему они не используют другие полимеры? - Потому, что они дикари. А у нас с тобой появились дополнительные ресурсы. - А почему кстати, мы не закупаем у них мусор? Ну раз они выкинули, мы могли бы… - И как это будет выглядеть? Добрый день земляне! Мы пришли с миром, а не продадите ли вы нам ваш мусор, нам очень надо! Вы ж ресурсов выбросили лет на миллион… - Во-первых, не поверят, во-вторых, не продадут… начнут палить своими ядерными ракетами… уничтожат себя в который раз… ну на фиг. - Логично. - Вообще, это не наше дело, пусть Министерство по связям с отсталыми народами этим занимается… «Это кого он называл отсталыми!» - в сердцах подумал Сергей. Клоны Сергея и Валерия расположились на лавочке, отправив пакет на корабль, вновь ставший видимым, они прихлебывали кофе из бумажных стаканчиков и о чем-то негромко переговаривались. Сперва гитаристу и вокалеру не было слышно о чем, но потом легкий ветерок донес до них обрывок разговора. - Я Холстинина урою собственными руками. Он прекрасно, смею тебя заверить, знал… и вообще, это не моя группа… и что я делаю здесь? Вытащен из-под теплого одеяла… бррр… в мерзкий климат, у меня уже волосы грязные… как они вообще здесь живут? - Это Комитет распорядился, что все свободные учителя должны заниматься поимкой беглецов… - Мы в их годы хотя бы делали это не столь явно… - Да, брось ты, Сережа! Мы в их годы чуть было не спалились в Египетских пирамидах, пытаясь перенастроить коды звучания, а ты говоришь… - Ну, зато было весело… Оба чокунлись бумажными стаканчиками. - Поехали домой. У меня завтра первая смена. - Может, забьешь? - С таким отношением руководящего состава, может и забью… Послышался негромкий смех. Клон Валеры положил мусор в урну и поспешил к космическому кораблю. В самом конце своей шпионской деятельности Кипелов и Маврин больше не боялись инопланетных гостей. Они были очень похожи не только внешне, но и складом характеров. Они где-то жили, кем-то работали, и, скорее всего оказались здесь по прихоти вышестоящего начальства. - Все как у нас, - усмехнулся Кипелов. - Ну… Земля – колыбель человечества, они просто уже сделали шаг немного дальше. НЛО снялась с «якоря» и исчезла так же бесшумно, как и появилась. - Как ты думаешь, - по дороге домой Сергей держал Валерия за руку, бесполезный фотоаппарат болтался у него за спиной, - почему они не парились по поводу маскировки? - А вот, Сереж, расскажи мы об этом в приличном обществе, кто нам с тобой поверит? - Ну, метеор, наверное, видели многие… - А кто поверит им? Они улыбнулись друг другу, заглянув в тот же самый магазин. - Так вы же… только что здесь были… - удивилась женщина за прилавком. - Мы подумали, что хотим еще бутылку вина… - Но в это время… - Да, ладно вам… иногда можно сделать исключение… Продавец не стала упорствовать. Провести нал можно было и в десять утра. А эти покупатели были довольно странными, а спорить сегодня почему-то не хотелось ни с кем.
Io: Марсианские хроники. "Весенний праздник" Сережка сидит, заполняет летный журнал. Строчки появляются очень быстро одна за другой. На миг зависают в воздухе и тут же растворяются. Открывается следующее поле, потом еще и еще одно. Он все еще злиться на 4ый курс за инцидент с землянами и на каждом зачете гоняет их так, как будто завтра война. Ребята, конечно, не всегда справляются, но Маврин не злорадствует, он требует, как с них, так и с себя. Наверное, в другой день мы бы уже направились в центр на крейсер-планетоид Эйлар, чтобы побывать на Весеннем празднике, но Сергей твердо решил доделать все сегодня. Я пролистываю новости и терпеливо жду. Когда последний график был раскидан, Маврин удовлетворенно откинулся на кресле и, обратившись ко мне, сказал: - Ну, что? Ты готов к Весеннему празднику? Я улыбнулся. Ведь, кажется, уже целую жизнь назад мы встретились на Весеннем празднике. Была какая-то особенно ранняя пора цветения гариии, девчонки первокурсницы со всех планет раскидывали миллионы лепестков по всем залам. Все словно дышало свежестью и предвосхищением чуда. Уже почти закончилась война с Заулом, уже отгремели последние взрывы на Тиакине. Мы чувствовали себя старше своих лет и возлагали большие надежды на будущее, ровно, как и на Весенний праздник. В тот год венценосные особы и главы министерств были как никогда шикарны. Темой праздника был 18 век Земли. На нас была соответствующая экипировка и так, как летных частей в том времени не было - мы позволяли себе нашивки виде очертаний наших истребителей на черных мундирах. До того самого дня мы учились с Сергеем в разных Академиях. Маврин родился на Титане, но я об этом ничего не знал. Он понравился мне сразу, поскольку очень отличался от всего окружения, которое, как мне тогда чудилось, очень выгодно оттеняет его. Сергей был выше среднего ростом, имел длинные рыжие волосы, не по вживленным капсулам, а именно свои. Статная выправка и очень приятный негромкий смех буквально заворожили меня. Я подумал, что верно у этого курсанта кто-то есть. Вокруг него было много ребят из летного звена, а кроме того, недавно подошедшие валаианки четко давали понять, что уйти с пустыми руками не намерены. Что я мог противопоставить природной красоте барышень? Или успехам высших арати? Я был таким же курсантом, недавно сдавшим все нормативы и ставшим инструктором. Только Сергей получил это право по количеству боевых вылетов, и я по завершению обучения. Я взглянул на кольцо на указательном пальце левой руки. Оно блеснуло матовой гранью от упавшего отблеска искусственного освещения. Это был первый подарок Сергея на следующий день после нашего знакомства. Иридиевый сплав, как он сказал украшение было сделано из подшипниковой группы первого из сбитых им кораблей противника. Интересно ведь, мне даже почти подгонять его не пришлось. Сейчас как будто совсем другие нравы. Может быть, так говорят многие, кто перешагнул определенный рубеж, но тогда отношения без обязательств были не в моде. На Весеннем празднике я так и не решился заговорить с Сергеем. Кажется, акарианка завладела его вниманием на весь вечер, и я проводил время в обществе друзей с родной планеты. А потом, когда все отправились в банкетный зал, Сергей вдруг оказался рядом со мной. Я понял, что не чувствую гравитации, как и пола под своими ногами. - Привет, - сказал он, - как тебя зовут? Я Сергей. - Валера, - чуть слышно выдохнул я. - Ого! Земное имя! – почему-то обрадовался он, тогда мода на землян только набирала обороты и в большинстве своем имена давались средне-велирианские. - Ты пилот? - Курсант. Только закончил. Получил степень наставника. - Я тоже! Думаю, ты понял по погонам. Надрали же мы зад халинам! Ты с какого фронта, мы не встречались? - Нет… я не участвовал в боевых действиях… - мне почему-то вдруг сделалось неловко. А Сергей как-то легко и непринужденно увел разговор в другое русло: - Выходит ты старше, а так и не скажешь. Вот, угощайся! – я не успел ничего сказать, как на моей тарелке оказался вкуснейший тантарианский десерт. Нам было весело вместе, почему-то вдруг нашлись общие темы. Под конец Весеннего праздника мы стояли у большого иллюминатора, глядя на переливающиеся звезды, и вдруг Сергей взял меня за руку. - Ты мне понравился. Очень, - горячо зашептал он, - жаль, что ты марсианин. Но я серьезно тебе говорю… Я вообще не думал, что на Марсе еще осталась летная Академия, чем вы там вообще занимаетесь? Ждете нападения с Земли? Только ты не обижайся, ладно, Валер? – он крепче сжал мои пальцы, я не успел обидеться. Я вообще не успел осмыслить все, что только что произошло. Все было слишком быстро, слишком стремительно. Я почувствовал, как кровь ударила в голову. Я едва стоял на ногах… но… его голос… кажется, Сергей говорил слишком быстро, только чтобы не потерять свою смелость. Еще бы! Он ведь был боевым офицером, с чего бы ему тушеваться теперь! - Давай еще погуляем по этой палубе… - это все, что я смог ответить, - и… ты мне тоже нравишься… - голос отказывался повиноваться мне. Мы еще долго шлялись по каким-то закоулкам корабля, чему-то смеялись и затевали небольшие споры. В заключении Сергей пригласил меня на свой истребитель, который уже выкупил у Академии на тот момент, да и теперь поддерживает на ходу. Он не мог не похвастать своим навыком управления, и я был действительно восхищен его талантом пилота. Казалось, что все, чему нас учили не шло ни в какое сравнение с его знаниями и мастерством. А потом мы вдруг оказались в открытом космосе, заякорившись за какой-то астероид мы самозабвенно целовались… и я понял, что пропал. И что не смогу никогда забыть этого дня и его… Не до чего больше у нас тогда не дошло. Для меня впечатлений и так было слишком много, а Сергей уже считал своим долгом стать моим супругом. Он подарил мне то самое кольцо из иридиевого сплава и скал, что никуда меня не отпустит. Что хочет законного бака и сделает все, чтобы быть рядом. - Попробуй только не дождаться меня на своем Марсе! – воинственно заявлял он, - я найду тебя в любом уголке галактики и я убью любого, кто предъявит на тебя какие-то виды. «Кому я нужен?» - вертелось на языке, но вслух я не сказал ничего, только улыбался. Верил ли я ему? Мне безумно хотелось верить в эту сказку, но я не мог предположить, что наша встреча – это что-то, что я могу назвать своим, и что будет, если не «навсегда», то очень надолго? Я не думал, что Сергей бросит карьеру офицера, дом, все старые связи и имея на руках лишь военные рекомендации, доживающий свое истребитель и ресурсы на пару циклов пребудет на Марс. Да, мы были слишком молоды, и слишком наивны. Наверное, именно это помогло в преодолении трудностей и позволило не потерять любовь друг к другу. - Ты собираешься, Лера? - Да… Наше фото с заключения брачного соглашения выглядит смешно. Мы оба в летной форме. Даже без белых воротничков и лент, как обычно бывает на торжествах. Рядом только двое моих сокурсников. У Сережкиных родителей не было ресурсов, чтобы прилететь, а у моих – желания, чтобы прийти. Он видели меня рядом с отпрыском кого-то из Министерства пропаганды или хотя бы Министерства внешнего развития, а я столь позорно провалил надежды и чаяния семьи. - Ты останешься на Марсе навечно! – горячился отец, - ты никогда не прорвешься наверх! Ты не сможешь занять никакую высокую должность, ты понимаешь это!? - Не страшно, - отвечал я с беспечностью юности. - Мы не станем помогать тебе в этом самоубийственном браке! - Это поможет мне понять правильно ли мое решение. Спасибо, папа! Теперь мы снова отправлялись на Эйлар, собираясь немного отвлечься от дел Академии, потанцевать и, возможно, посмотреть на новые кино-новинки. Сегодня мы летели по-старинке, используя истребитель Сергея. Иногда ему требовались профилактические полеты, почему бы не теперь? В этом цикле Весенний праздник отмечался с особым размахом, хотя и без былой помпезности. Молодежь толпилась в зале интерактивных развлечений, курсанты различных училищ общались между собой, в зале Министерства пропаганды проходил какой-то благотворительный концерт. Все вокруг пестрело яркими красками и живыми цветами. В воздухе разливался сладко-пряный дурман и настроение улучшалось лишь от созерцания всего этого великолепия. Мы не стали заказывать специальных костюмов и на этот раз. Не оттого, что жалели ресурсы, а потому, как когда-то встретились именно здесь, примерно при тех же обстоятельствах. У нас не было броский образов и теперь повседневную форму преподавателей академии мы сменили на парадный комплект. Различие было в цвете кителя, вместо серого предлагался темно синий, а так же непременный атрибут – белый воротничок со всеми знаками различия, взамен повседневного светло синего. Легкая непринужденная обстановка способствовала приятному отдыху. Мы попробовали экзотические напитки и поучаствовали в нескольких конкурсах, немного потанцевали, но новомодные ритмы, занесенные с Земли давались нам с трудом. Встретив знакомых мы составили им компанию, впрочем, беседа длилась недолго. Когда мы остались одни я спросил: - Вот знаешь, о чем я думаю? В основном же мы ни с кем не воюем, но армия и флот у нас развиты довольно хорошо. Кроме того, мы постоянно реплицируем свою собственную расу, точно оставляя бэкапы на разных планетах. Неужели правительство всерьез опасается какой-то угрозы, или это обычная перестраховка? - Говорят, когда наше развитие было немного выше земного сейчас на Эйлури, где тогда был центр цивилизации, было совершено чудовищное нападение. Как будто, только благодаря Земле нам удалось выжить. После цивилизации разделились. Та цивилизация, которая была на Земле - еще не была высокоразвитым народом, как сперва бывает на всех туземных планетах. Так вот, мы были восприняты как боги. После часть эйлурианцев отправилась на Марс искать лучшей жизни, а часть действительно осталась за богов на Земле. Дальнейшее известно. Но есть псевдонаучная теория, мол, сколь бы мы не были сильны и развиты, во вселенной или за ее пределами найдется цивилизация, которая захочет поставить нас на колени. Как считаешь, верно оно или? - Я думаю, этой цивилизацией будут земляне. Наши недовоевавшие гены дремлют в них. Надеюсь, правда, не дожить до этого «светлого» дня. - Аналогично. Я прижался к Сережкиному плечу. Мимо нас проходили какие-то люди, эйлурианцы, марсиане, вехарийцы, я узнал обитателей Венеры и кого-то с ближайшей звезды. Мне по-прежнему казалось, что я ловлю на себе завистливые взгляды. Ведь волосы Маврика все так же горели огнем, а глаза решимостью. Он не потерял статности и внутренней привлекательности. Я гордился им и мне было совершенно все равно, что мы упустили какие-то возможности, а предпочли общество друг друга и служение обществу. - У меня есть для тебя подарок, - шепнул он. Я улыбнулся. Он никогда не оставлял мня без внимания в день Весеннего праздника. На указательный палец правой руки Сергей надел второе кольцо. Оно было серебряным, а родиной его была, несомненно, Земля. Оно было немного шире обручального, но имело дополнительную опцию маяка. - Ты все еще боишься, что я потеряюсь? - Что-то вроде того… я всегда хочу знать, что с тобой все в порядке. Наши губы встретились. Я чувствовал всю ту нежность, которую дарил мне Маврин. Мы самозабвенно целовались, пока не почувствовали чей-то удивленный взгляд. Мы не были сильными эмпантами, ни я, ни Сергей, но это было что-то чужое, коснувшееся на секунду сознания своим ощущением неправильности происходящего. Когда мы оторвались друг от друга и оглянулись – на нас во все глаза смотрел курсант, тот самый – Алексей Харьков. Выпускной курс, старшая группа. С одной стороны, будто не было в этом ничего такого, а с другой… подобные эмоции не свойственны тем, кто вырос и был воспитан в эйлурианских традициях. - Сереж… мы… это… кажется, сильно лажанулись… - прошептал я. - Ты о чем? - Это… не тот Харьков. - Как это не Тот? - Это землянин. - ?? - Слишком удивлен… - Он один из лучших выпускников, почему ты так думаешь и делаешь такие выводы. Землянин не справился бы, слишком велико отставание. - Возможно, мы учли не все каналы передачи информации… и кто-то оказался умнее нас… вся акция с «побегом» была хорошо спланирована…и если это всплывет сейчас… - Да ладно тебе, кто ему поверит? Геном совпадает, а дальше никто и не полезет копаться. - И то верно… Я заговорчески подмигнул парню, отчего он покраснел и был таков. Все-таки, какие талантливые у нас молодые люди! Нашли же какой-то способ! Надеюсь, что это не начало экспансии, и мы не совершим ошибки, позволив землянину остаться. - Почему бы не дать ему шанс? Может у нас, наконец, будет собственная культура? - Согласен, - мурлыкнул я. Наши пальцы переплелись, мы посмотрел в иллюминатор… где-то там слева вверху едва виднелась зеленоватая звездочка – Земля – колыбель человечества.
Салли МанЬякина: Сборный концерт семейки Арии, ревность и глупые случайности. Кипелов/Манякин, Маврин/Стыров, намеки на Маврин/Кипелов в прошлом. С каждым днем, приближающим очередной сборный концерт семейки-арии Артем делался все более нервным и раздражительным. Это хорошо сказывалось на выступлениях, Стыров просто жил образами песен, доводя публику до экстаза, граничащего с истерикой. Только вот в быту это было очень неудобно. Вечно невыспавшийся, то болтающий без умолку, то часами сидящий, уткнувшись носом в коленки. Вспышки гнева сменялись апатией. Маврин решительно не понимал, в чем, собственно дело, и списывал такое поведение на влияние осени. На самом деле, осень тут не причем. Просто Артем до дрожи в руках и голосе, боится. Боится того, что там, на том концерте, будет Кипелов. Он уже не един раз наблюдал, как из одного взгляда, между Золотым Голосом и Рыжим Бесом снова вспыхивала, казалось бы, уже давно перегоревшая страсть. А для него это означало только одно – снова то серое одиночество, жить в котором, а тем более петь, ледяной ад. Валерий Кипелов перед этим же самым концертом тоже не жил спокойно. И звали этот повод для беспокойства Саша Манякин. И чем ближе означенный день икс, тем больше Маня отмалчивался, вежливо так, но решительно. Доходило до смешного, не более десятка слов в день. При этом они с Валерой, вроде как, и не ссорились. Правда, ночью Сашка активно демонстрировал свою любовь и преданность. Валера ни как не мог понять, чем же он обидел ударника. Ведь именно вежливо-спокойным молчанием ударник всегда выражал обиду. Что не так? На этот вопрос ответа у Валеры не было, из Мани просто так ни чего было не вытянуть. В день концерта, Маня умудрился обойтись двумя очень короткими фразами: «Доброе утро» и «Поехали уже». Его сердце отчаянно колотилось. Там будет Маврин. И что ему, Сашке делать? Нет, по идее, все там уже давно перегорело. Вот только сколько раз до этого случалось «оказалось, что казалось»? За кулисами кипит во всю работа. Вся семейка «Ария» в сборе. Радостные приветствия, объятия, похлопывания по плечам и спинам. Манякин решительно влезает между Валерой и Сергеем, оттирая того в сторону. И не замечает того факта, что Стыров, стоящий в некотором отдалении, пытается прожечь Золотом Голосе изрядную дыру взглядом. В беседу Кипелова и Маврина бесцеремонно влезает Дубинин, затевается целая дискуссия ни о чем. А там где дискуссия, там Холстинин, и куда же без Грановского. Короче, куча народу вокруг. Манякина немножко отпускает, и он ощущает чертовски сильное желание курить. Артем стоит в закуточке, отведенном для любителей никотина, и в энный раз пытается закурить. Руки дрожат, как с глубочайшего похмелья. Ревность, помноженная на мандраж, сводит с ума. А ведь скоро еще и на сцену надо выходить. И если голос засбоит, как руки, все, можно переквалифицироваться в настройщики роялей. - На, прикури, – напротив Артема стоит Манякин. Вид у ударника группы имени Золотого голоса тоже не цветущий. Он молчит, и нервно курит. И неожиданно бросает фразу: - Хреново, когда ревность вместе с мандражом, да? Уж лучше бы похмелье, не обидно хотя бы. Артем долго не мог просмеятся после этой фразы. Больше всего было похоже на истерику. Но, ударник решительно тряхнул его за плечи: - Давай, приходи в себя, уже скоро на сцену. Прорвемся. Выступление прошло очень даже неплохо. Звук, правда, настроили как настроили, и у Артема даже было желание пойти и настучать по головам техникам. Но техникам повезло. Видя, в каком напряжении находится вокалист, Рыжий Бес решил принимать экстренные меры. Взяв Стырова за локоть, буквально силком затащил в какой-то укромный уголок. Прижал к себе, страстно целуя, одной рукой сжимая затылок, другой гладя спину под кофтой. Обомлевший в первые минуты Артем отвечает. Цепляется за плечи, прижимается. Под напором Артема Сергей делает шаг назад, и тут выясняется, что стенка, вовсе ни стенка, а занавеска, за которой тоже люди искали уединения. Треск, грохот, мат. На обалдевших Сергея и Артема, взирают взъерошенные и раскрасневшиеся Валера и Саша. Все предпочли сделать вид, что так и должно быть. Ну, с кем не бывает. Маврин, правда, давился сдерживаемым хихиканьем. А у Валеры на лице застыла какая-то недоделанная нервическая полу ухмылка. После всех выступлений банкет. За встречу, за праздник, и так далее. За общей болтовней и выпивкой, как-то поздно сначала Валера, а потом и Сергей прочухали отсутствие Мани и Артема. Эти двое нашлись на крылечке заднего входа. Курили, смеялись, на Артеме была почему-то Сашина куртка, а на Саше свитер Артема. Тут уже для Кипелова и Маврина настало время ревновать. Каждый предпочел увести своего спутника с собой и подальше от остальных. Конечно, так как утро вечера мудренее (к утру многие трезвеют), выяснилось, что повода для беспокойства нет. Ну,выпили люди, ну обсудили общую проблему, легче стало. Все хорошо, и это самое главное.
Салли МанЬякина: Еще Теря/Стыров. "Когда записан альбом" У Терентьева снова возникло желание набить морду. Конкретную морду. Сергея Маврина. В последнее время это желание появлялось все чаще. Но Полковник сдерживал себя. Артем же расстроится. А подсветить Маврину ситуацию, по мнению Тери, надо было: за перекраску Артемовых кудрей в черный (а на самом деле темно-коричнево-непонятно-какой) цвет; за то, что Стыров с репетиций и записи альбома приходит просто никакущий; за Артемову бессонницу; за то, что под любимыми серыми глазами залегли глубокие тени; за то... да много за что еще. Но ведь Полковник не дурак. Он понимает, что дело не только в Маврике. Он сам, по собственному опыту знал, что кто хочет, тот забьет. Никакими поздними репетициями не замучаешь. Все дело в самом Артеме. В его неумении работать вполсилы, в неумном характере и бурном темпераменте, в его стремлении к совершенству. В свое время Теря предлагал Стырову петь у него в группе. Артем вежливо отказался. Они даже поругались. У Артема тогда был совершенно несчастный вид: - Сереж, пойми, я ни с кем не могу работать так, как с Мавриным. Я уже пробовал, и не раз. Даже сам с собой не срабатываюсь, - Стыров пытается шутить, скрывая усталость. – Ты начнешь на меня орать, я начну огрызаться, будем ссориться, потом приходить домой и доругиваться уже здесь. Не надо, пожалуйста… Теря отчаянно пытался все это принять. Не маяться от ревности, когда Артем уезжает в тур. Не думать о том, насколько Рыжий может быть обольстителен (Полковнику еще со времен группы имени Золотого голоса это хорошо помнилось), когда ему это надо. Однажды даже поехал за Мавриками в какой-то дальний город. Напился там с Мавриным до зелененьких Холстов. После этого отлегло. Как приятно было, когда Артем лечил его с утра. А еще был Юра, второй гитарист Мавриков, принявший на себя заботы по реанимации Рыжего и обеспечению Тери информацией об Артеме. И вот опять двадцать пять. Артем пришел поздно, совершенно серый, замученный. Отказался даже не то, что от ужина (который ему уже и не предлагали, ибо бесполезно), но и от ванны. Просто прошел в спальню и рухнул не раздеваясь. И снова Полковник его раздевает, как маленького ребенка, укрывает теплым одеялом. Артем тянется к Полковнику. -Так. Еще и снова мерзнет - Теря добавляет еще один пункт в список «За что побить Маврика». С утра Полковнику никуда не надо. Хотя и встает он рано. Аккуратно, стараясь не разбудить спящего Артема, выскальзывает из-под одеяла. Некоторое время любуется на разметавшиеся по подушке темные кудри, на умиротворенное лицо. И радуется тому, что сегодня приступа бессонницы не случилось. Утащив потихонечку (и заодно и выключив) Артемов мобильник, Теря начинает заниматься своими делами. Кофе и гитара. Ему тоже надо альбом писать. А то музыканты уже ропщут. Да и тянет в последнее время, тянет его куда-то музыка. И еще он обещал Глосси. На столе тихонечко тренькает собственный мобильник Полковника. - Привет, Серег, это Юра. Как Артем? - Спит. А что надо? – Теря грубит, хотя и понимает, что, в общем-то, не за чем. - Ничего, пусть спит. Мы вчера альбом закончили. Рыжий теперь тоже будет, как минимум, сутки витать в астрале. Я так, что бы ты не беспокоился. - Спасибо… - вот это уже от души, искренне. Отложив мобильник, Теря слышит шебуршение на кухне. А на часах уже почти полдень. Артем. В Терином халате, заспанный. Но в поисках еды. Уже хороший знак. Тере уже не хочется ничего доделывать, ему бы устроиться рядом с Темой, запустить руку в пушистые кудри… Хотя бы просто насладиться его присутствием. Но есть такое слово - надо. Артем снова валяется в постели, кажется, дремлет в гнезде из одеял и подушек. Но стоит Тере появиться в дверном проеме, как сразу распахивает глаза. Улыбается. Смотрит с лукавством. Тянется, как кот. Гибкий, тонкий. Наконец-то Теря свободен ото всех своих надо. Опускается на кровать рядом со Стыровым. Запускает руку в волосы, удерживая за затылок, целует. Артем подается к нему, отвечает, постанывая от удовольствия. Теря проходится рукой по обнаженной груди Артема, спускается ниже, и понимает: его ждали, и с нетерпением. Стыров обвивает шею Полковника руками, тот притягивает его к себе, наслаждаясь ощущениями. Нетерпеливые поцелуи, горячие стоны. Сегодня не будет борьбы за лидерство, Артем сам признает себя слабым. Но и тут он умудряется подгонять, требовать, тянуть за волосы. Получает парочку очевидных засосов за свое стремление командовать Полковником. Да и сам Теря больше не в силах смаковать и наслаждаться. Последними резкими и глубокими толчками он доводит себя и Артема до исступления. Потом они просто лежат рядом. Тема прижимается к теплому боку Полковника, и только что не мурчит от удовольствия. И еще один поцелуй. Долгий и оглушающее нежный. У них есть еще время, наверное, где-то сутки совершенно незамутненного наслаждения друг другом. Они оба не думают о потом. Сейчас. Пока рядом, пока можно протянуть руку и ощутить тепло кожи и шелк волос. Пока можно целовать. Пока можно никуда не торопиться. А завтра будет завтра.
Салли МанЬякина: "Наша песня". Терентьев/Стыров На студии группы «Артерия» началась очередная репетиция. Не так уж часто они случаются. Полковник принес новый материал. Но чем дольше шла проработка новых песен, тем яснее становилось, что одна из песен в исполнении Георгия Стрелкова Полковника категорически не устраивает. Теря начинал закипать. Терпение и так не было его главной добродетелью, а в ситуациях такого отчаянного непонимания и вовсе истощалось слишком быстро. Немножко обстановку разрядила Глосси. Ей-то легко далась и очень понравилась та песня, что Полковник написал для нее. И вокалистка взялась помочь Стрелкову. Она неплохо знала Терю и его творчество, и сразу увидела, насколько новые песни отличаются по стилю. Это явно писалось с кем-то в соавторстве или под впечатлением от чего-то конкретного. Когда репетиция завершилась, замучились все. Стрелков схватил куртку в охапку и ретировался на скорость. Остальные музыканты расходились в каком-то подавленном настроении. У них не возникло таких проблем, и все дружно недоумевали, с чего бы Полковник так взъелся на Жору. Осталась только Глосси. - Сереж, скажи-ка мне, кто писал эти песни, ты или Артем? – Наталья устроилась на диванчике за спиной уткнувшегося в компьютер Сергея. - Я писал, тебя что-то не устраивает? – Теря был рассержен и утомлен. - Меня устраивает. Но ты изводишься сам и изводишь Жору. Смотри, сбежит он от тебя. - Другого найду. Вокалисты, что ли, кончились на этом свете? – Полковник крутанулся на кресле, что бы видеть собеседницу. - Сережа, ты сам себя-то слышишь? Ау! Земля вызывает Терентьева! – Наташа помахала рукой перед его лицом. - Да что ж такое, в конце-то концов! И ты туда же! Иди уже, домой, блин, тебя ждут! – Терентьев демонстративно уткнулся в монитор. Наталья покачала головой. Полковника она знала достаточно хорошо, даже слишком. Терентьев ей дорог, она знает, как он упрям и как может быть жесток не к месту. - Хорошо, Сереж, я сейчас уйду. Только скажу тебе одну вещь, а ты послушай 30 секунд и не обижайся. Все люди разные, окей? Жора не может петь, как Артем. Просто потому, что он Георгий Стрелков, а не Артем Стыров. ДНК другая. Вот и вся проблема. Все. Давай, пока. Провожать не надо. - Пока, - буркнул Теря, продолжая делать вид, что занят чем-то невероятно важным. После Наташиных слов «провожать не надо» Тере уже было стыдно. Он должен был ей хотя бы такси вызвать. Поздно уже. Красивая женщина, и одна. К дому Теря приехал мрачный и на весь мир сердитый. Но, переступив порог, потихоньку начал оттаивать. Пахло вкусной едой и Артемом. Стыров вышел из кухни, отряхивая руки о фартук. Теря не удержался, фыркнул. Уж очень комично смотрелся Тема в фартуке и с волосами, заколотыми карандашом. После ужина, Сергей успокоился, но все равно что-то ему мешало. Смотреть кино не хотелось, читать тоже. Артем сидел за синтезатором и что-то задумчиво наигрывал. То ли сочинял, то ли просто пытался что-то вспомнить. - Теря, а откуда эта мелодия? Я сегодня весь день мучаюсь и не могу вспомнить… - Артем откинулся на стуле. - Не знаю, может и ниоткуда… - честно сказать, Полковник даже особо не прислушивался. - Ладно, ниоткуда так ниоткуда, – Артем отключил синтезатор и перебрался на подлокотник Териного кресла. – Рассказывай, что у тебя случилось. В группе какие-то нелады? Рассказывать Полковнику не особо хотелось, и он попытался предпринять обманный маневр и затащить Артема себе на колени. Тот легко вывернулся и сел по-турецки на ковре напротив кресла. - Давай-давай, рассказывай. Я же вижу, что тебя что-то напрягает. Сначала нехотя, а потом все с большей эмоциональностью Теря пересказывал события прошедшего дня. Артем слушал, задавал наводящие вопросы, качал головой. - Сереж, я даже не знаю, что тебе на все это сказать. Ну, про Наташу ты и сам все понимаешь. Нехорошо получилось. Ну, не знаю, давай я заеду к тебе на студию. Послушаю, что там с твоим Жорой не так. - Ты понимаешь, Тём, я ведь тебя в этой песне слышу, глупо, да? - Сереж, вариантов тут несколько. Во-первых, можешь отдать песню мне, хотя Рыжий разорется, как сто чертей, если я ему притащу твое творчество. Во-вторых, могу быть просто гостем альбома, а на концертах как-нибудь сами. Вариант третий – абстрагироваться от меня, и пусть твой Жора дает жару. И последний – просто закинуть песню куда подальше и не заморачиваться. Выбирай. Выбирать прямо сейчас Полковнику совершенно не хотелось. О чем он и поставил Артема в известность. Стыров только плечами пожал. И внес рациональное предложение идти спать. Дескать, утро вечера мудренее. Утром, тщательно обдумав имеющиеся варианты, Полковник понял только, чего он не хочет. Он не хочет никому отдавать эту или бросать. Это однозначно. Во всем остальном начинались сомнения и колебания. Захочет ли Артем, а самое главное, найдет ли время. Как оно получится. И не спалиться бы ненароком. В результате была записана демка с вокалом Стрелкова, которую Теря дал Стырову послушать. Тот прокрутил запись несколько раз и задумался. - Знаешь, Сереж, я не возьмусь петь это, прости. Не мое. Очень похоже на то, что делает Рыжий, и еще на что-то, но материал не мой. Стрелков твой сам неплохо справляется, хотя, может, ему вокалом подзаняться? Я мог бы посодействовать. Теря отвернулся, чтобы не пересекаться с Артемом взглядами. Он никак не мог понять, почему Артем отказывался. Ведь эта песня была им написана для Артема, здесь так много личного. Не придумав, что сказать или чего не стоит говорить, Полковник отправился курить на балкон. Остаток вечера прошел в тягостном молчании. Теря демонстративно отправился спать. Артем перебрался с книгой на свой любимый кухонный диванчик. Но как-то не читалось. Долго смотрел в окно, на ночной город. Он слышал, что вложил Теря в ту песню. Все понимал. Но петь он это не сможет. Слишком личное. Не готов настолько обнажить душу публично. Совершенно не готов. Промаявшись часов до трех ночи, Артем все-таки отправился в спальню. Теря, казалось, спал. Неровный свет, проникавший с улицы, делал Полковника каким-то загадочным и суровым. Артем аккуратно провел большим пальцем по щеке Сергея. Поцеловал в уголок рта. Уткнулся носом в волосы. Теря проснулся в тот момент, когда ощутил прикосновение губ. Обида уже ушла, запах Артема щекотал ноздри. Когда тот отстранился, Теря просто шепотом позвал его по имени: «Тёёма…». Потом они просто лежали в темноте. Полковник пристроил голову Стырову на руку. Но сна уже не было. - Тём, прости. Я понял все. Слишком личное, да? - Да, - совсем тихо, практически на выдохе. - Люблю тебя. - И я тебя, Сереж. Утро наступило как-то очень внезапно. У Артема зазвонил мобильник: осененный очередной гениальной идеей Рыжий требовал своего вокалиста на студию. Начались сборы на скорость, с беготней, ронянием предметов и матюками. Полковник остался дома, у него репетиций сегодня не намечалось. Можно было бы много чем заняться, но Терю неожиданно осенило, что можно сделать с той песней. И буквально за два часа он ее полностью переделал. Всю. От и до. Нашелся давно написанный текст, который после шлифовки легко вписался в размер и стал первым куплетом, кое-что пошло из первоначального варианта в припев, что-то было дописано. Потом Теря позвонил Стрелкову и попросил по возможности в этот же день подъехать на студию. Вокалист обалдел, но согласился. В результате Полковник вернулся домой очень поздно, но довольный собой. Очень удивился, обнаружив Глосси, которую Артем поил каким-то вкусным чаем с вареньем. Хотя Наталья довольно быстро собралась, и лукаво подмигнув Артему, растворилась в ночной темноте. - Артем, я хочу, чтобы ты послушал. Я понял, как надо. - Ну, в чем вопрос, ставь, - Артем улыбается. Но чем дальше звучит (пусть пока еще и очень плохо сведенная демка), тем серьезнее становится лицо Стырова. Глаза у него как-то странно блестят, губы сжимаются в тонкую линию. Теря начинает смущаться такой реакции. - Ну, как-то так. Я вообще-то хотел тебе ее подарить на день рождения, но извини, припоздал. Больше на новый год получилось. Артем просто обнял Терю, ткнувшись лбом в плечо, и прошептал: «Спасибо». Полковник принялся тихонько поглаживать его по волосам, по плечам, чувствуя, как Артем разволновался. - Это будет наша песня, да, Терь? И только наша. И пусть никто никогда этого не узнает. - Так оно и будет.
Салли МанЬякина: Еще про Терю и Стырова. Целых 6 историй. Буков много, слешу мало. Но, его таки есть. 1. Карусель с пенделями. На дворе шел 2006 год. Сергей Терентьев принимал участие в записи проекта Ромы Дрозда. Проект записывался неплохо, материал Полковнику нравился. С остальными музыкантами пересекался редко, сыгрываться не планировали, так как концертная деятельность не подразумевалась в принципе. И вот в один жаркий летний день Теря пришел на студию и обнаружил, что они сегодня работают втроем. Полковник, конечно, знал, что вокалист в данном проекте - Артем Стыров. Теоретически. Ему было как-то все равно. Стыров и Стыров, да, они шапочно знакомы, в их среде практически все друг друга знают. Конечно, он слышал сплетни, но какое ему дело до бывшего мавринского вокалиста и его личной жизни. Артем произвел неприятное впечатление. Небритый, с немытыми волосами, просто затянутыми в хвост аптечной резинкой, какой-то запыленный и потасканный. Поздоровавшись с Терей, прошел в вокальную кабинку. Теря возился с компьютерами и гитарой, занимался своими делами. А потом глянул в сторону вокального закуточка. Там, за стеклом, стоял некто, от кого гитарист был не в состоянии отвести взгляд. Слишком нездешним, слишком странным казался его облик. Такое странное, словно светящееся лицо с закрытыми глазами, человек из какой-то другой реальности. Но тут пришел Дрозд, и все странности разом прекратились. Рома взялся слушать, что напел Артем, принялся критиковать. Теря наблюдая за процессом построения вокалиста, неожиданно для самого себя отметил, что со Стырова словно слетел какой-то серый пыльный налет. Грязные волосы и щетина, конечно, никуда не делись, а вот глаза загорелись, и снова стал виден яркий внутренний свет. Через пару дней снова работали втроем. На этот раз первыми пришли Теря и Стыров. И вокалист уже сам попросил послушать материал. Конечно, со многими оговорками, но в целом Полковнику понравилось. А Дрозду - нет, и он принялся уже не критиковать, а орать на вокалиста. Терю эти вопли почему-то разозлили. И он решительно направился к источнику звука. Дрозд было обрадовался, решил, что сейчас использует гитариста как средство устрашения, но не вышло. Сергей выразительно глянул на руководителя проекта, и коротко сказал только одно слово: «Заткнись», что тот и сделал. На некоторое время. Как только Стыров ушел в очередной раз курить, началась уже разборка между ними. Правда, с Полковником Рома старался говорить корректно и голоса не повышать. Все знают, какая у Тери репутация, и приложить такой кулак к собственному лицу совершенно не хотелось. Довыяснив нюансы процесса воспитания вокалистов в данном коллективе, басист и гитарист разошлись вполне мирно. Репетиция продолжалась. И теперь как-то само собой получалось, что Стыров находится под покровительством Тери. И уже орать на него Дрозд не решался. Совместно, так сказать, воспитывали. И все было бы хорошо, если бы не сам Артем. Он пошел курить вслед за Полковником и сорвался на истерику: - Вот нахрена ты лезешь? Какое тебе дело до меня? Что ты за благодетель такой выискался? Что я тебе теперь должен? Мне сразу раздеваться? Или как - может, мне у тебя отсосать для начала? Такого Теря стерпеть не мог. Одной рукой Полковник перехватил продолжавшего разоряться Артема за волосы и ворот футболки, другой приоткрыл дверь. И, не ослабляя захвата, удобно перехватил вокалиста за пояс джинсов и коленом под зад отправил в свободный полет. Хорошо еще плечом дверь придержал. Хотя убивать истерика гитарист не собирался. Так. Пусть слегка остынет, подумает. Отряхнув руки и с чувством выполненного долга, Сергей вернулся к процессу записи гитарной партии. За своей спиной он услышал хлопок двери и голос барабанщика Андрея Ищенко: - И что это было? У нас замена вокалиста, или как? Барабанщику было с чего удивляться - не каждый день видишь, как вылетают ускоренные мощным коленом вокалисты. Вот и думай, к чему бы это. Артем, вылетев из двери, приземлился не слишком удачно. Порвал джинсы, разбил ладони. Немножко придя в себя после полета, сел на ступеньках перед дверью. Идти в студию после случившегося не хотелось. Артем решил обидеться. Но слишком долго обижаться и жалеть себя несчастного, но прекрасного, ему не дали. Это был явно не его день. Не стоило садиться перед дверью. Андрей Ищенко, отправленный Дроздом на поиски вокалиста, открывая дверь, совершенно не рассчитывал на то, что кто-то под ней сидит. Удар по плечу получился очень болезненным. Барабанщик, правда, не сильно расстроился, что зашиб вокалиста дверью, и миссию свою выполнил. Рома Дрозд уже один на один выговорил Артему за такое поведение и взял обещание приходить на студию, во-первых, не с похмелья, а во-вторых, свою спесь постараться держать при себе. Надо сказать, что урок пошел впрок. И до конца записи альбома Стыров вел себя вполне прилично. Хотя пару раз все-таки доводил Терю до бешенства и прятался потом в соседней подворотне, пережидая, когда гитарист остынет. 2. Октябрьская лихорадка Ночь, дождь, октябрь. Ни черта ни видно. Полковник едет домой от Глосси, вполне собой довольный. Замечтался, обдумывая планы на будущее. И едва успел ударить по тормозам. Через широкую проезжую часть зигзагами брел человек. Тормоза завизжали, машину тряхнуло так, что Теря чуть не влетел лбом в руль. А бредущий остановился, опираясь на капот. И в свете фар Теря увидел Артема Стырова. Полковник стремительно вылетел из машины и сгреб Стырова за грудки. Ответом ему стал невидящий взгляд. Вокалист даже не сопротивлялся. Пьян? Обдолбан? Бить его Теря не стал. Но и оставить там, где нашел, не смог. Велел сесть в свою машину. Артем подчинился беспрекословно. Но Терины попытки выяснить, где Артем живет, куда его отвезти, потерпели неудачу. На эти вопросы Артем ответил обреченно-односложно: «Нигде, некуда меня везти». Немножко подумав, Полковник решил отвезти подобранца к себе, исходя при этом из народной мудрости, гласящий, что утро вечера мудренее. Но в дороге стало ясно, что все не так просто. Артем зашелся в приступе жуткого кашля, на лбу у него выступил пот. Откашлявшись, он рванул ворот куртки: - Открой окно, мне душно. - Какое душно, нормально, у меня печка не работает, – Теря удивился. - Открой!!! – Артем почти кричал, и вновь закашлялся. Взгляд вокалиста расфокусировался, словно приступ отнял последние силы. В изнеможении он откинулся на сидение. Полковник протянул руку и дотронулся до его лба. Так и есть. Он весь горит, температура, причем очень высокая. - Артем, послушай меня, не дури. Скажи, куда тебя отвезти. Ты болен. - Я уже сказал, мне некуда идти, – голос тихий, хриплый. - Ну, тогда я отвезу тебя в ближайшую больницу. Тебе помощь нужна. - Нет! – попытка крикнуть сорвалась в хрип. - Не надо, у меня завтра встреча, – умоляющие, абсолютно больные глаза, тихий, едва слышный шепот. Артем дернулся, потянул ручку двери, попытавшись выйти из машины. У него бы не хватило на это сил, но Сергей успел заблокировать дверь, чтобы Артем не вывалился на ходу. После этого беспокойный пассажир затих. Не рассуждая, Терентьев поехал в больницу, к знакомому врачу, заведующему отделением хирургии и травматологии. По дороге все-таки решил позвонить и попросить Генку (так звали его друга) встретить. Геннадий Викторович, заведующий отделением хирургии и травматологии одной из крупных московских больниц, встретил своего старого приятеля у ворот. Только глянув на белое лицо пассажира, велел ехать в приемный покой. А там выяснилось, что при новопоступившем пациенте нет ни каких документов, и информации, кроме того, что перед ними Артемий Анатольевич Стыров, нет (дату рождения Терентьев не знал). Дежурный врач принялась упираться - дескать, возят тут всяких бомжей. Сергей схватил Гену за рукав: - Возьми Артема к себе в отделение, какая тебе хрен разница? - Серый, ты офигел? Оформить-то я его оформлю, а как и чем его лечить? Я, конечно, хирург, но и мне понятно, что у твоего приятеля пневмония. С каких пор она у нас травмой числится? Да и тут процедуры нужны, антибиотики и далее. У меня в отделении нет того, что нужно. - Ну хочешь, я ему руку сломаю? Будет травма. Я не хочу, что бы им занимался абы кто, а тебе я доверяю. - Нет, ты точно охренел. Даже не шути так. Ладно, сейчас позвоню Аарон Моисеичу, заву терапией. Может, твоему, как говоришь, Артему повезет. Стырову действительно повезло. Старенький заведующий отделением терапии приказал оформлять пациента без документов в свое отделение. Дежурный врач бухтела, но дело свое делала. Терентьев смотрел на недовольную физиономию тетки-врача, на гулкие коридоры, в которых даже в куртке было холодно, на мертвенно бледное лицо Стырова. Раз все так складывается, раз он принял это решение, он, Сергей Терентьев, должен сделать так, чтобы от этого была польза. - Ген, а Ген, сколько и кому надо дать, что бы он не с бомжами в коридоре лежал и чтобы делали все, что положено? - Дай сейчас дежурной и медсестрам, – Геннадий назвал сумму. - И если ты этого хочешь, поговори завтра с Моисеевичем, он тебе все распишет. Пока суть да дело, время уже ближе к утру. Геннадий Терю не отпустил, устроил у себя в кабинете на диванчике. Дескать, нефиг Склифосовским работы добавлять, ехать ночью в таких разобранных чувствах. С утра Терентьев наведался к заведующему терапевтическим отделением и, заплатив некоторую сумму, обеспечил Артемия Стырова местом в приличной палате и долженствующим уходом. После всех этих событий, добравшись, наконец-таки до дому Сергей вспомнил, что обещал позвонить Глосси, как он доехал. Даже странно, что она не звонила сама и не интересовалась. Хотя с другой стороны, хорошо, что не звонила. Она же умница, всегда чувствует, когда и что делать. Передохнув, Полковник сам позвонил любимой женщине. Пересказывая события прошедшей ночи, он сам удивлялся, зачем ему понадобились такие заморочки. Зачем он поставил на уши Генку, когда можно было просто вызвать скорую. Когда он высказал это вслух, Глосси тихонько засмеялась: - Ведь это же ты, Сережа. Ты сам взял ответственность за этого человека, ты решил, что он должен жить, должен выздороветь. И ты пошел к этой цели, даже не поинтересовавшись у того, за кого решил, хочет ли он этого. Может, он умереть хотел. - Не говори ерунды. Умереть? Да любой хочет жить. Не говори ерунды, – Теря не мог понять, пошутила ли Наташа, сказав, что Стыров мог не хотеть жить, и от этого сердился. - Не кипятись. Тихо, тихо. Я помню, что ты говорил. Я его пару раз видела. Он талантлив, но, кажется, в последнее время ему жизнь не мила. Ладно, давай не будем об этом. Ты все правильно сделал. Они поговорили еще минут двадцать о своем. Теря успокоился, и снова к нему вернулось то мечтательное настроение, с каким он выехал вчера от Натальи. Артем пришел в себя и даже не сразу осознал, где находится. Белый потолок, капельница. Палата большая, но не холодно. Слабость жуткая, даже шевельнуться не получается. Молоденькая медсестричка напоила его и убежала за врачом. Пришел старенький доктор, представившийся Аароном Моисеевичем. Долго слушал, простукивал, прощупывал лимфатические узлы. Качал головой. - Ну, друг вы мой дорогой, Ваша наипервейшая задача теперь лежать и выполнять все предписания. Анализы, конечно, еще нам все покажут, но кое-что мне и так ясно. Где это вы, любезный, умудрились себе организовать такой силы двухстороннюю пневмонию и ангину к ней в придачу? Вот выздоровеете, пойдете к своему другу и скажете ему огромное спасибо. Да, любезнейший, именно так. Спорить со старым доктором Артем не стал. Процедуры и уколы переносил стоически. Очень удивился, когда пришел какой-то доктор, принялся щупать пульс и делать умный вид. Потом уже от медсестер узнал, что это заведующий травматологическим отделением. А еще позже, уже познакомившись с Геннадием Викторовичем (или просто Геной) узнал, что тот - давний друг Терентьева, который и привез Стырова в эту больницу. Оплатил палату и лечение. Стырова это навело на некоторые размышления. У Артема было достаточно свободного времени, чтобы подумать о своей жизни. Этому способствовали визит мамы, телефонный разговор с дочкой и рассуждения соседа по палате. Казалось, в тех потемках, в которых блуждал последнее время Стыров, забрезжил свет.И часто в его размышлениях фигурировал Терентьев. Вот уже второй раз Полковник появляется в его, Стырова, паскудной жизни в качестве ангела-хранителя. Тот эпохальный пинок помнится очень даже хорошо, но именно после него Артем попытался (хоть и неудачно) взять себя в руки. А теперь он в прямом смысле должен гитаристу-здоровяку собственную жизнь. Да, в тот день, когда все случилось, он, может, и хотел умереть. Помнил слабо. Теперь же отчаянно хотелось жить. Выздороветь. Заняться голосом, всем доказать, что он отличный вокалист. Что он может очень и очень многое. Самочувствие постепенно улучшалось, хотя и провел в больнице Стыров три недели. Занимался дыхательными упражнениями с особым усердием, не манкировал назначениями, нахально пользовался служебным телефоном в процедурной (благодаря лохматому санитару). Начал строить планы на будущее. И, самое главное, снова в его голове зазвучала музыка, и ее хотелось записать и показать другим людям. Полковник навестил его всего один раз. Вежливо поинтересовался, как дела. К тому времени Артем уже достаточно окреп и пришел в себя, чтобы попытаться начать серьезный разговор о долгах (и не только денежных). Сергей глянул на него с недоумением, озвучил сумму, заявив, что Артем потом отдаст, когда заработает, что ему не к спеху. Ни о каких моральных и прочих вещах слушать не пожелал. Попрощался и ушел, оставив Стырова дальше лечиться и размышлять. 3. Жестокий месяц май Май этого проклятого 2007 года стал для Сергея Терентьева временем, о котором он бы предпочел не вспоминать. Девушка, погибшая под колесами, и все, что было потом. Никогда Теря не отличался покладистостью и добронравием, но тогда было все совсем плохо. Адвокаты, суды, экспертизы, чиновники. Сдерживать себя, не сорваться, не надавать по мордам, когда уже перед глазами багровая пелена от ярости. Ярость, отчаяние, вина. Горький и оглушающий ерш. Всех от себя оттолкнул. Даже Глосси старалась общаться только по телефону. Она говорила такие правильные слова, и начинало казаться, что все так, как она пытается показать, но Полковник не мог всего этого принять до конца. Не получалось. После очередного похода в прокуратуру Теря мечтал только об одном – добраться до дома без приключений и напиться в одиночестве. И каково же было его удивление, когда у своего подъезда он увидел Артема Стырова с пакетом. Поздоровались. Артем заявил, что пришел поддержать морально, и позвенел бутылками в пакете для подтверждения. С одной стороны, Полковнику не хотелось никого видеть, а с другой - ну, пусть будет. Как говорится, уж лучше с чертом, чем с самим собой. Артем пил мало, зато великолепно умел слушать. И когда Сергея прорвало на откровенность, когда собеседника-собутыльника окатило той едкой горечью, что копилась в душе гитариста, казалось, что нет никакого просвета в этой серой хмари. В отличие от Глосси, Артем не говорил правильных слов. Он кивал, вставлял какие-то реплики, вовремя подливал в стакан. Просто был рядом, не учил, не лечил, не философствовал. А когда Полковник дошел до кондиции «лицом в салат», помог добраться до дивана, укрыл пледом и сел в кресло рядышком. В тот же вечер Наталья Глосси, отчаянно пыталась дозвониться до любимого, чтобы узнать, чем закончился очередной визит в прокуратуру. Устав слушать гудки в трубке, отправилась к нему домой. Открыв дверь своими ключами, она почувствовала тяжелый запах алкоголя и табака. Так она и знала, напился в одиночестве. И тут из комнаты появился Артем. Наталья не была близко знакома со Стыровым, но все же узнала его. Они сидели и тихо разговаривали на кухне. Глосси удивлялась, видя, что тот только слегка выпил, а не пьян до изумления. Но в результате она Артема все-таки выпроводила, во избежание дружного ухода в коллективный запой. Артем еще несколько раз появлялся с предложением моральной поддержки, но, видя, как не рада его визитам Глосси, даже предлагать перестал. 4. Баллада о свободе Приговор вступил в силу, Сергей Терентьев отправился в колонию-поселение. Не зона, конечно, но и не то место, где он бы мечтал оказаться. Хотя габариты и драчливость тут тоже пригодились. Режим Теря старался не нарушать. Стал приятельствовать с парнем-байкером из Питера, попавшим в похожую ситуацию. Иногда навещали друзья, регулярно приезжала Глосси. Благодаря Ковалеву отпустили даже на концерт. Вот после этого и стало совсем тоскливо. Там, за пределами поселения, другая, нормальная жизнь. Музыка, свобода. Ну не получается у него так, как у нового приятеля Лехи, на все забить и довольствоваться местными радостями. Немножко поднимала настроение местная самодеятельность, организованная руководством колонии. И уж совсем неожиданным стало то, что в один из дней его приехал навестить Артем Стыров. Почему-то Полковника этот факт ввел в какое-то ворчливо–раздраженное состояние. Чуть ли ни с первых слов он начал хамить Артему, ожидая, что тот развернется и уедет. Но куда делась обмусоленная всеми сплетниками Стыровская спесь? Он спокойно выдержал такое своеобразное приветствие и сумел заставить Терю отвлечься от своих переживаний. Они говорили обо всем на свете: о музыке, о музыкантах, о гитарах, о политике, об искусстве в целом, совершенно неожиданно о древних знаниях и Египте, о стихах и еще о многом. Даже с лучшими друзьями в последнее время Сергею не было так спокойно и хорошо. Артем не сочувствовал, не обнадеживал, не говорил банальностей. Он просто был. И Теря обратил внимание, как изменился некогда истеричный вокалист. В нем появилась какая-то спокойная мудрость и вера в добро. То, что и нужно было Тере на тот момент. Артем приезжал редко, но того заряда, который он приносил с собой, Тере хватало очень надолго. Под влиянием Стырова, тех вещей, о которых они вместе рассуждали, Сергей очень о многом стал задумываться, начал работать над собой, меняться. Эти перемены очень нравились Глосси, которая давно пыталась успокоить буйный Терин нрав. 5. Романтика под гитару Терентьев и Стыров все-таки не потеряли друг друга из виду. Инициатором встреч почти всегда являлся Артем, но Теря отказывался крайне редко. От многих вещей, о которых рассуждал Артем, у Полковника голова пухла. Но, с другой стороны, были в жизни Сергея вещи, о которых он мог говорить только с Артемом. Однажды летом так получилось, что у Тери была с собой новенькая акустическая гитара. Артем предложил обмыть покупку и опробовать. Купили вина для Артема (от водки он отказался, как-то уж очень целомудренно отводя глаза) и виски для Тери. Приземлились в тихом месте на травке. Теря играл свои любимые песни, ему безумно нравился инструмент, он не ошибся с выбором. А рядом - слегка опьяневший Артем, подпевавший уже любой мелодии, был так - черт, Теря не знал, каким словом это обозначить - прекрасен? Снова, как когда-то в 2006, увиделось гитаристу в этом лице с закрытыми глазами что-то такое, чего не может быть. Свечение, нечто завораживающее, притягательное и неправильное одновременно. Все было уже выпито. Теря позвонил Глосси, сказал, что все в порядке. Уходить не хотелось. Да еще и Артем, так уютно положивший голову Сергею на колени. И все равно, с точки зрения, Терентьева, было во всем этом что-то не то. И это мешало. Пора уходить. Артем отреагировал только на попытку встать: - Не надо, так хорошо, давай еще здесь посидим. - Нет, пора, я обещал Наташе. - Обещал, - в голосе Артема непонятное разочарование, граничащее с обидой. Сергей встал, а Артем так и остался сидеть у его ног, с каким-то странным выражением лица. Казалось, что он на что-то рассчитывал, а Теря его жестоко разочаровал. Но это длилось какие-то секунды; Стыров встал и, беспечно болтая, пошел следом за гитаристом к выходу из парка. Вся эта история оставила у Сергея какой-то странный осадок. Вроде как ничего не произошло, и вместе с тем опять он чего-то недопонимал. Стырову что, от бутылки вина так крышу рвет? Или он заигрывал? Или как все это понимать? Тряхнув головой, Полковник решил для себя, что все в норме, а если Стыров сам себе проблем напридумывал, то это только ему самому и разбираться. Они неоднократно встречались и после этого, и больше ни какого непонимания не возникало. Хотя более внимательный, чем Теря, человек, отметил бы тот факт, что Артем старается в присутствии Полковника употреблять алкоголь в гомеопатических дозах и избегает прикосновений. Но для этого надо было наблюдать со стороны. 6. Было дело на юбилее Все неприятности остались в прошлом, хотя и оставили на душе шрамы на память. Юбилейный год для группы «Ария». И нечто вроде совместного тура. И все свои, почти родные. Лезущий куда не просят Маврин, и сыплющий цитатами Петрович, и Валера, и Маня, и Виталя. И где-то за всем этим Артем. Впрочем, перед концертом на большой сцене не до размышлений и отвлеченных наблюдений. «Артерия» выходит после Мавриков. Теря видит, как Артема потряхивает от напряжения. Сцена ждет, и группа выходит. Выступили не лучше и не хуже, чем обычно. Полковник откладывает разбор полетов до завтра. Пусть ребята немножко в себя придут. Он и сам отвык от стадионов и такого количества людей в зале. Да, а еще он подзабыл нравы этой тусовки. И выяснил он это при попытке забрать свои вещи из гримерки. Сначала его смутили звуки из-за двери, там явно занимались любовью. Теря решил, что если там кто-то привел фанаток, то это не повод оставаться в насквозь потной футболке. Но, приоткрыв дверь, Полковник застыл, не решаясь сделать шаг. Валера и Маня, тесно переплетающиеся, им хорошо, они ничего вокруг не видят. Саша опирается руками на стену, Валера его кусает за плечо. Несколько лет назад Терю это бы не остановило. А вот теперь воспитание Глосси сделало свое дело. Гитарист просто закрыл дверь и прислонился к ней спиной. «Это же надо! Кипелов и Манякин. Охренеть…» - мелькнуло в голове у Тери. Увлекшись рассуждениями на эту тему, он как-то прозевал появление Артема. - Сергей, пропусти меня, пожалуйста. - Не пущу. Извини. - Не понимаю. Мне нужно забрать мой свитер. - Обойдешься. В глазах Артема плескилась обида и непонимание. Теря, понял, что не может так просто нагрубить другу и ничего не объяснить. - Я не могу тебя пустить в гримерку. Прости. Артем бросил на Полковника очень выразительный взгляд. - Ну, - Сергею вдруг стало неловко. - Там Валера и Саша, не надо им мешать. А зачем тебе свитер? Тут тепло, а еще банкет. - Я не останусь на банкет, очень спать хочу. Кстати, нас в одном номере поселили. - Да? Ну ладно. Ты подумай насчет банкета. Артем улыбнулся, но было видно, что он устал и нуждается в отдыхе. За дверью послышалось шебуршение. Артем потянул Сергея за рукав, они едва успели деликатно отойти в сторону. Валера сиял как медный таз, Маня натягивал кофту, стараясь скрыть засос на шее. Артем быстро подхватил забытую вещь и ушел. Банкет прошел отлично. До номера Теря добирался едва ли не на четвереньках. Вот она, кровать. Все. Можно отдыхать. Он сегодня молодец. Проспав совсем немного, Полковник почувствовал чей-то пристальный взгляд. И это было странно, ведь так обычно смотрит Глосси. Но даже не открывая глаз, не до конца проснувшись, он осознал, что не дома и Наташи здесь нет. Прикосновение к волосам, к щеке. Мужская рука, тонкие прохладные пальцы, тихий голос, шепчет какие-то нежности. Теря перехватывает эту руку практически на автомате и вот тут уж окончательно просыпается, от тихого вскрика Артема. Стыров сидит на его кровати. Вырваться он даже не пытается, просто весь сжался в ожидании удара. Захват слишком сильный; Сергей ослабляет хватку, но не отпускает. - Отпусти, пожалуйста, - голос у Артема какой-то ломкий. Теря видит в его глазах смесь страха и тоски. Неужели он думает, что Сергей его ударит или еще что-нибудь такое сделает? Вот они, издержки репутации. Отпускает и снова перехватывает, не сильно, удерживая кисть Артема в своей руке. Можно просто отдернуть руку, но Стыров этого не делает. А в голове Тери очень многое складывается в единое целое. Все те намеки и недомолвки, нюансы поведения, взгляды. Ему все это безумно странно, но уже не кажется чем-то неправильным, а становится очень даже нужным и желанным. Он смотрит Артему в глаза и понимает, что не ошибся. И то, что вокалист не отнимает руки, тому дополнительное подтверждение. - Иди ко мне, – позвал Теря. Артем моментально устроился, положив голову Полковнику на грудь. Но Сергею уже этого мало. Берет Артема за подбородок и целует в губы. Сначала осторожно, а когда получает ответ - более страстно. Артем льнет к нему, трется, постанывает в поцелуй. Редкий случай, когда для Тери слишком много всего и разом. Он мягко отстраняется, Стыров тянется за ним. Но гитарист его просто прижимает к себе. И лишь спустя некоторое время решается взглянуть вокалисту в лицо. И видит, что Артем счастлив. - Артем, я не могу так сразу, - Полковник даже не знает, как сказать, чтобы не обидеть. Счастливый Артем - это такое потрясающее зрелище, хочется присвоить его, как сокровище, спрятать и никому не показывать. Но в тоже время Сергей морально не готов продолжать прямо сейчас (что с ним тоже случалось тоже крайне редко). Артем не возражает, просто гладит Терю по лицу и целует родинку на щеке, перебирает волосы. - Мы можем просто поспать вместе, мы оба устали, - шепчет он, касаясь губами Териного уха. Вот на это Теря согласен. Просто спать, ощущая Артема рядом. Сергей укрывает их обоих одеялом и снова проваливается в сон. Через некоторое время, вволю налюбовавшись, засыпает Артем.
Io: Холстинин/Дубинин *** Многие ждут от меня решения проблем. Каких-то откровений, открытия некоего знания о том, «как надо». А знаю ли я что-то на самом деле? Не обесцениваю ли свой опыт какими-то высказываниями? … не все ли равно? Иногда вслед за случайно услышанной песней в стиле кантри хочется отправиться куда-то за горизонт. Просто гнать машину по трассе, и чтобы эта трасса, этот автобан не кончался, а заоконные пейзажи напоминали случайно подсмотренные образцы американской классики. Но вот ведь интересно получается, чем дальше змеится лента времени, тем очевиднее становится, что человечество не решило ни одну из поставленных некогда перед ним проблем, если не усугубило существующих. Иммигранты, не желание работать, экономические спады, войны, экономические подъемы и все та же мелочность и разжигание огня псевдо мировых революций. Эти модели не работают. Они не работали еще в начале века. Пора придумывать что-то еще. Пора создавать и воплощать новые идеи в жизнь, только… большинством владеет вселенская лень. Вот этого нам никогда не занимать. Быть может, она перешла нам в наследство от наших хвостатых предков, или … …ключ в замке поворачивается на автомате. - Где тебя только черти носят? - Это не черти… - А кто? - Задумался… проехал пару десятков лишних километров…. – оправдываться глупо, но как объяснить свое состояние толком не знаю. Чем ближе концерт «конкурирующей фирмы», тем хуже я воспринимаю реальность, и тем несноснее становлюсь. Виталик с тяжелым вздохом поднимается из кресла. - Я бы врезал тебе сейчас, но религия не позволяет. Я так же вздыхаю и угрюмо сажусь за стол. Басист разогревает нехитрый ужин, наливает противного перестоявшего чая, но я не виню Виталика за это. Я оставил телефон дома, и я не хочу знать чего он себе тут нафантазировал за это время. Он знает меня почти так же хорошо, как я сам. Врать ему бессмысленно, отпираться тоже. - У нас есть кофе? - Растворимый. - Можно? Виталик делает мне чашку горького кофе, осторожно ставит вместо той, в который был чай. Мы молчим, а неумолимое время отсчитывает минуту за минутой. Меняются цифровые обозначения на панели духового шкафа и микроволновой печи. Все, что только можно было сказать уже было сказано не одну сотню раз. - Постарайся не думать об этом. И не совершать таких поступков, о которых ты потом будешь жалеть… Я отмахиваюсь, но Виталий перехватывает мою руку, пристально смотрит в глаза, а потом рывком прижимая к себе, целует. - Я буду рядом, что бы не произошло…
Io: Хьюстон у нас проблемы. Молчанов/Кипелов Маврин/Кипелов R - Сколько можно! Что я, в конце концов, не так делаю! -Успокойся… - Манякин как всегда рассудителен и спокоен. Он неторопливо закурил и откинулся в кресле, - ты ни в чем не виноват. Ты очень хорошо справляешься со своей работой, ты уже превзошел многих, Слава, а тебе нет и сорока. У тебя блестящее будущее, так не останавливайся! - У меня такое ощущение, что Валера просто не видит что… - … что ты превзошел Маврина? Что ты сделал это давно? Видит, конечно… понимает. - Но… что тогда я делаю не так, Саша? На ударника смотрели грустные глаза вечного весельчака и главного заводилы группы. Что он мог ответить этому не выросшему ребенку? - Т… все делаешь так… дело в том, что это другой пример… - Какой? - Когда Валера говорит тебе, что ты должен играть, как Маврин, это не значит, что ты должен снимать нота в ноту его безумные партии. Это не значит, что ты должен освоить теппинг. Даже сделав все это, ты услышишь: «здесь, пожалуйста, сыграй, как Сергей». Дело в том, что ты должен… звучать для него. Все твои движения, которые служат для звукоизвлечения, должны проходить сквозь него и тогда зал почувствует это и никто не скажет «технично, но чего-то не хватает». Тогда, если ты захочешь вдруг начать свой сольный проект, то сможешь назвать его «Молчанов» и ты будешь востребован всеми и всегда. - Но… но я же люблю его… мне не нужно никаких сольных проектов! - Ты можешь даже спать с ним. Я думаю, кое-кто нередко пользуется, так сказать, служебным положением. Но скажи мне, когда тебе удалось споить Валерку - принесло ли это тебе счастье? - Ну, ты прям скажешь… - Может, я не все понимаю, может порой не замечаю чего-то, или делаю вид, что не замечаю чего-то, но я не слепой и не глухой. Молчанов тяжело вздохнул. - Он все равно с ним…. Даже, когда… даже если мы вместе… Это похоже на наваждение, которое спускается к нему каждую ночь. А я иногда… просто пользуюсь этим. - Ладно… будущее покажется, но я бы на твоем месте… вел себя более корректно. * - Ты бы еще штаны снял, - вздохнул Кипелов, убирая в сумку концертную одежду, особенно бережно складывая любимую футболку с серыми узорами, подаренную однажды Сергеем. Вокалер размышлял можно ли ее надеть на сцену еще один раз, или она теперь только для «дома/дачи» подходит. - Девчонкам понравилось, слышал, как визжали? Валера поморщился. - В следующий раз уж и штаны снимай, все будут в восторге, глядишь, и в СМИ статья появится. - Вале-е-е-ер, не усугубляй, вон Маврик полуголый по сцене прыгает и ничего… - Я тебе говорю: «играй, как Маврин», про «раздевайся, как Маврин» я, кажется, ничего не говорил. К тому же стриптиза на сцене, на моей памяти, Сережа пока не устраивал. Молчанов резко выпрямился и спустя миг, прижал Кипелова к стене. - Ты специально?! Ты специально стараешься задеть меня побольнее! Сравниваешь нас! Говоришь. Что мне есть, куда расти! Он самоучка и бездарь! Его техника на уровне школьного ансамбля! Его музыка не имеет ничего общего с гармонией и то, что ты хочешь его, еще не дает тебе права говорить, что он лучше! Что он более профессиональный гитарист, чем я, тем более, когда это не так! Валера не сопротивлялся. Он закрыл глаза, позволив Вячеславу трясти себя, точно тряпичную куклу. - Чего ты молчишь! Скажи, что я не прав! – не унимался тот. - Ты прав, - равнодушно согласился Кипелов, -но на юбилейном мероприятии в Москве, я бы хотел, чтобы «Я свободен» играл первый состав группы. - Что это даст!? - Ничего. Я так хочу. - Ты дурак! Просто старый дурак! Ему все равно на тебя! На все, что ты ради него делаешь! У него десятки молоденьких фанаток в разных городах, и будь уверен, что он не так целомудрен, как ты! - А ты свечку держал, Слава? - Что мне еще сделать, чтобы ты понял?! - Я уже давно все понял… - Валера! – в голосе гитариста слышались отчаянные ноты, но он, как мог старался не выдать охватившей его паники. - Хочешь переспать со мной на трезвую голову? …- что?... я… - Вячеслав запнулся. Им просто повезло, что все уже закончили переодеваться и гримерка была пуста. Ребята уже общались с поклонниками из официального Фан-клуба, а им предстояло то же самое буквально через пару минут. Иначе Манякин будет звонить сперва Валере, а затем Славе. Нужно решать что-то сейчас… решать все, что угодно… - А что… если хочу? - Хорошо, приезжай в пятницу… и хватит об этом. Только приезжай на проспект N. Ничего не нужно… без предисловий и обиняков, будь добр. * - Привет… не спишь? - Нет… - Все еще дуешься? - Да… немного… - Смирись… мы настолько далеки друг от друга, о совместном творчестве не может быть и речи… Сережа, но это ведь не значит, что мы больше не можем быть вместе… - Давно бы так… - буркнул Маврик. - Так ты будешь? - Куда ж я денусь? - Потом… поедешь со мной? - Не могу, у меня мастер-класс на следующий день… - Специально? - Может быть… но я могу приехать в понедельник… - Подаришь мне футболку? - Для концертов? - Да… - Хорошо… что ты хотел бы? - На твой вкус… только не в обтяжку… - Хорошо… - Я люблю тебя, Рыжий… - … ты не оставляешь мне выбора… * Слава долго решался, прежде чем нажать кнопку звонка. Сердце ухает в груди, точно сумасшедшее. Он получит то, чего хочет. На этот раз никто не будет пьян … и… - Добрый вечер, Салава, ну как ты? Готов к завтрашнему концерту? - Да, - гитарист немного смешался. - Будешь чай? Может быть, ты хочешь поужинать? - Не знаю… Валера один, он выглядит немного уставшим, но не слишком, как это было в последние дни. - Знаешь, я подумал, и заказал блюда тайской кухни. Все оказалось не так плохо, они немногим отличаются от оригинала, который мне довелось попробовать этим летом… - Валер, я… - Молчанов сгреб в охапку вокалера, уткнувшись тому в плечо, - прости меня.. - Все хорошо, Слав, ну, чего ты? Ты уже большой мальчик… - Кипелов невесомо поцеловал гитариста в висок. * Они сидели на диване. Славка держал Валеру на своих коленях, не позволяя ему уклоняться от мимолетных ласк и поцелуев. Вокалер принимал все благосклонно с извиняющейся улыбкой, но гитарист млел от одного только взгляда на своего бога, и понимал, что просто так уйти сегодня точно не сможет… … - Валер… - наконец, он решился… - можно… я … я просто хочу… любить тебя, хочу, чтобы тебе было хорошо… чтобы… - Мне уже хорошо, Славочка… делай все, что хочешь… Нежность, граничащая с безрассудством. Страсть, похоть, возбуждение, затапливающее сознание. Кажется, что о большем нельзя мечтать. Кажется, что все мечты сбываются в один момент и все остальное не важно. Кипелов рядом… блаженно закрывает глаза и стонет под Славкиными пальцами. Он не зовет своего Рыжего Беса потому, что сегодня он принадлежит другому… Валера никогда не думал, что поймет всех жен разом и каждую в отдельности. Молчанов был молод и горяч, прикрываясь заботой и любовью он желал обладать. Душой, телом, сердцем Кипелова. «Зачем? Слава, зачем тебе это вторсырье? Ну, посмотри на Лешку, если так хочется мальчика, Андрейку в уголку зажми… так нет! Запретный плод сладок… так же было в «Арии»… сперва съешь этот невкусную кашу, а уж после, может быть, будет десерт… Ох, черт!...как быстро…». Эти неправильные отношения, эта чертова «любовь» тяга к … почему они не могут понять! Почему они все не могут понять, что ему не все равно! Но теперь слишком поздно что-то кому-то доказывать. Здесь симулировать не получится. Приходится вновь использовать уловку. Закрывая глаза, кусая его губы думать о том, кто будет с тобой, если вытерпишь. Славкина рука помогает получить разрядку. Кипелов целует его, через силу улыбается. Всегда нужно улыбаться, как будто на тебя устремлены десятки фотокамер. Поцелуй… еще… и можно в душ. Сейчас отчетливо видно, сколько ему на самом деле лет. Кажется, эта небольшая глупость отняла последние силы. Но ничего… завтра он все наверстает. * Саундчек. Все на площадке. Работа полным ходом. Воздух звенит от напряжения. В Питере было чем дышать, в Москве, будто весь кислород выкачали из легких. - Сережа! - Приветы! Дружеские рукопожатия, улыбки, вспышки фотоаппаратов. У них есть пять минут, чтобы… - Не подходи ко мне, - шепчет Маврин, - не прикасайся… я не смогу показать тебе достойный уровень, если ты сделаешь это… - Брось, ты ведь профи… - Я отвык от таких масштабов… - Но… - Даже думать не смей тронуть меня на концерте… Шею Рыжего Беса обжигает дыхание Кипелова. Когда Валерка успел оставить это болезненное напоминание о себе? Черт! Черт!!! Черт! На щеках лихорадочный румянец, он едва не сталкивается с Полковником, за каких-то пару глотков осушает стакан ледяной воды… «Ненавижу тебя, Кипелов!» - шепчет себе под нос, наскоро маскируя засос тональником молодой супруги. Хорошо, что она не увидела этот момент. - Все в порядке? - Почти… - Не нервничай… - Угу… Маврик почти не помнит концерта, просто отыгрывает на автомате. Идеально. Без ошибок… рука едва не сорвалась, когда разгоряченный Валерка впечатался в него. Обнять. Притянуть к себе…. Все на автомате, после последних нот… Краем глаза Рыжий Бес замечает свечение. Зал застыл в безмолвном крике, а их тела светятся синим и желтым… кажется, можно рассмотреть каждый волосок на его руке… и на своей… Сергей судорожно сглатывает и в следующий миг пространство взрывается буйством красок, звуков, красок и запахов… Наши жизни устроены так, чтобы отражать стрелы, которые мечет в нас закон вероятности. Чего-то там у него проблемы. - Хьюстон, это закон вероятности, у нас проблемы!... Поклон. Маврик встряхивая хаером, убегает в кулисы. - Хьюстон… приём! У нас…
Io: автор работ Ария1985
nigai-kun: Мамка и папка. Канонично, зарисовочка На Москву опустились ранние морозные сумерки. Воздух буквально искрился, словно угрожая непредусмотрительным горожанам отморозить что-нибудь. Понятное дело, на улицу из теплой студии выходить никуда не хотелось: здесь были отопление, электрический чайник и, самое главное, теплая компания. Правда, компания эта состояла из одного Виталия Алексеевича, который развалился в звукорежиссерском кресле, закинув ноги на пульт, но Владимиру Петровичу старого друга вполне хватало. -Вот ты мне скажи, Виталь Лексеич, - начал Холстинин, ставя только что принесенную воду греться, - чего он к тебе постоянно жмется? -Он – это Миша, что ли? – Дуб на мгновение приоткрыл один глаз и посмотрел на собеседника. – Не только ко мне, должен заметить. -А еще к кому? – удивился Холст. -К тебе, вообще-то. Не замечал? -А, ну да… но вокруг тебя он все же чаще кругами ходит. – гитарист достал кружки. - Чай будешь? -Спрашиваешь!.. Немного помолчали. Холст заваривал чай, как-то слишком уж тщательно: не задал ся что-то разговор в теплой компании. Дуб, запрокинув голову, разглядывал потолок в грязных разводах да изредка окидывал взглядом небольшую комнатку. Наконец убрал ноги с пульта и прямо в кресле подкатил к небольшому столику в углу, благо, пространство позволяло. Благодарно кивнул, принимая кружку с горячим чаем. -Вов, ты чего, ревнуешь? – хохотнул он через некоторое время. – Всем бы так «ладно», - Холстинин устало опустился на стул. Неприятная напряженность пропала, оставив после себя чувство истощения. -Не дури, Владимир Петрович, - велел басист. – Сам подумай: был никому не известный солист никому не известной группы, и вдруг – бац! – попал в «Арию». И ведь не сказать, что плохо приняли. -Ага. Среди фанатов до сих пор толки: кто «за», кто не «за»… -А что фанаты? Среди них всегда толки. Вспомни: пока Арчи не ушел, его все время с Валерой сравнивали. Теперь Мишу с обоими будут… Еще какое-то время они вспоминали старые времена: как Артура постоянно сравнивали с Кипеловым, смешные гастрольные случаи… -…Я все-таки думаю, что Маврин ту гирлянду куда-то спрятал, а потом и сам забыл, - закончил Дуб. Встал, сходил налить воды в чайник. -Кстати, знаешь, как про вас с Мишей фанаты говорят? – хитро прищурился Холст, когда басист вернулся. -Опять какое-нибудь непотребство? -Ну, вроде того: Миша с мамкой. -Что, серьезно? – заржал Дуб, плюхаясь в кресло. То жалобно скрипнуло. –Ну, раз уж я мамка, то ты – папка. Отсмеявшись, басист в который раз уж вылез из кресла, подошел к сидящему напротив Холстинину. -А знаешь, что мне в этом больше всего нравится? – прошептал он. Склонившись почти к самому уху. – Недалеко ведь от истины…
Салли МанЬякина: Мой новогодний подарок всем обитателям этого славного форума. Как поссорились Саша и Валера, и как их мирили. Новогодняя сказка. Юбилей группы «Кипелов» прошел бурно, и даже слишком. Все дело было в том, что Кипелов с Манякиным поссорились. Нет, это было не как в старые времена, когда Кипелыч ругался с Рыжим, и летели искры и тяжелые предметы. Это было тихо и очень холодно. Но, обо всем по порядку. От избытка адреналина на юбилейном концерте Валерий с кем только не заигрывал. В результате, Выбрал себе Терю в качестве главной мишени. И так, и сяк к нему подойдет, то прижмется, то приласкается. Только Теря на все это не особо реагировал. За кулисами пару раз Валеру послал, а выйдя на сцену, некоторое время ничего кроме гитары не видел. Потом поднял голову, глянул в зал и заулыбался. Валера не обратил на это внимание, а вот Маврин был готов поклясться, что улыбался Теря кому-то конкретному. И так оно и было. Увидев в зале такую родную носатую физиономию, Теря успокоился, и сосредоточился на музыке. Манякин видя все эти заигрывания, сначала тихо кипел, а потом, вдруг стало невыносимо холодно. Слишком часто в последнее время Валерий позволял себе подобные выходки, даже не пытаясь подумать о том, а каково в этот момент Саше. Как-то на автомате отыграл концерт, с торжественного ужина смылся. Придя в их с Валерой квартиру, посидел немного в любимом кресле, а потом собрал вещи и уехал к себе. Вот так просто и тихо, без скандалов. Из группы уходить ударник не стал, просто, отгородился от вокалиста. Словно, ни когда и не было ничего между ними. Кипелов заметался. Разговаривать было бесполезно. Саша молча слушал, изрекал в ответ максимум два предложения. Попытки ухаживания разбивались о холодную вежливость. И, не придумав ничего более умного, Валера помчался к Рыжему за советом. Маврин слегка удивился, но пригласил Валеру пройти, стал поить чаем. Валера ни как не мог собраться с мыслями, и внятно изложить Рыжему суть проблемы. Шел общий треп ни о чем. И все чуть было и вовсе не закончилось не начавшись. Приехал Юра Алексеев. И по его лицу было отчетливо видно, насколько он не рад видеть Кипелова здесь и сейчас. Но, Маврик сумел все уладить, буквально, одной рукой почесывая Алексиса за ушком, а другой удерживая, вознамерившегося сбежать, Валеру за пояс. Выслушав, наконец добравшегося до сути Валеру, Сергей покачал головой. - Даже не знаю. Если ты хочешь вернуть Маньку, то придется начинать все с нуля. Снова завоевывать его доверие. - С нуля?! – Валерий растерялся. -Ну, а ты как думал? Ведь Сашенция, даром что молчун, но и он не железный. Просто ты не видел. Там где любой другой, - Маврик как-то странно покосился на Алексиса, - орал, рвал и метал, а может и дал бы тебе по физиономии, он просто молчит. Все это выгорало у него в душе. - А может, - неожиданно вступил в беседу Юра, - Вам с Сашей куда-нибудь съездить, вместе Новый год встретить? Ты ему предложи. Типа, просто, как друзьям. -Юр, ты как себе это представляешь? Он со мной не разговаривает, смотрит мимо. Я его что, должен оглушить, затолкать в машину и отвезти куда-то? Ага, и еще и к батарее приковать. Совещались весь вечер, но придумать ничего путного так и не смогли. Пожалуй, сама дельным, было предложение Юры поговорить еще раз с Манякиным. Попросить у него прощения. С этим Кипелов и уехал. Но, признавая дельность совета, поговорить так и не решился. Манякин тоже маялся, и не находил себе места. На даче, которую он так любил, ему вдруг стало пусто и душно. Слишком много тут было воспоминаний о Валере, о том, как хорошо было вместе. И по крысиному скреблась мысль о том, что вот пока Валере было плохо, пока нужна была опора, вот он Манякин был нужен. А как полегчало, так и все. Прошла любовь, завяли помидоры. В одиночестве все это переживалось уж слишком тяжело. Манякин решил, что есть одно место, где просто можно посидеть и помолчать. И быть не одному. Дверь Мане открыл Артем. Как всегда, какой-то встрепанный и куда-то спешащий. Тери дома не было, а Стыров пытался заниматься всеми домашними делами одновременно. Видя разобранное состояние Мани, напрягать ни чем не стал, деловито осведомился, чего налить, дескать, чаю, кофе или покрепче. Ударник выбрал покрепче. Постепенно, крысиное шебуршение в душе затихало, чему немало способствовал грог. О том, что пришел Теря, Манякин догадался только тогда, когда его подняли, и на руках перенесли из кресла на диван. Сквозь сон ударник слышал, как Артем что-то доказывал Тере. Но, сил прислушиваться, да и желания тоже, не было. С утра Саше стало лучше, и было немного стыдно перед друзьями. Надо же было вчера с трех чашек грогу вырубится. Неожиданно, Теря предложил отмечать Новый Год вместе с ними, у Артема на даче. Дескать, ни каких особых роскошеств не обещают, но вкусное мясо, хорошую выпивку и уют гарантируют. Немножко, больше для очистки совести, посопротивлявшись, Манякин согласился. До, Нового Года времени оставалось все меньше и меньше. Морозы сменялись снегопадами и оттепелями. И снова морозило. И, как-то после одного мероприятия, Юра рассказал Артему о визите Кипелова. Этот рассказ немного улучшил мнение Артема о Золотом Голосе, о чем он и не замедлили высказаться. Темпераментное обсуждение услышал Рыжий. И в результате, родился грандиозный план, как помирить Валеру и Сашу. А еще Маврин параллельно решил для себя проблему встречи Нового года, нахально набившись к Артему в гости, якобы, что бы приглядеть за процессом примирения. Терю присутствие Маврина и Кипелова не порадовало. Но, Артему всегда (когда он этого хотел) удавалось уговорить гитариста. Хотя, Сергей, в отличие от Артема, и не был уверен, что план сработает. И вот, на дворе тридцать первое декабря. Валерий собирается встречать новый год в компании Рыжего и Алексиса. Правда, ему так и не сказали, у кого и где будут праздновать. Маврик загадочно ухмылялся и заявлял, что это часть сюрприза. В назначенное время Валера стоял с сумкой на улице. Рядом с ним остановился джип, который при ближайшем рассмотрении был опознан, как принадлежащий Терентьеву. И тут Кипелыча, запоздало осенило, что спросить, кто еще будет на празднике, он не догадался. Теря забросил Валерину сумку в багажник и махнул рукой, дескать, место сзади. И тут еще один сюрприз. На заднем сидении сидел Манякин, который моментально при виде Кипелова нахохлился и замкнулся. А впереди с комфортом расположился Рыжий Бес. Предложение поменяться местами успеха не имело. И Золотой голос так и застрял одной ногой в салоне, другой на улице, активно припираясь с Мавриком. В результате, все это Тере надоело. И так встали под запрещающим знаком, да еще на повороте во двор. Выйдя из машины, он просто пихнул Кипелова в салон, и захлопнул дверь. А на протестующие вопли, и попытки выйти из машины (задние двери каким-то чудом оказались заблокированы), заявил, что он всех здесь присутствующих взял в заложники, и раньше второго января не отпустит ни за какой выкуп. Ехали в гробовом молчании. Маня отодвинулся к одному окошку, Кип к другому, Маврик дремал. Начинало темнеть. Местность, проносящаяся за окном, стала уж какой-то совсем безлюдной. Темень, снегопад, занесенная дорога. Джип периодически пробуксовывал в сугробах. Валерий ни как не мог понять, к кому они едут. Вроде, ни чьей дачи в этом районе он не помнит. Наконец, любопытство пересилило. - Сереж, а куда мы все-таки едем? - К Артему Стырову на дачу, – ответил Маврик, - и мне кажется, что скоро приедем. - Хорошо если скоро, - как то пессимистично заявил Теря, - если сейчас снег пойдет сильнее, то рискуем застрять. Но, не застряли, и нужный поворот не пропустили. В старом дачном поселке было тихо и темно. На подъезде к воротам Терентьев принялся сигналить. Во дворе заметался огонек. Ворота открылись с величайшим трудом. Встречал их Юра Алексеев с фонарем в руках. И это показалось Кипелову каким-то загадочным знаком. К дому была (часа два назад) расчищена дорожка, но уже изрядно намело. Манякин оступился, и болезненно подвернул ногу. Валера молча, подхватил его под локоть, и помог дойти до крыльца. В сенях, опять-таки горел фонарь, а из под двери в комнату восхитительно пахло едой. Артем радостно со всеми обнялся-поздоровался, потом обратился к Тере с виноватой улыбкой: - Извини, генератор накрылся, а починить его мы с Юрой не смогли. Так что ужин при свечах и жаркое из печи. -А что, даже романтично, - прокомментировал Маврик. - Да, хрен с ним, с генератором, - Теря подустал от дороги и проголодался, - переживем. - Тогда, прошу к столу! При распределении за столом вышла заминочка. Манякин предпринял попытку сесть подальше от Кипелова, но был согнан с кресла Артемом, которому, якобы дуло из окна. Кипелов же, приложил все усилия, что бы оказаться рядом с ударником. Постепенно, съеденное-выпитое, а так же атмосфера романтического уюта делали свое дело. И Манякин уже с удовольствием подкладывал Валере на тарелку вкусные кусочки, и пил то, что он подливал. Беседа текла неспешно, прерываемая тостами и пожеланиями. Ближе к полуночи, музыканты с радостным гиканьем вывалились во двор. Вот-вот пробьют часы, Теря с Юрой готовили к запуску фейрверк, Маврик с Артемом с хохотом искали шампанское, которое было закопано где-то в снегу и якобы под крыльцом. И неожиданно прекратившийся снегопад, вызвездившееся высоченное небо. На Кипелова неожиданно накатило. Он подошел к Саше, обнял сзади, и уткнулся лицом в затылок: - Прости меня, ну пожалуйста, прости. Я такой дурак. Ты мне нужен, люблю тебя. Напрягшийся Манякин несколько секунд переваривал услышанное, потом положил руки поверх Валериных, и подался назад, прижимаясь. - Эй там, группа Кипелов, вы шампанское будете? Что стоите-то? – радостный возглас Маврика свидетельствовал о том, что шампанское нашлось. Поразительно громко зазвучали куранты у кого-то на мобильном. Хлопнуло шампанское, пошел на взлет ферверк. И, кажется, всем и каждому пришла одна и та же мысль: «Пусть все будет хорошо, пусть у нас у всех все будет хорошо». Потом бесились и дурачились в снегу, изваляв друг друга, штурмовали какую-то рытвину, которую оборонял Теря. Во время этой снежной битвы Валера не удержался, грохнулся в снег, и моментально рядом приземлился Маня, и не два встать, вжал в снег и поцеловал. Правда, нацеловаться им не дали. Через них споткнулся Юра, романтика моментально растаяла от горячих слов. Что было потом, ни кто не смог бы сказать наверняка. Выпитое, дало себя знать. Но, утром расклад был примерно такой. Маврик с Юрой занимали хозяйскую кровать. При этом, Рыжий раскинулся морской звездой, а Юра притулился на краешке, не давая Бесу упасть. Валера и Саша устроились на узенькой лежаночке возле остывающей печки. И потом с утра долго удивлялись, как вдвоем поместились. Теря с Артемом расположились в кресле-кровати, причем, Теря частично на полу (ну не рассчитано оно на Терин рост), Артем удобненько так сверху, как на матрасе. А утро началось уже ближе к закату на следующий день. Сигналом к побудке послужил треск, грохот и мат. Старое кресло-кровать приказало долго жить, не выдержав двойного веса. Теря хохотал, Артем сидел на полу с наигранно-обиженным видом, потирая ушибленный нос.
nigai-kun: Это было задумано как подарок Io к Новому году) Как в старые добрые времена... Канон. -Сереж, смотри, что я нашел, - разнесся по квартире звучный высокий голос. Вслед за ним в дверях комнаты появился и его обладатель – Валерий Александрович Кипелов. Вошел и недоуменно уставился на торчащие из-под кровати ноги в потертых джинсах. – Ты что там забыл? Кровать отозвалась невнятным «Щас…», затем раздался веселый перезвон и из-под кровати выкатились несколько стаканов. Потом выехала небольшая коробка, и лишь после этого показался обладатель ног – недавно рыжий, а ныне пыльный Бес Сергей Маврин. -А я - вот, - гордо сказал он, тыкая пальцем в коробку, - гирлянду нашел! Помнишь еще? Кипелов недоуменно приподнял брови, но полюбопытствовал: внутри, завернутая в толстый слой пожелтевшего, пыльного целлофана, лежала старая гирлянда. Кажется, ее самолично смастерил сам Маврик «в соавторстве» с Дубининым в начале девяностых. Выглядела она просто и незамысловато: соединенные последовательно светодиоды, обмотанные черной изолентой. Но с этой гирляндой «Ария» отпраздновала не один Новый год, а потом, в 99-м, бесследно исчезла. -Теперь понятно, куда она делась тогда, - тепло улыбнулся Валерий. -А я что? Я – ничего, - хитро прищурился Бес. Потом все же пояснил, - Мы с Дубом поспорили просто. Он утверждал, что помнит, где что лежит. Ну я и сказал, мол спорим, я что-то спрячу, а ты и не догадаешься. -И как? – заинтересованно спросил Кипелов. Гирлянду тогда искали всей группой, включая «приглашенных участников», но на Мавра никто с воплями не набрасывался. -Как-как… не догадался! – хохотнул Мавр. – А я потом и сам забыл. Так что ты там нашел такого? Кипелов улыбнулся и молча указал головой в прихожую. Там повсюду стояли коробки, забитые старыми, но милыми сердцу вещами. Тусклая лампочка над зеркалом много света не давала, но масштаб бедствия был на лицо: убирать все это придется едва ли не дольше, чем разбирать. Выкинуть – не вариант! -Ну, так что это? – нетерпеливо переспросил Сергей, оглядывая помещение. Кипелов взял в руки старую кепку, лежавшую на одной из коробок. Самая обычная джинсовая кепка, выгоревшая чуть не добела, вытертая многочисленными прикосновениями, на козырьке – пятно от когда-то пролитого пива -Моя кепка! – удивился Маврин, выхватывая ее из рук Кипелова и тут же надевая. -Непривычно как-то, - рассмеялся Валерий. -Почему? -Ты теперь то в шляпе, то в бандане. -Ну и что? Кепки я тоже ношу. А тебе не нравится? -Очень нравится. Но все равно непривычно. Я-то привык тебя безо всяких кепок видеть. -Хочешь, я могу специально для тебя одевать кепку, - хитро прищурился Маврин, подходя ближе. -Зачем? – приподнял брови Кипелов. -Ну, например, чтобы меняться. Я надеваю что-нибудь на голову, ты распускаешь волосы… - теперь Бес подошел совсем близко, и Валерий невольно сделал шаг назад. И тут же уперся спиной в шкаф – маленькая прихожая не была предназначена для отступательных маневров. -Ты хочешь, чтобы я распустил волосы? – еще больше удивился золотой голос России. -Очень хочу. Я тебя таким только на концертах вижу. Только теперь такие концерты, где мы вместе играем, случаются раз в несколько лет. Мне мало. Он протянул руку и медленно стащил резинку. Аккуратно подстриженные волосы рассыпались по плечам, и Маврин не замедлил запустить в них пальцы. -Мы так уборку не закончим, - попробовал воззвать к голосу разума Кипелов, но тот, видимо, взял отгул. -Плевать, - выдохнул Сергей, осторожно касаясь губами подбородка Валерия. Кипелов прикрыл глаза и чуть наклонил голову, ловя губами новый поцелуй. Руки Сергея чуть надавили на плечи, потом он, не выдержав, потянул Кипелова на себя, и в комнате уже толкнул на кровать, из-под которой недавно вылез. Старая кепка была забыта, на столе лежала старая гирлянда в пыльном пакете, за окном медленно падал снег, невероятным образом делая теплыми свинцовые тучи. -А давай, - раздался шепот Маврина над самым ухом, - как в старые добрые времена… Отпразднуем Новый год с ребятами и гирляндой? -Давай.
Io: Cладкий запрет канон У Лерки снова какие-то напряги в семье. Отвечает невпопад, сосредоточен на чем угодно, только не на процессе записи и еле заметно вздрагивает, когда речь заходит о возвращении домой. Понятное дело, не знай я его так долго, едва ли заметил, что что-то не так. Кипелов не хочет говорить о своих проблемах, не хочет делиться, считая, что разберется сам. Я стараюсь не влезать в это… тут ведь и крайним недолго остаться. Но… и смотреть на него и понимать все это развлечение ниже среднего. Попробовать зайти с профессиональной точки зрения? Так этот псих поселится на студии и будет счастлив избегнуть своих траблов на какое-то время. А кто знает, быть может, это то, что ему действительно нужно или… Я был решительным, или старался казаться таковым. Волевым движением, поставив гитару на подставку, я глубоко вздохнул. Затем направился к Валерке, который как раз собирался на перекур. - Покурим? – предложил я. - Угу.. - Давно я тебя не видел… - по дороге в курилку я старался подготовить друга к неприятному для него разговору. - Ты о чем? - Ты стал невнимательным и забывчивым… - Да… есть проблемы… - отмахнулся он, - надеюсь, что к концу месяца все устаканится. Мы устроились каждый в своем любимом углу. Я поближе к окну, Валерка наоборот, старался скрыться в тени рассохшегося стеллажа. - Как думаешь выпутываться из того, что натворил? – спросил я, выдыхая сизый дым. - Не знаю… - вздохнул Кипелов. На самом деле, быть может, ему хотелось с кем-то поговорить, но он не знал, как подступиться с чего начать, а я тут подвернулся? Может, не хотел держать все в себе, а я навешал ярлыки заранее? - А чего случилось-то? Не похоже на твою обычную размолвку с женой. - Когда это мои размолвки с женой успели стать «обычными»? – было вспыхнул он, но тут же остыл, - да, нет… тут дело в другом. Жанна вроде бы давно не ребенок, а все норовит мне что-то доказать… нашла себе не пойми кого… в общем, я не одобрил ее выбор и… тут началось. - У тебя есть объективные причины настаивать на своем мнении? - Пока вроде бы нет… но не к одному ее прежних молодых людей я не испытывал такого отвращения, как к избраннику. - Я не могу сказать, что понимаю тебя, но что было бы, если бы твои родители не одобрили твой выбор? Как бы ты себя повел? - Наверное, постарался убедить бы их в обратном, а если бы не удалось, просто съехал бы. - Вот и позволь ей сделать то же самое. Только не упрекай. Пусть попробует. Не срастется – сама придет просить прощения, а если все хорошо… так не этого ли ты на самом деле хочешь для своей дочери? Чтобы она была счастлива? - Да, но… все это так, черт побери, легко только на словах. Я пожал плечами. - Другого выхода я не вижу, ведь ты не сможешь всю жизнь опекать ее. - Да… но очень бы хотелось. Мы улыбнулись друг другу и кажется, что Валера посмотрел на меня с искренней благодарностью. Такие банальные вещи, мне кажется, что в последнее время, мы стали забывать об этом. О том, что мы можем просто поговорить друг с другом и почувствовать тепло и поддержку другого человека. После репетиции Валера подошел ко мне и предложил вместе поужинать. Давно с ним не случалось ничего подобного, отказываться я не стал, поэтому мы довольно быстро собрались и направились в небольшое кафе в центре. Еще совсем недавно могло показаться будто в подобных местах могут задерживаться только очень состоятельные люди или бандиты, но кажется, все менялось и впервые не в худшую сторону. Обычные люди отдаляясь от черты бедности, пусть небыстро, но теперь мы видели обывателей за соседними столиками, но не привлекали к себе особенного внимания. - Ты такой серьезный сегодня, что это на тебя нашло, Рыжий? - И сам не знаю… думаю о будущем что ли, а может просто хандрю. - Надеюсь, твои загоны никак не связаны с нашим сегодняшним разговором в курилке? - Нет… разве, что самую малость. На время я успел выпасть из реальности… весьма плохо понимая, что и как… мы о чем-то говорили, кажется, обсуждали производственный процесс, и что Теря может еще придумать для лучшей записи, затем мы заказали чай, а десерт оказался просто великолепным, что я против обыкновения оставил очень щедрые чаевые. Очнулся я в метро. Сейчас было проще передвигаться именно таким способом. - Ты не хочешь проводить меня домой? Взгляд Валерки был лукавым, а значит, продолжение вечера обещало стать приятным. Уж не знаю, куда и как ему удалось сплавить своих домашних, но уж точно, он не стал бы предлагать зайти, если бы кто-то был дома. Отказываться было глупо, да и по чести сказать, не очень-то и хотелось. - Иногда мне кажется, что ты специально затеваешь все эти ссоры, чтобы иметь возможность… Мысль не успела закончиться, потому, как я был втянут в прихожую, а мой рот был запечатан поцелуем. - Может быть и так. В каждой шутке, есть доля Фрейда… Рассуждать больше было не о чем. Я прижимал Кипелова к себе, с наслаждением возвращая ему поцелуи, вновь и вновь чувствуя вкус его губ, напоминая себе о том какими сладкими бывают его поцелуи… Спустя считанные минуты Валерка плавился под моими руками, а я доводил его до криков новыми ласками. Нередко я думал, что если бы по каким-то причинам вместе нам пришлось провести бы большую половину жизни, если бы мы не были любовниками, а наши отношения смогли бы сделаться серьезными, были бы мы столь же неукротимо сумасшедшими, если бы нам никто ничего не запрещал? - Ты меня всегда спасаешь… - шепчет Валерка. А я не говорю ничего, думая, что, наверное, и он спасает меня от внутренних противоречий и одиночества. Мой самый сладкий запрет.
Io: Провидение Терентьев/Манякин Маврин/Кипелов Небольшая дружеская гулянка подошла к своему логическому заключению. Против обыкновения мы собирались на даче у Марги. Быть может, именно благодаря этому вечеринка в честь очередной смены календарных дат не переросла в банальную пьянку. Вообще наличие нескольких девушек и даже женщин дисциплинировало и заставляло вести себя галантно. Позже, когда все леди и некоторые джентльмены были сопровождены до таксомоторных средств передвижения стало как-то уж больно тяжко. Как будто ты и не развлекался весь вечер, а выполнял некую миссию, или несложную, но монотонную работу. - Что притомились? – усмехнулась Пушкина. - Ну, ты скажешь тоже… - попытался отшутиться я. - Да брось, Полковник, а то я не знаю как ты старался, просто изо всех сил, можно сказать, всеми фибрами души, чтобы показать себя в лучшем свете. - Не поддевай, - заступился за меня Валерка, - мы действительно держали марку, чтобы дамам сердца не было мучительно больно за невоспитанных кавалеров. - А я о чем толкую? Вам ведь только дай свободу, равенство и пьянство! Мы рассмеялись. Напряжение куда-то ушло. Маврин принялся помогать Маргарите убирать со стола, а Валера собирал посуду и стаканы по всему небольшому дому. Уже сидя за чашкой чая, мы все четверо вдруг заспорили о политике. Каждый как-то слишком уж рьяно доказывал свою точку зрения. Но как это и обычно бывало, мнение про то, что «никому нынче верить нельзя» стало объединяющим. Кажется, что за окном сделалось особенно черно. Марго решила, что достаточно выносить ее сознание из творческого оцепенения, а стало быть, шли бы мы все спать. Предоставив Сережке и Валерке свободный диван я расположился на раскладушке, поскольку чудо советского мебелестроения для меня все равно было несколько коротковатым. Марго, домыв последнюю чашку удалилась в свои апартаменты, наказав нам громко не ржать и припрятанную водку не жрать. Разумеется, все это означено было в шутку. Силы как-то единовременно покинули нас всех. - Хорошо, что Алексей не остался, - сонно заметил Рыжий. - Это точно, не хватало еще парня с молодых ногтей приучать к суровому времени бухабря. - Не преувеличивай, Валер… Кипелов махнул рукой, стаскивая свитер через голову и ныряя под прохладное одеяло. - Блин… не май месяц… Сергей протянул мне наиболее удобную подушку, выключил свет и устроился рядом с вокалером. - Вот интересно, - нарушил он наше сосредоточенное верчение в попытках устроиться удобнее, - был ли протоязык похож на двоичный код или… Нам с Кипеловым тут же стало ясно, что Маврин немного перебрал и теперь будет нести всякую ахинею, особенно, если вступить с ним в дискуссию, которая до утра может и не завершится. - Давай завтра об этом поговорим,- проворчал Кипелов. Я стратегически молчал. Кажется, Сережка согласился и спустя некоторое время уже негромко засопел, провалившись в полудрему. - Доброй ночи, - сказал Валера. - Доброй, - откликнулся я. Порою мне нравилось ночевать вне дома и знакомой обстановки. Особенно если речь заходила о загородном доме. Мне нравилось прислушиваться к поскрипыванию половиц, к сквознякам, бродящим где-то на чердаке. Иногда я просыпался оттого, будто за окном кто-то бродил под окнами, постукивая в заиндевевшие рамы или слегка продавливая корку наста. Но в эту ночь все было спокойно. В зимнем безмолвии стоял почти полный штиль, только старый комод изредка поскрипывал неплотно закрытой дверцей, пытаясь выбрать положение поудобнее. Убаюканный теплом и тишиной, ровным дыханием коллег я почти провалился в собственные грезы. Но неожиданно в окружающей обстановке сделалась какая-то едва различимая перемена. Я даже не понял, что именно произошло. Однако воздух сделался гуще и слаще. Статическое электричество наполняло комнату, вытесняя внешние раздражители и звуки проникающие из-за прикрытой двери. «Что за черт?» - пронеслось у меня в голове. Для того, чтобы прогнать неловкое смятение, охватившее меня я откашлялся, а после, скрипя пружинными раскладушки, выбрался из-под уютного верблюжьего одеяла, чтобы утолить жажду. Когда я вернулся обратно и удобно устроился на подушке, прикрыв глаза, я вдруг понял… осознание неловкости момента обрушилось на меня, как гром среди ясного неба. Нечто подобное я уже испытывал, но являясь непосредственным участником событий, но, не наблюдая со стороны. Скорее всего, ни Валера, ни Сергей не осознавали того, что сейчас происходило между ними, но по какой-то роковой случайности я оказался в перекрестье этих чудовищных энергетических потоков. Чье-то дыхание сбилось. Я услышал движение руки, скользящей под одеялом и тонкой тканью простыни. Определенно, это был Рыжий, прижавший к себе вокалиста. И тот с готовностью откликнувшийся на этот порыв. Выдох, наполненный истомой, переплетающиеся пальцы. На самом деле ничего Такого вроде бы не происходит. Если бы я не знал. Если бы не понимал, как начинается головокружительное падение. Что сыграло злую роль? Количество выпитого? Идеальное совпадения парфюма и средства для бритья? Запах кожи с примесью запаха табака?... Кажется, ребята даже не проснулись. А я лежал, опасаясь сделать неловкий вдох и разрушить момент, потому, что второго такого уже никогда не случится. Наверное, я мог бы предпринять что-нибудь, придумать любой повод, остановить, но… ведь это так просто и ясно, когда исполняется то, что должно. Несколько лет назад, будучи в состоянии легкой эйфории я испытал подобное чувство. Неправильность ситуации не пугала, а напротив подхлестывала меня. Точно не знаю, в чем было дело, но Саша Манякин и я больше не были просто друзьями. Мы никогда не афишировали наши отношения, думаю, никто из коллег или друзей не мог бы заподозрить меня в подобном, однако именно этот опыт позволил мне стать неловким свидетелем изменений в сознании друзей. Если честно, некоторое время назад я был почти уверен, что они встречаются, что они так же являются не просто друзьями… но после я убедился, что это не так. Зато теперь… Сережка притянул Валерку к себе, громко вздохнул и уткнулся тому ни то в шею, ни то в волосы… Не знаю как мне удалось заснуть. Но сон мой был беспокойным. Мне снилось, что Холстинин спалил нас с Манякиным, целующимися в рубке, чего, стоит отметить, мы никогда себе не позволяли. Но ситуация оказалась патовой. Вроде бы даже завязалась бессмысленная драка, но я боялся, что пострадать может ударник. Когда я проснулся Кипелов и Маврин все так же спали в обнимку, только теперь Валеркина голова была устроена на Сережкином плече. Оба имели самый счастливый вид и, кажется, будто улыбались сквозь сон…
Io: Рада каждая скотина дню святого Валентина. ХолстоДубие - Владимир Петрович, ты, почему такой не романтичный сегодня? - А должен? - Так День святого Валентина впереди. Не вижу проблемы, отчего бы тебе вдруг не стать романтиком! - Романтика это то, что содержит чувства и идеи, эмоционально возвышающие человека… мне, Алексеич, выше уже просто некуда… разве, что трехэтажным. - А как же цветы, конфеты, кофе в постель? - Я буду баянщиком, но скажу, что лучше в чашку… - Ну, Петрович! Ну, своди меня в ресторан, сделай вид, что тебе интересна не только моя жопа в периоды ярко выраженного инфантилизма! Гитарист аж поперхнулся. - Это что сейчас было? - Попытка привлечь к себе внимание. - О, Лексеич, тебе это удалось… - Холст отложил книгу, которую читал, - хочешь поговорить об этом? - Да. Ты, между прочем, бесчувственная скотина, думающая только о работе, в лучшем случае, испытывающая любовное томление по своей гитаре. Ты живешь со мной, когда тебе вздумается, приходишь в мою постель и вместо того, чтобы нормально потрахаться ебешь мне мозг морально-этическими страданиями. В лучшем случае - это твои семантические загоны по поводу текстов, в худшем неудовлетворенное либидо сорокалетней давности! - Мне всего-то 53, - вяло отбивался Холст. - Это не важно! Ты опять меня не слушаешь! - Что ты хочешь? – сдался, наконец, Петрович, - я не понимаю этих псевдоженских загонов! Это, учитывая, что в последнее время кто-то все время является «верхним». - Я бы попросил! - Излагай уже, обиженное самосознание! - Я хочу в ресторан с джазом и живыми цветами. И не в растянутой футболке и кедах! Я хочу в театр, кроме того, я хочу пойти с тобой! - Тебе что жены мало? - Вов! Не заставляй меня ругаться матом… - А мне что платье надеть? - Почему ты… черт… - Дубинин вздохнул, махнул рукой и отправился на кухню делать чай. Вова понял, что оставлять его одного сейчас крайне не желательно, поэтому направился за ним. Чувство вины подсказывало что-то не так, однако Петрович в упор не понимал чего это Виталик так расстроился. - Ты, Лексеич, обоснуй хоть… - Не хочу с тобой сейчас разговаривать… - отмахнулся тот. - Мы ж с тобой почти каждый день видимся… работаем вместе… не понимаю я… - Мне не хватает тебя, а не Владимира Петровича Холстинина гитариста группы «Ария». Вон посмотри на Кипелова и Маврика, они уж лет десять, как в разных группах, а какие отношения! - А какие отношения? Это нам со стороны кажется, что аж искрит, а я б тебя убил уже, если бы мы так часто ссорились, да еще и не только на всю дивизию, так и на весь Интернет. - Не в этом дело! Ладно… вот иди и сделай мне приятно! Давай-давай! И без австрийского шоколада можешь вообще не приходить! - Да ты охренел, старый! Вроде не беременен, а туда же… ладно… хрен с тобой, золотая рыбка. Правда… ведешь себя, как верная жена. Раз уж начал… так иди, готовь ужин, а я что-нибудь придумаю. Дубинин улыбнулся. Черты его смягчились. Несмотря ни на что он любил этого сукина сына, и был прекрасно осведомлен об его привычках и взглядах на жизнь. Но, несмотря на все это, иногда ему очень хотелось расшевелить в Петровиче то юное восторженное создание, с которым он познакомился в университете и так хотелось снова поверить в то, что они еще могут изменить мир. Холст же выпил чаю, затем оделся и вылез в суровую российскую действительность. Почему-то в последнем месяце зимы вместо долгожданного весеннего ветра перемен нередко случается ледниковый период. И сделать с этим ничего нельзя. Приходится пританцовывать вокруг машины со скребком в руках, а после ритуального танца еще минут десять тщетно пытаться согреться. Автозапуск штука хорошая, но исключительно тогда, когда не требуется что-то делать «вот прям сей же час». Владимир Петрович не сильно был силен в практиках любовных, где говорилось о романтике и необходимости что-то совершать. Поэтому, вооружившись рекламными стереотипами, он отправился в местный торговый центр. Виталик на самом деле, редко вел себя подобным образом. Он почти всегда был доволен тем, что есть, наверное, именно поэтому между ними завязались отношения. Сперва это была обида на Кипелова. Красив он был во время оно, как стерва, но так и не дал. И еще более злость в сторону Рыжего. Ему-то обломилось, причем практически на глазах первопроходца от пуританских моралей. Разумеется, оба были в жопу пьяны, но от этого не становилось легче на протяжении восемнадцати последних лет. Уж о любви нельзя было загнаться, но побурчать – так весьма и зело. Виталик не был утонченным юношей, но, к его чести, был более образован, интересен и ненавязчив. В объятия Холста пошел не по пьяни, а ради эксперимента, а так и не вернулся. С готами Лексеич стал умнее, рассудительнее и не подурнел, в отличие от… К характеру и задвигам Холста басюг относился с пониманием, но иногда находила на него эта истерическая нота, да так, что лучше б уж коса на камень. Но… косы у Дуба не было, а почему Петрович отправился на поиск антидепрессантов для любовника, друга и, фактически, любимой жены (после гитары, разумеется). В преддверии басурманского праздника витрины пестрели разнообразием сердечной херни. То, что не распродали на новый год, с переклеенными этикетками, валялось тут же. «Бля», - подумал гитарист. Но это не помогло. Заклинание «пиздец» и «это полная жопа» так же не срабатывали. Должно быть, кончилась мана. Совершенно неожиданно ушлая продавщица под вопли «насилуют!» затащила ошарашенного Петровича в ювелирный салон. Просто ничего более глубокомысленного Холста выдать не смог. - Ай, да, ну что вы! – блондинка даже не смутилась. Ее накладные ресницы вполне могли бы сойти за опахало какому-нибудь радже, - я же по глазам вижу, с женой поругались! «Отключить бегущую строку» - подумал «ариец». - Э… - неоднозначно промычал он. - Бриллианты лучшие друзья девушек! Вот, обратите внимание на эти серьги и это колье! Петрович обратил внимание и тут же скрючился в приступе гомерического хохота, представив себе все это на благоверном. - Что с вами? Это же последняя коллекция! Недавно была представлена во Франции! А вот эта диадема с фианитами… Петрович конвульсивно дергался, пытаясь держаться за прилавок, чтобы не упасть. Сил ржать по теме «Дубинин прынцесса на горошине» больше не было… - Спасибо… - еде выдавил он, - это очень познавательно, но я, пожалуй… - аха-ха-ха-ха…. Диадема с фианитами… и розовое платьице с открытыми плечами…. – Владимир Петрович заржал аки конь. - А что? – продавщица надула губки, - очень романтично! - Безумно… - вспискнул гитарист и немедленно слился, вытирая выступившие слезы. Образ Дубинина в розовом платьице, длиною по самое «не балуйся» стоял перед мысленным взором «арийца» еще минут пять. Петрович заглянул в первый попавшийся магазин, чтобы успокоится, но это ему не удалось. Павильончик торговал женским бельем. Дабы не прослыть сумасшедшим еще и там, гитарист удалился с околозвуковой скоростью. Наконец, отсмеявшись, а, также испив кофею, он нашел заказанный Виталиком шоколад, купил его и, упаковав в романтически черную обертку с изображением взбесившейся кошки, задумчиво побрел дальше. «Что же все-таки подарить ему? В фильмах дамы млеют от цветов, побрякушек и котят… может подарить ему чучело совы? Хотя нет… обмен был бы не эквивалентным. Во-первых, сова – это не кот, во-вторых, Дуб не таксидермист, и, наконец, она дохлая…. Иногда лучше красивое и дохлое, чем живое и в тапки…. Котята не катят…. И не гипотенуза… что же? Приду с веником – он меня им же и выпорет. Как-то купил цветы, а у него аллергия, как раз на лилии… я ж не знал… Так… в романтических картинах еще дарят кольца. А откуда мне знать его размер? Да еще не так поймет… тем более после энадцати лет совместной жизни. Может быть, подарить ему что-то расширяющее сознание? Хотя нет, в 80-х это нехорошо закончилось. И вспоминать не хочу выложенное из тараканов и мух слово «жопа» в столовой. Эффектно главное у него получилось. Интересно, где Виталик взял столько природного материала? Надо будет спросить при случае, если он помнит». Небольшие павильончики и бутики пестрели разнообразием товаров для быта и захламления квартиры. Но все это было не то. Пошлая эзотерика, псевдонаучные приборы, косметические средства, китайские подделки известных марок и новомодные гаджеты. Голова шла кругом. Владимир Петрович не заметил, как забрел в продуктовый супермаркет, что находится на первом этаже торгового центра. «Ну, что за падение Римской империи?!». Петрович был практически уже готов купить бутылку чего-нибудь крепкого и двигаться домой, как вдруг узрел праздно шатающегося Рыжего Беса. Никогда ни до, ни после он не был так рад этому придурку от гитары! - Серега! – воскликнул он, Маврик аж подпрыгнул от неожиданности и чуть было не выронил свою корзинку, - ты что тут делаешь? А, к черту! Спаси меня по старой дружбе… - Чего? - Ну… по старой ревности или по старому соперничеству…. - Что ты несешь? – воскликнул Рыжий Бес, но, отойдя от первого восторга долгожданной встречи, смягчился, потряс протянутую руку и даже улыбнулся уголком рта. - Свет и радость, - на автомате выдал «ариец». Оба рассмеялись. - Что у тебя стряслось? – поинтересовался Маврик. - Ты что-нибудь знаешь о романтике? - Э… - Ну… мне необходимо совершить поступок, в котором диадема с фианитами не может фигурировать от слова «не разу»… - О…. так это… ну шоколадное фондю, например… - Это что за хрень? - Ну… берешь шоколад, растапливаешь на огне в специальной емкости, обмакивая в это счастье кусочки фруктов, кормишь того, перед кем провинился. - Щито….?! – прошипел Холст. - Если бы не накосячил ты, Петрович, тебя бы тут не было с такими вопросами, - философски заключил Сергей. - А сам-то! – ехидно заметил, пришедший в себя «ариец», разглядывая содержимое корзинки Рыжего, - мне особенно нравится твоя непогрешимая уверенность в том, что карамельные ликеры и самбука спасут мир. - Мне не нужно спасать мир, в отличие от некоторых, мне хорошо известны вкусы моей второй половины, Сергей показал Петровичу язык и прошествовал дальше с таким видом, точно прогуливался по подиуму в Милане. «Вот ведь выпендрежник», - подумал Холст, но фруктами и фондюшницей-таки обзавелся. А ну как повезет? Рыжий как никак нередко подавал хорошие идеи, как вот в восьмидесятых с телевизором… хотя нет, это была плохая идея… очень плохая идея… Когда Владимир Петрович вернулся домой в квартире было тихо. Упоительно пахло едой и какими-то пряными травами. Виталик читал его книгу и, кажется, очень увлекся. - Эй, Лексеич! - М… - Я думал-думал, - из меня плохой романтик, но сегодня я могу предложить тебе на сладкое, так сказать, шоколадное фондю. - Это что за херь? – улыбнулся басюг. - А бес его знает… но звучит заманчиво. После небольшого ужина без свечей, зато с парой любопытных книг, Петрович попытался воспроизвести процесс обольщения, как было написано в инструкции. Получилось неплохо. Главное, он успел выловить этикетку до того, как его спалил Дубинин. Виталий наслаждался вниманием, и не столько ел, сколько смотрел светящимися глазами на гитариста, а тот улыбался своей фирменной кошачьей улыбкой. «Месье Маврин знает толк в совращениях…» - Нам бы еще самбука не помешала, -мурлыкнул басюг. - Что за бабские наклонности, Лексеич? - А начал совращать, так уж иди до конца… - Ох, даже не знаю… водки? - Фи… какая пошлость! В крайнем случае, коньяк. - Хорошо, пусть коньяк…. - Знаешь что, Петрович? - Что? - Я знаю, что все равно не смогу куда-то деться, бросить тебя. Мы столько преодолели вместе, что уж и не важно подарил ты мне на день рождения новую татуировку или туалетную воду - все равно… буду с тобой… и всё это не имеет никакого значения. Но это твой самый романтичный день всех влюбленных, знаешь об этом? - Почему? - На остальные ты просто забивал… Оба усмехнулись, а затем Виталик притянул Володьку к себе, нежно поцеловав в уголок губ.
Maine Coon: – Тебе нравится? Нравится, да? Торопливый шепот в ухо и быстрые поцелуи. Мы стоим в полумраке студийного коридора кипеловской студии, он прижимает меня к стене, руки скользят по моему телу, губы покрывают поцелуями лицо. Мы, конечно, совсем недавно наладили отношения после очередной размолвки, когда я дулся на него пару месяцев. Но я не думал, что очередная репетиция к юбилейному концерту его группы закончится так. Он как бы случайно задержал меня, задав какой-то вопрос. Все уходили, а когда Слава задержался в дверях, бросив странный взгляд, Кипелов буднично поинтересовался у меня: – Ты домой? Подбросишь? – Что? Да, не вопрос. Слава еще раз взглянул на меня и исчез, а через несколько минут, когда я собрался идти прогревать машину, Кипелов не дал уйти, прижав к стене… И эти поцелуи вперемешку с быстрым шепотом. Я не был готов к такому и не могу сопротивляться. Кажется, я никогда не бываю к этому готовым… – Нравится? – Да… да, Валер – еле слышно отвечаю я, когда его язык в очередной раз касается моего уха, – да… – Не могу без тебя… – снова торопливый сбивчивый шепот, и он хватает меня за руку, тянет обратно в студию, толкает на диван и наваливается сверху. И снова – бесконечные поцелуи, нежные поглаживания. На его губах блуждает улыбка, глаза блестят, а сам он чуть подрагивает от возбуждения. Что служит причиной того, что иногда он становится – таким? Напористым, почти безумным, но всегда очень нежным. Таким, что я совсем не могу сопротивляться. Он стягивает с меня кофту и присасывает кожу на плече. За плотно забитыми татуировками не будет заметно, даже если останется след. Его руки за несколько секунд справляются с моим ремнем и застежкой джинсов, обхватывают, делают несколько быстрых движений вверх-вниз, и я отзываюсь стоном. Валерка стремительно избавляет меня от одежды и раздевается сам. Я не предпринимаю почти никакой активности, да он и не ждет ее от меня, и только сам в очередной раз покрывает мое тело настойчивыми поцелуями. Резкое проникновение, почти без подготовки… я чуть морщусь от боли, а он наклоняется ко мне и очередной поцелуй – чуть менее напористый и чуть более нежный, чем предыдущие – заставляет меня забыть о дискомфорте. Он толкается с силой, словно утверждая свои права на меня и снова шепчет: – Маврик… мой, только мой, Рыжий. Ты никуда от меня не денешься. Понял? – я еле заметно киваю ему в ответ. – Мне без тебя плохо, не исчезай, только не исчезай совсем из моей жизни, я же не смогу без тебя… В его глазах все тот же безумный блеск, а я улыбаюсь в ответ, киваю и тянусь за новыми поцелуями, пытаясь подстроиться под ритм его движений. Я знаю, что сейчас он говорит то, что думает на самом деле, и едва ли он когда-нибудь сможет повторить это в нормальном состоянии. Потом мы лежим вместе, и он прижимается ко мне, уткнувшись лицом в мое плечо, словно боится, что я исчезну. Я обнимаю его и осторожно глажу по спине, а он, успокаиваясь, перестает вздрагивать. Сейчас он успокоится совсем, и, одеваясь, будет прятать глаза, стесняясь своего поведения и своих слов. А когда мы встретимся в следующий раз, ничто не будет выдавать, что между нами снова что-то произошло, и только очень внимательный наблюдатель сможет заметить, что отношения стали чуть теплее, чем прежде. Он приходит в себя и отстраняется. Я притягиваю его обратно и ничего не говоря, целую в губы, после чего отпускаю и позволяю ему встать. Он пытается хмуриться и не смотреть на меня, а я не могу удержать наползающую на лицо улыбку. Я стараюсь делать вид, что ничего не произошло, что все так и надо, и когда мы едем домой, завожу беседу на нейтральную тему. Он успокаивается окончательно и расслабляется, потому не успевает среагировать, когда на прощание я быстро притягиваю его к себе и целую. Он шипит на меня, что нас могут увидеть, а я лишь довольно улыбаюсь. Неважно, как скоро он покажет свой дурной характер, и мы в очередной раз поругаемся на всю оставшуюся жизнь. Я знаю, что все это временно, потому что сегодняшний случай слишком ясно напоминает мне о том, как я ему на самом деле нужен.
Варульв: Привет Москвааа! Простите, был взволнован, Не понял я вполне, куда сие писать: Раздела "Юмор" иль "Стихи" - ну вобщем, одним словом В закрытке подходящей темы не видать. Слешные и не очень стишки-пирожки, или я-не-виноват-оно-само проблема снова у арийцев опять сменился вокалист привязывать их надо на ночь сказал им маврик как знаток маниакальная же фаза пометку сделал в карте врач то боги спят то страж в пустыне то в диком поле свет иссяк холстинин маврик и грановский зашли однажды вместе в бар и в интернетах холивары кипели где-то года два бежит кипелов по туннелю за ним не поезд нет вы что мутанты крысы партизаны фанфикшн был суров и строг остерегайся вокалистов кудрявых и вообще любых коль расширеньем кругозора не хочешь сильно рисковать сманил певца сманил басиста так злился холст идя домой решил похоже чертов маврин себе расширить кругозор зачем вам сельдерей артемий и на одну жену нет сил вопрос наивный фыркнул тема ведь дело вовсе не в жене нет ни за что твой чертов маврин не будет к нам переезжать вы с ним понятно развлекаться а я за вами убирай что за намеки леша право кто мог такому научить и тут валеру осенило ну маврик гад ну погоди
Io: Жизнь-то налаживается! каноническая зарисовка. - Это все ты виноват…. Ты, Рыжий… ты виноват в том, что Кипелов ушел от нас! - Это ты его увел… если бы не ты, ничего бы и не было! Была бы «Ария», как «Ария», а тебе понадобилась какая-то мифическая справедливость… ну и где она теперь, твоя справедливость? Лица Холстинина и Дубинина становились все ближе, они неестественно приближались, пока Сергей Маврин вдруг не замахал на них руками, как на надоедливых мух и «мухи», т.е. Владимир Петрович и Виталь Лексеич немедленно исчезли. «Что это было, Пух?» - риторически спросил себя Рыжий Бес, и не найдя ответа, свесил ноги с кровати. Нашарив только один тапок, он, было собирался расстроиться, но вспомнив о сне, зябко передернул плечами, решив отложить это крайне важное дело на потом. «К чему бы эти странные сны?» - подумал Сергей, зевая и потягиваясь, - «столько лет прошло, а они все о том же, тем более во сне… это уже совсем не в какие рамки не лезет!». Не успел Маврик как следует поразмыслить, как в коридоре зазвонил телефон. «Хм…» - подумал Сергей, но сказал только: - Алло! - Здравствуй, Рыжий демон! – молвила Рита Пушкина ласковым голосом, что уже не внушало… а так сказать, настораживало. Если Рит Тольна звонит, да еще и сама… да еще и… - С днем рождения тебя! - Дык… дык…. Дык… - попытался объясниться Маврик. - Да-да? – ласково уточнила Пушкина. - Он через месяц… - Да ладно… - Истинная правда… - Я тут подумала… «Час от часу нелегче»… - подумал Сергей. - Может быть, ты присоединишься к иску против Артура Беркута, он ведь и твой материал…. Договорить Маргарита Анатольевна не успела, потому, что Рыжий Бес положит трубку на рычаг. «Черт знает что твориться! Ну, Холстинин, Дубинин… это я понимаю… но Рит Тольна… икона так сказать… что дальше, Кипелов?». Не успел гитарист додумать фамилию экс-Арийца, как из спальни призывно зазвучала мелодия «Антихриста». «Твою ж налево!». - ЧТО! – с места в карьер взял Маврин. - И тебе здравствовать! - Что тебе надо, крейсер Аврора? - Ты чего такой злой с утра? - Да вот… сняться тут всякие… жить мешают! - Это я что ли? – игриво осведомился золотой голос металла. - Если бы… Дубинин и Холстинин бывшие приятели твои мозг мне съели… - Буду ревновать, - вздохнула трубка голосом Великого и Ушастого. Сергей хотел послать далеко и надолго, но что-то подсказало, что сейчас не время… и даже не самое место… и зачем-то же этот гаденыш все-таки звонил… - Ну, приступай! - Ты не серчай, Сергей Константинович… я ведь чего хотел… может… у тебя найдется свободная минутка между просмотром порно с участием Холстинина и Дубинина, пусть даже в своих снах, и ты был бы не против… - … порнухи с твоим участием? – повеселел Рыжий… - Как тебе не стыдно! – протянул Кип. - И так не стыдно и вот так… - Ладно… так что? - Это я завсегда… - Тогда я буду в шесть… - Охренел? – ласково осведомился Рыжий Бес. - Ну, хорошо, хорошо… приезжай… «А жизнь-то налаживается…», - подумал Маврик, меняя рингтон с «Антихриста» на «Улицу Роз».
Maine Coon: Иногда я понимаю, что все бесполезно. Я пытаюсь избавиться от этой дурацкой зависимости от тебя, от бесконечного желания видеть тебя, твою улыбку и слышать твой голос. Что я только не предпринимал! Я пытался ссориться с тобой, находя какие-то безумные поводы, и у меня даже получалось, верили не только окружающие. Верил даже ты, что я зол на тебя, что не хочу тебя видеть или даже знать. Но… ты все равно всегда прощаешь. Словно я не причиняю тебе боль своим поведением, словно ты забываешь о том, что мы поругались, едва мы прощаемся. Я пытался вызвать в тебе злость, пытался дать тебе повод меня ненавидеть. Вел себя ужасно по отношению к тебе, поддавался влиянию окружающих, пытался оскорблять тебя, воздействовать юридически, как-то еще… но все это как будто не имеет смысла, и когда я звоню тебе, чтобы сказать, что мне нужна твоя помощь, что ты нужен мне, ты, пусть и поломавшись, все равно приходишь, бросив в трубку короткое «скоро буду». Ты всегда был таким, всегда мне помогал и всегда защищал. То от Холста, недовольного тем, как я исполняю материал, то от излишне назойливых поклонников, оттягивая внимание на себя, то от себя самого, когда я запутывался и не мог разобраться в своей жизни и своих чувствах. Кажется, ты всегда был более эмоциональным, чем я. По крайней мере, меньше стеснялся своих чувств, демонстрируя их тогда, когда считал нужным и как считал нужным. Особенно тогда, в самом начале… …Какой-то древний год, типовой дворец культуры. Десять или пятнадцать минут до выхода на сцену. Ты вталкиваешь меня в какой-то закуток в кулисах и, прижимая к стене, начинаешь беспорядочно целовать. – Сережка, придурок, – шиплю я, пытаясь оттолкнуть тебя, – увидят же! – Плевать… пусть завидуют. Больше ничего они не смогут сделать, а я хочу… – Подождать до гостиницы никак? – Я хочу сейчас… И я сдаюсь под твоим напором. Ведь твои поцелуи такие сладкие, а если и правда кто увидит, то ничего не сможет сделать – ведь ты меня защитишь. Но нам везет, и никто не успевает увидеть… Каждый раз, когда мне в очередной раз случается поссориться с тобой, я чувствую себя так, как, наверное, чувствует себя наркоман во время ломки. Мне сразу же хочется, чтобы ты был рядом, сжал меня в объятиях, поцеловал и сказал, что все будет хорошо, что ты меня никогда не бросишь. Каждый раз, когда мы расстаемся, мне всегда хочется тут же вернуть тебя. А спустя какое-то время до безумия хочется увидеть тебя, обнять, почувствовать твои руки. Увидеть твою теплую улыбку, и карие глаза, от одного доброго взгляда которых становится так тепло, что я расслабляюсь и чувствую себя в безопасности. Но я же гордый и я стараюсь бороться с этой зависимостью от тебя. Хотя, кажется, я все равно я хожу по кругу. И сколько бы я ни пытался убежать от тебя, оторваться у меня не получается, и судьба, словно издеваясь, снова и снова бросает нас друг к другу. Позвонить и попросить приехать? Ведь это так просто. Можно даже не просить прощения – ты давно уже не ждешь этого от меня. А мне страшно от мысли, что я могу потерять тебя насовсем из-за своей же придури. Что, если однажды ты устанешь ждать? Послушаешь людей, которые тебя окружают и говорят тебе правильные слова. И однажды на мой звонок с просьбой приехать я получу в ответ категоричное «нет» или, что еще хуже – только бесконечные длинные гудки. Кажется, я совершенно не готов к такому, я уже слишком привык к тому, что есть, и думаю, что так будет всегда. Но чем старше я становлюсь, тем сильнее я боюсь, что могу потерять тебя совсем. Хотя, с другой стороны, вроде бы сам этого и добиваюсь… А, черт возьми! Какая разница? Почему я должен кого-то слушать, пусть даже это и мой ехидный внутренний голос? Почему я не могу просто взять и сделать то, чего мне сейчас хочется? Набираю номер и едва дожидаюсь ответа: – Алло. – Сережа, ты можешь приехать? – Когда? Сейчас? – Ну, если не сложно… – Вроде бы да. – Тогда приезжай. – Буду через полчаса, – говоришь ты и отключаешься. Вот и все. Достаточно сказать в трубку эти два слова «Сережа, приезжай!» и ты готов, не задавая лишних вопросов, мчаться ко мне откуда угодно. Я засекаю время. Сколько на самом деле времени тебе потребуется? Выйти на улицу, прогреть мотор, завести машину… ехать тут минут пять, ну, может десять… позвонить в дверь. На двадцатой минуте я иду на кухню и ставлю чайник. Выглядываю в окно и не ошибаюсь – серебристый «Амулет» появляется в поле зрения. Отхожу от окна – не хватало еще, чтобы ты заметил, что я так сильно жду тебя. Еще несколько минут и раздается звонок в дверь. Я стараюсь не волноваться и иду открывать дверь. – Приветы! Ты просто соскучился или случилось что? – с улыбкой спрашиваешь ты. Я сразу таю. Твоей улыбки и тихого голоса достаточно, чтобы я почувствовал, что этот мир все еще прочно стоит на своем месте. – Просто соскучился, – тихо отвечаю я и впускаю тебя в квартиру. Слышу щелчок из кухни, и пока ты снимаешь куртку, говорю – Ты приехал даже быстрее, чем за полчаса. Но это хорошо, чайник как раз вскипел. – Мне кофе, если можно. – Знаю… Мы перемещаемся на кухню, и какое-то время говорим о разной ерунде, вроде того, кто чем занимается, куда планируются гастроли и т.п. Я сижу, смотрю на тебя и думаю, чего мне хочется больше – вот так сидеть и смотреть на твою улыбку, теплый взгляд и слушать твой тихий голос или все-таки поцеловать, притянуть к себе, почувствовать твою близость. Наконец, я не выдерживаю. Протягиваю руку и кладу ее поверх твоей, осторожно погладив перед этим. – Сережка… – Что? – прерываешь ты свою речь. – Ничего, просто… я рад, что ты приехал. – Когда ты запомнишь, что я всегда найду для тебя время? – улыбаешься ты. – Тебе нужно только позвонить и сказать, что ты хочешь меня видеть, а я уж что-нибудь придумаю. – Наверное, никогда. Мне все время кажется, что ты поведешь себя иначе. Обидишься на мое поведение и перепады настроения. – Ты неисправим. – Угу… Ты перехватываешь мою руку, переворачиваешь ее ладонью вверх и осторожно проводишь пальцами. Я смущаюсь и опускаю глаза, успев увидеть, как твой взгляд становится заинтересованным. Еще через несколько минут мы оказываемся в спальне, ты с силой вжимаешь меня в кровать, а я поддаюсь тебе и отзываюсь стонами, даже не думая о том, чтобы перехватить лидерство. Сегодня мне просто хочется чувствовать, что ты сильнее меня, и если понадобится – обязательно защитишь.
Io: *** Бес/Сыч сталкерское, каноническое) В который раз это уже повторяется? - Не звони мне больше. Нам не о чем говорить, я сказал! - Сереж… - Нам не о чем… - Но… - Ты всегда стараешься сделать что-то назло, укусить побольнее, чтобы дольше помнилось… ты… Оправдываться бесполезно, можно только попытаться переключить Маврика на что-то другое, чтобы он окунулся с головой в новую тему, вылив порцию яда не на меня, а на источник нового мирового зла, и тогда , уставший и раскаявшийся, может быть, он буркнет… - Ладно… до скорого. Но так ведь не может продолжаться вечно. Мы не можем снова и снова проделывать этот путь… но проделываем же… я со злостью сжимаю трубку в руке. «Что за!» - чуть было не ругаюсь вслух. «Я не хочу больше так… мне тоже, знаешь ли, бывает больно…». Однако все эти слова повисают где-то там, в безвоздушной пустоте… почему? Почему, черт возьми, я?! Угораздило же меня спутаться с Рыжим Бесом… сам во всем виноват. Знал ведь на что иду. Сам, можно сказать, себе приговор подписывал, а что теперь? Захотелось легкой жизни… логичности захотелось? А вот хер! Еще совсем недавно в порыве сжигающей разум страсти мои пальцы цеплялись за мягкую обивку сидений его машины. Он запечатывал мои губы поцелуем… не было ничего чудеснее тех минут. Это было преступно. Легкомысленно и опасно, а оттого наслаждение было острее… нет, когда-нибудь такими темпами мы раздолбаем его несчастную машину… сегодня досталось приборной доске и немного рулевому колесу. Я уже молчу про сидение…. Какого черта? … Нет ответа. И ничего нет. А потом он уехал на гастроли. Уехал, чтобы не вернуться уже никогда. Из всех сведений, которые мне удалось выискать понять которые не самом деле соответствовали действительности было не возможно. Официальная версия гласила: Сергей Маврин погиб на территории особо охраняемого объекта Чернобыльской зоны отчуждения. Но разве можно было поверить в эту ересь, когда его брат, отправившись на поиски, вернулся живым и невредимым и все волнения, в связи с этой историей охватившие его родственников улеглись в мгновение ока. Значит, ему удалось что-то узнать, значит он был Там… значит… У Сережи было две тысячи причин, чтобы уйти, и, может, одна, чтобы остаться. Если бы он стал советоваться со мной, что бы я сказал? Ничего хорошего, полагаю. Лишь еще больше укрепив его уверенность в единственно правильном пути. Я не мог знать, как сложится судьба в дальнейшем, но я знал, что в один из дней мы обязательно встретимся. Но я не знал, что этот день наступит столь скоро… Мы шли навстречу, Все ускоряя шаг... Прошли насквозь, друг друга не узнав После спасения моего сына я отреставрировал свою экипировку и хотел, бросив все, ломануться обратно, но каждый раз я находил вескую причину, или обстоятельства находили меня. Я довольно долго скрывался за занавесью различных болезней, но бесконечно это продолжаться не могло. Я был на грани. Я не хотел отпускать его. Я был готов… ночь была особенно темной, ни Саши, ни Галины дома не было. Я занимался тем, что списывался с проводниками, полагая, что пришло время что-то решать. Мне не нужно было пояснять, почему Бес был здесь. Как преодолев это огромное расстояние, он материализовался на пороге моей квартиры, чтобы… - Ты ведь не останешься? Шепчу, поглаживая его по спине. Мне кажется, что он чувствует не все мои прикосновения. Рубцовая ткань от ожогов, шрамы от затянувшихся пулевых и ножевых ранений, на боку след от пилы псевдоплоти… я почти не вздрагиваю… успел увидеть и похуже.. - Не останусь, - Бес откликается эхом - Я так и знал… а еще догадывался, что ты заглянешь… - Я очень сильно скучал… мне… не хватало тебя… - Но ты не позволишь присоединиться? - Не позволю… наверное… я сам не знаю, с чем мне предстоит столкнуться… я не стал бы рисковать тобой. - Ты эгоист. - Да… - Иди ко мне Рыжий… - Я уже давно не рыжий… - усмехается он. - Какая разница? Мы целовались не торопясь, а Бес ласкался о мои ладони, точно приблудный пес… мне оставалось только улыбаться сквозь предательски выступившие слезы. Мне становилось душно от этих сладких случайно украденных минут. А потом Бес тряхнул седой шевелюрой, ставшей, кажется, заметно гуще и прошептал: - К черному сталкеру! Едем! Немедленно! Сейчас же! Бросай все и собирайся! Никаких документов, никаких денег на картах, никаких средств связи, понял? Мне не нужно повторять дважды. Коротко кивнув я выбираюсь из объятий Беса. Из сейфа в кабинете я достаю свой комбез и удобный рюкзак с разгрузками и всем необходимым. М16 модификацией А4 извлекается из футляра, туда же отправляются стандартные магазины на двадцать патронов, и несколько увеличенных – на тридцать штук. Кажется, я давно все для себя решил… Бес все еще колебался. Я понял по его глазам. Но… от принятых решений он никогда не отступал. Не отступил и теперь. Он кивнул, подхватил свой рюкзак и вышел в ночь. Я последовал за ним. Нам предстоял нелегкий путь, и я понятия не имел куда именно мы направляемся, но… какое это имело значение?
Салли МанЬякина: Такая слегка запоздала, слегка валентинка. Максимов/Стыров, за кадром, Маврин/Стыров, Маврин/Беркут. Краткий миг оттепели, дуновение весны в середине февраля. Стоит ли терять голову? Стоит ли совершать глупости, и начинать новую жизнь посреди размеренно устроенной старой? Артем Стыров стоит на автобусной остановке. Ветер треплет длинную прядь волос, выбившуюся из под вязаной шапочки. Он улыбается солнышку, и такому весеннему ветерку. По направлению к той же самой остановке, старательно глядя под ноги, идет Леня Максимов, в отличном настроении, улыбка расползается сама собой. И он не задумывается о том, как неверна оттепель, о краткости таких мгновений. Для него сейчас главное – не упасть на скользкой дороге, и дойти до места столь желанной встречи. А там – будь что будет. Стыров стоит, задумавшись, и грустно улыбается собственным мыслям. Леня подходит со спины, и, наклонившись к самому уху, тихо говорит: - Привет, Артем. Тот, в свою очередь, вздрогнул. И обернувшись: - Привет, Лень. Ну, нельзя же так пугать. - Извини, не думал что ты такой нервный. Вроде, репетиции сегодня не было. - Да иди ты, - толи в шутку, толи всерьез, обиделся Артем. -Ну, все, все, я больше не буду, - Леня шутливо поднимает руки, - пошли, я тут одну кафешку знаю, не на улице же мерзнуть. Артем коротко кивнул в ответ. Они идут, оскальзываясь на каждом шагу. Артем смотрит в основном под ноги, а Леня – на Артема, и светиться как начищенный пятак. В выбранной Леней для посиделок и разговора кафешке мест не оказывается. Они обходят еще пяток подобных заведений, и везде даже у стойки не пристроишься. - Вот черт, - Артем раздосадован до предела. В конце концов, Леня его вытащил, хотел поговорить, а тут черти что получается. - Я совсем забыл, что сегодня день Святого Валентина! – наигранно вздыхает Леня. - Мммдаа, похоже, нам придется, есть чебуреки у ларька, как двум командировочным. И взять какой-нибудь гадости в банках для задушевности разговора, – язвит Артем. Они снова выходят из очередного общепита. Но, вот в тихой подвальной пивнушке находится свободный столик в дальнем углу. Приятная полутьма, хорошее пиво. Артем перестает огрызаться на каждое Ленино слово. Вот он уже и улыбается, и разговор идет легко. Но, все же, гложет длинноволосого вокалиста сомнение. - Я тебе очень признателен, за пиво и сегодняшний вечер, но зачем? Ты хочешь меня с Сергеем помирить? Так это бесполезно, мы не ссорились. А с Беркутом у нас свои счеты, и отступаться, я опять-таки, не намерен. Ну, так что? Леня несколько секунд молча смотрит на пиво в кружке, собираясь с мыслями. - Мирить тебя с кем-то и во что-то лезть я как бы не собирался. Просто, ты мне, ну, симпатичнее, чем кто-либо еще, вот. Хотя, за последнее время, как-то стало тяжело. Я не знаю. Просто хотел провести этот вечер с тобой. Может как-то помочь. Ну, наверное, и все. Артем молчит, уткнувшись подбородком в сцепленные руки. Он все понимает, давно обратил внимание, на особое отношение басиста. На стремление побыть рядом, втянуть в какое-нибудь дурачество. И что ответить на такую откровенность? При всем плохом настроении, обижать Леню ему не хочется. Пауза затягивается. Они не смотрят друг на друга. Но, Леня не выдерживает первым. Протягивает руку, дотрагивается до сцепленных в замок пальцев Артема. Взгляд, глаза в глаза. Грустный, усталый взгляд Артема, которого снова подмораживает от разногласий с Сергеем. И горячий и открытый взгляд в сочетании с улыбкой до ушей – Леня. И вот уже Леня сжимает руку Артема в своей. - Не заморачивайся. Все будет отлично! Слушай, а давай рванем вместе в отпуск? Вот Константиныч свалит, и мы с тобой, а? Куда-нибудь к морю, летать на парапланах над водой, греется на пляже? Тебе надо отдохнуть, сто процентно надо. А хочешь, я Беркуту интерфейс отполирую? Артем улыбается, уже тепло и искренне. Заманчиво, подписать Леню на ощипывание Беркута. Но, он не станет впутывать басиста в свои, густо замешанные на ревности, заморочки. А насчет отпуска, стоит подумать. Не о том, что бы провести его с Леней, а вообще, о том, что надо отдохнуть. А может и с Леней? Почему нет? - Знаешь, Леня, ты делаешь такие заманчивые предложения, что очень хочется их принять. Но, я не отвечу прямо сейчас. Я должен подумать. А Беркута не трогай, не лезь в чужое дерьмо, сам не испачкаешься. Леня в ответ только улыбается. Из пивнушки они выбираются в обнимку. Болтают ни о чем, философствуют, и смотрят на едва видные с городских улиц звезды. И кто сказал, что это оттепель, вдруг ранняя весна?
Io: *** Бес/Сыч сталкерское, каноническое) Не знаю, был ли это рай, или это был мой персональный ад, или может, не то и не другое. Я пришел, вернулся в его квартиру… в ту самую на Мусы Джалиля, где не был лет, наверное, десять. Что я чувствовал? Ничего. Все было чужим. Куце и неуместно на мне смотрелись обтягивающие джинсы ветхие и затертые почти до дыр. Их его гардероба ничего не подошло. Я слишком изменился. Мои движение были грубыми и резкими, мне было тесно везде и не доставало манер. Там я много раз думал, что может я еще смог бы вернуться? Но здесь за периметром все было чужое и чуждое. Я не понимал, почему не могу выстрелить в уличного грабителя и дать в морду задиристому забулдыге, почему не могу вбить нож в горло гопстоперу, почему я должен терпеть и смиряться? Валера усадил меня на диван, он что-то рассказывал мне об изменениях происходивших все это время, но я не видел их. Я видел только пропасть, разделившую нас… эти два мира. Он пробыл в Зоне недолго, так может, не стоило снова вовлекать его снова. - … если тебе не сложно найди мне такое такси, которое довезет меня до места и где мне не будут задавать какие-то слишком уж неудобные вопросы. У меня по ходу нет гражданской одежды, я вовсе не рассчитывал, что окажусь здесь и… встречу тебя. - Ты не мог… не встретить… - Почему? - Исполнитель желаний. Золотой шар… разряжен. - В смысле? - Сегодня… разряжен… мной. Я улыбаюсь уголком рта, что я могу сказать? - Домашние не испугаются, если увидят меня в неподобающем виде? - Не должны. - Тогда ок. Я облачаюсь в привычный тельник и брюки от комбинезона. Сразу гора с плеч. Все же как много значит для человека привычный антураж. Я немного фоню по местным меркам, но по меркам Зоны все ништяк. Я не знаю что говорить. И нужно ли мне говорить хотя бы что-то. Мы оба стали другими. Мы не те, что до. Я пытаюсь вникнуть в Леркины проблемы, но не могу. Хабар, артефакты, ходки, оружие, бронник, Кордон, Сидорович, «Долг», «Свобода»… другие категории. Мы так далеки… На ночь я прошусь устроится на полу. - Я слишком отвык от комфорта, мне кажется, когда я ложусь на кровать и закрываю глаза, что я попал в аномалию, и жить мне остается недолго. Давай, чтобы я соседей криками не перебудил и стрелять не начал, не со зла, а потому, что рефлексы, я лучше сделаю, как считаю нужным. И тем не менее. Лерка останавливает меня, когда я пытаюсь заминировать ручку двери. Рефлексия… ничего больше. Он был Там. Он просто осторожно вставляет чеку на место. Убирает провод и изолетну. Укладывает меня на расстеленный спальник и ложиться рядом, уткнувшись мне в грудь. - Сейчас ты в безопасности, - шепчет он, - здесь нет врагов… Я киваю, целуя его в волосы, а он прижимается плотнее и касается моих губ своими. Легко и невесомо. - Не делай так… - выходит хрипло, потому, что дыхание уже перехватило, - я слишком давно не думал об этом и… не было времени, чтобы… я не хотел бы сделать тебе больно. - Ерунда… Я судорожно сглатываю. - Пойдешь… со мной… туда… где раньше никто и никогда не был? - Конечно, пойду… быть может, я ждал этого всю свою жизнь.
Io: Автор: Дядюшка Эдь Фэндом: Ария, Настоящие охотники за привидениями (кроссовер) Персонажи: Карелов/Маркин Рейтинг: NC-17 Жанры: Юмор, Фантастика, Мистика, AU Предупреждения: кинк Кажется, все, наконец, закончилось. Петр Михайлович сделал для нашей команды очень много, быть может, со следующего года мы сможем вполне легально работать с радиоактивными материалами. Хорошие новости! Чего уж там. Спенглер и Венкмен оставили нам свои протонные блоки, они уже были засвечены, и оставалось либо признать их нашей собственностью, либо заплатить очень и очень солидный штраф в казну. Коллеги выбрали первое. Нашу чердачную лабораторию внезапно укрупнили, мы получили еще четыреста квадратных метров. Раньше за стеной был склад каких-то древних компьютеров. Свершилось чудо, все это сдали в утиль, а нам наказали осваивать. Карелова выдвинули в деканат на прикладную физику, но долго упирался, но под напором Березина и Томилина все же дал согласие. Лидочка стала его личным секретарем. Еще у нас сменился ректор. Нас вызывали в министерство, наградили какими-то грамотами и медальками, которые запретили, кому бы то ни было показывать. Наверное, поэтому мы все повесили их на доску в лаборатории. Еще выдали премию, теперь нам есть, на что поехать летом на Урал. В России редко что - то меняется к лучшему, но, по крайней мере, у нас появилась надежда. Валерка жалуется на то, что от армейских берц устают ноги. Хорошо, что сегодня впервые за долгое очень долгое время не нужно никуда идти, и не нужно никуда бежать. Работы нет, ни в ВУЗе, ни в лаборатории. Я ставлю пластинку. Мне кажется, что этот звук наиболее правильно передает записи сороковых и пятидесятых годов. Думаю, не променял бы проигрыватель ни на один другой прибор для воспроизведения музыки. У меня не идут из головы слова Спенглера, сказанные наедине в моей родной 404 аудитории. Игон зашел попрощаться, поблагодарить за совместную работу, а мне нужно было просто очень срочно доделать проект для деканата. Он начал с общих фраз на английском, а затем перешел на русский, улучшившийся с момента начала общения с нами многократно. - Вы ведь с товарищем Кареловым состоите в близких отношениях, не так ли? - Нет, что вы… - отмахнулся я. По молодости лет нас нередко упрекали в нетрадиционных отношениях. Помню, на одном из студенческих капустников даже была такая шутка. Кто жена доцента Карелова? Наука и товарищ Маркин, но все это осталось так далеко за кадром… я бы даже сказал, за границей перспективы, что… Игон мягко улыбнулся: - Прошу прощения, что лезу не в свое дело. Просто, хотелось пожелать вам всего самого доброго. Вам не стоит ничего бояться. Все самое страшное уже позади. Поэтому… спасибо вам всем, и, я надеюсь, что в следующем году мы увидимся в Киеве на конгрессе. - Да, разумеется! Мы жмем друг другу руки, я провожаю Спенглера до дверей университета и напрочь забываю о проекте, о горящих сроках и обо всем остальном. Перед глазами геологические и разведывательные экспедиции. Покорения каких-то никому ненужных вершин, поиски проявлений в Смоленских лесах… мы с Кареловым проделывали все это либо вдвоем, либо в очень тесной компании единомышленников. Валера такой одухотворенный всегда рассказывает что-то интересное у костра. Иногда берет гитару в руки и поет негромко, почти мурлыкающе о мечтах и свершениях… мне всегда это нравилось… …мне всегда нравилось смотреть на то, как отблески костра рисуют причудливые узоры на его лице. На то, как он сосредоточен, как…. Неужели Спенглер был прав? Неужели за все эти годы Карелов сделался для меня кем-то большим, чем просто другом? Кем-то особенным? - Маркин, заснул? - А? Нет… все ок… Мы называем друг друга в основном по фамилиям, или по отчествам. Только изредка проскакивает это «Кость…» или «Валер…» а мне было бы приятнее, если бы он чаще называл меня по имени. Действительно… у каждого свой Отортен… я прекрасно помню, как Валера согревал меня в самую холодную ночь. - Ты чай будешь? - Да, конечно, Лер… - я пробую на вкус это уменьшительно-ласкательное имя. Я говорю так очень редко, почти никогда, поэтому на этот раз «выпадает» Карелов. Правда, он довольно быстро находит новую тему для разговора. - После моего назначения многие студенты заинтересовались нашей, так сказать, второй профессией, что думаешь? Будем набирать молодежь? - Это как золото мыть… в Нелидове я уверен, в остальных – нет. - У меня есть талантливый мальчик Леша Мальков, он из какой-то глубинки, но полагаю, у него большое будущее. - Отлично, осталось стребовать новых членов секты с Алика, Березина и Томилина и можно стричься… - Да, я как-то уже, признаться, и так привык. Мы пьем чай, обсуждаем наши приключения и встречу со Спенглером и Венкменом. Интересно, возможно ли было что-то подобное при других обстоятельствах? Но у нас нет полумер. Если ППЦ, так уж полный с помпой, со спецэффектами и иностранными интервентами. - Я тут вот что подумал, нужно связаться с местными в Екатеринбурге и исследовать тот холм в Основинском парке, мне кажется, что там может скрываться еще какое-то проявление или то, что открыло дорогу нашему небольшому приключению. - Это мысль, - улыбаюсь я, и, видя, что Карелов уже загорелся новой идеей и строит планы любуюсь им. Мне можно… он не заметит… и, действительно, какая разница? Все, как в термодинамике. Положительной считают работу, совершаемую системой, когда она отдает энергию, а отрицательной — работу, совершаемую над системой, когда она получает энергию. Мы все термодинамические системы, макроскопические тела, состоящие из огромного числа частиц…. - Костя, о чем ты думаешь? Ты себя сегодня хорошо чувствуешь? - Не знаю… «Он назвал меня по имени…» «Термодинамическое правило знаков для теплоты» - положительной считают теплоту, получаемую системой, а отрицательной - теплоту, отдаваемую системой. - Лер… - Что? - Ты… испытывал необходимость когда-нибудь иметь отрицательный знак для теплоты в своей термодинамической системы? Карелов посмотрел на меня удивленно, но он был слишком умен, чтобы не понять, что я подразумеваю под этой метафорой. - Костя… послушай… законами физики нельзя регламентировать человеческие отношения, потому, что… Договорить Карелову я не дал. Я обнял его неуклюже и как-то уж очень по-бабски, точно желал повиснуть на его шее. Понимая это, Валера подстраховал, таким образом и я оказался в кольце его рук. В «термохимическом правиле знаков для теплоты» положительной считают теплоту, отдаваемую системой, а отрицательной — теплоту, получаемую системой. Наши губы встретились. Мне очень хотелось получить немного теплоты прямо сейчас. Глаза Карелова были открыты. Это я точно знаю. Несмотря на то, что я не смог досмотреть своеобразный эксперимент до конца. С любопытством исследователя он ответил на мой поцелуй, отмечая мои реакции, учащающийся пульс, потоотделение и боязнь разомкнуть объятия. Валера был методичен, придерживался неких правил, почерпнутых черт знает в каком веке, но… ему это до дрожи в коленях шло. Он углублял поцелуй, заставляя меня тихонько постанывать, цепляясь за его плечи. - Костя, ты это все серьезно? - чуть касаясь моей шеи, спросил Валера. - Да, - сумел выдохнуть я. Карелов точно что-то решал для себя. Будто раскладывал алгоритм «стоит или не стоит продолжать?», прикидывая последствия «что будет потом?». Все эти «расчёты» едва ли заняли у него больше трех секунд, но это были самые долгие три секунды в каких бы то ни было из моих отношений. Все-таки у него была стальная выдержка. Я понял, насколько угадал только, когда почувствовал, как подрагивают его кончики пальцем, когда Валера погладил меня по спине. Я подался вперед, прижимаясь к нему, стаскивая его футболку вместе с водолазкой, жадно целуя кожу, которая, казалось, не знала солнца под всеми этими слоями одежды. Все очень просто, с лета прошло слишком много времени, а на заграничные курорты Карелов не ездил. В общем, он был не склонен к загару, но… в моих глазах это делало его только привлекательнее. Наверное, сейчас, даже если бы он попросил меня, я едва ли смог бы остановится. Все тайные желания и скрытые помыслы вырвались на поверхность. Прав что ли был дядюшка Фрейд? Не знаю, к черту, не хочу думать об этом. Хочу, чтобы Леркины поцелуи не заканчивались, хочу, чтобы он плотнее прижимал меня к себе, чтобы одаривал ласками снова и снова… Интересно у него был кто-то? Не обязательно мужчина? Вообще Карелов когда-либо состоял в каких-либо отношениях? Я никогда не слышал от него рассказов подобного рода… но не смотря ни на что его прикосновения дарили мне гораздо больше приятных моментов, чем все те редкие интимные встречи с представительницами прекрасной половины человечества. Может дело в том, что они были моими студентками (почти все), или в том, что я воспринимал их только, как средство удовлетворения собственных потребностей? Может, просто стоило найти себе женщину своего возраста, чтобы… ах, Валерка… Поток мыслей мгновенно прервался, когда я понял, что абсолютно обнажен. Что влажно целую шею Карелова, а он ласкает рукой мой член, наклоняясь все ниже, чтобы получить свою порцию ласк; раскрасневшийся, незнакомый, встрёпанный нависает надо мной и негромко стонет… я не знаю, как мне удалось сдержаться и не укусить его за плечо до крови в этот момент. Но Карелов, кажется, даже в интимных вопросах останется собой, поскольку, как бы не был затуманен его разум, но действует он мягче и поступательнее, чем я. Мне хочется прикоснуться к нему везде, поцеловать его пальцы, ощутить его всей кожей… но, толкаясь в его руку, кажется, я совершенно забыл о том, что хотел, поскольку все мое восприятие сузилось до этих простых и таких желанных движений. На какой-то момент Валера прервался, за что был удостоен моим протестующим стоном, но, то ли он предполагал подобное развитие событий, то ли я чего-то не знал о своем лучшем друге. (В праве ли я еще называть его так?). Его рука скользила легче, поскольку, Карелов использовал смазку… «Предусмотрителен, как всегда…»… когда его пальцы скользнули ниже, я не имел ничего против… кто-то, должен был сегодня быть в подчиненном положении, почему бы не я? Лера может не решиться…. Я чувствовал, что его рука все еще продолжает несильно сжимать мой член, когда его пальцы осторожно толкнулись внутрь… я метался между его руками, силясь понять как такое вообще возможно… Карелов целовал меня, совершенно лишая воли и остатков разума, его сильные пальцы умело надавливали на чувствительные точки на пояснице… стоп… а… что сейчас так мягко и пружиняще сдавливало мой член и несильно, но настойчиво растягивало непривычный к подобным ласкам сфинктер? - Сс-ука… - простонал я, уже ничего не контролируя, включая свое тело и аналитическое мышление. Как можно использовать эктоплазму класса эмпатических положительного спектра ТАКИМ образом? Он просто настроил эти псевдоклетки таким образом, что, питаясь нашими положительными эмоциями, они воспринимали его мозговые волны, как руководство к действию и… я это ему еще припомню… - Ты хочешь, чтобы я остановил это? – спрашивает меня этот мерзкий садист, а я еще считал его своим лучшим другом! - Нет! – хриплю, хватая воздух ртом. Но Карелов, видимо, просчитал все и не один раз, возможно, опробовал что-то сам… и теперь, когда он вошел в меня я не испытывал практически никакого дискомфорта… эктоплазматический субстрат направлял его движения не хуже управляемого кондома, так, что каждое его движение бедрами заставляло меня стонать и умолять его ускориться. А я перед тем, как испытать головокружительный оргазм успел подумать, какой странной была бы реклама этого средства, задумайся Валера о патентовании сомнительного изобретения. - Ты, что давно это планировал? – вяло спросил я, когда ко мне вернулась способность не только кусаться, постанывать и пытаться трясущимися от напряжения пальцами, оторвать от спины Карелова кусочек плоти. - Нет… - почти спокойно ответил он, - просто обнаружив такой забавный эффект решил, что это не худшее применение… - А эта хрень… она… ну… - Не переживай, она крайне не стабильна. Жизненный цикл пара часов. - Меня сейчас стошнит… - Шучу… скорее всего оно уже не активно… - «Скорее всего»?! Карелов рассмеялся. - Не переживай, я протестировал все на себе. - Это-то меня и беспокоит… Валера накрыл мои губы своими… похоже это снимало все насущные вопросы на данный момент… а потом… потом нужно принять душ, обязательно поесть и накормить кота. это продолжение вот этого вот: http://ficbook.net/readfic/736744
Susя: Звонки, которых не было Экспромт пятнадцати минут - Здравствуй, Рыжик! Здравствуй, солныш! Мне в окошко лето дышит. Где ты бродишь там, зверёныш? По тебе скучаю. Слышишь? Как твоя нога?.. Откуда? Мне сказала Маргарита: "Это ж вовсе не простуда! Рыжих лисок берегите!" - Здравствуй, Лерка, Здравствуй, милый. Я соскучился, конечно. Приходи на чай с малиной И пускать дымок колечком. Ты не куришь? Вот досада, Что ж, придётся целоваться... То есть... я хотел сказать... ну ладно. Нам почаще бы встречаться?..
Maine Coon: Когда ты уезжаешь на гастроли – я всегда скучаю. Твои туры не бывают короткими, и ты пропадаешь сразу на месяц, а то и больше. Мне не хватает наших разговоров, твоего голоса в телефонной трубке. Пусть даже редко случается так, что у меня после таких разговоров не портится настроение… все равно. Я привык. Говорят, что ты вампир. Наверное, что-то в этом есть, Наверное, поэтому я, несмотря на боль, которую ты мне причиняешь, снова и снова жду твоего звонка. Такая странная форма мазохизма. Мы редко видимся. Пожалуй, даже очень редко, и особо не стремимся делать это чаще. Зато когда ты звонишь, мы можем говорить по телефону по часу, а то и дольше. Стараемся не говорить о работе, но получается не всегда – и тогда у меня обязательно портится настроение, и я чувствую, как тяжело дается беседа с тобой. Да, несмотря на то, что прошло уже немало лет, мы по-прежнему не можем снова начать понимать друг друга в этом плане, и эта тема непростая для нас обоих. Зато мы можем говорить обо всем на свете – от того, какую я прочитал книгу, и кто какие видел фильмы до обсуждения политики. От твоего рассказа о внучке до моих жалоб на младшего брата... Когда мы встречаемся в реале, мы почти не разговариваем. Иногда из-за того, что наши отношения и впрямь несколько натянутые, иногда из-за того, что нам просто не до того, чтобы вести светские беседы. По телефону почему-то получается проще. Наверное, все дело в том, что я не вижу тебя, твоей усмешки, изменения выражения лица. Я многое могу угадать по интонациям, могу себе представить… но зачем? Обычно ты звонишь на мобильный, и я могу в зависимости от ситуации остаться сидеть где сидел или уйти в более уединенное место, прячась от встревоженных взглядов – ведь это снова ты будешь выносить мне мозг и отнимать все силы. Но иногда – не знаю, как ты вычисляешь моменты, когда дома, кроме меня, только родители – ты звонишь на домашний. – Сережа, тебя! – кричит из прихожей мама, и я топаю к городскому телефону, чтобы, глядя на свое отражение в темном зеркале, негромко говорить тебе о том, что меня тревожит. В полумраке коридора почти пустой квартиры это получается на удивление легко. Как будто не было всех этих лет, ссор и обид, и мы еще молодые и можем говорить всю ночь до утра… Сейчас мы уехали на гастроли одновременно. Но если я вернусь через несколько дней, то тебя не будет еще неделю, а когда вернешься – будет не до того, у нас обоих подготовка к московским концертам, репетиции, а потом ты уедешь опять, чтобы вернуться еще через две-три недели. Да, я скучаю. Стоило мне осознать, что нас раскидало по разным уголкам нашей бескрайней Родины, как я тут же начал скучать по тебе и твоему голосу в телефонной трубке, который, вероятно, замолчал для меня на целый месяц. Я привычно лежу на верхней полке в купе несущегося из города в город поезда и пустым взглядом смотрю в книгу. Попытка читать провалилась – мысли убегают куда-то далеко, если точнее – к тебе. Главное, не показать сейчас этого. Благо, остальные в нашем купе тоже либо читают, либо дремлют, и слышно, как за стенкой, в соседнем купе, товарищи по группе традиционно собираются что-то выпить. Я лежу и думаю о тебе, о том, как скомкано и нехорошо закончился наш последний разговор. О том, что мы очень давно не виделись, кажется, с начала декабря, да и тогда тоже все прошло, мягко говоря, не очень хорошо. А сейчас у нас нет ни объективного повода для того, чтобы встретиться, ни времени для этого. Я мог бы позвонить тебе сам, наверное, да только на гастролях я никогда не остаюсь один – всегда на виду, всегда кто-то рядом, потому приходится терпеть, хотя я на самом деле скучаю. Быстро взглянув по сторонам, я убеждаюсь, что до меня никому нет дела, и тихонько достаю телефон. Нет, конечно, я не собираюсь звонить. Переключив телефон на беззвучный режим, я тихонько набираю sms. «Привет, Валер. Я скучаю.» И тут же, вдогонку, уточнение: «Не звони» Ответ приходит на удивление быстро. «По мне?» «По тебе и нашим разговорам» «Ты же опять расстроился в прошлый раз» «Ну и что?» «Ничего. Ты сейчас где?» «В поезде. На гастроли еду» «Я тоже. Надолго?» «На три дня» «Мы дольше…» «Знаю…» Повисает пауза, ответа нет дольше, чем на все предыдущие сообщения. Решил, что разговор окончен или думает? Скорее всего, первое…. А нет, телефон отобразил, что пришло очередное сообщение. «Ладно. Давай встретимся, когда я вернусь. Обещаю, что найду для тебя время» Тут приходит моя очередь немного поупираться. Конечно, я рад, но без этого никак. Это давно стало своеобразным ритуалом. «Но у меня концерт скоро, репетиций много» «У меня тоже. И что?» «Ничего. Придумаю что-нибудь» «Значит, договорились. До встречи» «Ага… Спокойной ночи, Лер» …в ответ прилетает только смайлик. Ты вообще очень редко ставишь смайлики, наверное, сказывается твое нежелание активно пользоваться Интернетом. Поэтому я позволяю себе считать, что в такие моменты ты действительно улыбаешься, а не просто думаешь об этом. Я тоже улыбаюсь и стираю всю переписку. Конечно, это не замена реальному общению и даже не замена разговору по телефону. Но все равно – хоть что-то. К тому же ты был на удивление словоохотлив и не пытался свернуть разговор после двух-трех фраз. Буду думать, что ты тоже соскучился. Стараясь не улыбаться слишком заметно, я прячу телефон и направляю взгляд в книгу. Мы встретимся. Обязательно. Ты обещал. В конце концов, могу я просто соскучиться?
Susя: Великой Пустыне Кто угадает пейринг, тот молодец Огонь горит ровно. Божественный пёс по ту сторону костра молча смотрит на перебегающие искры. В котелке вскипает молоко – начало начал, как Великий Океан, старший брат Пустыни. - Ты слышишь, как ревёт Ветер? Это зима. Зима пришла в Великую Пустыню. Тонкие стружки масла выползают из-под моего ножа и падают в котелок. На поверхности молока расплываются капли, блестящие, как молодые почки на иссохших ветвях. - Слышишь, как гудят деревья? Так звучит весна, короткая, весёлая и яростная. Я крошу в молоко плитку чая. Зелёные стебельки кружатся в маленьких водоворотах, как стволы деревьев, вырванных взбунтовавшейся рекой. - Слышишь, как воет вода? Вода – жизнь. И вода – смерть. Это лето – полное жизни и смерти одновременно. В котелок падают жёлтые пахучие зёрна, искристые крупинки соли и сахара – редкого гостя в наших краях. - Слышишь, как шуршит сухая трава? Это осень – время урожаев, слёз и новых обещаний. Чай готов, и рыжий пёс вслед за мной выходит из юрты, жмуря лживые зелёные глаза. Я глажу его жёсткий загривок, и Божественная собака, болтливый Койот, начинает свою песню: The Desert… It’s never the same. The Desert is always The Desert. Бесконечный Ветер, сын Пустыни, вторит ему и швыряет редкие снежинки мне в лицо. Мы стоим так долго – целый год по времени людей и несколько часов времени Пустыни. Всё повторяется – оно неотвратимо и каждый раз прекрасно. Голос Койота сплетается с голосом Ветра – дети Пустыни, мои братья, поют для меня. - Хватит, болтливая собака, чай остынет, - я снова глажу жёсткую шерсть и целую пса в крутой лоб. Ровной струйкой льётся через край котелка чай, белыми ручейками стекает по бокам чаши. Первую чашу – Матери-Пустыне, в жёлтый песок. Благословенна будь, дающая тепло. Вторую чашу – Отцу-Небу, подателю живительного дождя. Благословенен будь, дающий влагу. Третью чашу – брату-Ветру, сыну Неба и Пустыни, не дающему покоя, двигающему барханы и прокладывающему дороги. Благословенен будь, Ищущий и Смотрящий. Четвёртую чашу я оставляю для себя, Хранителя равновесия, и брат мой воет среди барханов: «Благословенен будь, Оберегающий!». Пятая чаша остаётся для помощника, Пса-Бога с пыльной рыжей шкурой, и тот радостно лакает чай. Капельки повисают на жёстких коротких усах, и Койот с удовольствием облизывается. А я достаю шило, нитки и нож и берусь за работу. У меня много дел, значит, этот год для гостей Пустыни будет спокойным. Горячий зверь кладёт голову мне на колени, прижимается к бедру и затихает. За стеной юрты воет Ветер, но огонь горит ровно.
Susя: Жди меня, и я вернусь. Здравствуйте, уважаемая программа «Жди меня»! Пишу вам, потому что вы – моя последняя надежда. Помогите мне найти Валерия Александровича Кипелова, прошу вас. Никто другой не сможет мне помочь. Потеряла я его не так давно – ещё в 2005 году мы вместе праздновали его день рождения. А потом… потом что-то изменилось. Он стал реже общаться со мной, не приходил ночевать. Но в те дни он ещё возвращался, объяснялся, старался быть ласковей со мной, договаривался… Совсем недавно я окончательно потеряла его. Он просто исчез. Не звонит, не пишет. Не помнит. Сменил телефон. Сменил замки. Я не могу достучаться до него, а он мне так дорог. Он мне не чужой, и я ему не чужая. Помогите. Прошу вас. С уважением, Совесть Кипелова. 12 ноября 2010 года. P.S. Спасибо! Спасибо вам огромное! Он вернулся! Сегодняшний день – 1 марта 2011 года – я впишу в свой календарь красным цветом! Я так счастлива!
Susя: Боги других миров Луна светит прямо в окно, и я не могу спать. Комната залита серебристо-белым светом, который я видел разве что на старых концертниках Артура, ещё времён «Автографа». Луна светит в окно, и твой спокойный профиль залит светом. Говорят, это дурной знак. А ты спишь и не знаешь. Или наоборот, знаешь? Иногда мне кажется, что ты знаешь всё – неизвестно, откуда. Интуиция? Тайные знания? Оттуда же, откуда ты сам? В самом деле – откуда ты такой? Ты не такой, как мы. Ты сильнее и умнее нас. Тебя тяготит это тело – ходишь, косолапя, путаешься в ногах, иногда цепляешься за углы и косяки, на концерте тебя болтает туда-сюда. Только никто не видит, верно? Ну, как «никто». Кто под пивко скользит взглядом по стареющей оболочке – те смеются и говорят: «Дядька круто жарит, да уже не тот». Кто чувствует тебя – те знают, что ты всегда «тот», каким бы ни был, да и не дядька ты им никакой, а божество других миров, которое говорит на ином языке. Когда твои пальцы, неожиданно ловкие для такого непослушного тела, бегают по грифу – имеющие слух да услышат. А слышащим уже не надо смотреть, чтобы знать, что твоё нездешнее, послушное и быстрое тело мечется по сцене, порхает, пляшет, искрится, звенит. Не от струн звук и не от мониторов – от тебя. И всё, что вокруг тебя – волшебство. Когда я стою с тобой на сцене, я тоже – божество. Все, кто рядом с тобой – боги, боги других миров, говорящие с этим миром чудными звуками. Сами они – боги-звуки, боги-мелодии. И в горящих глазах у своих ног я читаю ту же музыку – пронизывающую свет и тьму. Имя им – легион, и вместе мы – столб музыки, который ты закручиваешь вокруг себя. Но это кончается, всегда кончается. Твоё маленькое тело не в состоянии выдерживать это долго – и ты сам улетаешь куда-то, а ты не-ты спишь рядом со мной. А я – теперь ограниченный, почти бездарный, потухший, саркастичный, напуганный и озлобленный – начинаю молиться. - Уходи! Останься там, где ты сейчас, не возвращайся. Как тебя зовут на самом деле – не знаю, но ты услышишь и так, Алик, уходи! Что тебя держит здесь? Уходи, тебя здесь уже никто не хочет понимать, ты бог не этого мира, твои слова падают в пустоту. От тебя хотят формата, соответствия рамкам, ты не выдержишь этого, я знаю. Пожалуйста, уходи! Вернись на родину, брось это тело. Здесь поплачут и успокоятся, а ты будешь свободен и счастлив. Если тебе не жаль себя, своих напрасных усилий – пожалей хотя бы меня! Я не могу… я не хочу за тебя бояться, я устал. Ты вздрагиваешь во сне, и я вздрагиваю, мгновенно устыдившись своего малодушия. - Прости… прости меня. Я никогда не буду таким же сильным, как ты. Прости меня, я не верю во всякое всепрощение и прочий рай, но ты – ты можешь всё. Прости меня, освободи меня! Я боюсь не удержать тебя, не уберечь – избавь меня! Ты ещё раз вздрагиваешь и просыпаешься, недовольно и сонно глядя на огромную луну прямо за окном. От досады и облегчения у меня пылает лицо. Хорошо, что в полутьме не видно. - Надо было шторы задвинуть, спать невозможно. Ты встаёшь, зевая в кулак, и сдвигаешь шторы, оставив узкую полоску голубовато-белого света – от окна до соседней стены, мимо изножья кровати. Вот и славно, вот и хорошо. Моего смущённого лица не видно. Ты ложишься, отбираешь половину одеяла и снова засыпаешь, а я лежу рядом и думаю, что ты опять разгадал меня. В голову невольно приходят слова из твоей песни (или песни твоей группы? неважно, не так ли?), и я повторяю их вполголоса: - Смертный грех – жизнь уничтожить… Боже, то не твоя вина. Ты неожиданно обнимаешь меня за шею и опрокидываешь на себя: - На луну выть хочется? Спи давай. А то ещё лунатить пойдёшь. Подо мной часто, но ровно бьётся твоё сердце, и я понемногу успокаиваюсь. Не сейчас, малодушная ты скотина, не сейчас. Попозже. Видимо, время ещё не пришло. Да, время ещё не пришло, и это зависит не от меня. Правда? - Побудешь со мной ещё немного? – сквозь поцелуй прошу я в твоё острое плечо. И слышу тихий ответ: - Да, Володь.
полная версия страницы